Междуглавие 18. Мрачные перспективы

В книжной подсобке было кисло. Тут не было наглых ярких книжонок, не было Наместника — но и читателей не наблюдалось.

— Может, оно и к лучшему, — спокойно говорил Толстой, — может, оно и правильно. Мы уйдем, на наше место придут другие. И они будут добрее. Мудрее.

Ответом ему была угрюмая тишина.

— Я так виноват перед детьми, — вздохнул Толстой.

— Почему? — тихо спросил Пушкин.

— Я не для них писал. Я б в шестнадцать лет «Войну и мир» не осилил. Да и зачем?

— Не знаю, — вздохнул Пушкин. — Я, кстати, тоже не просил делать меня солнцем русской поэзии. И мне, конечно приятно, что они помнят меня наизусть, но что они понимают… Эх… Я недавно в учебник заглянул, чуть с ума не сошел. Это они про меня? Про мои стихи? Знал бы, не написал бы ничего…

— Не надо про учебники, — застонал большой толстый том, — «Катерина и Кабаниха – их контрастное сопоставление в системе персонажей имеет определяющее значение для понимания смысла пьесы». Где они этого набрались? Вроде бы и по-русски, только ни слова не понятно! Я-то радовался, когда Добролюбов статью написал, думал, во так мудрый человек про мою Катерину говорит. Мол, луч света. В темном царстве. Если б я знал, сколько сочинений про это напишут… Я бы… Я бы… Да я бы в ногах у него валялся, я бы ноги ему слезами мыл, чтоб он сжег свою статью и никому ее не показывал!

Островский всхлипнул. Классики отвели глаза. Неприятно смотреть, как плачет такая большая и солидная книга. Несколько минут Островский боролся со своими чувствами, а потом тихонько добавил.

— Вот Гоголь — он молодец. Сжег второй том, и дело с концом.

— Если бы с концом… — горько пробормотал Гоголь, и никто не смог его утешить.

— Я бы сейчас тоже все сжег, — сказал Достоевский, — я писал, потому что жить нужно было. Я не собирался «выражать гуманистические идеалы вопросов общественной жизни своего времени в традициях реалистического искусства, созданных Пушкиным и Гоголем».

— Что? — взвился Пушкин. — Хоть ты от меня отстань, без тебя тошно…

— Лучше умереть с голоду, — гордо сказал Достоевский, — чем такое про себя читать.

— Один хороший человек сказал, что рукописи не горят, — произнес Гоголь, — так что мало сжечь…

— А что, что надо делать? — поинтересовался Островский.

— А не надо писать галиматью всякую! — неожиданно громко заявил Гоголь. — Я сжег второй том! Сжег! Потому что это была халтура! И сейчас жалею, что еще кой-чего не сжег… Только надо было молчать, надо было молчать, не надо было никому про этот том рассказывать!

— Не вини себя, — мягко сказал Толстой, — твои «Мертвые души» — это как флаг, но дело не в них. Ты же видишь, что в библиотеке творится? И я думаю, что не только в библиотеке, но и в магазинах. Такими «Мертвыми душами» все склады завалены.

— Да кто это такие, эти «Мертвые души»? — спросил «Маленький принц».

— Ты еще не понял? — грустно спросил Толстой. — Мертвые души — это книги-призраки. Книги, которые никогда не должны были увидеть свет.

— И что теперь будет? — тихо спросил Принц.

— Мы все умрем, — спокойно сказал Толстой. — Миром будут править Мертвые души.

— Ах! — пронеслось по книжным полкам.

— Но вы не переживайте, править они будут недолго. Они довольно быстро убьют и себя и людей.

И в подсобке стало совсем тихо. Как в склепе.

Глава 19. Холивар

Всю ночь Елена Степановна ворочалась. Как назло, ей стали приходить в голову меткие и остроумные ответы на все выпады в адрес Николая Васильевича. Она даже пожалела, что у нее дома нет компьютера с интернетом.

Ну как можно было назвать «Миргород» — «тоской зеленой»? У кого могла родиться мысль, что «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» — «ни о чем»?! Она же… Она же обо всем! О жизни! Это же вокруг нас каждый день происходит, только мы не замечаем, а Гоголь заметил!

Этот довод Елене Степановне настолько понравился, что она включила ночник и записала в блокноте. И еще добавила пару строк, что из «Шинели» вышла вся русская литература — но потом вычеркнула. Наверняка же загуглят и навесят клеймо «Боян». А у нее и так уже два предупреждения от модератора.

«Надо как-то держаться, — подумала она, — и не называть этих болванов и пустомель болванами и пустомелями».

Она уже хотела выключить ночник, когда взгляд упал на книжку на тумбочке. Это был Тынянов, «Подпоручик Киже». Елена Степановна каждый вечер читала что-нибудь из классики.

Раньше.

Пока ее не втянули в «холивар».

Елена Степановна поначалу решила, что это неправильное написание «боливара» (как там, у Пушкина: «Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар»), но это оказалась калька с английского — holy war, священная война.

Она почувствовала вину и открыла книжку. Механически пробежала глазами одну страницу, потом вторую… и с ужасом поняла, что слова не попадают в голову. Вместо знакомого текста мысли оккупировали фразы врагов по холивару.

И ее собственные ответы.

И варианты ответов, которые нужно было написать, чтобы еще больнее ударить по этим упырям!

И выпады, которые следовало совершить завтра сразу с утра, потому что хватит оправдываться, пора самой нападать!

Она и не заметила, как переместилась из реальности в сон. Вроде бы все так же продолжала лежать в кровати, и Тынянов грел руки, и ночник горел — но по углам зашевелились призраки. Елена Степановна их не испугалась, потому что это были всего лишь интернет-тролли. Их надо было просто банить.

Книга в руках превратилась в большую колотушку. Елена Степановна взмахнула ею раз, другой, третий — и с каждым взмахом лохматый тролль с беззвучным визгом отлетал назад в темноту.

— Банн! Банн! Банн! — гудела колотушка.

«Стоп, — подумала Елена Степановна, — как же я их баню? Я же не модератор!»

И тут же оказалось, что банит не она, а щеголеватый поручик Киже в парадном гвардейском мундире. Он действовал еще решительнее и вместо колотушки использовал огромную саблю. Киже почти победил троллей, когда из окна показалось нечто дремуче-волосатое.

— Меня не зарубишь! — сказало оно. — Я и так мертвое.

Елена Степановна поняла, что это второй том «Мертвых душ», и вот тут испугалась по-настоящему.

— У Николая Васильевича, — сказало чудовище, — есть только одно приличное произведение… из опубликованного. Это «Выбранные места из переписки с друзьями»!

Бравый поручик взмахнул саблей — и она рассыпалась тысячью осколков. Он бросился врукопашную, но Мертвые души усмехнулись:

— Ты-то куда лезешь? Тебя-то и нет совсем! Перечитал бы себя, что ли?

Елена Степановна с нарастающим ужасом поняла, что монстр прав. Киже — всего лишь ошибка писаря. И никакого Киже действительно нет.

Осмелевшие недобитые тролли снова полезли изо всех углов, и самый наглый вцепился ей в руку.

Елена Степановна вскрикнула и проснулась. Левая рука зудела.

«Отлежала, — поняла старушка, — вот и приснилась какая-то чертовщина».

Утром она уже была совершенно уверена, что ее глупый сон ничего не значит. Почти не позавтракав, Елена Степановна ринулась в библиотеку, чтобы поскорее включить компьютер и переписать с бумажки в блог свои гениальные аргументы.

Она надеялась быть сегодня первой, но кто-то под ником MD2 опередил ее.

Он написал:

«У Николая Васильевича есть только одно приличное произведение из опубликованного. Это "Выбранные места из переписки с друзьями"».

У Елены Степановны снова заныла левая рука.

Междуглавие 19. Не позволим!

— Наконец! — Наместник выдержал паузу. — Наконец мы избавились от этих смутьянов, которые мешали нам воспитывать подрастающее поколения в традициях, которые нам завещали Пу… э-э-э… издревле! Исконный порядок и стабильность отныне воцарятся в нашей цитадели нравственности и духовности!

«Попугайчики» слушали в оцепенении. После второго часа лекции они впали в блаженный транс.

— В соответствии с указаниями великого Императора, — голос лектора дрогнул от значительности, — мы должны всемерно и плодотворно оказывать полное воздействие на неокрепшие умы людей в целях их воспитания в духе высокоморального патриотизма и кристально светлой духовности!

Он выдержал театральную паузу. И зря — откуда-то из нижних полок донеслось отчетливое похрапывание.

— Не спать! — гаркнул Наместник голосом, которого сам от себя не ожидал.

Слушатели вздрогнули.

— А теперь я бы хотел выслушать доклады об успехах! — деловито закончил Наместник.

— Бабка готова, — наперебой докладывали разбуженные книжки, — рыжая готова, пацан ушел.

— А ребенок?

— Мелкая пока не поддается, но мы над этим работаем. Да что она нам сделает, малая же?

— Вы недооцениваете роль гармоничного воспитания личности подрастающего поколения юных! — завел шарманку Наместник.

«Сейчас по новой начнет!» — хором подумали «попугайчики» и дружно принялись убеждать начальника:

— Все будет в порядке! И до нее доберемся! Никуда не денется!

Только тоненькая книжка, на обложке которой красовался состоящий из глаз и ушей заяц, пробурчала под нос:

— Легко сказать убрать… Куда ее уберешь? Она от нас шарахается. Вцепилась вчера в какое-то… это… короче, там автор со странной фамилией, не запомнишь. То ли Пар, то ли Кар…

— Вот-вот! — возмутился Наместник. — Послеталось воронье! Со странными фамилиями! Что тут вообще еще делают книги со странными фамилиями? Мы не позволим нашим детям читать не нашу… эту… как ее…

— Литературу? — услужливо подсказали сбоку.

— Да, вот это самое читать не позволим! Россия для русских! Ура!

— Ура! — бодро пронеслось по книжным рядам.

Глава 20. Разброд и шатания

Ник стоял на школьном крыльце и важно раздавал «сотки» всем, кто неделю назад вложил деньги в его проект.

Первым делом он рассчитался с Лешим. На глазах у всех отдал ему тысячу рублей, которые был должен с прошлого года и еще сотку добавил сверху.

— Что, правда, отдаешь? Больной ты! — Леший страдальчески провожал глазами каждую денежную бумажку, исчезающую не в его руках.

— А если я тебе сейчас сотку дам, ты мне что, потом двести отдашь? — ехидно спросил маленький юркий пятиклассник.

— Отдам, — спокойно сказал Никита.

— А если я дам двести?

— Отдам четыреста!

— А если штуку?

— Отдам две.

Пятиклассник застыл с открытым ртом, пошевелил губами и вытащил из кармана мятую тысячную купюру.

— На!

— Ты что, дурак! — зашикали на него одноклассники, — Не отдаст же!

— Спокойно! — сказал Никита. — Все отдам! Кто еще готов удвоить свои деньги?

К нему нерешительно потянулись несколько человек, но тысяча осталась самым крупным вкладом этого дня.

***

Кира шла на работу, мечтала, смотрела по сторонам.

«Конечно, я этого достойна, — думала она, — чтобы он говорил мне, что любит меня! Чтоб ходить, держась за руки и смотреть на закат. Или восход…»

Кира вздохнула и принялась мечтать дальше. О том, что обязательно встретит в своей жизни Мужчину своей мечты. И он возьмет ее за руку и отведет навстречу счастью.

И он будет такой… такой…

Высокий брюнет с обаятельной улыбкой. Сильные руки. Белая рубашка с закатанными рукавами… Он улыбается, он что-то говорит…

Кира мотнула головой, чтоб морок рассеялся, но он и не думал пропадать. Напротив, появился легкий запах лосьона и мятной зубной пасты и...

У Киры закружилась голова. Он что-то говорит, он уже так близко. Сейчас он протянет руку, и…

— Кира! Да очнись ты! — Валя нетерпеливо дернула девушку за рукав. — Ты опять собираешься в обморок упасть? Я тебе третий раз говорю, познакомься, это мой папа!

— Папа? — в ужасе спросила Кира. — Твой?

— Ну да! — радостно сообщила Валя. — Он меня привез.

У бедной Киры щеки заалели, как помидоры, руки затряслись и голос пропал.

— Очень приятно, — просипела она, боясь поднять глаза.

Сбежала в библиотеку и уже оттуда смотрела, как Мужчина ее мечты машет рукой Вале, садится в машину и уезжает.

***

— Елена Степановна! Елена Степановна, дорогая! Что вы нас совсем забыли, не приходите, не разговаривайте с нами?

— Да у меня тут… Простите, я просто…

Елена Степановна с трудом оторвала глаза от монитора.

— Заработались? — ласково спросила Марья Эдуардовна.

— Немного, — пробормотала бабушка и огляделась по сторонам.

Она действительно уже несколько дней не заходила в читальный зал, даже когда там собирались ее подруги.

— Пойдемте, пойдемте к нам! Мы уже и чаю заварили, как обычно, и печенье принесли.

Елена Степановна выбралась из-за компьютера, потянулась, посмотрела на экран, сомневаясь, можно ли оставить разговор, и решила, что ненадолго можно.

Беседа за чашкой чая потекла медленно и неторопливо. Елена Степановна сначала пыталась слушать, а потом все больше стала уплывать. Мысли ее обращались к покинутому компьютеру.

Здорово она все-таки этого MD2 уела! Интересно, что ей ответят? Что можно возразить на ее взвешенный, обдуманный и аргументированный пост? Разве что опять начнут передергивать, переходить на личности…

— Елена Степановна, вы нас слышите?

— А?

— Что-то вы совсем замечтались. Расскажите как Валечка? Как ваша помощница Кира?

— Валя? Да нормально Валя, в школу ходит. И Кира тоже нормально. Работает.

— Что-то я Валечку давно тут не видела, — гнула свое Мария Эдуардовна.

— Да как же! — всплеснула руками бабушка. — Была же здесь сегодня. Или вчера?.. Да нет же, сегодня заходила!

Елена Степановна задумалась. Действительно, где ходит Валя? И что делает Кира?

Библиотекарь встала и отправилась проверить, где же находится ее помощница, но, проходя мимо компьютера, зацепилась взглядом за три непрочитанные сообщения на форуме.

Присела почитать…

— Елена Степановна, ваш чай остыл!

— А?

Час пролетел незаметно. Елена Степановна и сама не поняла, как в очередной раз втянулась в переписку, но ответить нужно было всем и обязательно, ее противники множились с невероятной скоростью. Защитники, правда, тоже не отставали. Исписанные комментариями страницы мелькали со страшной скоростью, да еще параллельно шло несколько обсуждений в закрытых записях, где шли обсуждения основного обсуждения и нужно было обязательно успеть все прочитать…

— Чай? Ах да, чай! — Елена Степановна с трудом вернулась в реальность. — Спасибо, я допью его потом.

— Вы к нам не вернетесь?

Елена Степановна мотнула головой. Не вернется. У нее нет времени, которое она может потратить на пустой треп ни о чем. Ей не о чем говорить с этими скучными людьми. Ей гораздо интереснее там, по ту сторону экрана, где кипит настоящая жизнь, где интересные собеседники, где она чувствует себя умной, значимой и нужной.

***

Валя в это время рылась на полках, пытаясь найти недочитанную вчера книгу. Книга пленила ее, она была такая интересная, а сегодня как сквозь землю провалилась.

— Бабушка, где моя книжка?

— Я не знаю.

— Бабушка, пожалуйста, помоги мне ее найти!

— Валь, где положила, там и лежит.

— Бабушка, ее там нет! Бабушка! Бабушка!

Видя, что бабушку невозможно отодрать от компьютера, Валя применила запрещенный прием.

— Я хочу кушать!

Елена Степановна ожила, все-таки первичные рефлексы у нее еще не отмерли, и отвела глаза от монитора.

— Валя, там в пакете котлеты, возьми и разогрей.

— В пакете? — переспросила Валя.

— Ну да в пакете. Я купила их сегодня по дороге на работу. Кстати, мне тоже разогрей, я еще не обедала.

Валя попятилась.

— Ты купила котлеты? — в полном недоумении спросила она. — Купила? Ты? В магазине? Ты же всегда говорила, что…

— Я вчера ушла с работы почти в одиннадцать, а сегодня пришла сюда в девять! У меня нет времени выготавливать! — отрезала бабушка и опять уставилась в монитор.