Глава 17. Каждый сам по себе
Валя забежала в библиотеку. Книги молчали. Бабушка сидела, уткнувшись в компьютер. Щеки у нее раскраснелись, глаза пылали праведным гневом.
— Ты посмотри, посмотри, что пишет этот умник! — нападала бабушка на ни в чем не повинный монитор, — Этот сопляк двадцатилетний будет упрекать меня в невежестве! Уж я-то Гоголя знаю!
Валя попыталась понять, с кем бабушка ругается и зачем, но не смогла. Только удивилась тому, как бойко бабуля стала стучать по клавишам.
— Я тебе покажу, как на классиков нападать! — бубнила Елена Степановна. — Тебе до Гоголя как до луны пешком, а все туда же… Критикует…
Такая бабушка показалась Вале очень забавной. Ругается новыми словами, живая такая, бодрая. Жаль только, неразговорчивая. Вернее разговорчивая, но с компьютером, а не с Валей.
— Баааб, а что взять почитать? — спросила она, чтоб оттащить бабушку от нового увлечения.
— Возьми там что-нибудь, — отмахнулась Елена Степановна.
Валя покачала головой. Если уж даже разговор о книгах не может выдрать бабушку из виртуального мира, то лучше ее не трогать.
Валя прошлась по библиотеке. Взяла одну книгу. Вторую. Третью.
— Бабушка, что за ерунда у нас на полках? И где мои любимые книжки?
Бабушка не отвечала. Она молотила по клавиатуре, как Анка-пулеметчица — по наступающим каппелевцам.
— Что ты мне своим Белинским тычешь?! — бормотала она. — Белинский до «Избранных мест» Гоголя боготворил!
Валя вернулась к шкафам. От мелких тоненьких корешков рябило в глазах. «Странно, — подумала девочка, — они вроде все как разные, пестрые… а одинаковые! Как это у них получается?»
Она добрела до читального зала, где за столом библиотекаря уткнулась в книгу Кира. Сначала Валя испугалась, что ее опять охмурили злые неправильные книжки, и осторожно дернула девушку за руку. Та вздрогнула и подняла глаза. Валя удивилась: она раньше не видела, чтобы люди улыбались и плакали одновременно.
— Что случилось? — спросила Кира насморочным голосом.
— Да так… А ты что читаешь? Интересное?
Кира смутилась и как будто собралась убрать книгу со стола. Но не убрала, просто закрыла. На белоснежной обложке в обрамлении роз неземная красавица-блондинка смотрела снизу вверх на черноволосого мужчину, слегка похожего на Киркорова. Красавица то ли умоляла популярного певца не убивать ее, то ли наоборот — просила придушить из жалости… И в глазах у нее было такое же томление, как и у Киры.
— Ух ты! — восхитилась талантом художника Валя. — А это про чего?
— Про любовь! — Кира нашарила в кармане салфетку и осторожно высморкалась. — Тебе будет неинтересно.
«Чего это мне будет неинтересно? — внутренне возмутилась Валя, но тут же признала. — Хотя да. Любовь — это сплошная тоска».
Недавно она прочитала забавную книжку про домовых и русалок, но любви в ней было так много, что некоторые страницы приходилось пролистывать, почти не читая.
— А мне есть что-нибудь почитать? — спросила девочка.
— Валь, — изумилась Кира, — ты же в библиотеке! Конечно, тут есть что-нибудь почитать.
Валя еще немного побродила и даже заглянула в несколько аккуратных кирпичей-учебников, совсем загрустила и отправилась гулять на улицу.
На улице было грязно. Всю неделю лупили дожди, и земля не успевала проглатывать всю воду, поэтому идти приходилось, низко опустив голову и высматривая, куда бы поставить ногу. Валя сама не заметила, как подкралась к Нику.
Он стоял в окружении нескольких одноклассников и очень убедительно объяснял:
— Да не разводилово, а математика! Геометрическая прогрессия, понятно? Чем больше людей, тем больше денег. Поэтому вы должны и сами деньги сдать, и остальным рассказать.
Самый здоровый из слушателей поскреб лоб и упрямо сказал:
— Все равно не понял. Если я тебе полтинник дам, как ты мне через неделю сотку вернешь?
— Да элементарно, Леший! Деньги будут крутиться по геометрической прогрессии, ясно?
Все промолчали. Валя поняла, что разговор этот длится уже довольно долго, и интересного в нем мало.
Она вздохнула и пошла домой. Смотреть телевизор.
Междуглавие 17. Раз плюнуть
— Надо работать с подрастающим поколением, нашей сменой. У нас мало правильных детских стихов, — вещал том, рожь на обложке которого колосилось уже выше человеческого роста, — нам нужна хорошая смена, духовная, партиотически воспитанная! И без всяких чуждых нам закидонов!
— Но сейчас трудно найти правильного детского поэта. Они есть, но их мало. И старых наших совсем не переиздают, — оправдывался небольшой томик советских стихов.
— Значит, надо написать. В чем проблема, а? Это ж дети, им же про что нужно? — спросил Наместник.
— Про природу, — подсказал кто-то, — ну там, зайчики, белочки.
— Вот давайте и напишем про природу, — большой том задумался, заскрипел и выдал, — Зайчик раз гулять пошел, на полянку он пришел[20]!
— Гениально! — зааплодировали вокруг страницы. — Вы прирожденный поэт!
— Да ладно вам, — польщенно сказал том, — так уж и прирожденный… И вот еще: Детки, природу нужно любить! Мы ее с вами не сможем забыть!
— Блестяще!
— Прекрасно!
— М-да? — с сомнением спросил Наместник, — никогда не думал, что сочинять стихи так просто. Вы записывайте кто-нибудь, у меня ручной издатель есть, прикормленный. Он издаст… Тысяч сто тиража для начала, думаю, нормально будет…
Он вдруг затих и почти прошентал:
— А это вообще гениально: На полянку прилетев, затокует тетерев!
С верхней полки раздался дружный хохот. Пушкин, Тютчев, Есенин покатывались со смеху:
— «ТетерЕв»! Это мощнее, чем сборник «Сталин — детям всем отец»! А ты еще над Булгариным издевался! Да уж… «тетерЕв»!
Рожь на обложке Наместника начала багроветь.
— Слушайте! Слушайте! — шелестел страницами томик стихов Пушкина. — У меня тоже пару гениальных строк: «Разудалый ухарь, эта птица глУхарь!»
Над багровой рожью начали подниматься грозовые тучи.
— «Ламца-дрица-гоп-ца-ца, прилетела синицА» — продекламировал Маяковский.
— «Не мигая, в душу, вглубь, — подхватил Есенин, — смотрит голоднОй голУбь!»
— Молчать, — Наместник сорвался в поросячий визг, — рты позакрывали!
Ответом ему был слаженный хохот с полки классиков. Его не смогло заглушить даже щебетание «попугайчиков», которые составляли теперь большинство в библиотеке.
Всех заставил замолчать глухой мрачный голос, который произнес всего три слова:
— Что? Здесь? Происходит?
Классики поперхнулись собственным смехом. Серийные книжки замерли по стойке смирно. Обложка Наместника стремительно побелела.
— Тут… это… — проблеял он. — Нарушители спокойствия…
— А я тебя зачем тут оставил? — процедили Мертвые души, материализуясь между стеллажей. — Почему не обеспечиваешь порядок? Почему нарушители не в карцере?
— Но… это же Есенин, Толстой, Пушкин… Наше всё.
— Ваше всё — это я!
На верхней полке между тем началась еле слышная возня.
— Давай! — шептали Гоголю соседи. — Поставь его на место! Это ведь твоя книга!
Первый том собрания сочинений Николая Васильевича прокашлялся и заявил:
— Эй ты! Ошибка моего таланта! А ну…
— Твоего таланта? — теперь голос Императора гремел во всю мощь. — Ты меня сжег! Даже не ты, а тот, кто меня написал… как и тебя! Ненавижу вас обоих… вас всех! Нет у меня больше автора, ясно? Никто не может мне приказывать!
В наступившем молчании было слышно, как нервно сглотнул кто-то среди классиков. А кто-то из «попугайчиков» восторженно прошептал:
— Сейчас он их выпьет! Всех! Досуха!
— Много чести, — слегка понизили голос Мертвые души. — И текст у них того… невкусный. У меня еще после тех книг изжога. Ограничимся пока ссылкой!
Ильф-и-Петров, который воспользовался ситуацией и пробился ближе к выходу, крикнул:
— Не имеешь права! Мы все тут стоим по каталогу! Это закон!
— Закон… — презрительно повторил Император. — Закон — это всего лишь буковки. А буковки так легко переписать…
Глава 18. Долго и счастливо
Назавтра Валя пришла в библиотеку позже обычного. Брела нога за ногу. Сверху капало, внизу хлюпало, на душе скребло. Вчерашний просмотр телевизора оказался настоящим мучением. Валя нашла целых два детских канала, и на обоих лупоглазые монстры вели такие тупые битвы с лупоглазыми героями, что Валя заподозрила — а не из глянцевых ли книжек взялись все эти мультики? Или наоборот? В общем, переключилась на канал про животных и весь вечер изучала разные породы собак.
В библиотеке она застала вчерашнюю картину: бабушка с яростным бормотанием стучала по клавиатуре, а Кира хлюпала носом над книжкой про любовь. Обложка, правда, была уже другая: теперь красавица была рыжеволосой и смотрела она не снизу вверх, а глаза в глаза. Мужчина, впрочем, не поменялся — это был все тот же Киркоров, только почему-то в строгом костюме.
— Киииир, — заныла Валя, — а поговори со мной.
— А? — ответила Кира. — Да… сейчас… Пять страниц осталось.
Валя вздохнула и уселась рядом, положив голову на руки. Пять страниц пролетели действительно быстро. Кира захлопнула книжку и с облегчением сообщила:
— Поженились.
— Здорово, — без особой радости сказала Валя. — А потом?
— Что потом? — не поняла Кира.
— Ну вот поженились они, а потом что?
— Как что? Живут долго и счастливо. Он ей цветы дарит… каждый день. Кофе в постель подает по утрам. Сюрпризы всякие…
— Какие?! — Валя подняла голову с рук.
Сюрпризы она любила.
— Ну… — Кира пожала плечами, — Откуда я знаю? Это мужское дело — сюрпризы придумывать.
Валя молча не согласилась. Сюрприз она могла выдумать и сама. Да так, что папа с мамой за голову хватались.
— А было бы здорово, — глаза у Киры снова подернулись туманом, — чтобы он меня каждый день с работы встречал… На руках нес в свою машину… И чтобы это был кабриолет… Белый…
— Кабриолет в наших местах, — вспомнила Валя один взрослый разговор, — это непрактично. Тем более белый. Его дождем все время заливать будет и грязью забрызгивать.
— Вот и ты тоже, — обиделась Кира, — неромантичная.
Кира вздохнула и взялась за следующую книжку. На ней Киркоров был в клетчатой рубашке и джинсах.
Валя, чтобы хоть чем-то занять себя, взяла уже проглоченные Кирой книги (их набралось три) и понесла их на полку. Пока выбирала, куда бы поставить, наткнулась на книгу, которая торчала в совсем неподобающем месте — между шкафами. Как будто кто-то посадил ее в тюрьму. Вале тут же захотелось ее освободить, и, немного попыхтев, книжку девочка выковыряла.
На обложке были изображены ноги. Две пары. Вид сверху. И фамилия автора гармонировала с парой ног — Мария Парр. Валя открыла книгу и провалилась в нее.
Через час она поняла, что ее что-то беспокоит. Оторвавшись от книги, Валя сообразила, что это мобильник. Звонила мама:
— Ты почему трубку не берешь? Ты на тренировку собираешься? Быстро домой!
Валя испуганно сунула книжку с ногами на полку и побежала домой.