Мишка потянул из ножен кинжал, но вторая рука Луки захватила его запястье, как капкан

– Кусаться надумал, сучонок? Я тебя…

Второй кинжал коснулся шеи десятника. Лука мгновенно выпустил Мишку и отпрянул. Сделано это было так быстро, что Мишка даже не сразу понял, что свободен.

– Хитер! – Лука слегка пригнулся и расставил в стороны руки. Не доставая оружия, предложил: – Ну давай поиграем.

– Горло прикрой, дядька Лука, и глаза: мы в эти места бить приучены. В Турове троих татей так упокоили, а четвертого изуродовали.

– Ага! – раздался из темноты Мотькин голос. – Мишка ему ухо отсек.

– А тутошнего зарезанного ты сам видел, – добавил с другой стороны Роська. – Старшину «Младшей стражи» не замай!

– Р‑р‑р.

– Чиф, рядом! Сидеть! – Мишка ухватил пса за ошейник.

«Лука – профессионал. Вырубить трех мальчишек голыми руками для него не проблема, даже с риском, что кто‑нибудь из них может успеть полоснуть ножом, но Чиф – это серьезно. Если он повиснет на руке или, не дай бог, доберется до горла… пусть даже только с ног собьет… зарезанного татя Лука сам видел».

– Сидеть! – точно таким же тоном, как Мишка на Чифа, Лука прикрикнул на зашевелившихся у костра мужиков. – Шутейно мы…

– А щенком меня не зови! Моя мать не сука! – Мишка немного помолчал. – Все еще хочешь играть, Спиридоныч?

– Поиграли уже. – Лука сплюнул в сторону. – «Младшая стража» выиграла.

– Вира с тебя, дядя Лука. Выслушаешь меня, но рукам воли не дашь.

– Гм. Ну слушаю.

– Сотня медленно умирает. Прибавки от своих почти нет, со стороны не берем. В первом же серьезном бою сколько‑то народу потеряем. А боев будет много – Владимир Мономах при смерти. В Турове сел Вячеслав, но если Киев Мономашичам не достанется… Дальше объяснять?

– Не дите, понимаю. – Лука нервно дернул головой.

– Если сгинет воинская сила, всему Ратному конец. Пополнять сотню извне, сам понимаешь, не дадут. Единственный выход для сохранения и увеличения воинской силы – дружина боярина Корнея. Тот, кто пойдет к нему, останется воином, остальные будут платить за защиту. И вся округа тоже, куда достанем. На это и будем содержать войско. Ближникам боярским – деревеньки с холопами, дружине – корм и добыча.

– Почему сам, – Лука кивнул в сторону палатки деда, – не говорит?

– А ты бы сказал? С мальца же какой спрос?

– Когда?

– Медленно, постепенно. Князьям не до нас будет.

– Понял. Ты того… не держи зла, погорячился.

– Все понимаю, ты не первый.

– Даже так? – Мрачное выражение лица Луки мгновенно сменилось настороженным. – А кто еще?

– Ты бы ответил?

– Хм, – Лука криво ухмыльнулся, – вот тебе и «Младшая стража»: мальцы, игрушки. Передай деду: на четыре десятка может рассчитывать.

– Передам.

Лука развернулся и пошел назад, к своему костру, а Мишка по очереди оглядел Матвея и Роську.

– Вы откуда взялись?

– Крестная забеспокоилась, – объяснил Роська. – Темно уже, а ты ушел, и нету.

– Все слышали и видели, но мало что поняли. Так?

– А чего это вы с ним… – начал было Матвей.

– Ничего не видели, ничего не слышали, понимать нечего! – быстро перебил Роська.

– Верно мыслишь, старший стрелок! Пока Демьян лечится, бери на себя десяток. Ребят постепенно, по мере выздоровления, будем на учебу ставить. Ты командуешь, Кузьма учит.

– Слушаюсь, господин старшина!

– Как спина?

– Полегчало. Юлия, не знаю как по батюшке, просто волшебница, а говорит как! – Голос у Роськи потеплел. – Я матушку вспомнил…

Мотька ревниво засопел:

– Со мной тоже… говорила.

«Поздравляю, сэр, у вас на глазах происходит формирование любовного треугольника. И углов, надо понимать, будет все прибавляться, она же со всеми профессионально поработала, а они все сироты, ласкового слова не слышали с младенчества. Пресекать надо в зародыше, только как?»

– Ребята, вы на голос ее не очень‑то ведитесь. Это лекарское искусство – успокоить, приласкать, пожалеть. Лекарок этому с детства учат, и она так с каждым больным или раненым разговаривает, не только с вами.

«Бесполезно… слушают, но не слышат. Только этого мне не хватало. Как их ножевому бою учить, если они из‑за Юльки тут же резаться начнут? Ну нет, лекарка моя любезная, сама напортачила, сама и исправлять будешь!»

– Ладно, сами потом убедитесь. Сейчас давайте на ночь устраивайтесь. Роська, обойдешь всех, посмотришь, как устроились, потом мне доложишь. Я у деда буду.

– Слушаюсь!

Мишка, сопровождаемый Чифом, быстро зашагал к фургону. Как он и предполагал, все женщины собрались там. Как только Мишка сунулся под полог, разговор прервался и все головы повернулись к нему.

– Тетя Настена, неприятность у нас, Юлька парней моих подпортила, может плохо кончиться.

– Что? Как это подпортила?

Вопрос прозвучал строго, даже грозно, но было понятно, что строгость эта адресована не Мишке. Юлька тоже сразу все поняла и попыталась «отыграть» тему:

– Минька, ты чего болтаешь, за кашу, что ли, обиделся?

Дело, однако, казалось Мишке очень серьезным, поэтому он, не глядя на Юльку, по‑прежнему обращался только к Настене:

– Ты же знаешь, как она голосом завораживать умеет, а ребята все – сироты, ласковое слово и не помнят, когда в последний раз слышали. Мотька с Роськой уже волками друг на друга глядят, а постепенно и другие выздоравливать начнут. Обучим их оружием пользоваться, а они друг в друге дырок наделают.

Бзынь! Подзатыльник, исполненный опытной лекарской рукой, мгновенно вышиб из Юлькиных глаз слезы.

– Мама! Я же как лучше хотела, они даже боли не чувствовали!

– Все силу свою пробуешь? Я тебе что говорила?

Бзынь!

«Влипла подруга. А ситуация‑то такая же, как с моими ребятами. Дети же еще, а в руках сила: у них – оружие, у нее – власть над сознанием. Силы своей не понимают, страха не ведают, ответственности… и слово‑то такое им неизвестно. А то ли мы делаем, вообще? Не натворить бы беды, но и назад ходу нет. Думайте, сэр Майкл, управление персоналом – тоже наука».

– Тетя Настена, она же не знала, что они…

– Должна была понять, на то и лекарка. Если слишком легко ей поддались, значит, что‑то не так. А она решила, что это она такая сильная да умелая!

Бзынь!

– Мама!

Бзынь!

Мишка уже открыл рот, чтобы вступиться за Юльку, но его опередила мать:

– Настя, будет тебе, мозги выбьешь!

– Было б что выбивать…

«Нет, Настена и правда здорово разозлилась, надо как‑то отвлечь. Ну‑ка, сэр, спасайте прекрасную даму!»

– Тетя Настена, можно сказать?

– Что еще?

– Если уж это… не знаю, как назвать, появилось, то убить это уже нельзя, надо, наверно, попробовать чем‑то заменить. Ну вот мама у них у всех крестная, так, может быть, можно это на нее перевести как‑нибудь? И еще: они ни семейной жизни, ни родства не помнят или не знали этого вообще. А неприкосновенность родни им как‑то внушить тоже нужно…

– Поняла я тебя, поняла! Слышишь, лахудра? – Настена сердито глянула на дочь. – Никто его не учил, а все лучше тебя понял! Больше к отрокам и близко не подходить! Я сама ими займусь, они у меня узнают, что такое ласковое слово! Про тебя, свиристелку, забудут, как и не было! Перестань реветь! Сама виновата! А насчет семейных дел…

– Настя, – подала голос Татьяна, – я бы к себе кого‑нибудь взяла. У Ани‑то своих пятеро, а у меня двое.

– Михайла, – Настена обернулась к Мишке, – сколько их у тебя всего?

– Четверо.

– А тот, что в село приехал?

– Мамин племянник, Петькой зовут.

– Мотю я бы взяла, – уже помягчевшим голосом проговорила Настена. – Он Юльке толково помогал и ни крови, ни ран не боится, есть у парня склонность к лекарству. Да и этой, – Настена кивнула на Юльку, – полезно понюхать, как мужиком в доме пахнет.

– Мама, да мужики все дурные, вонючие, грязные!

– И этот? – Кивок в сторону Мишки.

– А…

– То‑то же!