Выборочная библиография 1 страница

ВВЕДЕНИЕ

Мы переживаем период активного переоформления междисциплинарных границ и институционализации новых исследовательских направлений. Одним из таких направлений, можно считать, “обреченных на успех”, является экономическая социология. Сегодня она уже, пожалуй, не нуждается в рекламе. Создаются кафедры экономической социологии в ведущих вузах, работают специализированные Советы и крупные исследовательские подразделения. Открываются постоянные рубрики “Экономическая социология” в академических журналах. Наблюдается возрастающий интерес к экономико-социологическим методам в среде не только социологов, но и профессиональных экономистов. Тем не менее мы пока не имеем устоявшихся (конвенциональных) определений предмета, плохо очерчена проблемная область, не проработаны в должной мере методологические подходы, наконец, не обобщен богатейший концептуальный материал, накопленный зарубежной и отечественной научной мыслью. Все это говорит о том, что значительная часть содержательной работы еще впереди.

Подобная ситуация во многом характерна и для западной научной мысли. Вплоть до 90-х годов в исследовательских и учебных программах экономическая социология чаще появлялась под другими названиями, обозначающими более узкие предметные области (“индустриальная социология”, “социология трудовых отношений” и т.п.). Сегодня происходит ее постепенная институционализация как особой дисциплины. Так что речь идет не о “чисто российской” проблеме.

Первая задача данного курса лекций — очертить концептуальные рамки экономической социологии как особого исследовательского направления; вторая — представить систематизированный материал для учебного курса “Экономическая социология”, который вводится сегодня в качестве одного из основных элементов гуманитарного цикла во все большем числе вузов.

Знание многочисленных экономико-социологических подходов, овладение разнообразным методологическим инструментарием необходимо нам в конечном счете для успешного анализа современного российского общества. Именно эти аналитические возможности в первую очередь определяют для нас актуальность экономической социологии. Тем не менее мы не ставим своей непосредственной целью представление развернутых описаний социально-экономической системы России (или какого-либо иного общества), хотя современным российским проблемам и посвящается специальный раздел. Основная цель состоит в обосновании нового исследовательского направления путем систематизации разнообразных подходов, выработанных экономической и социологической мыслью. Книга в целом написана для России, но не о России. Она предлагает набор исследовательских инструментов, которые целесообразно использовать в экономико-социологическом анализе.

Большинство предлагаемых инструментов нацеливает нас на эмпирические изыскания. Однако рассмотрение наработанных в экономической социологии конкретных методик эмпирических исследований выходит за пределы данного издания.

Общий подход к экономической социологии нередко сводится к следующему: берутся базовые экономические категории (“производство”, “распределение”, “рынок”, “прибыль” и т.п.) и наполняются неким неэкономическим содержанием, показывающим ограниченность “чистого экономизма”. Совершенно отказываться от подобной социологической реинтерпретации основных экономических понятий едва ли возможно и вряд ли целесообразно. Однако нужно понимать, что абсолютизация данного подхода способна превратить социологию в “факультативное приложение” к экономической теории, а эконом-социолога — в расплывчатую тень экономиста, пытающуюся “поправить” и превзойти не вполне удачный оригинал. Мы же в большинстве случаев стремимся встать на другой путь: следовать собственно социологической логике, представляя экономическую социологию как процесс развертывания системы социологических понятий в плоскость хозяйственных отношений.

Методологической основой наших построений выступает сложное переплетение ряда научных направлений и отраслей знания, и в первую очередь:

• американская новая экономическая социология и “социо-экономика” (М. Грановеттер, А. Этциони и др.);

• британская индустриальная социология и стратификационные исследования (Дж. Голдторп, Д. Локвуд и др.);

• немецкая классическая социология (К. Маркс, М. Вебер, В. Зомбарт);

• российская экономическая социология и социология труда (Т.И. Заславская, Р.В. Рывкина и др.);

• история экономической социологии (Р. Сведберг, Н. Смелсер, Р. Холтон).

Таким образом, мы стараемся черпать из очень разных источников, чтобы набраться сил для прокладывания собственного пути.

Методической основой предлагаемого курса лекций послужило обобщение опыта работы ряда британских университетов (Кент, Манчестер, Оксфорд, Уорвик, Эссекс и др.).

В книге относительно мало используются материалы советских и российских теоретических и эмпирических исследований. Это ни в коем случае не свидетельствует о пренебрежении автора к отечественной мысли. Напротив, мы считаем, что она заслуживает специальных исследований и особого рассмотрения, которое, к сожалению, выходит за рамки данной работы^1[1]. Дело в том, что российские интеллектуальные традиции (досоветские, советские и постсоветские), при всей своей специфике, очень часто выступают в виде причудливого преломления западных концептуальных схем, перевернутой ипостаси западной традиции (советский марксизм в данном случае не является исключением). Российская мысль сохраняет свой дух и вычерчивает свои планы, но предпочитает строить “подручными” инструментами из “импортного” материала. Вследствие этого логика заставляет начинать с западных течений мысли, чтобы впоследствии успешнее определить собственные координаты.

То, что термин “экономическая социология” в России лишь недавно вошел в активный научный оборот, конечно, не означает, что таковой в советской социологии не существовало вовсе и ее нужно обустраивать на голом месте. При том, что в Советском Союзе социология вообще долго не признавалась официально, экономическая социология, маскируясь другими именами, тем не менее имела какой-то оперативный простор по сравнению со многими другими социологическими дисциплинами. Официальная марксистская концепция, признавая “относительную самостоятельность”
социальных явлений и их “активную обратную связь” с основополагающими производственными отношениями, оставляла определенную нишу для применения социологических подходов.

Разумеется, все направления экономической социологии в тот период не могли развиваться в равной степени. Традиционно были сильны ее отдельные отрасли, в первую очередь, социология труда, а также социально-профессиональные и экономические аспекты социальной структуры общества^2[2]. Такие же, например, “отрасли”, как социология рынка труда, теория конфликтов и социология предпринимательства в лучшем случае оставались на периферии исследовательского пространства или проходили по разделу “критики буржуазных теорий”. Сегодня существующие учебники по социологии труда требуют серьезной переработки. Главное же состоит в том, что до сих пор отсутствует интегральное представление о предмете экономической социологии. Требуются, таким образом, серьезные усилия по концептуальному обобщению и “достраиванию” фундамента экономико-социологического здания.

Первая серьезная попытка категоризации экономической социологии как таковой была предпринята в работах новосибирской школы. Она суммирована в книге Т.И. Заславской и Р.В. Рывкиной “Социология экономической жизни”, вышедшей в 1991 г. (т.е. спустя почти 30 лет после выхода одноименной книги Н. Смелсера). Упор сделан по существу на две темы: “Социальная стратификация” и “Экономическая культура”. В рамках новосибирской школы с 1986 г. было начато преподавание курса “Экономическая социология”, еще находившегося под сильным влиянием традиционной политической экономии, но по тем временам, безусловно, новаторского. Не относясь непосредственно к числу учеников новосибирской школы, на начальной стадии разработки проблем автор был многим обязан ее трудам. Сегодня же предлагаемые в данной книге подход, выбор основных проблем и способы их раскрытия отличаются достаточно сильно.

Структура книги в значительной степени оригинальна по своему построению и в общем не проста. Она включает десять разделов, в каждом из которых освещаются определенная тема или направление экономико-социологических исследований. Каждой теме
отводятся по две-три лекции, в которых раскрываются исходные понятия, сопоставляются классические и современные подходы в соответствующей области.

Первый раздел посвящен определению предмета экономической социологии. Мы подходим к этому определению через спецификацию методологических границ, разделяющих экономическую теорию и экономическую социологию. Первая и вторая лекции раскрывают особенности двух подходов, опирающихся, соответственно, на модели “экономического” и “социологического” человека, в них рассматривается историческая эволюция этих моделей, анализируются попытки экономического и социологического “империализма”. Третья лекция завершает исследование непростых взаимоотношений экономических и социологических подходов, а также анализирует методологические попытки их возможного синтеза. Наконец, раскрывается предмет экономической социологии.

Второй раздел также имеет вводный характер. В четвертой лекции мы погружаемся в один из наиболее важных и сложных методологических вопросов, посвященных структуре хозяйственной мотивации и типам рациональности. Здесь мы показываем несводимость этой мотивации к экономическому интересу и многозначность понятия “рациональное экономическое поведение”. В пятой лекции в серии фрагментов, посвященных социологической интерпретации ключевых экономических понятий (собственность и власть, распределение и справедливость, обмен и самоутверждение, потребление и соучастие и др.) развивается положение о социальной укорененности экономического действия .

Первая роль, в которой выступает хозяйствующий субъект, — это роль предпринимателя, поэтому в третьем разделе раскрывается веер подходов к определению предпринимательства как экономической функции, рисуется психологический портрет классического предпринимателя, “раскапываются” исторические корни предпринимательского духа. Это неизбежно подводит нас к анализу социальных отношений, в рамках которых формируется предпринимательское действие; к исследованию той среды, из которой выходят предпринимательские группы; и наконец, к фиксации той идеологической нагрузки, которую непременно несет на себе идея предпринимательства.

Непосредственным результатом предпринимательской деятельности выступают организационные структуры. Соответственно, четвертый раздел посвящен социологии хозяйственных организаций. В восьмой лекции раскрывается специфика экономических и социологических подходов к теории фирмы, дается общее понятие “организация”, подробно характеризуются ее основные признаки.
Понимание современной организации увязывается с веберовской концепцией бюрократической системы. В девятой лекции рассматриваются исторические типы хозяйственной организации и основные способы утверждения внутрифирменного авторитета (предприниматель, таким образом, превращается в менеджера).

Тема организационных моделей и поведения человека продолжается по существу и в пятом разделе. Здесь речь идет об установлении контроля над трудовым процессом внутри хозяйственной организации: как осуществляются постановка целей и распределение трудовых функций, регулирование ритма труда и оценка выполненных работ. Десятая лекция характеризует эволюцию стратегий управляющих (менеджеров) как доминирующей стороны трудовых отношений. В одиннадцатой лекции мы обращаемся к стратегиям исполнителей — индивидуальным и коллективным, стихийным и организованным.

Для того чтобы начался трудовой процесс, человек должен найти свое место в системе отношений занятости. Анализ проблем создания, распределения и смены рабочих мест находится на пересечении интересов многих дисциплин: экономики труда в ее неоклассическом и институционалистском вариантах, социологии труда и индустриальной социологии, трудовых отношений и социологии профессий. Как происходит поиск работы и рабочей силы, как устанавливается порядок найма и высвобождения работников, что определяет условия и содержание труда, уровень его оплаты и формы сопутствующих льгот — об этом идет речь в шестом разделе. В двенадцатой лекции проблемы рынка труда рассматриваются с позиции работодателя, а в тринадцатой — с позиции тех, кто предлагает свою рабочую силу. Наконец, четырнадцатая лекция посвящена особой сфере занятости — домашнему хозяйству.

Видимость универсальности экономического поведения человека исчезает, когда мы начинаем рассматривать его на фоне отношений дифференцированных социальных групп. В пятнадцатой лекции седьмого раздела раскрываются основные понятия социальной и экономической стратификации, предлагается оригинальная типология стратификационных систем, демонстрируется многоаспектность стратификационного анализа на примере выделения хозяйственной элиты и “средних классов”. Шестнадцатая лекция посвящена трем классическим направлениям стратификационных теорий — марксизму, функционализму и веберианству.

Как бы ни рассматривал экономическое поведение исследователь — неважно, экономист или социолог, — он всегда исходит из неких концептуальных предположений о том, что представляет собой исследуемый мир хозяйства, какое место занимает он в
историческом процессе. И в восьмом разделе курса рассматриваются социологические аспекты истории хозяйства. В семнадцатой лекции дается описание ряда моделей однолинейной эволюции экономики и общества, а в восемнадцатой лекции приводятся модели параллельного и циклического развития.

В девятом разделе поднимается сложная и малоизученная проблема формирования экономических идеологий. В девятнадцатой лекции раскрывается общее понятие идеологических систем и описываются их основные типы. Двадцатая лекция содержит социологический анализ трансформации экономических идеологий на материале России последнего десятилетия.

Наконец, возникает вопрос о применении экономико-социологических подходов к анализу нашего собственного общества. И последний десятый раздел посвящен описанию российской хозяйственной системы, рассматриваемой сквозь призму введенных ранее социологических категорий. Двадцать первая лекция повествует о советском периоде, двадцать вторая — о постсоветском десятилетии.

На протяжении всей книги центральный объект внимания — действие человека. Мы начинаем с моделей его поведения в экономике и побудительных хозяйственных мотивов, переходя далее к рассмотрению конкретных хозяйственных ролей (предпринимателя, менеджера, работника), а также к анализу структурных ограничений, в рамках которых разворачивается деятельность человека. Он выступает как носитель культурных норм, член хозяйственных организаций, представитель социальных групп. Постепенно мы движемся к социетальному уровню, на котором действие индивида становится частью более широких панорамных картин хозяйства и общества. При этом за фигурой хозяйствующего субъекта постоянно незримой тенью следует другая фигура — исследователя, осуществляющего выбор между различными концептуальными схемами. Все наши рассуждения о “реальном поведении” хозяйствующих субъектов ведутся в рамках специфических представлений о человеке и социальных общностях. Именно эти представления и образуют стержень нашей работы.

Поле экономической социологии слишком широко, чтобы его можно было охватить в рамках одной работы. И нетрудно предвидеть закономерные вопросы: почему одни проблемы отражены более, другие менее подробно, а третьих автор вообще не касается. Воистину, “нельзя объять необъятное”. Автором отобраны темы, которые кажутся наиболее важными для раскрытия предмета экономической социологии. Конечно, этот выбор в известной степени субъективен, но он ни в коей степени не произволен. По существу
каждая из выбранных тем представляет целое направление социологической или экономической теории и заслуживает (точнее, уже давно заслужила) отдельных монографических исследований. Практически по каждой теме могут читаться и, за некоторым исключением, действительно читаются специальные лекционные курсы, поэтому наше изложение во многих случаях имеет вводный, обзорный характер. В книге не ставится задача дать детальное изложение отдельных концепций. Мы стремимся скорее к выделению основных идей, систематизации разнородных направлений и расстановке ориентиров, по которым читатель при желании сможет самостоятельно разобраться в интересующем его материале, что, конечно, предполагает наличие известного уровня мотивации и профессиональной подготовки.

Содержащиеся в книге материалы, безусловно, могут использоваться в учебном процессе. В них содержатся многочисленные ссылки на базовую литературу (там где это возможно, с учетом относительной доступности изданий). Собственно и сама книга выросла из лекционного курса, читаемого автором для экономистов и социологов в московских вузах (Высшая школа экономики, Московская Высшая школа социальных и экономических наук и др.).

Книга предназначена для студентов старших курсов социологических и экономических факультетов и вузов, для аспирантов, преподавателей и исследователей в области социологии и экономической теории.

* * *

Представляемая вниманию читателя книга — плод длительной работы. И автор хотел бы выразить свою благодарность сотрудникам Сектора экономической социологии Института экономики РАН к.э.н. Я.М. Рощиной, Г.К. Булычкиной, А.В. Луценко и М.О. Шкаратан, совместно с которыми в 1992–1996 гг. выполнялись конкретные экономико-социологические проекты. Хотя в данной книге фактически не используются данные, полученные в ходе реализации этих проектов, тем не менее совместная эмпирическая работа дала пищу для размышлений над множеством проблем.

Успешным завершением многих начинаний автор обязан поддержке директора Института экономики РАН академика Л. И. Абалкина. Благодаря этой поддержке появилась возможность спокойно работать в не самое легкое для академических исследований время.

Автор чрезвычайно признателен руководству “Российского экономического журнала” (А.Ю. Мелентьев, Ю.А. Жилянский) и всем сотрудникам редакции, способствовавшим подготовке и опубликованию в 1994–1996 гг. цикла из шестнадцати статей, ставших первоначальными материалами книги^3[3].

Автором было получено немало ценных замечаний от коллег при обсуждении рукописи и отдельных первоначальных материалов книги. Я особенно благодарен рецензентам Т.И. Заславской и Р.В. Рывкиной, а также В. Гимпельсону (лекции 12–13), С.Ю. Рощину (лекции 12–13), Т. Шанину (лекция 14) и Р. Швери (лекция 4).

Важное значение имела техническая помощь, которую на разных этапах подготовки издания оказали О.Н. Куликова, О.И. Мельницкая, Д.Р. Назаргалина, Е.Г. Петракова и Т.М. Седова.

I
ДВА ПОДХОДА К ЧЕЛОВЕКУ В СОЦИАЛЬНОЙ ТЕОРИИ

“Экономический подход является всеобъемлющим, он применим ко всякому человеческому поведению”

Гэри Беккер, “Экономический анализ и человеческое поведение”

“Экономический порядок обычно бывает функцией от социального, причем второй обеспечивает первый”

Карл Поланьи, “Великая трансформация”

Судьба социологии в нашей стране во многом схожа с судьбой “экономике”. Обе дисциплины в течение длительного времени считались “буржуазными”, оставались на периферии исследовательского пространства или частично маскировались под “составные части марксизма”. Роднит их и нынешний взлет популярности. Трудно предсказать, как пойдет дальше процесс самоутверждения экономической теории и социологии (всякая популярность не вечна), но сегодня обе дисциплины переместились в центр внимания, и возникла необходимость определения их методологических границ.

В первых двух лекциях мы собираемся проследить, как формировались и видоизменялись представления об экономическом и социальном действии; назвать имена экономистов и социологов, внесших существенный вклад в эволюцию этих представлений. Ввиду ограниченности объема данной книги мы не сможем изложить содержание теорий и ограничимся анализом методологических подходов к поведению человека в экономике. В нашем распоряжении уже имеются примеры удачного описания эволюции представлений о человеке в экономической теории^1[4]. Хотелось бы, однако, показать человека более полно, разносторонне, каким он видится с двух сторон — авторами экономических и социологических учений.

В качестве гипотезы можно предположить, что каждая исследовательская дисциплина имеет внутренний цикл своего развития, который условно можно разбить на шесть этапов.

1. Доклассический этап, когда происходит основание дисциплины, определяются ее исходные понятия и вводятся ключевые термины.

2. Классический этап, когда складывается общий дисциплинарный подход, разрабатываются первые системы понятий.

3. Неоклассический этап, или этап профессионализации, в ходе которого четко формулируются системы предпосылок, складывающих “методологическое ядро”, идет детальная разработка категориального аппарата, создаются рабочие модели и инструментарий. Одновременно наблюдается интеграция дисциплины и ее обособление от других областей знания.

4. Этап профессиональной зрелости, когда происходит относительно обособленное развитие дисциплины, ее достраивание и заполнение “белых пятен”. В этот же период складываются ее основные исследовательские направления, выясняющие между собой методологические отношения.

5. Этап кризиса и экспансии, когда осуществляются корректировка предпосылок и переопределение собственных границ, делаются попытки вторжения в смежные области и активного использования междисциплинарных подходов.

6. Этап фрагментации и переоформления, когда возникает несколько относительно самостоятельных отраслей знания, которые сплошь и рядом перемешиваются со смежными дисциплинами^2[5].

Кратко ознакомившись с этими этапами в первых двух лекциях, следуя сначала за экономистами, а затем — за социологами, в третьей лекции мы перейдем к исходному определению предмета экономической социологии.

Лекция 1. ЭВОЛЮЦИЯ “ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА”

Существует множество подходов к определению набора предпосылок, из которых исходит экономическая теория в моделировании
хозяйственного поведения. Нам представляется, что таких исходных предпосылок четыре.

• Человек независим. Это атомизированный индивид, принимающий самостоятельные решения, исходя из своих личных предпочтений.

• Человек эгоистичен. Он в первую очередь заботится о своем интересе и стремится к максимизации собственной выгоды.

• Человек рационален. Он последовательно стремится к поставленной цели и рассчитывает сравнительные издержки того или иного выбора средств ее достижения.

• Человек информирован. Он не только хорошо знает собственные потребности, но и обладает достаточной информацией о средствах их удовлетворения.

Перед нами возникает облик “компетентного эгоиста”, который рационально и независимо от других преследует собственную выгоду и служит образцом “нормального среднего” человека. Для подобных субъектов всякого рода политические, социальные и культурные факторы являются не более чем внешними рамками или фиксированными границами, которые держат их в некой узде, не позволяя одним эгоистам реализовывать свою выгоду за счет других слишком откровенными и грубыми способами. Указанный “нормальный средний” человек и положен в основу общей модели, называемой homo economicus (“экономический человек”). На ней, с определенными отклонениями, построены практически все основные экономические теории. Хотя, разумеется, модель экономического человека не оставалась неизменной и претерпела весьма сложную эволюцию.

Классический этап³[6]. Фигура “экономического человека”, этого “компетентного эгоиста”, ведомого “невидимой рукой” к личному и общественному благу, впервые встает в полный рост в трудах классиков английской и французской политической экономии в конце XVIII столетия. Родоначальником положенных в ее основу идей заслуженно считается “великий шотландец” А. Смит (1723–1790). Человек в его труде “Богатство народов” — это автономный
индивид, движимый двумя природными мотивами, — своекорыстным интересом и склонностью к обмену^4[7].

Важную роль во взращивании homo economicus сыграл радикальный утилитаризм Дж. Бентама (1748–1832) — последовательного и убедительного проповедника гедонистических принципов. В его “моральной арифметике” основу всех действий человека образует принцип пользы, означающий достижение наибольшего удовольствия и стремление всячески избегать страдания^5[8].

Вдохновленная идеями А. Смита, классическая политическая экономия приступает к последовательной рационализации понимания хозяйственной жизни. Эта рационализация связана с упрощением рассматриваемых связей, уменьшением количества вовлекаемых переменных. Признавая в принципе (как само собой разумеющиеся) различия между классами и странами, политико-экономы пытаются снять эти различия в своде общеэкономических принципов, которым придается характер объективных законов. Именно выведение общих принципов, а не описание всего богатства хозяйственной жизни ставит своей задачей Ж. Б. Сэй (1767–1832), обеспечивший победу смитовского учения во Франции^6[9]. У английского пастора Т. Мальтуса (1766–1834) эти общие принципы приобретают статус естественного закона — печально известного закона о народонаселении, провозглашение которого повлияло на столь многие выдающиеся умы. А с появлением создателя техники экономического анализа Д. Рикардо (1772–1823) установление объективных экономических законов превращается в
основной принцип исследования^7[10] (у А. Смита, заметим, таких законов еще не было). Правда, важные отступления допускаются уже на этом этапе. Так, более эклектичный “последний классик” Дж.С. Милль (1806–1873) разводит законы производства и законы распределения, уподобляя первые законам природы и представляя вторые как продукт общественного устройства^8[11]. Но человек все более превращается в свод абстрактных принципов, из которых затем непосредственно выводятся все общественно-экономические отношения^9[12].

Человек в учении К. Маркса (1818–1883) тоже вполне соответствует канонам “экономического человека”. К. Маркс в значительной степени заимствует и экономический детерминизм Д. Рикардо, и раскритикованные им утилитаристские принципы Дж. Бентама. Выступает ли у К. Маркса человек непосредственно в качестве субъекта хозяйственных действий? Нет, индивиду приходится отойти на задний план, а производственные отношения становятся все более бессубъектными, обезличенными. По собственному признанию К. Маркса, фигуры экономических субъектов для него “являются олицетворением экономических категорий, носителями определенных классовых отношений и интересов”^10[13] (к учению К. Маркса мы далее будем обращаться неоднократно).

Следует подчеркнуть, однако, что практически все основные работы классиков политической экономии насыщены элементами моральной философии. Реализация утилитаристского принципа связывается ими не с освобождением животных начал человека, напротив, она рассчитывает на довольно развитого в умственном и нравственном отношениях индивида, предполагает поддержание благородства характеров. Иными словами, “обыкновенный средний” обыватель еще должен был дорасти до настоящего “экономического человека”^11[14].

Неоклассический этап. Если в работах классиков политической экономии наблюдается сложное переплетение экономических и неэкономических, научных и этических подходов, то “маржиналистская революция” 1870–1880 гг. наполнена пафосом методологического очищения экономической теории от “посторонних” примесей в виде политических и моральных принципов. Модель “экономического человека” в собственном смысле слова появилась именно здесь^12[15]. При этом маржиналисты смещают фокус в плоскость потребительского выбора, и человек у них предстает как максимизатор полезности. В основе его поведения лежит уже не столько эгоизм, сколько в возрастающей степени экономическая рациональность. Индивид не только исчисляет свою выгоду, но и оптимизирует свои действия, — кстати, дело совсем не простое. “Нормальный” человек уподобляется профессору экономики^13[16]. Зато его нравственные качества, похоже, перестают интересовать исследователей этого направления. Существенно и то, что полезность представляется маржиналистами как функция. Это предполагает введение дополнительных экономических предпосылок относительно характера индивидуальных предпочтений: предусматриваются их устойчивость, транзитивность, монотонность насыщения. В результате открывается путь к использованию математического аппарата.

В рамках маржинализма несколько особняком от математического направления [У. Джевонс (1835–1882); Л. Вальрас (1834–1910); В. Парето (1848–1923)], разрабатывающего концепцию общего экономического равновесия, стоит субъективистское направление во главе с лидером австрийской школы К. Менгером (1840–1921) и его последователями Е. Бем-Баверком (1851–1914) и Ф. Визером (1851–1926). Менгеровским человеком движет одна “руководящая идея” — стремление как можно полнее удовлетворить свои потребности. Оно заложено в человеке самой природой и не нуждается в поддержке закона или силе принуждения, свободно от всякого общественного интереса ^14[17]. Новые экономические институты, по Менгеру, возникают вследствие понимания частью
предпринимателей выгодности каких-то хозяйственных форм. Остальные имитируют их успешные действия, которые затем подкрепляются мощными силами привычки и закона^15[18]. Представители австрийской школы последовательно утверждают принцип методологического индивидуализма^16[19]. Кроме того, человек в их понимании не является “моментальным оптимизатором” и не свободен от ошибок.