Нинея говорила вроде бы сама с собой, но Мишка чувствовал, что эти слова предназначаются и ему тоже. Просто мысли вслух, чтобы обдумать вместе
– Что думаешь делать с… ЭТИМ?
«Во вопросик на засыпку! Да что же мне, как Емельке Пугачеву, благословения на самозванство просить?»
– Да что я могу‑то, баба Нинея?
– А если сможешь? Просто представь себе, что можешь многое, почти все.
– Ну… Наверно, было бы правильным… Знаешь, если Бог един, а остальные: Велес, Перун, Макошь и прочие – только Его воплощения, то и Иисус может быть одним из таких воплощений. Иудеи и римляне его убили, а славяне продолжили его род. Тогда надо отделять славянское православие от греческого – Церковь Его родичей от Церкви Его рабов.
– Почему христианство, а не исконную веру?
– Язычники не создадут единую державу, будут сидеть каждый на своем капище и грызться друг с другом. Лютичи и бодричи один раз уже догрызлись, чуть все земли их германцам не достались.
– А это нужно – единая держава? – Нинея смотрела на Мишку очень серьезно, как будто ждала от него важнейшего для себя ответа.
– Мне видение было…
«Кто тебя за язык тянет, идиот?!!»
– Из степи идет сила. Дикая и страшная, такой еще не было. А Русь – вся в раздрае: Рюриковичи режутся друг с другом, язычники – с христианами. И сила из степи всех их накрывает. Осталось около ста лет.
– А единая держава, значит, устоит?
– Да где ее взять‑то? На это даже силы великого князя киевского недостает.
– Существуют и другие силы.
«Та щоб я вмер! Она же державную тему не со мной первым обсуждает! Хозяин „людей в белом“? Еще осенью, помнится, она конспирацию разводила. Попробовать раскрутить? Хрен там! Это она меня допрашивает, а не я ее. Не форсировать, сама расколется».
– Вот только мессию из меня делать не надо! – Мишка протестующе выставил перед собой ладонь. – Я на кресте корчиться не хочу! И на костре стоять – тоже.
– А зачем внукам Божьим мессия? Им князь нужен. – Хотя последнее предложение и было сформулировано в утвердительной форме, Мишка понял, что на него требуется ответ.
– Ага! Да Рюриковичи любого, кто князем назовется, на лапшу настругают! Князей, кроме Рюриковичей, на Руси нет.
– Рюриковичи не всесильны и все время слабеют, – продолжила настаивать Нинея.
– Да пойми ж ты! – Мишка понял, что излишне горячится, но сдерживаться не стал. – Дело не только в том, чтобы варяжскую семью сковырнуть. За сто лет надо державу создать: сильную, единую, хорошо управляемую. Нам же латиняне в спину ударят, когда степь навалится. Надо, чтобы все из одного места управлялось, чтобы средства и сведения со всех краев стекались, чтобы приказы беспрекословно исполнялись… Да много всякого. У славян князь только во время войны властен, а потом – опять волхвы. А они все разные: кто Велесу, кто Перуну, кто Даждьбогу требы кладет. Невозможно даже верховного волхва выбрать, а ты хочешь, чтобы они князю все хором подчинялись в мирное время, когда только и можно как следует к войне готовиться. Не будет этого!
Мишка немного помолчал, сам удивляясь тому, с какой горячностью излагает Нинее свои взгляды на государственное устройство. Непохоже было на то, что волхва оказывает на него какое‑то воздействие, – она даже спрятала обычную свою поощрительную улыбку и просто внимательно слушала.
– Руси не князь нужен – царь! И чтобы Церковь за него горой стояла: «Несть власти, аще не от Бога!» Такое у нас только христиане могут. Сто лет, баба Нинея, – это очень мало. Вспомни: что у нас было через сто лет после призвания Рюрика?
– Волчица киевская была!
«Блин, точно! Как раз тогда княгиня Ольга древлян и прессовала».
– Ага. Между собой хлестались. Приходи кто хочешь и бери голыми руками. Хазары и пользовались, пока Святослав им козью рожу не устроил.
– И что ж делать? Покорно ждать?
«Да чего ж она от меня добивается‑то? Ведь вижу, что подводит к какой‑то мысли».
– Что делать – понятно, я только что рассказал. Только никто не знает: как? Впрочем, на наш век хватит… И даже на их век. – Мишка кивнул на тихонечко возившихся в углу детишек.
– А о будущем ты не думаешь?
«Хренушки! Чуть не каждый день вспоминаю».
– Если бы мы с тобой, светлая боярыня, о будущем не думали, то сейчас о чем‑нибудь более приятном разговаривали. Только не придумали пока ничего путного. А если не придумали, то и суетиться не следует – один вред будет. Одно только могу сказать уверенно: пытаться вернуть Русь к прежним временам – облегчить работу ее врагам.
– Думаешь, но делать ничего не хочешь.
– Ну почему же? Делаю, и не я один. Но только то, что можем, то, последствия чего понимаем, и только то, что полностью зависит от нас, не рассчитывая на неведомые силы или на авось.
– И что же делаете?
«А про „неведомые силы“ поведать не желаете, мадам? Ладно, я терпеливый, подожду».
– Ребят бы позвать со двора, замерзли, наверно.
– Позову, когда надо будет, не увиливай.
– А я и не увиливаю. Я для того и приехал, чтобы рассказать, ты же почувствовала, сама сказала. Ребятам это можно слушать, даже полезно.
– Добро.
Нинея не пошевелилась, не изменилась в лице, но Мишка понял: через минуту Роська и Красава войдут в горницу.
– Почувствовал? – быстро спросила Нинея.
– Догадался.
– Нет, почувствовал, я вижу!
– Да чего ты от меня добиваешься? Сама же сказала: я не девка.
– Вот именно…