Взаимодействие, как следует из слова, — это действия двоих или более, которые совершаются «взаимно» или «взаймы». Иначе говоря, совместно и дополняя друг друга.

При этом предполагается, что действия, осуществленныевовзаимодействии, гораздо успешнее, чем без него. Это значит, что взаимодействие всегда направлено на какую-то цель, счи­тающуюся совместной или общей.

Это, вроде бы, ясно. Однако большинство людей не имеют даже смутного понятия о взаимодействии, когда доходит до дела. При этом они могут хотеть взаимодействовать и даже стараться. Но что-то в их сознании делает их противоположными взаимо­действию, его разрушителями.

Попробую показать это на примерах. Простейший инструмент для изучения взаимодействия — это двуручная пила. Двое держатся за рукоятки и пилят бревно. Задача — напилить как можно больше чурбаков. При этом подспудной стоит задача сделать это наилегчайшим способом, потому что «как можно больше» пред­полагает некий запас силы: пилить, пока силы не кончатся. Зна­чит, пилить надо как можно легче и производительнее — это становится главной задачей взаимодействия. Количество же пе­рестает иметь значение, потому что оно определяется запасом сил.

Следовательно, суть взаимодействия при пилке дров — тра­тить как можно меньше сил самому и одновременно делать все, чтобы напарник тоже потратил как можно меньше сил. А для этого надо понять простейшую и, в силу этого, недоступнейшую вещь: когда вы пилите двуручной пилой, вы—одно из двух человек, и сила, отведенная вам на двоих, одна совместная.

Получается, что вопрос о взаимодействии при пилке, как и любом другом взаимодействии, — это вопрос о самом рачитель­ном использовании совместной силы.

Как только это становится ясно, появляется и возможность думать о том, как беречь вашу совместную силу, как ее правиль­но перераспределять, какой рукой какого тела делать те или иные движения. Понять это глубже может только человек, изрядно потаскавший пилу. Поэтому пилку дров двуручной пилой надо сделать базовым упражнением для всех изучающих взаимодей­ствие и ставить по нему зачет.

Это упражнение особенно хорошо тем, что дает возможность телесно почувствовать уют от взаимодействия и боль при его от­сутствии.

Следующее, более сложное упражнение — это ловля рыбы бреднем. Мне пришлось пройти обе школы, и все старшие инст­руктора Училища и преподаватели Школы при Авалоне прохо­дили бредень как тренинг взаимодействия.

Бредень — это невод, своего рода сеть с большим карманом посередине. Ее не ставят, как обычные сети, а волокут за концы, так что рыба сбивается в карман, который называется мотня. Находящиеся по бокам от мотни полотна сети называются кры­льями. Крылья привязываются к шестам, которые называются ко-новцы. Тянущие за коновцы зовутся коновчанами. Поскольку бро­дят с бреднем обычно вдоль берега, то ближний к берегу коновчанин зовется береговой, а дальний от берега —забродящий. Во всяком случае так это все называлось на Верхневолжье.

Задача — поймать рыбу. Для этого бредень, который бывает от 10 до 50 метров, растягивают от берега вглубь реки или озера, выворачивают мотню так, чтобы она тянулась вслед за бреднем, и тянут бредень вдоль берега, пока не посчитают, что пора выва­живать. Обычно это расстояние в сотню-другую метров. Оно на­зываетсятоня.

Вытаскивать бредень с рыбой на берег значит топиться, то есть делать тоню. Получается, что тоня — это как бы улов, кото­рый сначала плавает в воде, и его надо собрать, пройдя опреде­ленное расстояние, затем он оказывается в мотне, и его надо вытащить на берег, а потом он оказывается в мешке или корзине. И тогда говорят: хорошая или плохая тоня.

В каком-то смысле понятие тоня пересекается по значению с понятиемспорость. Это своего рода урожайность определенного участка реки, как спорость — урожайность определенного учас­тка поля.

Итак, задача, как кажется, проста: двое должны взять бре­день за коновцы, растянуть вглубь реки (обычно мы ловили на Волге под Юрьевцем), тянуть бредень вдоль реки метров на 1 ОС-150, а затем затопиться на удобном местечке, чтобы выбрать из бредня улов.

Рассказать все, что происходило при этом с инструкторами, просто невозможно. Отсутствие взаимодействия каждый раз было просто патологическим. Причем настолько, что над нашей арте­лью стоял сплошной мат, как он обычно и стоит над любой рыболовецкой артелью.

Отличие было только в том, что там матерятся все, а у нас матерился только я один, как преподаватель науки взаимодей­ствия.

Любой слушатель Училища Народной культуры, слушавший курс народной психологии, знает, что матерная брань никогда не вылетает зря. Она всегда предельно точна и появляется тогда, когда у кого-то отсутствуют инструменты Разума, должные ле­жать в самом его основании. Основание разума, состоящее из простейших образов-истот, — это тот самый первичный Образ мира, который называется Материк. Поэтому появление мата, матерной брани (можно назвать материковой бранью) всегда свидетельствует о том, что у кого-то Материк ущербен и его восполняют. Иначе говоря, в Разуме человека, которого бранят, отсутствуют образы простейших взаимодействий с миром или людьми. Как говорили старики, они выморожены, превратились в Мразь. И их надо восстановить, для чего требуется растопить эту замерзшую грязь огнем ярости.

Сплошная матерная брань говорит о том, что действие, ко­торое требуется сделать, которое задумано и принято всеми со­обща к исполнению, просто недоступно, потому что у людей отсутствует хоть какая-то возможность его выполнять. Выполнить действие, не имея его образа, — не в человеческих силах.

И тем не менее, страна, вся покрытая толстенным облаком матерной брани, как-то живет, и дела как-то делаются...

Если вспоминать наши первые рыбалки с бреднем, прихо­дишь к очень обнадеживающему выводу: дело, которое задума­но, делается само, делается назло и в противоречие, и супротив тому, что делают люди, взявшиеся за него. Если глядеть со сто­роны, то люди делают все, чтобы не было взаимодействия, и рыба не ловилась. Но рыба обманывает людей и ловится! И если бы Бог не был так заботлив, и не кормил нас насильно, мы бы даже не передохли, мы бы просто не родились! Все-таки надеж­да еще есть!..

Не буду перечислять всего, приведу в качестве примера «дея­тельность» двух ректоров наших учебных заведений: Федорыча — бывшего ректора Училища, и Доуля — ректора Школы Управле­ния при Авалоне. (Прозвища не расшифровываю.)

Федорыч был недееспособник коммунистический. То есть пылепускатель. Он очень любил занимать руководящие должно­сти, но так боялся участвовать в работе, где бы выявилась его неспособность обучаться новому, что просто ненавидел ловить рыбу и отрабатывать взаимодействие. Каким-то чудесным обра­зом он постоянно оказывался с корзиной, а не с бреднем, хотя с нами ходили мальчишки, которые могли бы носить улов. Каж­дый раз, когда приходила его очередь взяться за коновец и пока­зать людям, как изучать новое и что такое взаимодействие, он оказывался на берегу, полностью одетым-обутым, и как после­дний из холопов на барской охоте нагруженным и корзиной с рыбой и всей нашей одеждой, которую он незаметно отбирал у мальчишек.

Когда же я решил сам не идти на рыбалку и назначил стар­шим Федорыча, артель так и не вышла на реку, пока я не погнал ее пинками на рассвете.

После этого Федорыч поболел психологически несколько месяцев и ушел из Училища на полтора года. Попытка изучить взаимодействие оказалась для него просто разрушительной.

Доуль представлял из себя другой тип недееспособного чело­века — недееспособник комсомольский или старательный. Он никогда ни от чего не отказывался и всюду готов был быть пер­вым и самым трудолюбивым.

Хуже этого бывает только самоубийца, каким всегда выступал у нас директор Канадского отделения Авалона Сапиенс. Тот просто бросался на косу, когда мы изучали косьбу, или пытался сам влезть в бредень вместо рыбы, чтобы утонуть или быть избитым.

Доуль старательно и даже жертвенно брался за все, что веле­ли. Как обычно идет ловля? Рыбаки растягивают бредень вглубь. Забродящим (он же Заводящий) идет тот, кто повыше, чтобы опустить дальний коновец как можно глубже. В общем-то он дол­жен идти по самому краю доступной ему глубины и всегда не­много впереди берегового, чтобы отсекать мористым крылом бредня рыбу от «моря», как это называется.

В десятке-другом метров от намеченного места тонения Заво­дила-бригадир, идущий по берегу, дает знак вываживать, то есть завершать тоню на этом месте. После этого знака Береговой на­чинает притормаживать, а Заводящий по широкой дуге режет воду по направлению к месту тонения, где стоит Заводила. Если артель велика, то остальные, их называют боталыцики, разделя­ются на две части. Меньшая перекрывает водное пространство от берега до Берегового, чтобы рыба не проскочила, но ведут себя не очень шумно. Остальные же начинают подрезать воду навстре­чу Заводящему, одновременноботая по воде, чтобы загнать рыбу

в мотню.

Затем по одному-два человека дополнительно хватаютконовцы и помогают коновчанам быстро вытащить невод на берег.

При этом очень важно еще в воде свести как можно плотнее нижние концы коновцов так, чтобы волокущиеся по дну струны (веревки, на которые насажены крылья бредня) оказались со­единенными, и рыба не выскакивала снизу. При таком соедине­нии весь бредень оказывается как большой кошель, выход из которого только сверху, через струну с поплавками.

Частенько рыба перескакивает через нее на ходу, поэтому боталыцики обычно стараются приподнимать верхнюю струну над водой.

Как только коновцы оказываются на берегу, Заводила хвата­ет обе нижние струны, соединяет их и тянет за них вместе, как за одну веревку. Двое бродивших точно так же тянут за свои вер­хние струны.

Бредень и мотня с рыбой вытаскиваются на берег. Большая часть артели занимается после этого выборкой рыбы и очисткой Дели (дель — это сетевое полотно бредня) от сучьев и травы. А кто-то одновременно с этим разбирает дель и ровно укладыва­ет ее в сторонке, чтобы она не путалась и было бы легко снова отправиться с нею в воду.

Когда Доуль был Береговым или Забродящим, он всегда ис­правно тянул свой конец и все делал, вроде бы, верно. Но когда приходило время тониться, начинались трудности. Я обычно вста­вал именно на его крыло, ожидая потеху, и помогал ему тянуть. Это значит, что когда коновец оказывался на песке, я его дер­жал. Время тонения — очень ответственное и очень быстрое, тут мешкать нечего — рыба уйдет. Делать и думать надо быстро. Эта спешность, очевидно, что-то перемыкала в мозгах Доуля. Сто­ило ему от меня услышать: Быстро! — как он становился диким.

Он быстро тянул коновец к берегу, часто забывая о том, что надо тянуть в одной скорости со вторым коновчанином, да еще сводя коновцы низами. Затем на берегу, когда кто-то уже выби­рал нижние струны и надо было выбирать верхнюю с его сторо­ны, он вдруг начинал метаться, потому что не мог расстаться с коновцом.

При этом низ и второе крыло быстро выбирались, а крыло Доуля начинало провисать, и рыба шла через него.

— Отдай, дурак, — ласково упрашивал я его, чтобы не спуг­нуть и тем не испортить рыбалку еще больше. А сам при этом пытался вывинтить палку из его рук. Доуль, цепко держа одной лапой коновец, а другой — струну крыла, которая почему-то одной рукой никак не выбиралась, каждый раз поворачивался и дурно смотрел на меня.

Тут я обычно не выдерживал, вырывал у него коновец и при­нимался поливать матерными молитвами. Лишь тогда он хватал­ся за струну и принимался лихорадочно перебирать руками.

Так повторялось много-много раз. И каждый раз я вставал на его крыло, чтобы пролить ему как можно больше крови. Почему он не мог расстаться с коновцом, я не помню. Да это и не важно. Важно другое: ни о каком взаимодействии с другими не может быть и речи, пока тебе не ясна твоя часть работы. А это значит, пока у тебя нет простого, ясного и четкого образа действия на своем участке. Добавлю — разумного, то есть гибкого и тобою управляемого, а не правящего тобой.

Но однажды случился прорыв. Доуль, наконец, внял моим требованиям. А требования были таковы: если ты коновчанин, то, вытащив коновец на песок, просто швырни его на берег и занимайся струной — она главное, а коновец свое отслужил.

Если же ты беспокоишься о том, что коновец ляжет неудач­но и потом запутает Дель, то почувствуй, что у тебя за спиной товарищ, который уже подхватил коновец. Научись отдавать часть своих дел тем, с кем взаимодействуешь. Как говорили старики, раздай себя. И научись доверять тем, с кем делаешь дело, или не делай его с ними. Иначе говоря, если даже я не подхватил коно­вец сразу, и он упал, поверь, что в дружине, в артели, ты не один и к тому же имеешь право на ошибку. Товарищи все пони­мают, они видят, что ты занят делом и подправят тебя, устранят ошибку.

Попросту говоря, занимайся делом, я тебя подстрахую и под­беру я несчастный этот коновец и уложу так, чтобы никому не мешал!

И вот пришел случай, когда Доуль, не оборачиваясь, отдал мне коновец и сразу перешел на струну. Он выбирал ее, а я радовался: урок взаимодействия усвоен! Но не долго было мне радоваться!

Доуль выбрал свой конец сети и, радостно переживая побе­ду, остановился над ней в потрясении. При этом вся мотняоставалась вместе с рыбой глубоко в воде. И если в мотне прорва­лись дыры, рыба так же радостно покидала нас!

Не буду описывать, что я делал и говорил. Но вывод таков: