Детерминанты политического насилия

Базовые каузальные связи в генезисе политического насилия схемати­чески показаны на рис. 15. Суммарный перечень гипотез и выводов, разработанных в этом исследовании, приведен в приложении. Соци­ально-психологический потенциал коллективного насилия представ­ляет собой диффузную предрасположенность к агрессивному действию, первичную переменную, для которой непосредственными детерми­нантами в коллективности являются интенсивность и масштаб RD. RD определяется с психологической точки зрения как воспринимае­мое расхождение между ценностными экспектациями людей и их цен­ностными возможностями, т. е. расхождение между теми благами и жизненными условиями, которыми, как им кажется, они должны об­ладать, с одной стороны, и теми благами и условиями, которыми, по их мнению, они реально располагают, с другой стороны. Мотивационным последствием такого расхождения является предрасположенность к аг­рессивному действию, именуемому в этом анализе неудовлетворенно­стью или гневом. Потенциал к насилию в коллективности варьирует вместе с интенсивностью неудовлетворенности, которая простирается от умеренного неудовольствия до ярости, а также с долей членов этой коллективности (масштабом), которые являются интенсивно неудов­летворенными (гипотеза V.1).

Неудовлетворенность имеет потенциально политические послед­ствия в той степени, в какой люди убеждены в том, что насилие, на­правленное против политических деятелей, оправдано в нормативном смысле и потенциально полезно для улучшения или отстаивания их ценностных позиций. Потенциал политического насилия, вторая из первичных переменных, это сфокусированная предрасположенность к использованию (или угрозе) насилия против политических акторов, которые рассматриваются как ответственные за их ошибки в совер-

Психологические переменные

Рис. 15. Каузальная модель первичных и вторичных детерминант величины политического насилия

ВТОРИЧНЫЕ ПЕРЕМЕННЫЕ

ПЕРВИЧНЫЕ ПЕРЕМЕННЫЕ

ВТОРИЧНЫЕ ПЕРЕМЕННЫЕ

Примечание. Все переменные определены и обсуждены в предыдущих главах. Гипотезы (обозначенные V.l, V2 и т. д.) иденти­фицируют все показанные каузальные связи, некоторые из которых являются положительными (+), некоторые — криволинейны­ми (±). См. приложение и главы, где эти гипотезы разрабатывались.

шении определенных деяний (или, напротив, в бездействии), приво­дящие к возникновению депривирующих условий. В каузальной моде­ли потенциал политического насилия (с мотивационной точки зре­ния — политизированная неудовлетворенность) является результатом общей неудовлетворенности (гипотеза V.4) и ряда вторичных пере­менных, носящих когнитивный характер: интенсивность и масштаб нормативных и утилитарных оправданий политического насилия (ги­потезы V.2 и V.3). Когнитивные переменные — нормативные и утили­тарные оправдания — являются формально зависимыми от мотиваци­онной переменной — неудовлетворенности. Убежденность в полезно­сти и желательности насилия может мотивировать людей к тому, чтобы организовываться и участвовать в политическом насилии только в том случае, если они уже являются в определенной степени неудовлетво­ренными.

2з

Актуализация политизированной неудовлетворенности в полити­ческом насилии видоизменяется с помощью паттернов коерсивного контроля и институциональной поддержки. Величина политического насилия, третья из первичных переменных, определяется с точки зре­ния той доли коллективности, которая участвует в нем, его деструктив- ности и его продолжительности. На этой конечной стадии каузальной модели потенциал политического насилия выступает необходимым, но еще не достаточным условием возникновения политического насилия. Величина политического насилия сильно изменяется в зависимости от масштаба и интенсивности политизированного недовольства (гипоте­за V.5), но она минимизируется до той степени, в какой режим облада­ет или очень высокой, или очень низкой степенью коерсивного контро­ля и институциональной поддержки в сравнении с диссидентами (ги­потезы V.6, V.7). Диссиденты обычно бывают активно нацелены на применение политического насилия. Если они обладают широко рас­пространенной организационной поддержкой и высокой степенью ко- ерсивной способности в сравнении с режимом, они, как правило, могут захватить власть или достичь более ограниченных целей с минималь­ным применением насилия. Государственные перевороты, как прави­ло, происходят, и политические уступки с наибольшей готовностью да­руются элитами под угрозой насилия, когда баланс социального конт­роля и поддержки складывается в пользу диссидентов. Однако если диссидентские контроль и поддержка приближаются к тем показате­лям, которыми обладает режим, политическое насилие с большой сте­пенью вероятности затягивается и интенсифицируется.

Первичные связи, определенные в этих гипотезах, иногда можно исследовать прямо, однако они являются слишком общими для боль­шинства типов анализа и интерпретации. Масштаб и интенсивность психологических переменных могут быть установлены для большин­ства современных стран с использованием, например, техники опросов, а величина политического насилия — измерена путем применения кодировочных процедур. Однако политические элиты настроены за­ведомо негативно относительно изучения нелояльности своих граж­дан, а историческое исследование должно иметь дело с различными типами информации. Кроме того, одной из детерминант адекватности теоретического обобщения является та степень, до которой оно ин­тегрирует более специфические объяснения и наблюдаемые регуляр­ности. Полезность базовой каузальной модели для синтезирования информации о политическом насилии и более продвинутого объясне­ния зависит от точной спецификации психологических и социетальных условий, которые детерминируют такие вторичные переменные как ин­тенсивность RD и баланс институциональной поддержки. Большая часть нашего исследования была посвящена идентификации таких ус­ловий, суммированию данных для них и установлению того, почему и до какой степени они оказывают влияние на эти вторичные перемен­ные. В следующих трех разделах каждая из трех первичных перемен­ных, показанных на рис. 15, — потенциал коллективного насилия, по­тенциал политического насилия и величина политического насилия — трактуется как зависимая переменная в каузальной модели; вторичные переменные трактуются как интервентные переменные; а соответству­ющие им детерминанты изображены схематически. Выражаясь более парсимонически, простые модели выводятся из связей между детерми­нантами. Рассматриваются также общие вопросы эмпирического при­менения.

Два различных уровня анализа — психологический и социетальный — представлены третичными переменными на рис. 15 и 16. Для некото­рых аналитических целей переменные умонастроений можно оценивать как интервентные переменные, а каузальные связи обозначены прямо между социетальными переменными. Однако в теоретических объяс­нениях на протяжении всего анализа учитываются оба этих уровня. Ни один из них нельзя сколько-нибудь полно интерпретировать без учета его соотнесения с другим, как неоднократно демонстрировалось, и ни один из них отдельно не в состоянии дать такого объяснения причинам и процессам политического насилия, которое было бы «адекватным» в том смысле, что оно принимает в расчет все наблюдаемые регулярности.

Рис. 16. Комплексная каузальная модель психологических и социетальных детерминант потенциала коллективного насилия

Примечание. Все переменные определены и обсуждены в предыдущих главах. Гипотезы (обозначенные как V.1, VE.5 и т. д.) и вы­воды (обозначенные как ID. 1.1 и т. д.) идентифицируют все показанные каузальные связи. См. приложение.

Детерминанты потенциала коллективного насилия

Все детерминанты интенсивности RD, как психологические, так и со­циетальные, приведены на рис. 16. Для более нетерпеливых читателей, которых может раздражать его сложность, на рис. 17 приведена упро­щенная модель; она объясняется ниже. Дефиниция RD как степени расхождения между коллективными ценностными экспектациями и ценностными возможностями дает возможность определить некоторые главные детерминанты силы последующего импульса к действию, об­ращаясь к психологической теории и данным о связях фрустрации- агрессии. Эти психологические детерминанты обсуждались в главе 3, и их влияние на интенсивность RD схематически отображено в верх­ней части рис. 16. Те воздействия, которые оказывают эти переменные на коллективности, интерпретируются в дистрибутивных* терминах, например: чем больше среднее значение расхождения между ценност­ными экспектациями и возможностями среди членов группы (ID.1), тем больше среднее значение интенсивности RD.

Рис. 17. Упрощенная каузальная модель социетальных детерминант коллективного насилия (недовольства) в любой субнациональной группе

Примечание. Эта модель выведена из связей, определенных между детерминантами в групповых ценностных экспектациях и возможностях, показанных на рис. 16 (см. в тексте). Переменные определены и обсуждены в предшествующих главах. Гипотезы, резюмирующие связи, не предлагаются формальным образом, а могут утверждаться с тех позиций, которые аналогичны гипотезам, разработанным в главах 4 и 5.

Одним из методов оценивания психологических переменных яв­ляется опросное исследование; другим — систематизированное за­ключение на основе нарративных" и агрегированных статистических

Распределительных. — Примеч. пер.

Повествовательных. — Примеч. пер.

данных. Альтернативным или дополнительным подходом к исследова­нию конкретных обществ или кейзов является анализ классовой или групповой конфигурации с использованием специфически социеталь­ных переменных. Гипотезы о ценностных экспектациях и возможно­стях, выведенные в главах 4 и 5, идентифицируют некоторые общие по­следствия относительных уровней и изменений в групповых представ­лениях о социальных благах с влиянием этих представлений на RD членов данных групп. В обществах можно выделять — аналитически, структурально или субъективно — различные группы или классы и ве­роятную степень их RD, испытывающую влияние таких условий, как общий объем благ, доступных для распределения в обществе, измене­ния в тех средствах, которыми располагает каждая группа для получе­ния этих благ, и изменение уровней достижения этих благ в сравнении с их прошлым, а также с тем, чем располагают в этом смысле другие классы.

Более простая формулировка социетальных детерминант потенциа­ла коллективного насилия выводится путем комбинирования парал­лельных социетальных переменных и прямого соотнесения их с зави­симой переменной, как показано на рис. 17. К примеру, восходящая ценностная мобильность других людей и социально значимых групп ведет к повышению уровня и отчетливости экспектаций в собственной группе (VE.3). До той степени, в какой группа, испытывающая вос­ходящую мобильность, все больше монополизирует обладание соци­альными благами, которые представляются фиксированными в своем объеме (такими, например, как политическая власть и статус), — цен­ностные возможности собственной группы представляются одновре­менно снижающимися (VC.2). Более общая связь, которая охватывает обе упомянутые, состоит в том, что любое отличительное увеличение ценностных позиций одной группы влечет за собой возрастание RD среди других групп. Один из недостатков этой гипотезы состоит в том, что она не учитывает двух основных оговорок, вводимых в отдельных гипотезах и подтверждаемых значительным числом эмпирических дан­ных. Во-первых, о том, что восходящая мобильность одной группы, на­пример преуспевающего профессионального класса, проявляет возра­стание ценностных экспектаций только тех классов, которые иденти­фицируют себя с ним. Это классическая проблема литературы по RD: какие из групп побуждают других выбирать себя в качестве референтной группы? Во-вторых, восходяще мобильные группы воспринимаются как угроза возможностям собственной группы лишь в том случае, если общий объем благ представляется неизменным. Были резюмированы данные о том эффекте, что представления о гибкости ценностных ре­зервов в значительной степени варьируют от одной культуры к другой (глава 5). В некоторых обществах что-то из того, о чем думают как о компонентах хорошей жизни, представляется бесконечно увеличива­ющимся, в других все это выглядит неизменным. Поэтому более общая связь окажется в состоянии объяснить меньше, нежели две связи по отдельности. Однако простота объяснения обычно достигается за счет точности в специфических случаях.

Еще одна параллель связи детерминант между экспектациями и воз­можностями пролегает между двумя постулируемыми эффектами из­менений прошлого опыта группы. Изменения, происходившие в про­шлом, порождают экспектации относительно будущих возрастаний (VE.5), спады в прошлом уменьшают воспринимаемые возможности (VC.3). Общая связь, которая включает в себя обе, состоит в том, что RD изменяется вместе с показателем изменения ценностной позиции группы: чем выше показатель прошлых изменений в каком бы то ни было направлении, тем более вероятно возникновение RD; чем ниже этот показатель, тем, соответственно, ниже RD. Третья параллель, ко­торая, по-видимому, предлагает возможность для более парсимониче- ского обобщения, это очевидно противоречивые эффекты, предпола­гаемые для ценностных возможностей. Если возможности малы, то и о достижениях можно сказать то же самое (VC.4); открытие новых воз­можностей гипотетически увеличивает экспектации (VE.2). Если эти две связи аннулируются, то увеличение ценностных возможностей бу­дет оказывать слабое воздействие на RD, ни интенсифицируя, ни сни­жая его. Однако предыдущая связь (VC.4) сильная, последняя — более умеренная. Кроме того, гипотетическое возрастание экспектаций, кото­рое следует за открытием новых возможностей, имеет место лишь в особом случае «конверсии», т. е. сдвига групповых перспектив со ста­рого образа жизни на новый. Такой сдвиг происходит только при усло­вии предшествующей интенсивной неудовлетворенности. В наиболее общем случае расширение ценностных возможностей, вероятно, пове­дет к возрастанию воспринимаемых шансов для удовлетворения этих экспектаций. Аналогичным образом, вероятно, интенсивность RD бу­дет ниже, если группа обладает скорее большим, нежели меньшим чис­лом ценностных возможностей, и будет еще сильнее снижаться, если ценностные возможности возрастают.

Упрощенная каузальная модель, изображенная на рис. 17, прини­мает в расчет эти три обобщенных взаимосвязи плюс негибкость обще­го объема ценностей. Эффекты расхождений между относительным групповым достижением различных ценностей (VE.5) исключаются, поскольку их влияние носит лишь умеренный характер (см. главу 4). Эффект взаимодействия между интенсивностью RD и ростом ценно­стных экспектаций (VE.1) аннулируется. Таким образом, общая оцен­ка потенциала коллективного насилия для какой-либо группы теоре­тически может быть произведена путем определения: показателя изме­нения любого класса ценностей в абсолютном значении; степени, до которой другие группы в том же обществе испытывают более быстрый рост ценностных позиций; степени, до которой ценности способны уве­личиваться в объеме (или воспринимаются таковыми); и числа альтер­нативных направлений ценностно-увеличивающих действий, откры­тых для членов группы. Оценка потенциала насилия для общества в целом потребует проведения такого рода анализа для каждого класса или группы с учетом их пропорционального размера. Любой детальный анализ общества или оценка его потенциала в отношении конкретных форм политического насилия, потребует идентификации классов или групп, в которых концентрируется RD. Здесь не предполагаются ника­кие детерминанты масштабов RD, а лишь предлагаются средства для его оценивания.

Детерминанты политического насилия как такового

Вторая ступень базовой модели показывает, как распространяющееся недовольство фокусируется на политических объектах. Диаграмма на рис. 18 резюмирует детерминанты интенсивности и масштаба оправда­ний для политического насилия, идентифицированные в главах 6 и 7. Эти детерминанты носят социетальный характер, хотя эффекты неко­торых из них — легитимность режима, а также аффективного и утили­тарного содержания символических лозунгов — заставляют предпола­гать наличие интервентных психологических переменных, которые могут быть изучены с помощью психологических методик (интервью и опросы), равно как исторических и социологических (контент-анализ доктринальных воззваний, оценка политической поддержки режима). Две из числа вторичных переменных: нормативные и утилитарные оправдания политического насилия — также могут быть прямо опреде­лены с помощью дорогостоящих и нечасто применяемых на практике опросных методик. Но некоторые из социальных детерминант опреде­ляются для того, чтобы облегчить оценку при помощи неопросных ме­тодов. Очевидная сложность каузальных связей показана как следствие приведенных в главах 6 и.7 аргументов о том, что нормативные и ути­литарные оправдания насилия связаны между собой и что некоторые

о • и со 0Q >

a>

аг £ <3 £ э* rt

^ го ^ о

VC О

л 2 = >i a> С-

^ s § ?

If

О н 11

£ X °

Й ³ i о

О z * * «

z ш £ о s

a _s 3 ф q Sbjls

О « g S о

3E 2 2 t S

2 a g-1 i

£ g о §

S ¹ С

.3

fel

л >>

C3

rf

—3

+

CO >

0 | i

1 5 О Ш oo J Ш О S « J !;

B Hi 5.

Q) ф 5 «

S Si g

a ^

а —

5 л

о G

£ *

£ °

>> cz

о _

vc °

О ^

о т S ^

CJ —

J3
к
о
о	s
X	s
и	=г
S	со
ь-	со
S	S
X	с;
>*	с8
с	S
со	zf
Q.	о
	о
СО
Л
CI
о
а
•г»
н
СО
>
< >
о
£
г
аз
	oi
го	S
о
О	о
О	X
	о
го
р	£2.
Г" О	=
t—(CJ
><
«W	го
Cw
г*	jj
	CJ
х

из их социальных детерминант оказывают первичное влияние более чем на одно из них. Объяснение было бы проще, если оба рода оправда­ний трактовались как одно. Однако такое редуцирование теоретически не оправдано для детального анализа: неудовлетворенность дает изна­чально нерациональный (но широко рационализируемый) импульс к насилию, эмпирически и аналитически отличимый от оценки насилия, которую дают ему акторы. Сюда включены различные психологические процессы, и их социальные эффекты явно различимы — как различают­ся, например, буйные вспышки мятежей и революционный захват вла­сти. Различие между детерминантами дает возможность раздельного изучения их эффектов.

Между независимыми переменными имеются несколько важных ка­узальных связей, которые необходимо принимать в расчет математиче­ски, чтобы оценить теоретическую модель количественно, причем здра­вый смысл подсказывает, что их следует рассматривать в исследованиях приблизительно. Они допускают также существенное упрощение кау­зальной модели. Наиболее тесная связь существует между историче­ской значимостью 0V.2) и успешностью прежней или нынешней груп­пы в применении политического насилия (JV.8, JV.9). Успех насилия увеличивает вероятность его возобновления; чем больше историческая протяженность насилия, тем больше вероятность того, что какие-то груп­пы сочтут его эффективным. Аналогичную связь можно отметить между использованием экстрапунитивной* практики в той или иной культу­ре или субкультуре 0^.1) и прошлым опытом политического насилия. Эти два условия с течением времени предположительно усиливают друг друга; аттитюды экстрапунитивности, приобретаемые в ходе соци­ализации, имеют тенденцию увеличивать склонность людей к участию в политическом насилии; широко распространенное возникновение такого насилия, вероятно, приводит к внедрению в сознание детей его участников и сторонников таких аттитюдов, которые благоприятству­ют некоторым видам насилия. Поэтому переменные социализации и группового успеха могут быть удалены из обобщенной модели.

Вероятно также, что чем больший успех имели группы в использо­вании политического насилия, тем больше утилитарных моментов со­держится в символических лозунгах, оправдывающих насилие 0V.7). Большинство таких лозунгов обладают и утилитарным, и аффектив­ным содержанием; поэтому две эти переменные — JV.6 и JV.7 — могут быть скомбинированы в одну, более общую детерминанту потенциала

Излишне карательной. — Примеч. пер.

политического насилия. Плотность агрессивных политических симво­лов в медиа (JV.10) и масштаб распространения тех медиа, которые их в себе несут У V.l 1), также взаимосвязаны. Наличие таких медиа в су­щественных масштабах является предпосылкой к восприятию и даль­нейшему распространению такого рода символов. Более общая связь состоит в том, что потенциал политического насилия изменяется с плот­ностью и масштабами коммуникации символов.

Три других, номинально независимых, но каузально связанных пе­ременных это: эффективность режима в смягчении RD (JV.3), диффе­ренциальные отклики режима на неудовлетворенность различных групп (JV.4) и легитимность режима 0^.5). Одним из источников высокого уровня легитимности правительства является его эффективность в раз­решении RD. Аргумент для первой связи 0V.3) состоит в том, что чем больше прошлый масштаб правительственной акции, тем сильнее спе­цифически политическая враждебность неудовлетворенных групп, если режим терпит неудачу в улучшении их нынешней ситуации. Учи­тывая такие исторические корни экспектаций, можно утверждать, что неадекватные отклики режима поведут к снижению его легитимности. Аналогичным образом, если режим дает сегодня дифференциальные отклики на RD QV.4), его легитимность будет, вероятно, снижаться в глазах членов менее привилегированных групп. Поэтому, вообще гово­ря, чем более эффективны режимы в своих откликах на RD, тем выше уровень их легитимности и тем ниже потенциал политического наси­лия: Эти обобщенные связи резюмированы в упрощенной каузальной модели на рис. 19. Парсимония достигается опять же за счет утраты информации, необходимой для интерпретации специфических типов событий.

Оценка масштабов оправданий политического насилия является ре­шающей, независимо от того используется ли для анализа детализиро­ванная или обобщенная модель. Потенциал политического насилия будет наибольшим, если в числе неудовлетворенных групп окажутся те, кто придерживается наибольших аттитюдных оправданий насилию. Определению масштабов политического насилия помогает специфика­ция некоторых его детерминант (рис. 18) и тот факт, что большинство этих детерминант являются также детерминантами интенсивности оправданий; и те и другие можно оценить одновременно. Оценка может быть еще более упрошенной, если она предполагается, следуя выводу V.4.1 — о том, что оправдания являются наиболее последовательными для тех, кто не удовлетворены. Если можно идентифицировать интен­сивно неудовлетворенные группы или классы в обществе, не будет необходимости оценивать легитимность режима, прошлые успехи в применении насилия или содержание символических воззваний для общества в целом, а только (или в первую очередь) в соотнесении с эти­ми группами.

Рис. 19. Упрощенная каузальная модель социетальных детерминант потенциала политического насилия

Примечание. Эта модель выводится из связей, выявленных между детерминантами масштаба и интенсивности нормативных и утилитарных оправданий политического насилия, показанных на рис. 18 (см. текст). Переменные определены и обсуждены в предыдущих главах. Гипотезы, резюмирующие связи, не являются формально предпо­ложенными, а могут быть установлены с позиции, аналогичных гипотезам, разработан­ным в главах 6 и 7. Потенциал коллективного насилия как необходимое предваритель­ное условие здесь не показан; см. рис. 18.

Детерминанты величины политического насилия

Конечный этап базовой модели, отображенный на рис. 20, показывает, как паттерны социального контроля и поддержки минимизируют или продви­гают насильственные плоды политизированного недовольства. Величи­на политического насилия будет, вероятно, наибольшей, когда режимы

27-1012

RI.1

Баланс

s *

о. ф

I

И

I *

* я ф z

а о s и

s *

a ф

if

* ^с

o>s

М

ф л с; s се о z о о

s s

s

н

о

z

RI.2

RI.3

RI.4

RI.5

- V.7 +