Относительная депривация и аналогичные причины политического насилия

Относительная депривация, определяемая как воспринимаемое рас­хождение между ценностными экспектациями и ценностными возмож­ностями, носит сущностно общий характер для того, чтобы охватывать или соотноситься с большинством из общих «предпосылок револю­ции», идентифицируемых в других теоретических анализах. Некоторые из этих концептуальных связей рассматриваются здесь не для того, что­бы продемонстрировать, что RD — это «правильное» понятие, а другие нет, а чтобы показать, что дополнительно к ее относительно четкому определению она может синтезировать различные другие понятия.

Согласно Аристотелю, главной причиной революции является стрем­ление к политическому или экономическому равенству со стороны лю­дей, которым этого равенства не хватает, и стремление олигархов к еще большему неравенству, нежели то, которое уже установилось, т. е. рас­хождение в обоих случаях между тем, что люди имеют из политиче­ских и экономических благ в соотношении с тем, чем, как они считают, должны по справедливости обладать⁴³. Эдварде, писавший примерно двадцатью тремя столетиями позднее, считает, что все революции обя­заны своим возникновением «подавлению элементарных желаний» и что насилие в любой революции пропорционально степени такого по­давления. Ощущение репрессии или «препятствия» развивается, ког­да «люди начинают чувствовать, что их законные стремления и идеи по­давляются или извращаются, что их вполне пристойные желания и амбиции запрещаются и пресекаются...»⁴⁴. Введенное Петти понятие «спазм» также схоже с RD. Люди чувствуют «спазм», когда обнаружи­вают, что удовлетворение их базовых потребностей в свободе и безопас­ности подвергается чьему-то воздействию и более того, такое давление рассматривается как необходимое и неизбежное, а следовательно не­подсудное⁴⁵.

Аналогичные понятия используются современными теоретиками. Лассуэлл и Каплан атрибутируют политическую нестабильность рас­хождению между экспектациями и «степени... реализации ценностей

б* для масс... Именно низкая степень реализации — несоответствие меж­ду реально занимаемой ценностной позицией и ценностью требуемой и ожидаемой — оказывает наиболее прямое воздействие»⁴⁶. Золшан утверждает, что вся деятельность, включая революционную активность, начинается с «крайности», определяемой как «расхождение (для лич­ности) между осознанно или неосознанно желаемым или ожидаемым состоянием событий и реальной ситуацией»⁴⁷. Оба этих понятия исхо­дят из предположений о состояниях ума революционных акторов, рав­но как и понятия, упоминавшиеся в предыдущем параграфе. Джонсон не делает такого рода предположений, идентифицируя «выведенную из равновесия социальную систему» как необходимую предпосылку рево­люции, подразумевая под этим макроаналитическое понятие. Однако его выражения на индивидуальном уровне анализа можно без труда ин­терпретировать с точки зрения RD: она устанавливает расхождения между ценностными ожиданиями людей (на коллективном уровне — их ценностными структурами) и теми средствами, которыми они рас­полагают для получения этих ценностей (на коллективном уровне — «паттернами адаптации к окружению» социальной системы и ее спо­собностью «выполнить функциональные требования»)⁴⁸.

Некоторые теоретики неявно используют понятия «фрустрация» или «депривация» для того, чтобы представить побуждение к коллек­тивному насилию. Дэйвис атрибутирует революционные вспышки той фрустрации, которая проистекает из кратковременного спада в до­стижениях, следующего за длительным подъемом, который порождает экспектации своего продолжения⁴⁹. Подобно этому Лернер описывает разрыв между тем, чего люди хотят, и тем, что они получают, как «фру- стрирование» и предполагает, что именно этот разрыв имеет революци­онные последствия. «Распространение фрустрации в регионах, разви­вающихся менее быстро, чем того хотелось бы живущим в них людям, может рассматриваться как глубокий дисбаланс между достижением и стремлением... Стремление обгоняет реальное достижение настолько далеко, что многие люди испытывают фрустрацию, даже если они име­ют некоторый прогресс в продвижении к своим целям, вследствие того, что они получают гораздо меньше, чем хотелось бы»⁵⁰. Крозье говорит, что есть один элемент, общий для всех мятежей, это фрустрация, опре­деляемая как «неспособность кого-то сделать что-то, чего он очень сильно хочет сделать, в силу обстоятельств, находящихся за предела­ми его контроля»⁵¹. Фейерабенды ассоциируют политическую неста­бильность с агрессивным поведением, о котором говорится, что оно меняется со степенью «системной фрустрации». Степень системной фрустрации — это отношение удовлетворения социального желания к конструкции социального желания, или, с точки зрения RD, расхож­дение между наличной ценностной позицией и ценностными экспек­тациями⁵².

Козер связывал относительную депривацию с фрустрацией и приме­нял эту связь к объяснению показателей самоубийства⁵³. Хозелиц и Уиллнер, расширяя различие между экспектациями и устремлениями, связывают депривацию с потенциалом революции: «Нереализованные устремления продуцируют чувства разочарования, но нереализованные экспектации находят свой выход в ощущениях депривации. Разочаро^- вание обычно терпимо; депривация часто нестерпима. Депривирован- ный индивид чувствует побуждение к тому, чтобы исправить какими бы то ни было доступными средствами возникшие у него материальные и психические фрустрации. Поскольку разочарование может порож­дать семена начинающейся революции, депривация служит катализа­тором революционного действия»⁵⁴.

Антропологическая литература, посвященная ответам американских индейцев на белое завоевание, также использует понятие депривации. К примеру, Нэш показывает, как может возникать депривация, будь то принятие или отвержение ценностей белых и их умений, и предпола­гает, что агрессивные компоненты индейской тактики выживания яв­ляются ответом на эту депривацию⁵⁵. Гешвендер относит мятеж амери­канских негров 1960-х гг. к «относительным депривациям», определя­емым в общепринятом социологическом смысле расхождения статуса в отношении референтной группы⁵⁶. Гальтунг, хотя и не пользуется по­нятием относительной депривации как таковым, относит агрессию внутри общества и между обществами к статусному расхождению или «неустойчивости ранга», что, в сущности, являет собой обобщенную перефразировку аристотелевского тезиса, с которого мы начали этот ка­талог понятий. Если люди или группы занимают высокий уровень в одном измерении стратификационной системы, но низкий в другом (например, они обладают высоким уровнем власти или образования, но низким доходом), то считается, что они склонны использовать агрес­сию для достижения высокой или равновесной позиции по всем изме­рениям⁵⁷.

Этот перечень можно было бы продолжать и расширять, но лишь с риском истрепать очевидные истины. Почти все теории, ставящие своей целью объяснить насильственное коллективное поведение, отво­дят центральное место переменным или понятиям, которые, как прави­ло (и часто специфически) схожи с тем представлением о RD, которое определено в нашей работе. Однако некоторые заметные характеристи­ки RD необязательно инкорпорированы в эти и другие понятия. Неко­торые из них, в частности те, что используют формулировки «хотеть/ получать», не имеют отношения ни к законности или интенсивности ценностных экспектаций, ни к теоретической желательности принятия в расчет реальных или предвосхищаемых расхождений между целями и достижениями. Более того, в то время как многие из них определя­ются с помощью примеров различных социетальных и политических условий, конституирующих данную переменную или увеличивающих ее значение, только некоторые включают в себя специфические пред­положения о ее детерминантах, и лишь немногие предлагают какие-то категории для классификации выражения этой переменной. Нако­нец, многие теории не обеспечивают мотивированного объяснения для предполагаемой каузальной связи между переменными и теми событи­ями насилия, к которым они, как предполагается, подталкивают людей.

Существуют три понятия, часто используемые при анализе разруши­тельного коллективного поведения, которые не прямо аналогичны RD, а альтернативны ему:

• диссонанс;

• аномия;

• конфликт.

Не проводя оценки их аналитической полезности в других контек­стах, можцо предположить, что они относятся к условиям, в большей или меньшей степени специфичным, нежели RD.

Диссонанс — это понятие, широко используемое в индивидуальной психологии. Фестингер, формулируя понятие когнитивного диссонан­са, выводит его из ситуации несовместимости между двумя когнитив­ными элементами, или кластерами этих элементов. Когнитивные эле­менты — «вещи, которые личность знает о себе, о своем поведении и об окружающих», — противоречивы, если составная часть одного элемен­та вытекает из другой⁵⁸. К примеру, о гражданине, убежденном, что его правительство начнет войну только в случае нападения на его страну, и затем узнавшем, что оно само развязало неспровоцированную войну, говорят как о человеке, испытавшем диссонанс⁵⁹. Завися от величины диссонанса, т. е. от важности или ценности для него диссонантных эле­ментов, гражданин может изменить свои взгляды на правительство, по­пытаться принять меры по смене персонального состава или направле­ния политики правительства путем политической акции или, что более вероятно в этом случае, отвергнуть обоснованность доказательств, что война началась без повода, и принять любое доказательство провока­ции, пусть даже необоснованное. По влияниям диссонанса на принятие решений, податливость к восприятию информации, социальную под­держку массовых движений и процессы взаимодействия в малых груп­пах было предложено немало гипотез и проведено эмпирических иссле­дований⁶⁰.

Понятия диссонанса и RD не охватывают, а скорее частично пере­крывают друг друга. RD воспринимается по отношению к благосостоя­нию друг друга, к власти и межличностным ценностным экспектациям; диссонанс можно получить среди любого ряда когнитивных элементов, а не только тех, что относятся к ценностным благам и условиям жизни. Кроме того, лишь некоторые восприятия депривации влекут за собой диссонанс в его подлинном смысле, противоречия между когнитивны­ми элементами. Большинство черных американцев очень хорошо зна­ют, что их экспектации экономического и социального равенства если и будут удовлетворены, то лишь в малой степени и с большой неохо­той; неудачи политической системы в проведении массовых оздорови­тельных акций «диссонантны» лишь для тех негров, которые твердо решили, что они будут успешны. Для огромного же большинства провал такого рода акций просто подтвердит прошлые представления и усилит неудовлетворенность. Понятия диссонанса и гипотезы представляют­ся прямо применимыми лишь к одному частному аспекту процессов, посредством которых развивается восприятие RD: когда индивид впер­вые воспринимает неадекватности ценностных возможностей, которые он считал подходящими и удовлетворительными для достижения сво­их ценностных экспектаций, можно утверждать, что он испытывает диссонанс. Однако натиск RD через возрастание ценностных экспекта­ций или наличие расхождения между экспектациями и возможностя­ми как таковыми сам по себе еще не конституирует диссонанса, ибо, как указывает Фестингер, диссонанс возникает всякий раз, когда индивид сталкивается с сопротивлением или фрустрацией в своих попытках достичь какой-то цели⁶¹.

Аномия — в том смысле, в каком Дюркгейм употреблял это поня­тие в своей работе «Самоубийство», — это ситуация, в которой либо цели (ценностные экспектации) опережают средства, либо цели остаются постоянными, в то время как средства жестко ограничены, что очень близко к понятию RD. Более обобщенный смысл, которым Дюркгейм наделяет это понятие в книге «Общественноеразделение труда», и ко­торое популяризирует Мертон в своем эссе «Социальная структура и аномия», состоит в том, что аномия — это разрушение социальных стандартов, управляющих социальным поведением, или отсутствие норм. Это специфически социологическое понятие: «Степень аномии в социальной системе определяется той степенью, до которой недоста­ток консенсуса по поводу норм оценивается как законный с сопутству­ющими ему неуверенностью и отсутствием безопасности в социальных отношениях»⁶². Выражения отсутствия внутренних норм индивидов ха­рактеризуются аномией. Розе, резюмируя литературу, идентифициру­ет три типа аномии:

• саму по себе слабость норм;

• наличие нескольких сильных, но конфликтующих между собой норм;

• игнорирование норм.

Все три ситуации ведут к распространению чувства неуверенности, которому в немалой степени атрибутируется девиантное поведение, включая преступность, суициды, наркоманию и гангстерское поведе­ние. Мертон первоначально полагал, что аномия может вести к широко распространенному девиантному поведению и установлению альтерна­тивных норм, конституирующих «мятеж». «Когда мятеж становится эндемическим для существенной части общества, он создает потенци­ал для революции, которая видоизменяет и нормативную, и социаль­ную структуру». Однако позднее, кажется, не предпринималось суще­ственных попыток связать аномию с проявлением коллективного наси­лия, за исключением гангстерского поведения⁶³.

Аномию можно связать с RD в том виде, как она (RD) определена здесь, двумя способами. Если групповые нормы слабы или находят­ся между собой в противоречии по вопросу о том, каким образом чле­ны групп могут удовлетворять свои ценностные экспектации, это ог­раничивает ценностные возможности. Это в особенности относится к случаю личностных и социетальных возможностей: чем менее люди уверены в способах действия, подходящих для достижения их целей, тем больше их аномия, тем ниже ценностные возможности, тем, сле­довательно, больше RD. Следует отметить, что люди могут испыты­вать отсутствие норм или нормативный конфликт, находясь в любой социальной роли и вне социальных ролей, как, например, подчинен­ные в системе авторитарных отношений или как пассажиры в поле­те реактивного самолета. Таким образом, аномия конституирует или увеличивает RD только в тех случаях, когда она имеет отношение к нор­мам в нормативно-поддерживающей и нормативно-усиливающей дея­тельности.

Можно также утверждать, отчасти на основе теории когнитивного диссонанса, что ряды внутренне совместимых норм поддаются внут­ренней оценке и что поэтому разрушение нормативных систем консти­туирует RD по отношению к «когерентным*» ценностям. Аргумент со­стоит не в том, что каждый, кто страдает от аномии, вследствие этого испытывает депривацию, а в том, что RD испытывают те личности, ко­торые однажды приняли внутренне совместимый ряд норм в качестве ценностных проводников к действию, а впоследствии почувствовали, что эти нормы подверглись серьезному сомнению или даже пересмот­ру, не получив замены в виде другого внутренне согласованного ряда норм. В этом случае депривация проистекает из утраты ценностей, т. е. снижения ценностной позиции по отношению к идеациональному со­гласованию категории личностных ценностей. Однако в аномическом обществе найдется, вероятно, немало людей, которые никогда не обла­дали единственным совместимым, не вызывающим сомнений, рядом норм. Никогда не обладая согласованным рядом норм, они с меньшей вероятностью испытают неудовлетворенность при неудачах по сравне­нию с теми, кто ощущает утрату сильно действующих норм или угрозу такой утраты.

Наиболее мощное воздействие аномии на RD — это ее влияние на ценностные возможности. Являются ли нормативные системы внут­ренне оцениваемыми в том смысле, что оцениваются экономические блага, безопасность и статус, — это эмпирический вопрос, прямой от­вет на который дается путем выяснения степени, до которой угроза си­стеме норм возмущает людей. В общем случае аномия и аномические понятия соотносятся с RD способом, сравнимым с диссонансом: они пе­рекрываются с RD, но не могут быть ни отнесены к его категории, ни инкорпорировать в себя большинство его аспектов.

Конфликт в его коллективном смысле определяется иногда как усло­вие, иногда как процесс, иногда как событие. Гальтунг определяет его как условие следующим образом: «О системе деятельности говорят, что она находится в состоянии конфликта, если система имеет два или бо­лее несовместимых состояния целеполагания»⁶⁴. Козер первоначаль­но определяет его как процесс, «борьбу за ценности и требования не­достающего статуса, власти и ресурсов, в которой цели оппонентов состоят в том, чтобы нейтрализовать, ограничить своих соперников или нанести им вред»⁶⁵. В общепринятом употреблении конфликт — это событие, насильственное или ненасильственное столкновение между

Здесь — согласованным. — Йримеч. пер.

двумя группами. По любому из первых двух определений конфликт имеет более близкое сходство с RD, нежели диссонанс или аномия⁶⁶. Одно из отличий состоит в том, что RD относится к состояниям инди­видуального сознания и распределению их в коллективе, в то вре­мя как социальный конфликт обычно трактуется как свойство коллек- тивностей безотносительно к проявлениям сознания втянутых в него индивидов. Гальтунг идентифицирует более важное различие: «Кон­фликт необходимо... отличать от фрустрации, представляющей собой более общий случай, когда не достигаются цели (не удовлетворяются потребности, не получается удовольствие и т. д.) по определенным при­чинам. Очень простым случаем такого рода является голод... Другой простой случай — когда нечто блокирует доступ к источнику удоволь­ствия... Но наиболее важным особым случаем... является такой конф­ликт, где усилия, направленные на получение какой-то ценности могут рассматриваться как источник фрустрации»⁶⁷.

Конфликт, определяемый как условие, — это особый случай RD, в ко­тором источником расхождения между ценностными экспектациями и возможностями выступает другая группа, конкурирующая в достиже­нии каких-то ценностей. Конфликт, определяемый как процесс, связан с взаимодействием между группами в соответствующих попытках об­легчить RD.

Понятие конфликта является менее подходящим и менее удобным для анализа политического насилия, нежели RD, по ряду причин. Одна из них состоит в том, что в своих сопутствующих значениях оно через определение некоторых переменных уже содержит в себе то, что этот анализ предлагает объяснить. Я надеюсь рассмотреть формы и степени политического конфликта, предложив некоторые общие для них детер­минанты, а не «объяснять» их, определяя в качестве конфликта. Кроме того, конфликт, определяемый как условие, при котором группа X об­ладает тем, чего желает группа Y, относится к частному типу RD, но никоим образом не исчерпывает RD. RD связана с любым коллектив­но ощущаемым расхождением между искомой и достигаемой ценност­ной позицией, независимо от того, обладает ли какая-то другая группа искомой ценностью и пытается ли группа Y отнять ее у группы X. Су­ществуют психологические основания, изложенные в предыдущем раз­деле, для ожидания того, что из любого RD может проистекать коллек­тивное насилие, достаточно обширное по масштабам и интенсивности. Представляется также очевидным, что многие акты политического насилия, в частности, революционные движения, включающие в себя не столько борьбу за ценности, сколько требования реформирования системы с тем, чтобы можно было создавать новые ценности. В этой связи одна из трудностей, возникающих, если трактовать политическое насилие как конфликт, состоит в том, что таким образом предпола­гается, что политическое насилие влечет за собой борьбу за дефицит­ные ценности — предположение, которое исключает изучение других причин.

Одно из последних ограничений использования теории конфликта для наших целей — это различие, обычно проводимое теоретиками кон­фликта между тем, что именуется «реалистическим» и «нереалистиче­ским» конфликтом (Козер), или «рациональным» и «нерациональным» конфликтом (Шеллинг), или «деструктивным поведением» и «конф­ликтным поведением» (Гальтунг). Сущность этих различий состоит в разграничении действий, инструментальных для обеспечения достиже­ния искомых ценностей, и действий деструктивных, предпринимаемых ради них самих. Аналитическая польза такого разграничения не подвер­гается сомнению; что сомнительно — так это попытки объяснить поли­тическое насилие с использованием теоретических подходов, которые предполагают, что только инструментальные проявления насилия реле­вантны и подлежат анализу. Среди других теоретиков конфликта Козер и Гальтунг признают, что в большинстве конфликтов имеют место оба элемента. Козер критикует других за неспособность уяснить, что «конф­ликт может быть мотивирован двумя различными и все же связанными между собой факторами — реалистической конфликтной ситуацией и аффективным вкладом в нее...». Аналогично Гальтунг выдвигает теоре­тическое положение, которое лежит в основании всей дискуссии: «Конф­ликтное поведение имеет тенденцию стать деструктивным поведением (благодаря своему фрустрационно-агрессивному циклу), а деструктив­ное поведение имеет тенденцию стать самоподдерживающимся»⁶⁸.

Вопреки этому признанию, большинство понятий и гипотез теории конфликтов связаны с инструментальностью борьбы. Этот анализ при­дает вес и своим нерациональным источникам и проявлениям.