У станка в большевистском подполье

Первые мои воспоминания связаны с учени­чеством в кустарной мастерской, затем с работой на небольшом механическом заво­де в Тбилиси. Когда началась у нас забастовка, — приходили рабочие из железнодорожных мастерских, указывали, как надо держаться, какие предъявлять требования. После за­бастовки, завершившейся победой, в 1899 году, я пере­шел в депо Закавказских железных дорог, где в то время работали Михо Бочоридзе, Захарий Чодришвили и другие. Они познакомили меня с революционной нелегальной литературой и с книгами Эгнате Ниношвили, Ильи Чавчавадзе...

Вскоре товарищи ввели меня в рабочий марксист­ский кружок.

Собирались они в доме по Елизаветинской улице, где жили рабочие главных мастерских и депо — В. Стуруа, Г. Нинуа и др.

В тот день пропагандистом к нам пришел Ладо Кецховели.

Это было незадолго до его отъезда в Баку.

Он рассказывал на занятии кружка, почему и как борется пролетариат с самодержавием и капиталиста­ми, знакомил с задачами политической борьбы.

Я уже знал тогда, что борьбой рабочих руководит товарищ Сталин, что вместе с Ладо Кецховели това­рищ Сталин выдвигает первостепенную задачу созда­ния нелегальной партийной печати

Рабочий кружок мне не пришлось в дальнейшем посещать; Михо Бочоридзе сообщил о задании, кото­рое дал ему товарищ Сталин, — найти подходящую комнату — организовать подпольную типографию. Это было в начале 1900 года. Меня познакомили с това­рищами. Мы раздобыли шрифты и все самое необходи­мое для печатания. Комнату подыскали в доме по Лоткинской улице.

Впервые я встретился с товарищем Сталиным в до­ме рабочего Торикашвили, где он проводил занятия рабочих кружков. Товарищ Сталин дал руководящие указания.


Наша небольшая типография, организованная по указанию товарища Сталина, находилась в тихом ме­сте, за городом.

Надо было войти во двор, пройти по балкону на кухню, а оттуда через специальный люк попасть в под­вальное помещение, где установлен станок.

В подвале тесно — площадь: три на четыре аршина.

Свет падает сверху через решетчатое окошко, но мы работаем при лампе.

Шрифты — на грузинском и русском языках — раз­ложены в порядке.

Станок представлял собою квадратную доску, на которую мы переносили готовый набор, а затем накла­дывали сверху влажный лист бумаги и прибивали его к шрифту щеткой. Так получались оттиски. За сутки успевали отпечатать 600—700 листовок.

Материалы для печатания я приносил от Михо Бочоридзе с Андреевской улицы и там иногда встречался с товарищем Сталиным, который каждый раз подроб­но расспрашивал о нашей работе, учил строжайшей конспирации и говорил, что надо печатать как можно больше, потому что нужда в печатной пропаганде ре­волюционного марксизма огромна.

Прокламации, как нам рассказывал Бочоридзе, пи­сал товарищ Сталин. Корректуру выправлял в 1900 го­ду Саша Цулукидзе. Мы приносили ему утром проб­ные оттиски и забирали их обратно часам к трем. По­вседневную связь с товарищем Сталиным поддержи­вали через Михо Бочоридзе.

Товарищ Сталин вел среди рабочих большую про­пагандистскую работу, и под его непосредственным ру­ководством были начаты в 1901 году стачки.

Началась полоса арестов.

Мне пришлось на время выехать в Баку, а затем, в начале 1902 года, в Батуми. Вернувшись в Тбилиси, я поступил в депо вагонного парка, но проработал там недолго, — Михо Бочоридзе предложил мне перейти на работу в типографию. Я поступил в типографию Гру­зинского издательского товарищества, где печатались газета «Цнобис пурцели» («Листок известий»), журнал «Моамбе» («Вестник») и различная литература.

В задачу входило выносить тайком шрифты и ма­териалы наборного цеха, и, таким образом, создать хо­рошую подпольную типографию. «Кассы» для шриф­тов были заказаны мастеру Деканозишвили, который, изготовляя их для типографии, заодно сделал шесть штук и для нас.

В типографии издательского товарищества была словолитня, и мы располагали совершенно новыми шрифтами на грузинском, русском и армянском язы­ках. Слесарная мастерская типографии, в которой ра­ботал я, находилась рядом со словолитней. Весы были установлены у самой двери в мастерскую, и, когда взве­шивали новые шрифты, мне удавалось незаметно от­кладывать несколько колонок. Весовщик был посвящен в наше дело. Шрифты на время мы складывали между стенками досчатой перегородки и выносили по одной, по две колонки завернутыми в бумагу. Таким путем вынесли свыше восьмидесяти пудов шрифтов и осталь­ного подсобного материала — шпон, линеек, и т. п. Шрифты я прятал дома, в сарае, в глубокой яме. Каж­дый раз приходилось разрывать землю, подымать досчатый настил.

Когда было накоплено достаточное количество ма­териала, — стали подыскивать помещение, подходящее для устройства подпольной типографии.

В одном из домов по Лоткинской улице жили ра­бочие депо — Сологашвили. Они имели небольшой уча­сток земли и разрешили нам построить одноэтажный домик с подвалом.

За постройку взялись свои люди — каменщики Мириан и Тедо Маградзе и плотник Цхалоб Сологашвили. Это было в 1902 году. Средства на постройку от­пускал Михо Бочоридзе.

Отстроили дом быстро.

В подвальное помещение мы проникали через по­тайной люк между плитой и стеной комнаты.

На этот раз типографское оборудование было бо­лее сложным: чугунная плита и барабан, который от­лили еще в 1901 году в литейном цехе Главных желез­нодорожных мастерских. К барабану оставалось прила­дить два рельса — их отковал Бочоридзе.

Станок вначале перевезли и установили в тоннеле под резервуаром городского водопровода у подножья Давыдовской горы. Но вскоре возникли опасения, что станок могут случайно обнаружить, к тому же было готово новое помещение на Лоткинской улице, и я перевез туда на тачке наше небольшое типографское оборудование.

В дальнейшем организации удалось достать печат­ный станок «Бостонку», и работа пошла быстрее.

В 1902 году я был арестован и через бакинскую пе­ресыльную тюрьму сослан на три года в Архангельскую губернию.

Типография, как мне рассказывал потом Михо Бо­чоридзе, продолжала работать.

Товарищ Сталин находился тогда в заключении в батумской, затем в кутаисской тюрьме.

Летом 1903 года потоком воды от сильных дождей и ливней снесло наш домик, под которым помещалась типография. Хозяин не восстановил постройки и соби­рался продать свой участок земли. Пришлось снова по­дыскивать помещение. Временно установили станок в Чугуретах, в доме Гвенцадзе. Станок помещался в жи­лой комнате, что было довольно-таки рискованно. Од­нажды во двор, рассказывают, зашел городовой, и только благодаря находчивости «хозяйки» Бабе Лашадзе-Бочоридзе удалось избегнуть провала. После это­го возник вопрос о переброске станка в другое, надеж­ное место.

Михо Бочоридзе, которому Комитетом было пору­чено организовать новую большую типографию, обра­тился к бывшему рабочему железнодорожных мастер­ских Датико Ростомашвили с просьбой уступить уча­сток земли, арендованной его отцом в районе Навтлуга. Получив согласие, принялись за дело. Решили строить капитальную типографию. Стройка началась в 1903 году и была закончена к началу 1904 года.

Я в это время, после побега из ссылки, находился в Баку и работал в типографии, оборудованной Ладо Кецховели. По заданию организации, я с товарищами перевез в Тбилиси скоропечатную машину, предвари­тельно разобрав ее на части.

Помещение на Авлабаре было уже готово, остава­лось только покрыть черепицей верх. Машина с боль­шими предосторожностями была спущена в подвал, и мы тотчас же приступили к работе. Время было доро­го.

В январе 1904 года бежал из ссылки товарищ Ста­лин. Он вернулся в Тбилиси и снова возглавил работу большевистского подполья в Грузии и Закавказье. Ста­лин жил у Михо Бочоридзе. Он уделял большое вни­мание подпольной типографии и руководил всей не­легальной партийной печатью.

Материал для печати мы получали от Михо Бочо­ридзе. Среди рукописей были сталинские листовки: «Обращение к организованным рабочим гор. Тифлиса», «Воззвание к рабочим» и др.

Наряду с прокламациями печатались брошюры, сре­ди которых помнятся: Ленина — «К деревенской бед­ноте», Сталина — «Вскользь о партийных разногла­сиях».

Книжка Сталина была первой в серии «Брошюры по партийным вопросам».

Товарищ Сталин несколько раз беседовал с нами, когда мы приходили к Бочоридзе за материалом.

Он задавал нам политические вопросы, желая озна­комиться с нашим кругозором, расспрашивал о рабо­те, вникая во все мельчайшие детали.

Внимательно выслушав нас, товарищ Сталин давал указания, как правильно организовать процесс типо­графской работы, как уберечь типографию от полицей­ского сыска.

Литература, которую мы печатали, воспитывала нас политически, вооружая на борьбу с меньшевиками, пропагандируя учение Ленина и Сталина о пролетар­ской партии.

Литературу эту мы читали обычно вслух, собрав­шись у станка.

Читали товарищи, наиболее хорошо владевшие гра­мотой. Листовки и брошюры были написаны на понят­ном нам, простом народном языке.

К работе мы приступали с 6 часов утра. В 9 часов подымались из подвала наверх завтракать, затем снова спускались и работали до четырех. После обеда рабо­тали до 10 часов вечера, когда же была спешная рабо­та — проводили у станка всю ночь напролет. Товарищ Сталин упрекал нас за это, говорил, что надо отды­хать.

Наша Авлабарская типография имела свой транс­порт — тачку для перевозки бумаги и литературы. И даже воду мы привозили в бочке своими средствами, лишь бы не подпускать к дому посторонних людей.

Отпечатанную литературу отвозили в город и на стан­цию для отправки в Баку, Батуми и другие города.

Верхний этаж, если за нижний считать подземелье, составлял две комнаты. В одной жили наборщики, в другой — наша «хозяйка» Бабе и я.

Из второй комнаты в подвал была проведена сиг­нализация.

Условились, что один звонок означает тревогу, два звонка обязывали нас выглянуть из подвала, а три — разрешали подняться наверх.

Бабе Лашадзе готовила обед, убирала комнаты, стирала белье, а мы — пять человек — проводили день, а иногда и ночь, в подполье. Подвал был так хорошо оборудован, что не пропускал наружу шума машины. Стены были выложены кирпичом и камнем. Воздух проникал через отдушины, мы даже приспособили же­лезную печку, чтобы сжигать в ней ненужные бумаги, обрезки. Горели три газовые лампы, четвертую и пя­тую зажигали во время печатания. Я работал машини­стом-накладчиком, но научился и наборному делу. При­ходилось работать также по перевозке литературы. Тачка наша была двухколесная, на рессорах. Печатную бумагу мы закупали по 10—15 пудов. Доставляли ее сперва в подвал старика Ростомашвили, торговавшего фруктами, а оттуда по частям перебрасывали в типо­графию. Из типографии мы выходили и возвращались или рано утром, когда все еще спали, или ночью. На тачке обычно ехали по глухим закоулкам. Бывало, за­вернешь за угол и оглянешься, если нет подозритель­ных лиц, — едешь дальше.

Тбилисская подпольная типография была образцом сталинской школы большевистского подполья, строгой конспирации.

В 1905 году о революционных событиях мы узнали внезапно. Поднялись наверх, вышли на улицу. В эти дни, захваченные общей волной, мы участвовали в ми­тингах, шли туда, где, знали, будет выступать товарищ Сталин.

Митинги проходили в горячих дискуссиях. Товарищ Сталин решительно разоблачал оппортунистическую природу меньшевиков, разбивал все их «доводы», и когда бывало, после выступления Сталина, ждали от­ветного выступления меньшевиков, оказывалось, — они уже удрали.

Сталин вскрывал всю демагогичность выступлений меньшевиков, доказывал на примерах, что они, при­крываясь революционной фразеологией, тянут в болото оппортунизма.

В эти дни особенно выросла роль большевистской печати, нужны были сталинские прокламации, партий­ная литература, и мы снова спустились в наше подзе­мелье — продолжать работу.

Станок работал без передышки.

В 1906 году меня и других товарищей партийная ор­ганизация направила на работу в Петербург. Там мы узнали о случайном провале нашей Авлабарской боль­шевистской типографии.

И.ВАЦЕК

В ГОДЫ ПОДПОЛЬЯ

В Баку нам приходилось работать в очень сложной обстановке.

Мы боролись не только против самодержавия и капиталистов, но и с их прихвост­нями — меньшевиками, эсерами, дашнаками1, шендриковцами.

Везде и всюду всеми нами, революционными рабочи­ми, руководил товарищ Сталин.

Вспоминается такой эпизод.

Мы хоронили убитого товарища Ханлара. На похо­ронах присутствовал и товарищ Сталин, который ис­пользовал похороны для крупной демонстрации рабо­чих.

Сперва на похоронах играл духовой оркестр «Вы жертвою пали». Но как только мы вынесли гроб, меня подозвал полицмейстер:

 

— Ты распорядитель похорон? Чтоб не было музыки!

Однако еще не успел оркестр уйти, как впереди и

позади гроба появились два хора, организованные то­варищем Сталиным, и начали петь похоронный марш. Так мы дошли до Баилова.

Товарищ Сталин, все время поддерживавший со мною связь, подозвал меня к себе и сказал:

— Разошли ребят по заводам, пусть, начиная с электрической станции, заводы по пути шествия похо­ронной процессии дают гудки, пока будет виден гроб.

И вот надо было видеть, в каком положении оказа­лись полицмейстер и пристав. Когда загудели десятки заводских гудков, пристав побежал к полицмейстеру:

— Ваше высокоблагородие, что мы наделали? Пусть бы лучше играла музыка, меньше бы высыпало народу на похороны.

Когда я об этом рассказал товарищу Сталину, он долго смеялся.

Действительно, жандармам было чего пугаться. По­хоронная процессия вылилась в мощную политическую демонстрацию рабочих.

Помнится такой случай. В Баку приехал видный меньшевик Зурабов, который должен был выступить на заводе Шибаева. Ко мне на производство (Биби-эйбатское нефтяное общество) пришел товарищ Сталин и спрашивает:

— Пойдешь на собрание?

Мы пошли.

Товарищ Сталин говорит:

— Когда Зурабов будет делать доклад, ты выступи. Если тебе придется туго, — мы поддержим.

Я так и сделал. После Зурабова выступил я, а затем еще один большевик. Рабочие поняли, в чем дело, и стали кричать:

— Не надо больше прений, будем голосовать!

Собранию были предложены две резолюции: боль­шевистская и меньшевистская. Из пятисот голосов меньшевики тогда получили один голос, и тот при­надлежал меньшевистскому лидеру на заводе — Глазырину. Рабочие завода Шибаева пошли за большевиками.

Исключительную заботу проявлял товарищ Сталин о наших товарищах, о кадрах революционеров-подполь­щиков. Однажды список тридцати трех большевиков попал в руки жандармов. Надо было спасти этих товарищей от рук палачей.

Товарищ Сталин принял все меры к тому, чтобы вырвать этот список из рук жандармского управления. И, когда список удалось изъять, товарищ Сталин опо­вестил товарищей, которые скрывались вне Баку, что

опасность миновала. Они вернулись в Баку.

... Сталин в тюрьме.

Однажды товарищи дали нам знать из тюрьмы, что такого-то числа отправляется этапом в ссылку группа товарищей, в числе которых будет и Сталин.

Это было осенью.

Мы знали, что у Сталина нет зимней одежды, обуви.

Он был в сатиновой рубашке и чустах.

Мы купили полушубок, сапоги и еще кое-какие ве­щи, которые он взял после долгих уговоров.

Я вышел провожать товарища Сталина.

Хотелось проститься с любимым руководителем и посмотреть, надел ли он нашу одежду.

Под Баиловым шел этап.

Сталин скован ручными кандалами с одним това­рищем.

Заметив меня, он улыбнулся.

...В ссылку отправлялся любимец бакинского проле­тариата, организатор и руководитель большевиков За­кавказья...

В годы большевистского подполья в Баку огромную роль сыграла наша партийная печать, основоположни­ками которой являются Ленин и Сталин.

Я хочу поделиться воспоминаниями разных лет о том, как статьи и речи товарища Сталина сплачивали, направляли и закаляли бакинских пролетариев в борь­бе с капиталом и самодержавием.

Я тогда работал слесарем на одном из заводов Биби-Эйбатского нефтяного общества.


Однажды к нам на завод пришел товарищ Сталин. Он сказал мне: «Типографии грозит провал, нужно выручать»...

Типографии нашей грозила провокация, и надо было немедленно предотвратить провал, — перевезти станок и остальное оборудование в другую, надежную квар­тиру.

Типографию дважды спасает товарищ Сталин. Бла­годаря его зоркой революционной бдительности нам удается выявить нескольких провокаторов.

Товарищ Сталин во-время переводит типографию в новое помещение, еще до появления жандармов.

Прокламации в наш район доставлял из подполь­ной типографии товарищ Ханлар. Он единственный, кроме меня, знал о местонахождении типографии.

Рано утром, на рассвете, он брал ящик, сговаривал­ся с рабочим-таскалем, всегда одним и тем же, и от­правлялся в типографию. В ящик укладывали пачки прокламаций, а сверху — свежий, только что выпечен­ный «чурек» (хлеб). Переброска такой «поклажи» не вызывала подозрений у полицейских, попадавшихся по пути.

Прокламации тов. Ханлар доставлял на наш завод, а мы уже, в свою очередь, распространяли их через рабочих представителей по остальным заводам района.

И вот рано утром мы начинали подбрасывать ли­стовки в инструментальные ящики рабочих, не минуя и свои ящики, чтобы отвлечь подозрения администра­ции.

Иногда листовки расклеивались по стенам.

Многие из этих прокламаций написаны были това­рищем Сталиным. Однажды мне пришлось наблюдать, как товарищ Сталин, после занятий с заводским круж­ком, здесь же набросал текст прокламации. Он быстро откликался на все вопросы рабочего движения и при­давал огромное значение печатной пропаганде револю­ционного марксизма.

С рабочим кружком на нашем заводе товарищ Ста­лин провел три или четыре занятия. Собирались мы вечером в помещении заводской столовой.

Рабочие любили и уважали своего учителя. Зани­мался товарищ Сталин с нами на понятном рабочем 'языке, и все, что он говорил, было дорого рабочему.

Велика была сила нелегальной партийной печати и простые, понятные всем рабочим, слова сталинской пропаганды.

Г. П. ГАГЛОЕВ

ЛЮБИМЫЙ УЧИТЕЛЬ

Мне было пятнадцать лет, когда я приехал в Тифлис и в 1894 году начал работать в токарном цехе железнодорожных мастер­ских. Работал я учеником в бригаде Алли­луева. Через четыре года впервые в железнодорожных мастерских произошла крупная заба­стовка. Вслед за ней начались массовые увольнения рабочих. Я был тогда еще мальчиком и не мог хорошо разбираться в целях и задачах забастовки.

Недели через три меня снова приняли на работу. В нашем цехе работал строгальщиком Левас Микитадзе. Он постепенно вовлек меня в революционную работу.

Обычно члены нашего кружка — Левас Микитадзе, Бохуа, Тома Джатиев и другие (остальных я не пом­ню) — собирались у меня в маленькой комнатушке, на окраине города в Дидубе.

Это было в 1899 году. Однажды Левас Микитадзе пришел на обычное собрание кружка не один. С ним был просто и скромно одетый юноша.

На этот раз занятие кружка шло особенно живо и интересно. То, о чем говорил этот юноша, чему учил он нас, надолго врезалось в память.

Просто, увлекательно, с необычайным огоньком рас­сказывал нам наш новый руководитель о задачах ра­бочего класса в борьбе с самодержавием, о прибавоч­ной стоимости, о том, как на каждом шагу капитали­сты грабят и обманывают рабочих.

К сожалению, вскоре занятия нашего кружка были прерваны.

Часть из нас, в том числе и я, были снова уволены из мастерских.

Вано Стуруа, Бохуа, Коля Магарадзе и я переехали в Баку. Здесь я работал на механических заводах в Балаханах и в Черном городе.

За это время я многое узнал, многому научился.

Здесь я продолжал свою революционную работу.

На Балаханскую улицу, где жил я, часто приходил Ладо Кецховели.

Он проводил с нами беседы, от него мы получали отдельные поручения.

Как сейчас, помню работу по распространению прокламаций на заводах. Мне было поручено тщатель­но простругать доску, которая, как потом выяснилось, нужна была для подпольной типографии, которой ру­ководил Ладо Кецховели.

Здесь, в Баку, я узнал, что руководителем кружка в Тифлисе, собиравшегося у меня в комнате, был то­варищ Сталин. Это он разъяснял нам основы поли­тической грамоты и учил борьбе с самодержавием. Он воспитывал в нас великое чувство беззаветной предан­ности делу рабочего класса.

В Баку я несколько раз встречался с товарищем Сталиным. Это были короткие встречи.

В последний раз я встретился с товарищем Стали­ным в своем цехе в 1926 году. Тогда товарищ Сталин, выступая на собрании же­лезнодорожников Тифлиса, говорил:

— Я, действительно, был и остаюсь одним из уче­ников передовых рабочих железнодорожных мастер­ских Тифлиса.

Товарищ Сталин тут же вспомнил о кружках, ко­торыми он руководил.

— Я вспоминаю,—говорил товарищ Сталин,—1893 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских. Это было лет двадцать восемь тому назад. Здесь, в кругу этих товарищей, я получил тогда первое свое боевое революционное крещение. Здесь, в кругу этих товарищей, я стал тог­да учеником от революции. Как видите, моими пер­выми учителями были тифлисские рабочие.

Тогда же товарищ Сталин поблагодарил за это тифлисских рабочих.

— Я вспоминаю далее, — говорил товарищ Ста­лин,—1905—1907 годы, когда я по воле партии был переброшен на работу в Баку. Два года революцион­ной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических руководителей. В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Вацек, Саратовец и др., с одной стороны, и в буре глубочайших кон­фликтов между рабочими и нефтепромышленниками, с другой стороны, я впервые узнал, что значит руко­водить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил таким образом второе свое боевое револю­ционное крещение. Здесь я стал подмастерьем от ре­волюции. Позвольте принести теперь мою искреннюю, товарищескую благодарность моим бакинским учите­лям. Наконец я вспоминаю 1917 год, когда я волей пар­тии, после скитаний по тюрьмам и ссылкам, был пе­реброшен в Ленинград. Там, в кругу русских рабочих, при непосредственной близости с великим учителем пролетариев всех стран товарищем Лениным, в буре великих схваток пролетариата и буржуазии, в обста­новке империалистической войны, я впервые научил­ся понимать, что значит быть, одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там, в кругу русских рабочих — освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, — я получил свое третье боевое революцион­ное крещение. Там, в России, под руководством Ле­нина, я стал одним из мастеров от революции.

Позвольте принести свою искреннюю, товарище­скую благодарность моим русским учителям и скло­нить голову перед памятью моего учителя Ленина.

От звания ученика (Тифлис), через звание подма­стерья (Баку), к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) — вот какова, товарищи, шко­ла моего революционного ученичества.

Великой благодарностью наполнены сердца мил­лионов рабочих, колхозников, всех трудящихся нашей великой страны к тому, кто привел нас к новой, сча­стливой жизни, кто ведет нас к вершинам счастья человечества.

[1] «Квали» («Борозда») — еженедельная газета на грузинском языке. В 1893 году издавалась под редакцией Г. Церетели как орган либерально-националистического направления. В 1896 году приобретена группой большинства «Месаме-даси» (Н.Жордания и други). После раскола РСДРП «Квали» стала органом грузинских меньшевиков. Существовала до 1904 года.

1 Жордания — руководитель группы большинства организации «Месаме-даси» (см. примечание на стр. 29), впоследствии руководитель грузинских меньшевиков. После Октябрьской пролетарской революции — организатор контрреволюции в Грузии, агент западных империалистов.

1 Товарищ Берия, секретарь ЦК компартии Грузии, 21—22 июля 1935 года на собрании тифлисского партактива прочел доклад «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Доклад осветил роль товарища Сталина как основоположника и руководителя большевистских организаций в Закавказье и явился ценным вкладом в литературу по истории партии.

[2] «М е с а м е - д а с и» — первая марксистская социал-демокра­тическая организация в Грузии. Большинство «месамедасистов» составляли мелкобуржуазные интеллигенты, извращавшие марк­сизм в буржуазном духе, стремившиеся подчинить классовую борьбу пролетариата интересам национальной буржуазии. Впоследствии большинство «месамедасистов» стало меньшевиками. Внутри «Месаме-даси» в 189S году оформилась революционна» марксистская группа, представлявшая меньшинство «Месаме-даси» — Сталин, Кецховелл, Цулукидзе.

1 В 1900 году произошло национально-освободительное восстание в Китае, направленное против европейских империалистов. Европейцы прозвали восставших «боксерами», так как восстание возглавлялось тайным обществом «Большой кулак». Восстание было жестоко подавлено соединенными усилиями империалистских государств, в том числе и России. В первом номере «Искры» была помещена статья Ленина «Китайская война» об этих событиях.

1 Конец работы

1 Дашнаки—армянская националистическая партия, враждебная рабочему классу. После Октябрьской пролетарской революции дашнаки организовали кровавую контрреволюционную борьбу против советской власти, стали агентурой европейского империализма.

Наши рекомендации