У станка в большевистском подполье
Первые мои воспоминания связаны с ученичеством в кустарной мастерской, затем с работой на небольшом механическом заводе в Тбилиси. Когда началась у нас забастовка, — приходили рабочие из железнодорожных мастерских, указывали, как надо держаться, какие предъявлять требования. После забастовки, завершившейся победой, в 1899 году, я перешел в депо Закавказских железных дорог, где в то время работали Михо Бочоридзе, Захарий Чодришвили и другие. Они познакомили меня с революционной нелегальной литературой и с книгами Эгнате Ниношвили, Ильи Чавчавадзе...
Вскоре товарищи ввели меня в рабочий марксистский кружок.
Собирались они в доме по Елизаветинской улице, где жили рабочие главных мастерских и депо — В. Стуруа, Г. Нинуа и др.
В тот день пропагандистом к нам пришел Ладо Кецховели.
Это было незадолго до его отъезда в Баку.
Он рассказывал на занятии кружка, почему и как борется пролетариат с самодержавием и капиталистами, знакомил с задачами политической борьбы.
Я уже знал тогда, что борьбой рабочих руководит товарищ Сталин, что вместе с Ладо Кецховели товарищ Сталин выдвигает первостепенную задачу создания нелегальной партийной печати
★
Рабочий кружок мне не пришлось в дальнейшем посещать; Михо Бочоридзе сообщил о задании, которое дал ему товарищ Сталин, — найти подходящую комнату — организовать подпольную типографию. Это было в начале 1900 года. Меня познакомили с товарищами. Мы раздобыли шрифты и все самое необходимое для печатания. Комнату подыскали в доме по Лоткинской улице.
Впервые я встретился с товарищем Сталиным в доме рабочего Торикашвили, где он проводил занятия рабочих кружков. Товарищ Сталин дал руководящие указания.
Наша небольшая типография, организованная по указанию товарища Сталина, находилась в тихом месте, за городом.
Надо было войти во двор, пройти по балкону на кухню, а оттуда через специальный люк попасть в подвальное помещение, где установлен станок.
В подвале тесно — площадь: три на четыре аршина.
Свет падает сверху через решетчатое окошко, но мы работаем при лампе.
Шрифты — на грузинском и русском языках — разложены в порядке.
Станок представлял собою квадратную доску, на которую мы переносили готовый набор, а затем накладывали сверху влажный лист бумаги и прибивали его к шрифту щеткой. Так получались оттиски. За сутки успевали отпечатать 600—700 листовок.
Материалы для печатания я приносил от Михо Бочоридзе с Андреевской улицы и там иногда встречался с товарищем Сталиным, который каждый раз подробно расспрашивал о нашей работе, учил строжайшей конспирации и говорил, что надо печатать как можно больше, потому что нужда в печатной пропаганде революционного марксизма огромна.
Прокламации, как нам рассказывал Бочоридзе, писал товарищ Сталин. Корректуру выправлял в 1900 году Саша Цулукидзе. Мы приносили ему утром пробные оттиски и забирали их обратно часам к трем. Повседневную связь с товарищем Сталиным поддерживали через Михо Бочоридзе.
Товарищ Сталин вел среди рабочих большую пропагандистскую работу, и под его непосредственным руководством были начаты в 1901 году стачки.
Началась полоса арестов.
Мне пришлось на время выехать в Баку, а затем, в начале 1902 года, в Батуми. Вернувшись в Тбилиси, я поступил в депо вагонного парка, но проработал там недолго, — Михо Бочоридзе предложил мне перейти на работу в типографию. Я поступил в типографию Грузинского издательского товарищества, где печатались газета «Цнобис пурцели» («Листок известий»), журнал «Моамбе» («Вестник») и различная литература.
В задачу входило выносить тайком шрифты и материалы наборного цеха, и, таким образом, создать хорошую подпольную типографию. «Кассы» для шрифтов были заказаны мастеру Деканозишвили, который, изготовляя их для типографии, заодно сделал шесть штук и для нас.
В типографии издательского товарищества была словолитня, и мы располагали совершенно новыми шрифтами на грузинском, русском и армянском языках. Слесарная мастерская типографии, в которой работал я, находилась рядом со словолитней. Весы были установлены у самой двери в мастерскую, и, когда взвешивали новые шрифты, мне удавалось незаметно откладывать несколько колонок. Весовщик был посвящен в наше дело. Шрифты на время мы складывали между стенками досчатой перегородки и выносили по одной, по две колонки завернутыми в бумагу. Таким путем вынесли свыше восьмидесяти пудов шрифтов и остального подсобного материала — шпон, линеек, и т. п. Шрифты я прятал дома, в сарае, в глубокой яме. Каждый раз приходилось разрывать землю, подымать досчатый настил.
Когда было накоплено достаточное количество материала, — стали подыскивать помещение, подходящее для устройства подпольной типографии.
В одном из домов по Лоткинской улице жили рабочие депо — Сологашвили. Они имели небольшой участок земли и разрешили нам построить одноэтажный домик с подвалом.
За постройку взялись свои люди — каменщики Мириан и Тедо Маградзе и плотник Цхалоб Сологашвили. Это было в 1902 году. Средства на постройку отпускал Михо Бочоридзе.
Отстроили дом быстро.
В подвальное помещение мы проникали через потайной люк между плитой и стеной комнаты.
На этот раз типографское оборудование было более сложным: чугунная плита и барабан, который отлили еще в 1901 году в литейном цехе Главных железнодорожных мастерских. К барабану оставалось приладить два рельса — их отковал Бочоридзе.
Станок вначале перевезли и установили в тоннеле под резервуаром городского водопровода у подножья Давыдовской горы. Но вскоре возникли опасения, что станок могут случайно обнаружить, к тому же было готово новое помещение на Лоткинской улице, и я перевез туда на тачке наше небольшое типографское оборудование.
В дальнейшем организации удалось достать печатный станок «Бостонку», и работа пошла быстрее.
В 1902 году я был арестован и через бакинскую пересыльную тюрьму сослан на три года в Архангельскую губернию.
Типография, как мне рассказывал потом Михо Бочоридзе, продолжала работать.
Товарищ Сталин находился тогда в заключении в батумской, затем в кутаисской тюрьме.
Летом 1903 года потоком воды от сильных дождей и ливней снесло наш домик, под которым помещалась типография. Хозяин не восстановил постройки и собирался продать свой участок земли. Пришлось снова подыскивать помещение. Временно установили станок в Чугуретах, в доме Гвенцадзе. Станок помещался в жилой комнате, что было довольно-таки рискованно. Однажды во двор, рассказывают, зашел городовой, и только благодаря находчивости «хозяйки» Бабе Лашадзе-Бочоридзе удалось избегнуть провала. После этого возник вопрос о переброске станка в другое, надежное место.
★
Михо Бочоридзе, которому Комитетом было поручено организовать новую большую типографию, обратился к бывшему рабочему железнодорожных мастерских Датико Ростомашвили с просьбой уступить участок земли, арендованной его отцом в районе Навтлуга. Получив согласие, принялись за дело. Решили строить капитальную типографию. Стройка началась в 1903 году и была закончена к началу 1904 года.
Я в это время, после побега из ссылки, находился в Баку и работал в типографии, оборудованной Ладо Кецховели. По заданию организации, я с товарищами перевез в Тбилиси скоропечатную машину, предварительно разобрав ее на части.
Помещение на Авлабаре было уже готово, оставалось только покрыть черепицей верх. Машина с большими предосторожностями была спущена в подвал, и мы тотчас же приступили к работе. Время было дорого.
В январе 1904 года бежал из ссылки товарищ Сталин. Он вернулся в Тбилиси и снова возглавил работу большевистского подполья в Грузии и Закавказье. Сталин жил у Михо Бочоридзе. Он уделял большое внимание подпольной типографии и руководил всей нелегальной партийной печатью.
Материал для печати мы получали от Михо Бочоридзе. Среди рукописей были сталинские листовки: «Обращение к организованным рабочим гор. Тифлиса», «Воззвание к рабочим» и др.
Наряду с прокламациями печатались брошюры, среди которых помнятся: Ленина — «К деревенской бедноте», Сталина — «Вскользь о партийных разногласиях».
Книжка Сталина была первой в серии «Брошюры по партийным вопросам».
Товарищ Сталин несколько раз беседовал с нами, когда мы приходили к Бочоридзе за материалом.
Он задавал нам политические вопросы, желая ознакомиться с нашим кругозором, расспрашивал о работе, вникая во все мельчайшие детали.
Внимательно выслушав нас, товарищ Сталин давал указания, как правильно организовать процесс типографской работы, как уберечь типографию от полицейского сыска.
Литература, которую мы печатали, воспитывала нас политически, вооружая на борьбу с меньшевиками, пропагандируя учение Ленина и Сталина о пролетарской партии.
Литературу эту мы читали обычно вслух, собравшись у станка.
Читали товарищи, наиболее хорошо владевшие грамотой. Листовки и брошюры были написаны на понятном нам, простом народном языке.
★
К работе мы приступали с 6 часов утра. В 9 часов подымались из подвала наверх завтракать, затем снова спускались и работали до четырех. После обеда работали до 10 часов вечера, когда же была спешная работа — проводили у станка всю ночь напролет. Товарищ Сталин упрекал нас за это, говорил, что надо отдыхать.
Наша Авлабарская типография имела свой транспорт — тачку для перевозки бумаги и литературы. И даже воду мы привозили в бочке своими средствами, лишь бы не подпускать к дому посторонних людей.
Отпечатанную литературу отвозили в город и на станцию для отправки в Баку, Батуми и другие города.
Верхний этаж, если за нижний считать подземелье, составлял две комнаты. В одной жили наборщики, в другой — наша «хозяйка» Бабе и я.
Из второй комнаты в подвал была проведена сигнализация.
Условились, что один звонок означает тревогу, два звонка обязывали нас выглянуть из подвала, а три — разрешали подняться наверх.
Бабе Лашадзе готовила обед, убирала комнаты, стирала белье, а мы — пять человек — проводили день, а иногда и ночь, в подполье. Подвал был так хорошо оборудован, что не пропускал наружу шума машины. Стены были выложены кирпичом и камнем. Воздух проникал через отдушины, мы даже приспособили железную печку, чтобы сжигать в ней ненужные бумаги, обрезки. Горели три газовые лампы, четвертую и пятую зажигали во время печатания. Я работал машинистом-накладчиком, но научился и наборному делу. Приходилось работать также по перевозке литературы. Тачка наша была двухколесная, на рессорах. Печатную бумагу мы закупали по 10—15 пудов. Доставляли ее сперва в подвал старика Ростомашвили, торговавшего фруктами, а оттуда по частям перебрасывали в типографию. Из типографии мы выходили и возвращались или рано утром, когда все еще спали, или ночью. На тачке обычно ехали по глухим закоулкам. Бывало, завернешь за угол и оглянешься, если нет подозрительных лиц, — едешь дальше.
Тбилисская подпольная типография была образцом сталинской школы большевистского подполья, строгой конспирации.
В 1905 году о революционных событиях мы узнали внезапно. Поднялись наверх, вышли на улицу. В эти дни, захваченные общей волной, мы участвовали в митингах, шли туда, где, знали, будет выступать товарищ Сталин.
Митинги проходили в горячих дискуссиях. Товарищ Сталин решительно разоблачал оппортунистическую природу меньшевиков, разбивал все их «доводы», и когда бывало, после выступления Сталина, ждали ответного выступления меньшевиков, оказывалось, — они уже удрали.
Сталин вскрывал всю демагогичность выступлений меньшевиков, доказывал на примерах, что они, прикрываясь революционной фразеологией, тянут в болото оппортунизма.
В эти дни особенно выросла роль большевистской печати, нужны были сталинские прокламации, партийная литература, и мы снова спустились в наше подземелье — продолжать работу.
Станок работал без передышки.
В 1906 году меня и других товарищей партийная организация направила на работу в Петербург. Там мы узнали о случайном провале нашей Авлабарской большевистской типографии.
И.ВАЦЕК
В ГОДЫ ПОДПОЛЬЯ
В Баку нам приходилось работать в очень сложной обстановке.
Мы боролись не только против самодержавия и капиталистов, но и с их прихвостнями — меньшевиками, эсерами, дашнаками1, шендриковцами.
Везде и всюду всеми нами, революционными рабочими, руководил товарищ Сталин.
★
Вспоминается такой эпизод.
Мы хоронили убитого товарища Ханлара. На похоронах присутствовал и товарищ Сталин, который использовал похороны для крупной демонстрации рабочих.
Сперва на похоронах играл духовой оркестр «Вы жертвою пали». Но как только мы вынесли гроб, меня подозвал полицмейстер:
— Ты распорядитель похорон? Чтоб не было музыки!
Однако еще не успел оркестр уйти, как впереди и
позади гроба появились два хора, организованные товарищем Сталиным, и начали петь похоронный марш. Так мы дошли до Баилова.
Товарищ Сталин, все время поддерживавший со мною связь, подозвал меня к себе и сказал:
— Разошли ребят по заводам, пусть, начиная с электрической станции, заводы по пути шествия похоронной процессии дают гудки, пока будет виден гроб.
И вот надо было видеть, в каком положении оказались полицмейстер и пристав. Когда загудели десятки заводских гудков, пристав побежал к полицмейстеру:
— Ваше высокоблагородие, что мы наделали? Пусть бы лучше играла музыка, меньше бы высыпало народу на похороны.
Когда я об этом рассказал товарищу Сталину, он долго смеялся.
Действительно, жандармам было чего пугаться. Похоронная процессия вылилась в мощную политическую демонстрацию рабочих.
★
Помнится такой случай. В Баку приехал видный меньшевик Зурабов, который должен был выступить на заводе Шибаева. Ко мне на производство (Биби-эйбатское нефтяное общество) пришел товарищ Сталин и спрашивает:
— Пойдешь на собрание?
Мы пошли.
Товарищ Сталин говорит:
— Когда Зурабов будет делать доклад, ты выступи. Если тебе придется туго, — мы поддержим.
Я так и сделал. После Зурабова выступил я, а затем еще один большевик. Рабочие поняли, в чем дело, и стали кричать:
— Не надо больше прений, будем голосовать!
Собранию были предложены две резолюции: большевистская и меньшевистская. Из пятисот голосов меньшевики тогда получили один голос, и тот принадлежал меньшевистскому лидеру на заводе — Глазырину. Рабочие завода Шибаева пошли за большевиками.
Исключительную заботу проявлял товарищ Сталин о наших товарищах, о кадрах революционеров-подпольщиков. Однажды список тридцати трех большевиков попал в руки жандармов. Надо было спасти этих товарищей от рук палачей.
Товарищ Сталин принял все меры к тому, чтобы вырвать этот список из рук жандармского управления. И, когда список удалось изъять, товарищ Сталин оповестил товарищей, которые скрывались вне Баку, что
опасность миновала. Они вернулись в Баку.
★
... Сталин в тюрьме.
Однажды товарищи дали нам знать из тюрьмы, что такого-то числа отправляется этапом в ссылку группа товарищей, в числе которых будет и Сталин.
Это было осенью.
Мы знали, что у Сталина нет зимней одежды, обуви.
Он был в сатиновой рубашке и чустах.
Мы купили полушубок, сапоги и еще кое-какие вещи, которые он взял после долгих уговоров.
Я вышел провожать товарища Сталина.
Хотелось проститься с любимым руководителем и посмотреть, надел ли он нашу одежду.
Под Баиловым шел этап.
Сталин скован ручными кандалами с одним товарищем.
Заметив меня, он улыбнулся.
...В ссылку отправлялся любимец бакинского пролетариата, организатор и руководитель большевиков Закавказья...
★
В годы большевистского подполья в Баку огромную роль сыграла наша партийная печать, основоположниками которой являются Ленин и Сталин.
Я хочу поделиться воспоминаниями разных лет о том, как статьи и речи товарища Сталина сплачивали, направляли и закаляли бакинских пролетариев в борьбе с капиталом и самодержавием.
Я тогда работал слесарем на одном из заводов Биби-Эйбатского нефтяного общества.
Однажды к нам на завод пришел товарищ Сталин. Он сказал мне: «Типографии грозит провал, нужно выручать»...
Типографии нашей грозила провокация, и надо было немедленно предотвратить провал, — перевезти станок и остальное оборудование в другую, надежную квартиру.
Типографию дважды спасает товарищ Сталин. Благодаря его зоркой революционной бдительности нам удается выявить нескольких провокаторов.
Товарищ Сталин во-время переводит типографию в новое помещение, еще до появления жандармов.
Прокламации в наш район доставлял из подпольной типографии товарищ Ханлар. Он единственный, кроме меня, знал о местонахождении типографии.
Рано утром, на рассвете, он брал ящик, сговаривался с рабочим-таскалем, всегда одним и тем же, и отправлялся в типографию. В ящик укладывали пачки прокламаций, а сверху — свежий, только что выпеченный «чурек» (хлеб). Переброска такой «поклажи» не вызывала подозрений у полицейских, попадавшихся по пути.
Прокламации тов. Ханлар доставлял на наш завод, а мы уже, в свою очередь, распространяли их через рабочих представителей по остальным заводам района.
И вот рано утром мы начинали подбрасывать листовки в инструментальные ящики рабочих, не минуя и свои ящики, чтобы отвлечь подозрения администрации.
Иногда листовки расклеивались по стенам.
Многие из этих прокламаций написаны были товарищем Сталиным. Однажды мне пришлось наблюдать, как товарищ Сталин, после занятий с заводским кружком, здесь же набросал текст прокламации. Он быстро откликался на все вопросы рабочего движения и придавал огромное значение печатной пропаганде революционного марксизма.
С рабочим кружком на нашем заводе товарищ Сталин провел три или четыре занятия. Собирались мы вечером в помещении заводской столовой.
Рабочие любили и уважали своего учителя. Занимался товарищ Сталин с нами на понятном рабочем 'языке, и все, что он говорил, было дорого рабочему.
Велика была сила нелегальной партийной печати и простые, понятные всем рабочим, слова сталинской пропаганды.
Г. П. ГАГЛОЕВ
ЛЮБИМЫЙ УЧИТЕЛЬ
Мне было пятнадцать лет, когда я приехал в Тифлис и в 1894 году начал работать в токарном цехе железнодорожных мастерских. Работал я учеником в бригаде Аллилуева. Через четыре года впервые в железнодорожных мастерских произошла крупная забастовка. Вслед за ней начались массовые увольнения рабочих. Я был тогда еще мальчиком и не мог хорошо разбираться в целях и задачах забастовки.
Недели через три меня снова приняли на работу. В нашем цехе работал строгальщиком Левас Микитадзе. Он постепенно вовлек меня в революционную работу.
Обычно члены нашего кружка — Левас Микитадзе, Бохуа, Тома Джатиев и другие (остальных я не помню) — собирались у меня в маленькой комнатушке, на окраине города в Дидубе.
Это было в 1899 году. Однажды Левас Микитадзе пришел на обычное собрание кружка не один. С ним был просто и скромно одетый юноша.
На этот раз занятие кружка шло особенно живо и интересно. То, о чем говорил этот юноша, чему учил он нас, надолго врезалось в память.
Просто, увлекательно, с необычайным огоньком рассказывал нам наш новый руководитель о задачах рабочего класса в борьбе с самодержавием, о прибавочной стоимости, о том, как на каждом шагу капиталисты грабят и обманывают рабочих.
К сожалению, вскоре занятия нашего кружка были прерваны.
Часть из нас, в том числе и я, были снова уволены из мастерских.
Вано Стуруа, Бохуа, Коля Магарадзе и я переехали в Баку. Здесь я работал на механических заводах в Балаханах и в Черном городе.
За это время я многое узнал, многому научился.
Здесь я продолжал свою революционную работу.
На Балаханскую улицу, где жил я, часто приходил Ладо Кецховели.
Он проводил с нами беседы, от него мы получали отдельные поручения.
Как сейчас, помню работу по распространению прокламаций на заводах. Мне было поручено тщательно простругать доску, которая, как потом выяснилось, нужна была для подпольной типографии, которой руководил Ладо Кецховели.
Здесь, в Баку, я узнал, что руководителем кружка в Тифлисе, собиравшегося у меня в комнате, был товарищ Сталин. Это он разъяснял нам основы политической грамоты и учил борьбе с самодержавием. Он воспитывал в нас великое чувство беззаветной преданности делу рабочего класса.
В Баку я несколько раз встречался с товарищем Сталиным. Это были короткие встречи.
В последний раз я встретился с товарищем Сталиным в своем цехе в 1926 году. Тогда товарищ Сталин, выступая на собрании железнодорожников Тифлиса, говорил:
— Я, действительно, был и остаюсь одним из учеников передовых рабочих железнодорожных мастерских Тифлиса.
Товарищ Сталин тут же вспомнил о кружках, которыми он руководил.
— Я вспоминаю,—говорил товарищ Сталин,—1893 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских. Это было лет двадцать восемь тому назад. Здесь, в кругу этих товарищей, я получил тогда первое свое боевое революционное крещение. Здесь, в кругу этих товарищей, я стал тогда учеником от революции. Как видите, моими первыми учителями были тифлисские рабочие.
Тогда же товарищ Сталин поблагодарил за это тифлисских рабочих.
— Я вспоминаю далее, — говорил товарищ Сталин,—1905—1907 годы, когда я по воле партии был переброшен на работу в Баку. Два года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических руководителей. В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Вацек, Саратовец и др., с одной стороны, и в буре глубочайших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками, с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил таким образом второе свое боевое революционное крещение. Здесь я стал подмастерьем от революции. Позвольте принести теперь мою искреннюю, товарищескую благодарность моим бакинским учителям. Наконец я вспоминаю 1917 год, когда я волей партии, после скитаний по тюрьмам и ссылкам, был переброшен в Ленинград. Там, в кругу русских рабочих, при непосредственной близости с великим учителем пролетариев всех стран товарищем Лениным, в буре великих схваток пролетариата и буржуазии, в обстановке империалистической войны, я впервые научился понимать, что значит быть, одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там, в кругу русских рабочих — освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, — я получил свое третье боевое революционное крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров от революции.
Позвольте принести свою искреннюю, товарищескую благодарность моим русским учителям и склонить голову перед памятью моего учителя Ленина.
От звания ученика (Тифлис), через звание подмастерья (Баку), к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) — вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества.
★
Великой благодарностью наполнены сердца миллионов рабочих, колхозников, всех трудящихся нашей великой страны к тому, кто привел нас к новой, счастливой жизни, кто ведет нас к вершинам счастья человечества.
[1] «Квали» («Борозда») — еженедельная газета на грузинском языке. В 1893 году издавалась под редакцией Г. Церетели как орган либерально-националистического направления. В 1896 году приобретена группой большинства «Месаме-даси» (Н.Жордания и други). После раскола РСДРП «Квали» стала органом грузинских меньшевиков. Существовала до 1904 года.
1 Жордания — руководитель группы большинства организации «Месаме-даси» (см. примечание на стр. 29), впоследствии руководитель грузинских меньшевиков. После Октябрьской пролетарской революции — организатор контрреволюции в Грузии, агент западных империалистов.
1 Товарищ Берия, секретарь ЦК компартии Грузии, 21—22 июля 1935 года на собрании тифлисского партактива прочел доклад «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Доклад осветил роль товарища Сталина как основоположника и руководителя большевистских организаций в Закавказье и явился ценным вкладом в литературу по истории партии.
[2] «М е с а м е - д а с и» — первая марксистская социал-демократическая организация в Грузии. Большинство «месамедасистов» составляли мелкобуржуазные интеллигенты, извращавшие марксизм в буржуазном духе, стремившиеся подчинить классовую борьбу пролетариата интересам национальной буржуазии. Впоследствии большинство «месамедасистов» стало меньшевиками. Внутри «Месаме-даси» в 189S году оформилась революционна» марксистская группа, представлявшая меньшинство «Месаме-даси» — Сталин, Кецховелл, Цулукидзе.
1 В 1900 году произошло национально-освободительное восстание в Китае, направленное против европейских империалистов. Европейцы прозвали восставших «боксерами», так как восстание возглавлялось тайным обществом «Большой кулак». Восстание было жестоко подавлено соединенными усилиями империалистских государств, в том числе и России. В первом номере «Искры» была помещена статья Ленина «Китайская война» об этих событиях.
1 Конец работы
1 Дашнаки—армянская националистическая партия, враждебная рабочему классу. После Октябрьской пролетарской революции дашнаки организовали кровавую контрреволюционную борьбу против советской власти, стали агентурой европейского империализма.