Советское гражданское право 6 страница

Разнообразные понятия и термины, как правило, используются в законе в их обычном словоупотреблении. Если же законодатель прибегает к какой-либо' особой терминологии (так называемые технические юридические термины), то се смысл разъясняется в самом законе. Например, в ст. 139 ГК употреблен термин «двусторонний договор». Но две стороны участвуют в каждом договоре. Что же в таком случае следует понимать под этим термином? На этот вопрос отвечает примечание к ст. 139 ГК: «Двусторонним признается договор, по которому обе стороны взаимно принимают на себя обязательства». Если же по договору одной стороне принадлежат только права, а другой только обязанности, то такой договор уже не является двусторонним.

Но иногда технические термины закона не сопровождаются соответствующими разъяснениями. В таких случаях их смысл должен быть венным дополнением всех других различаемых по субъекту видов толкования.

Мы установили, таким образом, кто, какой орган, какое: лицо может толковать гражданско-правовые нормы и соответственно этому определили юридическую силу толкования, производимого различными органами и лицами. Вслед за тем необходимо остановиться на характеристике разнообразных приемов, или способов, которыми надлежит пользоваться в процессе толкования.

Прежде чем приступить к анализу нормативного акта, нужно подвергнуть его так называемой низшей критике, под которою понимают обнаружение законодательного текста в его последней действующей редакции. Так, ст. 418 ГК, определяющая круг лиц, к которым переходит по наследству имущество в случае смерти его собственника, действует давно, но ее текст в нынешней редакции был сформулирован сравнительно недавно — в указе Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1945 г. Поэтому если бы толкующий пользовался текстом ст. 418, помещенным в ранее опубликованном издании Гражданского кодекса, он фактически толковал 'бы закон, который уже перестал действовать. Предотвратить подобные ошибки можно лишь путем использования того приема, который принято именовать низшей критикой.

Кроме того, суду иногда приходится, сталкиваясь с тем или иным нормативным актом, подвергать его проверке с точки зрения компетентности данного органа к изданию данного акта. Так, однажды исполком городского Совета депутатов трудящихся утвердил правила работы ателье по бытовому обслуживанию граждан. В правилах, между прочим, говорилось, что, если заказчик в установленный срок не получит предмет, изготовленный для него в ателье, предмет 'реализуется, а деньги, вырученные от его продажи, возвращаются заказчику по требованию, заявленному им в пределах трехмесячного срока. Между тем Гражданский кодекс РСФСР в ст. 44 устанавливает для предъявления требований такого рода трехгодичный срок. Исполком местного Совета не мог, конечно, изменять сроки, установленные республиканским законом, а потому и не был управомочен на принятие соответствующей нормы. Естественно, что суд, установив при рассмотрении спора между ателье и заказчиками некомпетентность исполкома местного Совета к изданию данного решения, не мог им руководствоваться. Такая проверка нормативного акта именуется его высшей критикой.

После того как проведена низшая, а в необходимых случаях высшая критика нормативного акта, обращаются к разработанным в науке приемам толкования в целях устранения выявленных неясностей.

Паука теории государства и права различает следующие приемы, или способы, толкования закона: а) грамматическое, б) логическое, в) систематическое, г) историческое толкование. (стр.52)Посмотрим, какое применение и использование они получают в области гражданского права.

Грамматическим называется толкование, при котором неясности, обнаруженные в нормативном акте, устраняются с помощью правил грамматики того языка, на котором написан его текст.

Например, в ч. 1 ст. II ГК сказано: «Местожительством признается то место, где лицо вследствие своей службы, постоянных занятий или нахождения своего имущества имело постоянную или преимущественную оседлость». Здесь выдвинуты три признака, которые могут определять постоянную или преимущественную оседлость, а значит и местожительство лица: место службы, место постоянных занятий, местонахождение имущества. Возникает вопрос, требуется ли совпадение всех этих признаков в одном месте или для определения местожительства достаточно хотя бы одного из них? Поскольку в тексте ч. II ст. II ГК употреблен, разделительный союз «или», следует признать, что любой из трех перечисленных признаков может определять местожительство лица, если от него, а не от других признаков зависит в данном конкретном случае место постоянной или преимущественной оседлости. Напротив, в ст. 13 ГК, определяющей понятие юридического лица, при перечислении принадлежащих ему прав употребляется соединительный союз «и». Как указано 'в этой статье, юридические лица могут «приобретать права по имуществу, вступать в обязательства, искать и отвечать на суде». Поэтому если какая-либо организация признана юридическим лицом, ей должны принадлежать все права, перечисленные в ст. 13 ГК.

Разнообразные понятия и термины, как правило, используются в законе в их обычном словоупотреблении. Если же законодатель прибегает к какой-либо' особой терминологии (так называемые технические юридические термины), то се смысл разъясняется в самом законе. Например, в ст. 139 ГК употреблен термин «двусторонний договор». Но две стороны участвуют в каждом договоре. Что же в таком случае следует понимать под этим термином? На этот вопрос отвечает примечание к ст. 139 ГК: «Двусторонним признается договор, по которому обе стороны взаимно принимают на себя обязательства». Если же по договору одной стороне принадлежат только права, а другой только обязанности, то такой договор уже не является двусторонним.

Но иногда технические термины закона не сопровождаются соответствующими разъяснениями. В таких случаях их смысл должен быть выявлен путем толкования. Например, в обычном употреблении слова «собственность» и «владение» являются синонимами, а в некоторых словосочетаниях эти слова, имея одно и то же значение, даже не могут быть друг другом заменены. Так, мы говорим «домовладелец», но никогда не говорим «домособственник». Обратимся, однако, к тексту ст. 58 ГК. «Собственнику, -- сказано в этой статье, — принадлежит в пределах, (стр.53) установленных законом, право владения, пользования и распоряжения имуществом». Очевидно, ст. 58 ГК употребляет «владение» не в качестве синонима «собственности», ибо тогда незачем было бы добавлять, кроме того, указание на пользование и распоряжение. Значит, хотя в законе и 'нет соответствующих разъяснений, термин «владение» употреблен здесь в каком-то особом, техническом смысле. Выявить этот смысл не так уж трудно. Для этого достаточно применить метод исключения. В самом деле, если у собственника отнять право пользования и распоряжения, то у него останется лишь (фактическое обладание имуществом. Это и называется владением 'в ст. 58 ГК.

Логическим является толкование, при котором смысл нормативного акта устанавливается путем выявления значения употребленных в нем понятий и соотношений между этими понятиями. Например, действующие законы пользуются нередко такими понятиями, как «предприятие» и «учреждение», устанавливая различный правовой режим для этих двух видов социалистических организаций. В большинстве случаев вопрос о том, является ли данная организация предприятием или учреждением, сомнений не вызывает. Ясно, что Кировский завод в Ленинграде—это предприятие, а Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина—учреждение. Но вот перед нами такая организация, как театр, переведенный на хозяйственный расчет. Что это—предприятие или учреждение? По характеру деятельности как будто бы учреждение, ибо театр занимается не хозяйственной, а культурно-воспитательной работой, но по методу финансирования его следует, видимо, отнести к разряду предприятий, поскольку театр переведен 'на хозрасчет и' работает на прибыльных началах. Значит, суть дела состоит в том, чтобы установить, на какой признак опирается законодатель, пользуясь понятиями «предприятие» и «учреждение» - на характер деятельности или на метод финансирования. Воспользуемся для решения этого вопроса приемом, который в науке логики называется доведением до абсурда (ruductio ad absurdum).

Предположим, что решающее значение имеет не характер деятельности, а метод финансирования. Тогда пришлось бы признать, что театры, переведенные на хозрасчет, являются предприятиями, а театры, финансируемые за счет государственного бюджета, относятся к разряду убеждений. Уже одно это обстоятельство свидетельствует о том, что мы допустили ошибку, когда ориентировались на метод финансирования, ибо названный признак не обладает необходимой устойчивостью и меняется даже в пределах организаций одного и того же вида. Кроме того, не лишне вспомнить, что в первые годы после победы Октябрьской революции хозрасчет вообще не применялся, и все госорганы (финансировались тогда за счет государственного бюджета. Поэтому если бы решающее значение для характеристики каждой данной организации как предприятия или учреждения (стр.54) имел метод финансирования, пришлось бы признать, что в первые годы после победы революции у нас вообще не было государственных предприятий. Вывод явно абсурдный. Следовательно, нужно руководствоваться не методом финансирования, а характером деятельности, и с этой точки зрения театр является учреждением, а нс предприятием.

Систематическое толкование опирается на тот факт, что всякая норма права занимает определенное место в общей системе. советского законодательства и что поэтому при ее изучении нужно учитывать соотношение, в котором она находится с другими нормами права в их систематическом расположении. Обнаружение смысла нормы путем установления места, которое она занимает в общей системе законодательства, и называется систематическим толкованием. Например) ст. 407 ГК, говоря об ответственности учреждений за вред, причиненный действиями их должностных лиц, не упоминает такого важнейшего условия гражданско-правовой ответственности, каким является вина причинителя. Значит ли это, что учреждения отвечают не только за вину, но и за случай? На этот вопрос следовало бы ответить утвердительно, если ст. 407 рассматривать обособленно от других норм Гражданского кодекса. Но дело в том, что ст. 407 является одной из специальных норм гл. XIII ГК, именуемой «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда другому». В той же главе имеется общая норма, сформулированная в ст. 403, которая исходит из вины как необходимого условия привлечения к гражданско-правовой ответственности. Применение и использование общих норм—это такой прием законодательной техники, который позволяет не повторять одних и тех же правил в многочисленных специальных нормах, ибо, будучи общими, названные правила предполагаются данными, если противное не установлено в самой специальной норме. Поскольку ст. 407 ГК по линии вины никаких исключений из общего правила ст. 403 не устанавливает, надлежит признать, что необходимым условием ее применения также является виновность при-

чинителя.

Историческое толкование исходит из того, что издание любого нормативного акта вызывается определенными причинами и служит достижению определенных целей, без ясного представления, о которых иногда смысл правовой нормы понять невозможно. Историческим и называют такое толкование, когда смысл нормы устанавливается путем изучения причин и целей, ввиду которых она была издана. Необходимо при этом предотвратить ошибку, которая нередко допускается в характеристике исторического толкования. Иногда говорят, что под историческим толкованием понимается изучение истории издания данного нормативного акта. Но ведь сам по себе факт изучения закона в историческом разрезе отнюдь не обязательно должен быть связан с его истолкованием, с устранением обнаруженных в нем (стр.55) Неясностей! Между тем без постановки подобной задачи нет и не может быть толкования. Поэтому историческое толкование— это не просто изучение истории издания данного нормативного акта, а такой его исторический анализ, который ставит своей целью устранить обнаруженные в нем неясности и выявить его подлинный смысл.

Например, ст. 409 ГК устанавливает, что в случае причинения смерти лица, состоявшие на иждивении умершего и не имеющие других средств к существованию, вправе требовать от причинителя возмещения утраченного ими иждивения. Но как быть, если убийство совершено по просьбе потерпевшего? Является ли такое убийство противоправным и служит ли оно основанием. для привлечения к ответственности? Прямого ответа на этот вопрос нет ни в нормах Гражданского, ни в нормах Уголовного кодекса. Однако путем исторического толкования закона необходимый ответ легко может быть получен. В процессе изучения истории советского законодательства об ответственности за убийство выявляются следующие 'факты: примечание к ст. 143 Уголовного кодекса 1922 г. прямо говорило о ненаказуемости убийства, совершенного по просьбе потерпевшего; впоследствии, на IV сессии ВЦИК IX созыва это примечание было из УК исключено; подобных указаний нет и в действующем ук РСФСР 1926 г. С какой целью законодатель исключил правило о ненаказуемости убийство, совершенного по просьбе потерпевшего? Это могло быть сделано только для того, чтобы признать подобное убийство наказуемым, а, значит, оно должно влечь за собою ответственность также и по ст. 409 Гражданского' кодекса.

До сих пор мы рассматривали раздельное применение различных приемов толкования. Но зачастую только их совместное использование позволяет выявить подлинный смысл толкуемого закона. Проиллюстрируем это на примере толкования ст. 30 ГК, трактующей о противозаконных сделках. Говоря о признаках, характеризующих противозаконную сделку, она указывает, что таковой является «сделка, совершенная с целью, противной закону или в обход закона, а также сделка, направленная к явному ущербу для государства». Применив грамматическое толкование, мы приходим к выводу, что, поскольку в тексте ст. 30 ГК употреблен разделительный союз «или», любого указанного в ней признака достаточно для объявления соответствующей сделки противозаконной. Далее, сопоставив ст. 30 со ст. ст. 31, 32, 33 и др., приходится признать, что' так как и все другие только что перечисленные статьи говорят о недействительных сделках, не всякая сделка, нарушающая требование закона, подпадает под правило ст. 30 ГК- Этот 'вывод получен нами в результате применения систематического толкования. Затем, анализ сущности понятий, употребленных в ст. 30 ГК («противные закону», ' «явный ущерб для государство», «в обход закона»), свидетельствует о том, что она имеет в виду наиболее опасную группу (стр.56) недействительных сделок. Таков результат ее логического толкования. Но тогда непонятно, почему в ней отсутствует указание на сделки, совершенные в нарушение плановых актов, которые также следовало бы отнести к разряду особенно опасных недействительных сделок. При помощи исторического толкования причины этого явления устанавливаются с предельной очевидностью: все дело в том, что ст. 30 принималась вместе с Гражданским Кодексом в 1922 г., когда акты планирования не имели для гражданского оборота того значения, которое вызывало бы необходимость в их специальном упоминании. В современных же условиях плановые акты имеют силу закона для тех, кому они адресованы. Поэтому сделки, совершенные в нарушение актов планирования, подпадают под общее правило ст. 30 ГК о противозаконных сделках.

Необходимость в истолковании закона возникает в некоторых случаях вследствие того, что обнаруживается несовпадение между его буквальным текстом и подлинным смыслом. При расхождениях такого рода не ясно, к какому кругу случаев должен быть применен толкуемый закон. Поскольку задача толкования состоит в устранении этой неясности, говорят, что закон здесь толкуется по его объему.

Иногда смысл закона бывает уже, чем его буквальный текст. Например, согласно тексту ст. 33 ГК, для признания сделки недействительной как кабальной необходимо: а) чтобы лицо заключило сделку на явно' невыгодных для себя условиях и б) чтобы заключение такой сделки явилось результатом состояния крайней нужды. Если, однако, обратиться к самому смыслу понятия кабальности сделки, то нельзя не признать недостаточности отмеченных моментов, ибо кабальность предполагает определенную активность второго контрагента, а именно — использование им состояния крайней нужды другого лица для заключения подобной сделки. Если этого не было, то даже при наличии двух признаков, указанных в ст. 33, сделку нельзя квалифицировать как кабальную. Выходит, что смысл ст. 33 уже ее текста. Поэтому ст. 33 следует применять, соответственно ее смыслу, к более узкому кругу случаев, чем позволяет ее текст. Такое толкование закона называют ограничительным толкованием.

Иногда, напротив, смысл закона оказывается более широким, чем его буквальный текст. Например, п. 1 ст. 182 ГК запрещает семье, имеющей жилое строение на праве собственности, приобретать второе строение по договору купли-продажи. Но как следует поступить, если второе строение приобретается семьей не путем купли-продажи, а при помощи договора мены? Применимо ли здесь правило ст. 182, говорящее только о купле-продаже? Основное назначение приведенного правила состоит в том, чтобы предотвратить концентрацию строений в руках одной семьи и тем самым предотвратить их использование в качестве источника нетрудовых доходов. Но так как цель, запрещенная ( стр.57) по линии купли-продажи текстом ст. 182 ГК, может быть достигнута посредством договора мены, то по тем же соображениям, согласно смыслу ст. 182 ГК, необходимо распространить ее действие и на данный договор. Выходит, что смысл ст. 182 шире се текста. Поэтому ст. 182 следует применять к более широкому кругу случаев, чем позволяет ее текст. Такое толкование закона называют распространительным толкованием.

Распространительному толкованию специально посвящена ст. 5. Закона о введении в действие Гражданского кодекса РСФСР. В ней говорится: «Распространительное толкование Гражданского кодекса РСФСР допускается только в случаях, когда этого требует охрана интересов Рабоче-крестьянского государства и трудящихся масс». Разумеется, принцип, сформулированный в этой статье, применим не только к распространительному, но и ко всем другим видам толкования, а также и ко всем разнообразным формам применения 'советских законов. Но законодатель не случайно говорит о нем в связи с распространительным ; толкованием, ибо расширение сферы действия закона за пределы, . в нем установленные, таит в себе особую опасность для дела последовательного осуществления начал социалистической законности . Распространительное толкование безусловно недопустимо, если закон а) формулирует исчерпывающий перечень обстоятельств, при которых он может получить применение (см., например, ст. 407, которая устанавливает, что учреждение отвечает за вред, причиненный служебными действиями его должностного лица, «лишь в случаях, особо указанных в законе»), или б) устанавливает исключение из общего правила. Так, в изъятие из, общего правила ч. 1 ст. 60 ГК, ч. II той же статьи предоставляет только государству и его органам право «истребовать от всякого приобретателя принадлежащее им имущество, незаконно; отчужденное каким бы то ни было способом». Ввиду исключительности этой нормы она может быть применена лишь к имуществу лиц, прямо в ней указанных, и ни к кому другому.

Распространительное толкование применяется, если данный факт охватывается смыслом закона, но это не получило необходимого выражения в его тексте. Когда же факт, имеющий юридическое значение, не охватывается не только текстом, но и смыслом закона, т. е. когда в законе имеется пробел, применению подлежит не распространительное толкование, а аналогии, которая, будучи методом восполнения пробелов закона выступает в двух видах: в виде аналогии закона и аналогии; права (см. ст. 4 Гражданского процессуального кодекса). Для применения аналогии закона необходим ряд условий. Во-первых, необходимо, чтобы случай, о правовом урегулировании которого идет речь, имел юридическое значение. При. отсутствии этого условия нет надобности не только в аналогии но и вообще в применении закона. Так, после издания указа' Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. отно-( стр.56) шения между отцом и ребенком, рожденным вне зарегистрированного брака, утратили правовой характер. Поэтому недопустимо какое бы то ни было стремление возложить на фактического отца те или иные обязанности путем применения по аналогии правовых норм, которые рассчитаны на отцовство, возникшее в зарегистрированном браке.

Во-вторых, необходимо, чтобы данный случай не был прямо предусмотрен в каком-либо действующем законе. При отсутствии этого условия надобность в аналогии отпадает потому, что применению подлежит не аналогичный, а прямой закон. В связи с этим ГКК Верховного Суда РСФСР еще в 1926 г. указывала в инструктивном письме № 1, что' «ст. 4 ГПК не дает суду права не применять к делу прямых указаний или распоряжений Рабоче-крестьянского правительства по данному вопросу, если таковые имеются».

В-третьих, необходимо, чтобы существовал закон, предусматривающий аналогичные случаи. Поскольку этот закон применяется и к данному случаю, такой прием называют аналогией закона. Например, ст. ст. 152—179 ГК подробно регламентируют отношения по передаче имущества другому лицу во временное возмездное пользование (имущественный наем). Но в жизни широкое распространение имеют отношения по передаче имущества другому лицу по временное безвозмездное пользование (ссуда), которые Гражданским кодексом вовсе не предусмотрены. Так как ссуда отличается от имущественного найма лишь безвозмездностью, то при подобном сходстве между ними вполне обосновано применение к ссуде по аналогии законов, рассчитанных на имущественный наем.

Под аналогией закона понимают, таким образом, распространение на случаи, имеющие юридическое значение, но прямо, не урегулированные и законе, тех правовых норм, которые предусматривают сходные случаи.

Встречаются, однако, и более существенные пробелы в законе, когда в нем отсутствует не только прямая, но и аналогичная норма. Такие пробелы восполняются при помощи аналогии права. Применяя ее, суд уже не может сослаться на конкретный закон и решает дело, «руководствуясь общими началами советского законодательства и общей политикой Рабоче-крестьянского правительства» (ст. 4 ГПК). При этом, как указывается в. том же инструктивном письме ГКК Верховного Суда РСФСР № 1 за 1926 г., когда возникает необходимость разрешить спорный вопрос «на основании общих начал советского законодательства и общей политики Рабоче-крестьянского правительства, суд должен, не ограничиваясь только ссылкою на эти основания, подробно изложить в решении, на каких именно' общих началах законодательства и на какой именно общей политике правительства он основывает свое решение, так как 'без этого подробного изложения решение остается голословным, т. е. необоснованным,( стр.59) при полной невозможности проверить правильность таких общих ссылок».

Яркой иллюстрацией к этим положениям может служить дело Марцинюка, разрешенное Верховным Судом СССР в 1940г Марцинюк потерпел увечье, спасая по собственной инициативе от огня государственное имущество, расположенное на одной из железнодорожных станций на пути следования поезда, в котором ехал Марцинюк. Потерпевший требовал возмещения имущественного ущерба, вызванного причинением ему увечья. Нижестоящие судебные инстанции иск Марцинюка отклонили на том основании, что закон (ст. 403 я след. ГК) предусматривает ответственность за причинение вреда другому, но не знает случаев ответственности за вред, который потерпевший сам понес, совершая определенные действия.

Действительно, закон регулирует обязательства из причинения вреда и не включает в себя норм об обязательствах из предотвращения вреда. Но именно поэтому нужно было не отклонять иск, руководствуясь ст. 403 ГК, а разрешить дело по аналогии, руководствуясь ст. 4 ГПК. Так и поступил Верховный Суд, указав в определении по делу Марцинюка: «Хотя раздел XIII Гражданского кодекса об обязательствах по возмещению вреда не предусматривает прямо ответственности в таких случаях предприятия, однако отказ в иске Марцинюку по этому формальному основанию является неправильным. Марцинюк действовал в данном случае не в личных интересах, а в интересах охраны государственной социалистической собственности, обязанность беречь и укреплять которую составляет долг каждого гражданина согласно ст. 131 Конституции СССР. Поэтому суд должен был, руководствуясь ст. 4 Гражданского процессуального кодекса, возложить на железную дорогу, в целях охраны имущества которой действовал Марцинюк, обязанность возместить Марцинюку понесенный им личный имущественный вред».

Применение аналогии права в гражданском праве обладает рядом существенных особенностей. В области права собственности, изобретательского, семейного и наследственного права о ее применении вообще не может быть речи, ибо перечисленные разделы советского гражданского права не допускают установления правоотношений, прямо' ими не предусмотренных. Отношения, не урегулированные законом, иногда возникают лишь в области обязательственного права, поскольку этот раздел Гражданского кодекса не строится по принципу исчерпывающего перечня, а потому и не исключает возможности возникновения правоотношений, в нем не указанных. Здесь именно и может возникнуть потребность в использовании аналогии права. Но даже и в этих случаях в распоряжении суда имеются общие нормы обязательственного права (ст. ст. 106—151 ГК), рассчитанные на любые обязательства, в том числе и на такие, которые сконструированы не в законе, а по собственной инициативе сто- ( стр.60) Рон. И только при исключительных обстоятельствах, для разрешения некоторых вопросов, но не для урегулирования обязательства в целом, суд может быть поставлен в таких случаях перед необходимостью прибегнуть к аналогии права.

§ 3. ДЕЙСТВИЕ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ НОРМ

Чтобы составить полное представление о действии гражданско-правовых норм, необходимо рассмотреть его в трех основных направлениях: в отношении времени, пространства и круга лиц, к которым гражданско-правовые нормы применяются.

Действие гражданско-правовых норм во времени начинается с момента их вступления в силу и длится вплоть до момента, когда они лишаются правовой силы в порядке, установленном в законе.

6 февраля 1925 г. ЦИК и СНК СССР издали постановление «О времени' вступления в силу законов и распоряжений правительства Союза ССР, а равно распоряжений ведомств Союза ССР» (СЗ СССР, 1925, № 8, ст. 75), которое и ныне действует с дополнениями, внесенными в него постановлением ЦИК и СНК. СССР от 1 июня 1927 г. (СЗ СССР, 1927, №32, ст. 326). В соответствии с названными постановлениями законы и иные нормативные акты начинают действовать с момента, который указан в них самих, а при отсутствии такого указания — с момента получения местным органом власти официального издания нормативного акта либо его текста, переданного по радио или по телефону. При этом, как разъяснил Верховный Суд СССР, ' передача текста закона по радио для населения сама по себе не может рассматриваться в качестве такого опубликования, которое вводит закон в действие.

Чаще всего гражданские законы вводятся в действие путем их опубликования, производимого указанными выше способами. Бывают, однако, и такие случаи, когда их вступление в силу отсрочивается на определенный период. Опыт нормотворческой деятельности Советского государства в области гражданского права свидетельствует о том, что это обычно происходит вследствие причин троякого рода.

Во-первых, сложный по содержанию и большой по объему нормативный акт требует отсрочки его введения в силу потому, что нужно предоставить возможность должностным лицам и населению ознакомиться с его содержанием, прежде чем он начнет Действовать. По этим причинам, например, Устав железных дорог, Утвержденный Советом Министров СССР 8 декабря 1954 г., был введен в действие с 1 апреля 1955 г.

Во-вторых, усвоение содержания нормативного акта может и не вызывать каких-либо затруднений, по его вступление в силу все же отсрочивается, если для реализации данного нормативного акта необходимо провести определенные подготовительные

' См. «Социалистическая законность», 1948, № 1, стр. 14.

при полной невозможности проверить правильность таких общих ссылок».

Яркой иллюстрацией к этим положениям может служить дело Марцинюка, разрешенное Верховным Судом СССР в 1940г Марцинюк потерпел увечье, спасая по собственной инициативе от огня государственное имущество, расположенное на одной из железнодорожных станций на пути следования поезда, в котором ехал Марцинюк. Потерпевший требовал возмещения имущественного ущерба, вызванного причинением ему увечья. Нижестоящие судебные инстанции иск Марцинюка отклонили на том основании, что закон (ст. 403 я след. ГК) предусматривает ответственность за причинение вреда другому, но не знает случаев ответственности за вред, который потерпевший сам понес, совершая определенные действия.

Действительно, закон регулирует обязательства из причинения вреда и не включает в себя норм об обязательствах из предотвращения вреда. Но именно поэтому нужно было не отклонять иск, руководствуясь ст. 403 ГК, а разрешить дело по аналогии, руководствуясь ст. 4 ГПК. Так и поступил Верховный Суд, указав в определении по делу Марцинюка: «Хотя раздел XIII Гражданского кодекса об обязательствах по возмещению вреда не предусматривает прямо ответственности в таких случаях предприятия, однако отказ в иске Марцинюку по этому формальному основанию является неправильным. Марцинюк действовал в данном случае не в личных интересах, а в интересах охраны государственной социалистической собственности, обязанность беречь и укреплять которую составляет долг каждого гражданина согласно ст. 131 Конституции СССР. Поэтому суд должен был, руководствуясь ст. 4 Гражданского процессуального кодекса, возложить на железную дорогу, в целях охраны имущества которой действовал Марцинюк, обязанность возместить Марцинюку понесенный им личный имущественный вред».