Ограничения свободы выражения мнений

Правовая свобода означает свободу де­лать все, что не нарушает свободу других, или все, что не за­пре­ще­но правом. Свобода придерживаться любого мнения (свобода мысли) не означает свободу навязывать это мнение другим или публично выражать такое мнение, которое отвергает саму правовую свободу. По­это­му сво­бод­ное вы­ра­же­ние людь­ми сво­их мне­ний на­ла­га­ет и осо­бые обя­зан­но­сти, и осо­бую от­вет­ст­вен­ность. Ме­ж­ду­на­род­ная прак­ти­ка в ин­те­ре­сах со­хра­не­ния ми­ра, безо­пас­но­сти, куль­ту­ры вы­ра­бо­та­ла осо­бые ог­ра­ни­че­ния в поль­зо­ва­нии дан­ным пра­вом. Ог­ра­ни­че­ния пре­ду­смот­ре­ны ст.19 Ме­ж­ду­на­род­но­го пак­та о гра­ж­дан­ских и по­ли­ти­че­ских пра­вах и ст.29 Все­об­щей дек­ла­ра­ции прав че­ло­ве­ка, а так­же дру­ги­ми ме­ж­ду­на­род­ны­ми до­ку­мен­та­ми. Наиболее подробный перечень мотивов ограничения свободы выражения мнений и свободы информации содержится в ч.2 ст.10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод: “Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с формальностями, условиями, ограничениями или штрафными санкциями, предусмотренными законом и необходимыми в демократическом обществе в интересах государственной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступности, защиты здоровья и нравственности, защиты репутации и прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия”[124].

Эти ограничения, допустимые с точки зрения европейского права, возможны в России постольку, поскольку они предусмотрены Конституцией.

Второе предложение в ч.2 ст.29 Кон­сти­ту­ции за­пре­ща­ет про­па­ган­ду (т.е. любое публичное рас­про­стра­не­ние и разъ­яс­не­ние воз­зре­ний, идей, уче­ний, верований, и т.п.) со­ци­аль­ного, ра­со­во­го, на­цио­наль­но­го, ре­ли­ги­оз­ного или язы­ко­вого пре­вос­ход­ст­ва.

Первое предложение в ч.2 ст.29 устанавливает, что не допускаются пропаганда или аги­та­ция, воз­бу­ж­даю­щие со­ци­аль­ную, ра­со­вую, на­цио­наль­ную или ре­ли­ги­оз­ную не­на­висть или вра­ж­ду. Это означает, что недопустимы такие формы и способы, такое содержание пропаганды и агитации, которые сами по себе не запрещены и, возможно, не являются пропагандой превосходства в смысле второго предложения ч.2 ст.29, но возбуждают ненависть или вражду по названным мотивам. Например, коммунистическая агитация или пропаганда в конкретном проявлении может и не содержать пропаганды какого-то социально-классового превосходства; но если это пропаганда идей “диктатуры пролетариата” и “классовой борьбы” (идеология социальной ненависти и вражды), то она должна пресекаться как нацеленная на возбуждение социальной ненависти и вражды. Или: если некая патриотическая агитация, не преследующая цель обоснования национального или религиозного превосходства, тем не менее возбуждает национальную или религиозную ненависть и вражду, она также должна пресекаться.

За­пре­ще­ние про­па­ган­ды со­ци­аль­но­го, ра­со­во­го, на­цио­наль­но­го, ре­ли­ги­оз­но­го или язы­ко­во­го пре­вос­ход­ст­ва кор­рес­пон­ди­ру­ет положению ч.5 ст.13 Кон­сти­ту­ции, ко­то­рое так­же ука­зы­ва­ет на за­прет, то есть при­зна­ние об­ще­ст­вен­но вред­ным, не­нуж­ным, не­до­пус­ти­мым к при­ме­не­нию, поль­зо­ва­нию соз­да­ние и дея­тель­ность об­ще­ст­вен­ных объ­е­ди­не­ний, пре­сле­дую­щих по­доб­ные це­ли. При­чем, по­ня­тие “за­пре­ща­ет­ся” бо­лее ши­ро­кое, чем по­ня­тие “не до­пус­ка­ет­ся”, ко­то­рое яв­ля­ет­ся его ча­стью.

Ст.282 УК РФ предусматрива­ет уго­лов­ную от­вет­ст­вен­ность за воз­бу­ж­де­ние на­цио­наль­ной, ра­со­вой или ре­ли­ги­оз­ной вра­ж­ды, ес­ли эти дей­ст­вия со­вер­ше­ны пуб­лич­но или с ис­поль­зо­ва­ни­ем средств мас­со­вой ин­фор­ма­ции. Возбуждение же социальной вражды (а социальная вражда в ч.2 ст.29 Конституции ставится на первое место как самая опасная), вопреки Конституции, Уголовным Кодексом не наказывается.

Практика Европейского суда по правам человека исходит из правомерности установления любых законодательных ограничений свободы выражения мнений на государственной службе: если у гражданина есть право свободно выражать свое мнение в качестве частного лица, то это еще не значит, что у него есть право занять государственную должность, чтобы выражать это мнение на государственной службе[125]. Такая позиция обусловлена тем, что Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод и, соответственно, Европейский суд не признают право на равный доступ к государственной службе (см. 2.3.6.). Это не означает, что ст.10 Европейской Конвенции вообще не применима к государственной службе. Просто специфика государственной службы во многих странах предполагает такие ограничения свободы выражения мнений, что говорить о свободе выражения мнений государственными служащими бессмысленно. Показательно, например, следующее утверждение судей Европейского суда: “Это не исключает возможности, что статья 10 применима даже к государственной службе, на которой всякая по внутригосударственному праву свобода выражения мнений является de jure или de facto несуществующей” (Решение по делу Kosiek v. Germany от 28 августа 1986 г. (№ 105), 9 E.H.R.R. 328)[126].