Власть как принуждение
Почти все определения власти так или иначе связывают ее отправление с принуждением*, приказанием, внешним волевым усилием по отношению к подвластным. В основном решения о поведении, таким образом, принимаются против их желания, поскольку общество видится как механическая солидарность. Преобладает режим команда/исполнение.
Понятие подчинения присутствует в явном или скрытом виде фактически во всех теоретических концепциях власти. Уже первая из них — Платона — рассматривает власть в понятиях приказания начать действие и его исполнения. Тот же подход у Аристотеля, Гоббса, Гегеля и других мыслителей прошлого и настоящего. Подчинение всегда предполагает отношения неравноправные, асимметричные, когда одна из сторон доминирует.
И во всем ...из нескольких частей, составляющих единое целое, сказывается властвующее начало и начало подчиненное. Это общий закон природы, и, как таковому, ему подчинены одушевленные существа. Правда, и в предметах неодушевленных, например, в музыкальной гармонии, можно подметить некий принцип властвования. Аристотель, «Политика» |
Фокусирование внимания на директивном аспекте власти вполне понятно: оно удобно для создания простых моделей властных отношений, ибо позволяет представить их в как бы в очищенном, чуть ли не в первобытном виде. В этом случае, однако, для политолога существует опасность увлечься теоретически и политически усеченными трактовками власти, которые нередко сводят ее к господству или даже незамысловато отождествляют с принуждающим насилием*.
И наоборот, ученые, исходящие из усложненного коммуникативного истолкования власти, склонны твердо разграничивать применение силы (англ. force) и принуждающего насилия (англ. coercive violence) от собственно власти. Например, американский политолог, специализирующийся на новых аспектах содержания научных понятий, Теренс Болл (род. 1944) считает всякое насилие лишь псевдовластью, фактическим признанием псевдовластвующим субъектом того, что он не в состоянии ни осуществлять самостоятельное руководство, ни добиваться своих целей в условиях конструктивного сотрудничества с другими.
С несколько односторонним подходом Болла, который не учитывает иных аспектов власти, кроме коммуникативного, по сути дела спорил выдающийся теоретик Парсопс.
Сила— это «способ», но не вссіда обязательно «средство», с помощью которою один элемент системы социального взаимодействия (будь то индивид или коллектив) может влиять на другой. В этом ракурсе сила является использованием котроля над ситуацией, в которой alter (лат. «другой») элемент, выступающий в роли объекта для ego (лат. «я»), подвергается давлению физическими средствами, дабы отвратить alter от совершения чего-то нежелательного для ego или наказать его за то, что не следовало бы делать с точки зрения ego (а наказание предназначено заставить alter отказаться от подобного действия в будущем), или «символически» продемонстрировать способность ego контролировать ситуацию даже независимо от его ожиданий того, что у alter могут быть нежелательные, по мнению ego, устремления. Т. Парсоне, «Социологическая теория и современное общество» |
Разрешить проблему позволяет рассмотрение власти как связывающего действия и обязательства людей посредника,который может представлять ее в разном виде. Заключены ли в столкновении силы с силой предпосылки политического взаимодействия человека с человеком? Да, в той же мере, в какой прямой натуральный обмен (бартер) содержит в себе первоначала отношений экономических. Подобные взаимодействия, однако, связаны с конкретной ситуацией, а силовое принуждение или обмен чаще всего бывают однократными. Устойчивость и постоянство, столь необходимые и политике, и экономике, достигаются тогда, когда принуждение и обмен превращаются в обобщенный символ. Такими символами становятся в политике ресурсы насилия и признаваемое в данном сообществе право их использовать («монополия легитимного физического насилия», которую Вебер признавал за государством), а в экономике — некий универсальный товар, например золото. Кстати, сравнения между политикой и экономикой для прояснения властных отношений очень полезны и убедительны.
Власть, по Парсонсу, понимается как аналогичный деньгам символический посредник, циркулирующий внутри политической системы, но способный перемещаться оттуда во все три соседние функциональные субсистемы общества — экономическую («конвертируясь» в те самые деньги), интегративную (совокупность социальных общностей с посредником в виде влияния) и строеподдерживающую (культурную с посредником в виде ценностей). Тем самым власть осмысливается как способность обеспечивать выполнение связывающих обязательств элементами политической системы, когда эти обязательства признаны соответствующими коллективным целям, а на случай неповиновения кого бы то ни было предусмотрено принуждение. В соответствии с определением Парсонса сделать возможным исполнение некоего желания даже угрозой превосходящей силы не означает использовать власть. Способность добиться послушания, чтобы ее назвать властью, должна быть обобщенной, а не одной лишь функцией какого-то единичного воздействия.
На придании принуждающему насилию символического смысла усложнение интерпретации власти не завершается. Подобно тому как простое накопление и расходование золота не создают эффективного денежного обращения, обычное аккумулирование ресурсов, прав на насилие и их растрачивание все еще имеют непосредственный характер и осуществляются в сравнительно ограниченных масштабах. В довольно примитивных условиях традиционного общества требуется сосредоточение золота и ресурсов насилия (например, дружины) тогда и в том месте (локусе), где должны быть реализованы властные или торговые отношения. С развитием человеческих сообществ происходит дальней шее усложнение их экономической и политической организации, в частности, образуются устойчивые функциональные отношения типа заимодавец / должник и властитель / подвластный. Тогда уже не нужно возить повсюду золото, достаточно иметь расписку, вексель и т.п. Не стоит и окружать себя вооруженными дружинниками — вполне хватает законодательно закрепленных прав управителей и обязанностей управляемых. На этой основе и в экономике, и в политике возможно построить достаточно длинные цепочки взаимодействия и обширные сети отношений между людьми. В силу всеобщего признания закона его требования осуществляются добровольно. Санкции* (т.е. сила) применяются только к тем, кто на этот уровень сложности политической системы не поднялся или захотел поставить себя «вне закона».
Интерпретация Парсонс в работе «Социологическая теория и современное общество» (1967) построил четырехсоставную схему вероятных воздействий субъекта власти на объект в их отношениях: принуждение — ситуационные негативные действия (санкции); побуждение (англ. inducement) — ситуационные позитивные действия (санкции); активизация обязательств (англ. activation of commitments) — интенциональные, т.е. намеренные, негативные действия; убеждение (англ. persuation) — интенциональные позитивные действия. |
Право использовать власть, какие-то негативные санкции по принципу бартера или даже принуждение, чтобы закрепить главенство одного решения над другим, Парсонс квалифицировал как авторитет.
Еще более высокая сложность экономической и политической систем — использование их функциональных возможностей: операции с кредитно-долговыми и другими подобными отношениями в экономике, с законами и административными установлениями в политике. Здесь и возникает тот наивысший на сегодня коммуникативный уровень взаимодействия (с обязательным обсуждением альтернатив), когда насилие как таковое уже не нужно. Добровольность становится не вынужденным, а действительным основанием властвования, которое отныне опирается на знание публично согласованных целей и способов их достижения, а также на устойчивые принципы и процедуры действий по реализации соответствующих обязательств политических акторов.
Рассуждая о знании и о власти, мы говорим об одной и той же реальности. Общество, благодаря некоторому распределению знаний, организует и порядок власти... Существование конкретной власти, проявляющейся в данной точке социального устройства, связано с бесчисленными компонентами знания, рассеянными во всех частях социального устройства. Б. Варне, «Природа власти» |
Однако такие сложно устроенные системы, рассчитанные на хорошие знания, информированность и значительное взаимное доверие граждан, могут давать сбои, если заметная часть общества оказывается не в состоянии действовать адекватно уровню требований. Тогда возможен спуск от достигнутого все ниже и ниже. В итоге можно прийти к тому качественному положению, когда только сила и обладание товаром остаются единственной надеждой власти. В политике это равноценно деградации политической системы до состояния гражданской войны или «войны всех против всех» (Гоббс); в экономике — крушению не только кредита, но и денежного обращения. В этом смысле прав Болл, утверждая, что использование ничем не связанной силы равнозначно саморазрушению власти. Впрочем, данная закономерность, вопреки мнению Болла, не безусловна по своему характеру. Применение политически и юридически регламентированного (упорядоченного) насилия вроде временного ареста, депортации (высылки), тюремного заключения может иметь оздоровительный эффект, подобно банкротству и распродаже имущества в экономике.
Конечно, насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства — об этом нет и речи, — но оно, пожалуй, специфическое для него средство. Именно в наше время отношение государства к насилию особенно интимно. В прошлом различным союзам — начиная с рода— физическое насилие было известно как совершенно нормальное средство. В противоположность этому сегодня мы должны будем сказать: государство естъ то человеческое сообщество, которое внутри определенной области ...претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. М. Вебср, «Политика как призвание и профессия» |
При учете трех базовых аспектов власти (они же — условные степени ее усложнения) трактовка этого ключевого феномена политики оказывается достаточно гибкой. На самом низком, исходном, уровне директивное управление может быть истолковано как простое распределение ресурсов насилия и прав на их использование. Развитие функционального аспекта власти ведет к разграничению полномочий. При коммуникативном понимании власть оборачивается сотрудничеством (т.е. знанием и доверием) при распределении ресурсов (не только силовых) и при согласовании специализированных политических функций.