Тревожная ночь на 12 июля 1943 г. 5 страница
В то же время надо отдать должное командиру 29-го тк. Иван Федорович на том совещании не стал развивать легенду, которую к тому времени цветисто изложили в отчетах офицеры штаба армии, о лавине танков, встретивших его соединение у выс. 252.2, а честно признал: противник сорвал контрудар его корпуса своими противотанковыми средствами и активными действиями авиации. Ему вторил начальник политотдела 31-й тбр полковник Поволоцкий:
«Большие потери, особенно в материальной части, и недостаточно активное продвижение нашей бригады объясняются сильным воздействием авиации противника при [356] отсутствии поддержки наступления нашей авиации, сильным артиллерийским и минометным огнем противника (выделено мной. – В.З.), при очень слабой нашей артподготовке в момент наступления. Долгое нахождение на исходной позиции танков и личного состава (8 часов) позволило перестроить противнику свою оборону для отражения атаки»{301}.
Трагически окончились первые две утренние атаки и 25-й тбр. Ее батальоны наступали за железной дорогой, примерное 1,5 км левее от бригад, штурмовавших свх. «Октябрьский». Соединение полковника Н.К. Володина имело задачу: прорваться через х. Сторожевое, к с. Ивановский Выселок и далее к х. Тетеревино. Ситуацию с переходом в контратаку этой бригады пока до конца прояснить не удалось. В отчете 29-го тк ее атака изложена следующим образом:
«25-я тбр. По приказу корпуса в 8.30 12.07.43 г. бригада при сопровождении батареи самоходных орудий 122-мм перешла в наступление в направлении: Сторожевое, Ивановский Выселок, Тетеревино, выс. 228.4, зап. окр. Лучки, выс. 246.3, выс. 218.3 с задачей уничтожить противника в этих районах и к исходу дня сосредоточиться в районе Крапивенские Дворы с готовностью действовать в направлении Белгорода.
Направляющим справа наступал 362-й тб, с ротой автоматчиков мспб, батареей 122-мм самоходных орудий. Уступом слева за 362-м тб наступал 25-й тб с мспб без танкодесантной роты, с батареей 45-мм пушек и 76-мм батареей самоходных орудий.
С выходом танков к переднему краю обороны противника из леса с/д Сторожевое, вост. окр. Сторожевое противник открыл ураганный огонь из засад танков «тигр» самоходных орудий и орудий ПТО. Пехота была отсечена от танков и вынуждена залечь. Прорвавшись в глубину обороны, танки несли большие потери.
Остатки танков в 10.00 12.07.43 г. из глубины обороны противника вышли и сосредоточились в лощине 1,5 км ю/в Сторожевое. К 10.30 бригада в составе остатков танков Т-34–6, Т-70–15 заняла оборону по скатам безым. высот 0,6 км юго-восточнее Сторожевого. Дважды переходивший в атаку противник с рубежа обороны отходил с большими для него потерями»{302}.
Есть основание предполагать, что в 8.30 (точнее в 9.00) в атаку перешли не оба батальона бригады, а только 362-й тб [357] (средних танков) совместно с 53-й мсбр от Лутово в направлении свх. «Сталинское отделение», но были остановлены сильным огнем. И лишь через полтора часа, в ходе повторной атаки, сразу два батальона вступили в бой, в том числе и 25-й тб (легких танков). Приведу отрывок из воспоминаний X. Ноёнцерта, служившего в дивизионе штурмовых орудий «Лейбштандарт»:
«Было около 5 часов утра, когда посыльный на мотоцикле доставил нам новые приказы. Мы должны были обеспечить оборону колхозных построек в «Сталинском отделении». Особое внимание должны были обратить на правый край в направлении леса и железнодорожной насыпи. Это было незадолго до того, как мы увидели на расстоянии 6–7 километров около 25–30 Т-34, движущихся справа от нас и направляющихся прямо к боевому рубежу дивизиона «Дас Райх». От нас они были слишком далеко, но артиллерия открыла по ним огонь, и они не смогли пройти неповрежденными мимо нашего правого фланга. Затем наступила тишина.
Но примерно около 9.00 раздался внезапный грохот. На нашу позицию обрушился шквал орудийных залпов, а между ними артиллерийские и минометные снаряды. В общем и целом это было похоже на подготовку к настоящему наступлению и продолжалось почти час с половиной. Немецкий разведывательный самолет, проникнувший на достаточную глубину над русской территорией, сделав сигнал нам крыльями, сбросил контейнер с сообщением и выпустил две фиолетовые дымовые ракеты. Это означало «танки». Слева от железнодорожной насыпи также последовали два фиолетовых дымовых сигнала, должно быть, там тоже были танки. И в это же время огонь противника приостановился и из-за холма, в направлении железнодорожной насыпи пошли танки: три... пять... десять... Но какой толк в их подсчете? Мчась на полной скорости и стреляя изо всех стволов, Т-34 один за другим врезались справа из-за холма в середину позиций нашей пехоты (исходя из местности, это были 362-й тб 25-й тбр. – В. З.). Мы открыли огонь из пяти наших пушек, как только увидели первый танк, и уже через несколько секунд первый танк завертелся в клубах черного дыма. Иногда нам приходилось прекращать огонь, потому что наши пехотинцы прыгали на их танки и вели рукопашный бой с русскими солдатами.
Затем вдруг справа на нас двинулись 40 или 50 танков (25-й тб 25-й тбр. – В.З.). Мы должны были развернуться и открыть огонь по ним. Неожиданно три танка помчались через водоем к колхозной ферме. Они захватили дорогу, ведущую к [358] ней. У меня не было возможности стрелять. У пушки вышел из строя затвор, и мы не могли его зафиксировать. Поэтому нам пришлось поменять позиции, уйти через постройки фермы.
Когда Т-34 появился передо мной справа, помощник наводчика заорал так, что я услышал его без наушников: «Последний снаряд в стволе». Это вдобавок ко всему! Я развернулся на 180 градусов, чтобы встретить мчавшийся на нас и уже находившийся на расстоянии 150 метров Т-34, когда нас постигла еще одна трагедия: пушка осталась без прикрытия, а ее ствол развернуло прямо в небо. Я изо всех сил вращал установку, чтобы опустить ствол моего 75-мм орудия вниз, и мне удалось поймать цель башни Т-34 и выстрелить. Удар! Открылся люк, и оттуда выскочили двое. Один упал, а второй побежал вдоль дороги между домами. На расстоянии 30 метров я снова подбил Т-34. Расстреляв русских пехотинцев и экипажи, выпрыгивающие из поврежденных танков, а в этом неоценимую услугу оказала нам наша пехота, мы поспешно выкатили из ямы, в которой находились, нашу пушку и побежали между горящих Т-34 к лесу. Таким образом, атака русских танков, поддерживаемая тремя или четырьмя эшелонами пехоты, была остановлена и отброшена назад.
Земля была усыпана гильзами, а в секторе шириной в 1500 метров горело множество танков. Тут же тлели 10 или 12 артиллерийских орудий.
Обершарфюрер К. Замметрайтер за участие его взвода в этом бою был награжден Рыцарским крестом»{303}.
Удалось найти журнал боевых действий одного из батальонов бригады полковника Н.К. Володина, 25-го танкового, в котором время первой атаки указано иное – не 8.30, а 10.00. Кроме того, отмечен довольно странный эпизод – бой непосредственно за Сторожевое, хотя в тот момент хутор находился в наших руках, здесь оборонялись войска 2-го тк и 183-й сд. Приведу отрывок из этого документа:
«Наступление на противника намечалось в 3.00 12.07.43 г., но в это время атака не состоялась. Батальон выступил в атаку в 10.00 12.07.43 г. в составе 38 Т-70. С подачей сигнала – «в атаку» все танки на большой скорости пошли стремительно вперед. Батальон шел вторым эшелоном за танками Т-34, с задачей: наступать по маршруту лес Сторожевое, совхоз «Комсомолец», Ивановский Выселок и далее на Большие Маячки, с последующей задачей – идти на Белгород. В ходе наступления батальон [359] встретил сильный артиллерийский огонь и активное действие авиации противника. Батальон ворвался в населенный пункт Сторожевое, но, не имея поддержки со стороны соседей и после значительных потерь своей пехоты, отошел на высоту юго-восточнее от Сторожевого, где и занял оборону»{304}.
Исходя из имеющихся документов, ситуация видится следующим образом. По сигналу первым в атаку перешел батальон «тридцатьчетверок» с десантом на борту – бойцами 28-го гв. вдсп 9-й гв. вдд{305}, но сразу был встречен сильным огнем минометов и противотанковых средств 1-го грп СС. Атака захлебнулась, и, потеряв несколько машин, батальон отошел на исходные рубежи, а пехота залегла. По району свх. «Сталинское отделение» был открыт огонь минометами 271-го мп, после чего около 10.00 двинулись в атаку сразу два батальона 25-й тбр. Направляющим был 362-й тб майора Г.А. Мясникова с ротой мсб-н на броне, батареей 122-мм САУ, уступом слева за ним шел 25-й тб капитана Чекранова уже без танкодесантной роты с батареей 76-мм САУ и батареей 45-мм пушек. Острие атаки сместилось несколько южнее, танкисты стремились обойти злополучный совхоз «Сталинское отделение» и его сад. Но противник вновь открыл сильный огонь из восточной опушки леса у х. Сторожевое. Обстрел велся в основном 362-го тб.
Наши танкисты сражались отчаянно. Рота ст. лейтенанта Н.А. Мищенко вырвалась вперед и подошла к лесу ур. Сторожевое, здесь, на нейтральной полосе, танк командира роты был подбит и загорелся. Погасив пламя, экипаж, задраив люки, продолжал вести огонь из орудия. При отходе бригады на исходные позиции машина Н.А. Мищенко оказалась в окружении немцев. Когда закончились снаряды, танкисты отстреливались из пулеметов. Как вспоминал впоследствии генерал-майор А.В. Егоров, они уничтожили до 25 гитлеровцев и на четвертые сутки пробились в расположение своей бригады.
Невозможно спокойно читать наградные листы на экипажи самоходок. САУ под командованием лейтенанта В.М. Кубаевского в составе: наводчик Громов, механик-водитель Меркулов, заряжающий Суздалов и замковый Ершов, при подходе к лесу была подбита. Но экипаж продолжил вести огонь, а когда закончились снаряды, самоходчики повели горящее орудие на [360] таран немецкого танка. От удара САУ взорвалась, похоронив вместе с собой и героический экипаж.
Командир танка лейтенант Кудрявцев и механик-водитель старшина Васильев, будучи тяжело раненными, вывели горящую машину из боя.
У САУ лейтенанта Ерина была разбита гусеница и выбит ленивец. На обездвиженной машине немцы сосредоточили огонь. Часть экипажа получила ранение. Поставив дымовую завесу, командир орудия приступил к ремонту. Вероятно, немцы поняли, что экипаж пытается восстановить машину, поэтому обстреляли ее уже из минометов. Раненый лейтенант Ерин завершил ремонт и вывел самоходку без ленивца в расположение корпуса.
В суматохе на незнакомой местности несколько экипажей танков, решив, что Сторожевое занят противником, открыли огонь по позициям своей пехоты и атаковали хутор как опорный пункт врага.
«... 12 июля имел место случай, когда танки пятой гвардейской, с ходу атаковав боевые порядки фашистов, кое-где «подсыпали огонька» и своим, – воспоминал помощник начальника штаба 285-го сп по оперативной работе И.М. Бондаренко. – В свою очередь наши артиллеристы тоже причинили урон танкистам. Два Т-34 с десантом автоматчиков «проутюжили» командно-наблюдательный пункт 285-го стрелкового полка»{306}.
Подобные ситуации возникали ещё и потому, что командование соединений в силу объективных (отсутствие времени), а часто и по субъективным (не умело работать с подчиненными) причинам толком не планировало действия своих подразделений непосредственно в бою. В приказе по итогам летних боёв П.А. Ротмистров писал, что порою складывались ситуации, когда экипажи боевых машин были прекрасно осведомлены о задачах армии в целом, «а что им делать на первых километрах при наступлении на оборону противника, не знали»{307}.
Потери бригады были, без преувеличения, катастрофическими. В печальном списке по количеству вышедшего из строя личного состава среди танковых соединений двух корпусов она заняла первое место. Примерно за пять часов боя всего вышло из строя 320 человек (44 офицера), в том числе 140 – погибли. Сгорел в танке командир 362-го тб майор Г.А. Мясников, ранен и обожжен командир 25-го мсб майор З.П. Григоренко, контужен и [361] отправлен в госпиталь комбриг Н.К. Володин. Потеряно 55 танков, часть из них подорвалась на минах{308}, 11 вышли из строя по техническим причинам в ходе боя. Всех самоходок лишились обе батареи 1446-го сап, поддерживающие бригаду: 4 СУ-122 сгорели, 4 СУ-76 – подбиты. Остатки бригады были сведены в один батальон, который принял капитан Чекранов.
В 12.00 сводный батальон предпринял новую атаку. На этот раз подразделения 25-й тбр наконец прошли через боевые порядки 169-й тбр в х. Сторожевое и атаковали, как было указано в приказе, х. Ивановский Выселок. Их поддерживала огнем с места 169-я тбр. Бой длился час, выйдя на рубеж в 1 км западнее хутора и встретив плотный огонь танков дивизии «Дас Райх», остатки батальона отошли и заняли оборону в 0,5 км восточнее х. Сторожевое. Таким образом, ни в каком встречном танковом бою или сражении, тем более в сквозной атаке, как потом часто писалось, 25-я тбр не участвовала. Она была почти полностью расстреляна на подходе к ур. Сторожевое и свх. «Сталинское отделение» огнем вражеской ПТО.
Но вернемся на направление удара главных сил 5-й гв. ТА. Получив донесение о выходе подразделений корпуса к свх. «Комсомолец», И.Ф. Кириченко срочно доложил об этом П.А. Ротмистрову. В условиях ожесточенного сопротивления немцев этот локальный прорыв казался успехом. Командарм в душе надеялся, что наступает перелом, противник вот-вот дрогнет. Об этом свидетельствует распоряжение, направленное им в 10.45 командиру 5-го гв. Змк генерал-майору Б.М. Скворцову:
«Наступление наших войск развивается успешно, на 9.30 12.07.43 г. 29-й тк и 18-й тк вышли на рубеж свх. «Комсомолец».
Приказываю:
Корпус, за исключением бригад (двух), выдвинутых для обеспечения левого фланга на Рындинка и Ржавец, из занимаемого района выдвинуть за 29-й тк в район Прохоровка.
Выступление немедленно.
Ориентировочно в 6.00 12.07.43 г. в районе: Покровка, Яковлево авиация обнаружила до 200 танков, выдвигающихся на восток и северо-восток»{309}. [362]
Через полчаса, в 11.15, командиру 2-го тк генерал-майору А.Ф. Попову с офицером связи также направляется следующее боевое распоряжение:
«Наступление наших войск развивается успешно, 18-й тк и 29-й тк в 9.30 прошли рубеж совхоз «Комсомолец».
В районе Покровка, Яковлево в 6.00 12.07 авиацией обнаружено скопление до 200 танков противника.
Приказываю:
Корпус собрать в районе Сторожевое и быть готовым к развитию успеха на запад и атаке в направлении Шахово, Рындинка»{310}.
Однако этим планам не суждено было осуществиться. Отступив от совхоза «Комсомолец», немцы обошли его севернее и отсекли группу майора П.С. Иванова и 1/53-й мсбр от основных сил корпуса. По совхозу был открыт артиллерийский и минометный огонь. Как вспоминали оставшиеся в живых в той мясорубке ветераны 53-й мсбр, немцы практически смешали с землей все, что находилось в этом населенном пункте. Тем не менее первую атаку гитлеровцев удалось отбить. Сказалась умело построенная оборона на брошенных укреплениях. В боевых порядках мотострелков были вкопаны в землю танки, что значительно усилило оборону и позволило продержаться еще некоторое время.
Узнав по радио, что группа П.С. Иванова в свх. «Комсомолец» отрезана, комбриг А.А. Линев приказал командиру 2-го тб капитану А.Е. Вакуленко выделить группу танков в помощь окруженным. Ими командовал лейтенант B.C. Паршин. Танкисты пытались пройти тем же путем, что и группа П.С. Иванова, прикрывшись лесопосадкой у железной дороги. Однако на этот раз прорваться не удалось. Немцы устроили засаду в роще северо-восточнее свх. «Комсомолец».
Но главные события по-прежнему разворачивались на выс. 252.2. Боевые действия здесь не имели себе равных по драматизму и накалу. Сразу после 10.00 в момент, когда 31-я тбр вступила в бой, началась усиленная бомбежка ударного клина двух наших корпусов восточнее свх. «Октябрьский». Штаб 8-го авиакорпуса сообщил командованию 2-го тк СС:
«Для действий против вражеской группы, двигающейся от Петровки на юго-запад, выделены две группы пикирующих бомбардировщиков»{311}. [363]
В разделе отчета 29-го тк о бое 31-й тбр особо выделено:
«Налеты производятся группами от 8 до 37 Me-110 и Ю-87.
Танки несли большие потери от авиации и артиллерийского огня противника. ... В 10.30 танки достигли рубежа свх. «Октябрьский». Дальнейшее продвижение остановлено беспрерывными воздействиями (так в тексте. – В.З.) авиации противника.
Прикрытие наступающих танков с воздуха отсутствовало до 13.00. С 13.00 прикрытие осуществлялось группами истребителей от 2 до 10 машин»{312}.
О характере и напряженности боя говорят боевые документы 29-го тк: «...Несмотря на сильное огневое сопротивление противника, 32-я тбр, не теряя организованности в боевых порядках во взаимодействии с 25-й тбр, открыв массированный огонь из танков, двигалась вперед. При подходе к рубежу свх. «Октябрьский», свх. «Сталинск» («Сталинское отделение». – В.З.), были обстреляны артиллерийским и минометным огнем, где были вынуждены закрепиться на достигнутом рубеже, собрать силы для дальнейшего наступления и подготовиться к отражению атак противника.
Отдельные подразделения, вырвавшиеся вперед, подходившие даже к свх. «Комсомолец», понеся большие потери от артогня и огня танков из засад, отошли на рубеж, занимаемый огневыми силами (так в тексте. – В.З.)»{313}.
Бой, в котором участвовало более двухсот советских бронированных машин (точнее, части из них, так как значительное их число уже дымилось и горело в районе совхоза и на выс. 252.2), превратился в поединки отдельных групп танков с ПТО 2-го грп СС. Единое управление в бригадах 18-го и 29-го тк было потеряно, их боевые порядки перемешались с подразделениями «Лейбштандарт». Единственным доступным средством связи у танкистов осталось радио. В этот момент на исход боя значительно повлияло отсутствие полноценной радиосвязи в советских танках. В условиях ограниченной видимости командиры рот и батальонов были не в состоянии координировать действия экипажей и концентрировать огонь боевых машин подразделения на опорные пункты ПТО. Экипажи линейных машин действовали, ориентируясь на танк командира, по принципу «делай как я». При ограниченной видимости, при скоплении большого числа техники на [364] относительно узком участке, это лишало экипажи практически всякой связи. Подразделения действовали не кулаком, а растопыренными пальцами, вразнобой. Теоретически каждый экипаж должен был вести в этих условиях бой по своему плану, а на деле, учитывая, что командир танка занимался в основном орудием, никакого плана не было. Танкистам было не до определения флангов или стыков вражеских частей, они атаковали в указанных направлениях и вели огонь по танкам и орудиям ПТО, которые появлялись в секторах обстрела их орудий.
По свидетельству ветеранов 5-й гв. ТА, в силу того, что армия изначально формировалась как гвардейская, ее корпуса находились в более выгодном положении, чем другие соединения. Радио было установлено на танках даже у некоторых командиров взводов, а на отдельных линейных машинах имелись радиоприемники, работавшие лишь на прием, для получения приказов от командира. В других соединениях не было и этого.
Зная эту особенность, немцы использовали ее в полной мере. При атаке огонь танков, штурмовых орудий и ПТО сосредоточивался в первую очередь на машинах с антеннами. В результате враг добился существенного для себя результата, нанеся значительный урон советской стороне, как в танках, так и в личном составе, прежде всего среди командиров. Особенно большая убыль в экипажах оказалась в корпусах на главном направлении. Так, в пяти танковых бригадах, действовавших в первом и втором эшелонах 18-го и 29-го тк, всего за день погибли и получили тяжелые ранения: два комбрига (25-й и 170-й тбр), один замкомандира бригады (181-я тбр), шесть командиров танковых батальонов (1,2/181-й, 1/170-й, 1/25-й и 1/32-й тбр). Очень много выбыло командиров-танкистов в звене взвод – рота. Это наглядно прослеживается по уровню потерь комсостава 32-й тбр, она лишилась 41 командира танков (36% от общего числа), танковых взводов (61%), рот (100%) и батальонов (50%). Страшные потери понесло командное звено и мспб бригады, погибли и получили тяжёлые ранения многие командиры рот и взводов. Вышел из строя его командир капитан И. И. Руденко. Его эвакуировали с поля боя в госпиталь. В общей сложности в этом соединении вышло из строя 62 офицера, в том числе 46 – погибли и 16 – получили ранения с эвакуацией в госпиталь.
О состоянии человека в тех жутких условиях вспоминал участник боя, заместитель начальника штаба 31-й тбр, впоследствии Герой Советского Союза Г.И. Пэнэжко: [365]
«... В памяти остались тяжелые картины... Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа... От выстрелов в упор сворачивало башни, скручивало орудия, лопалась броня, взрывались танки.
От выстрелов в бензобаки танки мгновенно вспыхивали. Открывались люки, и танковые экипажи пытались выбраться наружу. Я видел молодого лейтенанта, наполовину сгоревшего, повисшего на броне. Раненый, он не мог выбраться из люка. Так и погиб. Не было никого рядом, чтобы помочь ему. Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление – пока жив, бей врага. Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались врукопашную. Помню капитана, который в каком-то исступлении забрался на броню подбитого немецкого «тигра» и бил автоматом по люку, чтобы «выкурить» оттуда гитлеровцев. Помню, как отважно действовал командир танковой роты Черторижский{314}. Он подбил вражеский «тигр», но и сам был подбит. Выскочив из машины, танкисты потушили огонь. И снова пошли в бой»{315}.
Согласно данным штаба 29-го тк, две его бригады, три батареи 1446-го сап и наступавший за ним 136-й гв. сп 42-й гв. сд к 11.00 были полностью остановлены, понесли большие потери и перешли к обороне в 0,5 км восточнее свх. «Октябрьский», а подразделения 25-й тбр начали выходить из глубины обороны противника и собирались в лощине в 1,5 км юго-восточнее х. Сторожевое. В штаб корпуса начали поступать первые донесения о потерях. Из них следовало, что за 2–2,5 часа боя в соединении вышло из строя более 60% бронетехники: в 32 тбр – более 63% (до 40 танков и около 350 человек), в 25-й тбр – около 70% (48 танков), столько же в 1446-и сап, в 31-й тбр – более 40%.
Потери в танках были действительно огромны, но страшнее другое. Вместе со своими боевыми машинами горели и экипажи – живые люди. [366]
«Тут я позволю себе обратить внимание читателей вот на такой штрих боевой жизни танкистов, – писал уже после войны ветеран 10-го танкового корпуса В.Т. Федин. – Техническое обслуживание танка проводит сам боевой экипаж (в отличие, например, от авиации, где самолет к вылету готовят наземный экипаж и наземные службы технического обслуживания). Экипаж заливает горючее и масло в баки, производит смазку многочисленных точек ходовой части, снимает смазку ствола пушки перед боем, смазывает ствол после стрельбы и т. д. Поэтому одежда танкистов часто бывала пропитана горючим, моторным маслом. Основным горючим для дизельных двигателей наших танков той войны был газойль. Он значительно менее летуч, чем бензин, и на одежде держится долго. Когда на одежду попадает огонь, она мгновенно загорается, а вероятность попадания огня в бою на одежду очень высока. На Т-34 были 3 столитровых бака с горючим по правому борту и плюс столитровый бак с моторным маслом по левому борту, и когда бронебойный снаряд прошивает борт, внутрь танка выплескивается газойль или масло, и масса искр попадает на одежду, и все это вспыхивает. Не дай бог живущим сейчас когда-нибудь видеть израненного, корчащегося, заживо сгорающего человека или испытать это самому. Вот почему и существует среди танкистов своеобразная, неофициальная оценка мужества, боевой зрелости, опытности и бывалости – количество танков, в которых ты горел сам... Трудно вообразить, что после этого всего можно остаться в живых и не свихнуться. Видимо, только русский человек способен выдержать это»{316}.
Итак, несмотря на героизм и самоотверженность гвардейцев, атака на направлении главного удара 5-й гв. ТА ожидаемого результата не принесла. Бригады 29-го тк были разбиты, а резервов для продолжения наступления не было. Да и смысла повторять лобовые атаки, в общем-то, тоже. И уже к полудню стало ясно – план контрудара провалился.
Положение в соединении генерала Б.С. Бахарова оказалось несколько лучше, но без помощи соседа переломить ситуацию он оказался не в состоянии. 18-й тк был изначально слабее 29-го тк, но оборона противника в его полосе оказалась столь же сильной, как и у железной дороги. Согласно журналу боевых действий корпуса, к 12.00 170-я тбр уже лишилась [367] 60% машин, перешедших утром в атаку. Поэтому основная надежда была на 110-ю тбр.
«...К полудню обстановка накалилась до предела, – вспоминал бывший командир взвода танков 170-й тбр, в ту пору лейтенант В.П. Брюхов{317}, – Боевые порядки войск перемещались, точно определить линию фронта не было возможности. Обстановка менялась ежечасно, даже ежеминутно. Бригады то наступали, то останавливались, то пятились назад.
..Наступление развивалось не так удачно, как хотелось нашему командованию. Сверху шли грозные требования усилить натиск и увеличить темп наступления. Но как выполнить этот приказ в сложившейся обстановке?
Казалось, на поле боя тесно не только танкам, БТР, орудиям и людям, но и снарядам, бомбам, минам и даже пулям. Их холодящие душу трассы летали, пересекались и переплетались в смертельную вязь. Страшные удары бронебойных и подкалиберных снарядов потрясали, пробивали и прожигали броню, выламывали огромные куски ее, оставляя зияющие провалы в броне, калечили и уничтожали людей.
Горели танки. От взрывов срывались и отлетали в сторону на 15–20 м пятитонные башни. Иногда срывались верхние броневые листы башни, высоко взмывая ввысь. Хлопая люками, они кувыркались в воздухе и падали, наводя страх и ужас на уцелевших танкистов. Нередко от сильных взрывов разваливался весь танк, в момент превращаясь в груду металла. Большинство танков стояли неподвижно, скорбно опустив пушки, или горели. Жадные языки пламени лизали раскаленную броню, поднимая вверх клубы черного дыма. Вместе с ними горели танкисты, не сумевшие выбраться из танка. Их нечеловеческие вопли и мольбы о помощи потрясали и мутили разум. Счастливчики, выбравшиеся из горящих танков, катались по земле, пытаясь сбить пламя с комбинезонов. Многих из них настигала вражеская пуля или осколок снаряда, отнимая их надежду на жизнь.
Выбравшись из подбитого танка, в ярости бросая гранаты, рвался вперед врукопашную совместно с автоматчиками командир танка лейтенант A.M. Свинолупов. Залег и поддерживал бой из снятого лобового пулемета радист сержант Шестаков, [368] с пистолетом в руках шел в атакующей цепи заряжающий А. И. Скирдов»{318}.
В некоторых отечественных и зарубежных изданиях утверждается, что 12 июля 55-й гв. тп 12-й гв. мбр 5-го гв. Змк тоже участвовал в боевых действиях юго-западнее станции Прохоровка. Так, ветеран этого мехкорпуса полковник А.П. Рязанский пишет:
«Около полудня, в самый разгар танкового сражения, командарм приказал для обеспечения стыка между 29-м и 2-м танковыми корпусами... ввести в бой 55-й гв. танковый полк 12-й гв. механизированной бригады с задачей атаковать противника в направлении высоты у совхоза «Комсомолец». Развернувшись в боевые порядки, 55-й гв. тп атаковал противника и вел с ним напряженный бой 1,5–2 км юго-западнее высоты 252.2, отразив все попытки овладеть этой выстой и прорваться к Прохоровке»{319}.
Это утверждение не соответствует действительности. Утром полк находился в районе Призначного (4,5 км восточнее Прохоровки), а затем в 11.00, получив приказ: совершить марш в район Выползовка, двинулся в составе бригады на юг. Ни одно его подразделение в боевых действиях непосредственно у Прохоровки не участвовало.
Благодаря неимоверным усилиям в 11.35 181-я тбр подполковника В.А. Пузырева, наконец, ворвалась в свх. «Октябрьский», вытягивая за собой пехоту 136-го гв. сп 42-й гв. сд генерал-майора А.Ф. Боброва. Точнее, не в совхоз, а на территорию, где раньше находился этот населенный пункт, ибо к этому моменту он уже превратился в пепелище. Однако ожесточенный бой здесь продолжался еще примерно полтора часа, совхоз переходил из рук в руки несколько раз.
В какой-то момент боя группа наших танков, находившаяся на выс. 252.2, попыталась прорваться вдоль железной дороги на юго-запад, но произошло непредвиденное. Танкисты или не знали, или, в горячке боя, правильно не сориентировались. Несколько экипажей двинулись на полном ходу к противотанковому рву и с ходу влетели в него. Вот свидетельство очевидца того трагического эпизода сражения – штурмана (ефрейтора) танкового полка мд «Лейбштандарт» В. Реса:
«Затем появилась седьмая рота, которая находилась в авангарде... она была почти полностью раздавлена и, отступая, привела [369] за собой русские танки. Так что мы боялись подбить своих. Наибольшие потери понесли наши бронемашины. У них была очень тонкая броня. Внутри находились пехотинцы и саперы. Они загорались с первого попадания. Несколько горящих машин мы видели собственными глазами. Все это продолжалось 3–4 часа. «Тридцатьчетверки» допустили роковую ошибку, почему я и говорю, что они не были обучены – они приблизились к этому противотанковому рву, глубина которого с русской стороны была 4 с половиной метра, а с другой – лишь 1,2. Так вот, они на всем ходу влетали в этот ров и падали на дно.
С нашими танками такой вариант не прошел бы – не выдержали бы траки, а «тридцатьчетверка» проходила. В Нормандии я один раз попал в яму в танке, прекрасно знаю, как себя после этого чувствуешь, то есть вообще никак. И, думаю, русские танкисты испытывали то же самое. Когда они выбирались изо рва, вылезала пушка и передняя часть – очень легкая мишень для наших орудий. Поэтому и несли большие потери. Я говорю, правда, только о нашем подразделении и о том, что слышал по радиосвязи.