Тема I. Политология как самостоятельная научная дисциплина: этапы формирования, предмет, цели и задачи 33 страница

При необходимости выбора между индивидом и обществом значи­тельная часть консерваторов ставит на первое место общество. Далеко идущие выводы в этом вопросе делают представители ев­ропейского традиционалистского консерватизма, представленно­го патерналистским крылом в английском торизме, голлизмом во Франции, правыми консерваторами и частью представителей социал-консерватизма в ФРГ. Как отмечал, например, П. Уорстхорн, «социальная дисциплина... представляет собой значитель­но более плодотворную... тему для современного консерватизма, чем индивидуальная свобода».

В качестве важного шага в направлении преодоления наме­тившегося во второй половине 70—начале 80-х годов «кризиса доверия» традиционалистские консерваторы предлагают восста­новление авторитета и престижа власти и государства. Настаи­вая на том, что власть — предпосылка всех свобод, они прида­ют первостепенное значение закону и порядку, авторитету и дисциплине. Подлинный порядок в обществе зиждется, по их мнению, на образовании, дисциплине и институтах, а свободу мо­жет обеспечить только сильное государство. Говоря словами Г.К. Кальтенбруннера, они рассматривают власть как «не под­дающийся устранению факт мировой истории». Здесь приходит­ся признать правоту консерваторов, поскольку, где нет дисцип­лины, закона и порядка, там нельзя говорить об эффективности и дееспособности государственно-политических институтов, об их полной легитимности в глазах основных категорий населения.

В целом идеи и концепции традиционного консерватизма, ко­торые в тех или иных пропорциях интегрировали в себя и осталь­ные варианты консерватизма, сводятся к следующему: вера в естественный закон, независимый от воли людей; убеждение в том, что человеческое общество представляет собой своего рода «ду­ховную корпорацию», такую как церковь; тезис, согласно которому порядок, справедливость и свобода являются продуктами очень длительного периода человеческой истории; вера в много­образие, сложность и непознаваемость установившихся социальных институтов и форм жизни; убеждение в том, что част­ная собственность — продукт человеческого разнообразия, без нее свобода невозможна, а общество обречено на гибель и т.д.

Современный консерватизм, прошедший длительный путь ис­торического развития, представляет собой весьма сложное и мно­гослойное образование, в котором уживаются самые разнообраз­ные, порой конфликтующие между собой идеи, концепции, установки и принципы. С одной стороны, они ратуют за восста­новление принципов свободной конкуренции и свободно-рыноч­ных отношений, с другой стороны, всячески подчеркивают свою приверженность традиционным ценностям и идеалам с их уда­рением на семью, общину, церковь и другие промежуточные ин­ституты, которые, как выше говорилось, подрываются в процессе реализации принципов свободно-рыночной экономики. Вме­сте с тем традиционалистское и патерналистское течения консер­ватизма выступают в защиту сильной власти и государства, ви­дя в них средство обеспечения закона и порядка, сохранения традиций и национального начала.

Здесь, пожалуй, в наиболее отчетливой форме высвечивают­ся противоречивость, амбивалентность позиций консерваторов в трак­товке проблем свободы, равенства, прав человека и соотношения последних с традицией, государством. Такая позиция вполне объ­яснима, если учесть, что проблемы слишком сложны и деликат­ны и их невозможно объяснить с помощью простых и одно­значных формул, доводов и аргументов. Особенно бережно и осторожно к трактовке этих проблем следует подходить в пе­риоды крупных социально-экономических сдвигов, когда людям свойственно впадать в крайности, которые почти всегда чрева­ты непредсказуемыми негативными последствиями. В условиях масштабных и глубоких перемен, которые в настоящее время пе­реживает наша страна, умеренность, взвешенность, здравый смысл, характерные для консерватизма, способны послужить про­тивовесом таким крайностям.

Социал-демократизм

Под социал-демократией, как правило, подразумевают теорию и практику всех партий, входящих в Социалистический интер­национал. Социал-демократию можно обозначить и как социаль­но-политическое движение, и как идейно-политическое тече­ние. Причем внутри нее существует целый ряд национальных и региональных вариантов, социально-философских, идеологи­ческих и политических течений. Например, применительно к со­циалистическим партиям Франции, Италии, Испании, Греции, Португалии используются понятия «социализм», «латинский социализм» или «средиземноморской социализм». Существуют «скандинавская» или «шведская» модель, «интегральный соци­ализм», основывающийся на австромарксизме. Выделяют «фа­бианский социализм», «гильдейский социализм» и т.д.

Но тем не менее все названные разновидности социал-демо­кратии с теми ли иными оговорками, как правило, объединяют­ся общим понятием «демократический социализм». Своими идейными корнями социал-демократия восходит к Великой французской революции и идеям социалистов-утопистов. Но она вобрала в себя также множество идей из других политических течений. Особо следует отметить, что первоначально социал-де­мократия вызревала отчасти в рамках марксизма, под его силь­ным влиянием. При этом главным стимулом утверждения и институционализации социал-демократии стали формирование и неуклонное возрастание в последней трети XIX—начале XX в. роли и влияния рабочего движения в зоне капиталистического развития. Более того, почти все социал-демократические партии возникли как внепарламентские, призванные отстаивать в поли­тической сфере интересы рабочего класса.

Социал-демократия появилась в качестве альтернативы ка­питализму. В этом качестве первоначально она в принципе раз­деляла важнейшие установки марксизма на началах обобществ­ления средств производства, всеобщего равенства, социальной справедливости и т.д. Отдельными ее отрядами признавался также предлагавшийся марксистами революционный путь лик­видации капитализма и перехода к социализму. Но в реальной жизни получилось так, что социал-демократия в общем и целом отвергла эти установки, признала существующие общественно-политические институты и общепринятые правила игры. С этой точки зрения всю последующую историю социал-демократии можно рассматривать, как историю постепенного отхода от марк­сизма. Важную роль в эволюции социал-демократии сыграла сама жизненная практика, которая заставляла ее учитывать общественно-исторические реальности, позволяла убедиться в бесперспек­тивности революционного перехода от старой к новой общественной системе, в необходимости трансформировать, усовершенство­вать ее, интегрировавшись в ее структуры и приняв многие из ее ценностей, норм, принципов.

С самого начала для большинства социал-демократических пар­тий было характерно совмещение революционных лозунгов с оп­портунистической, прагматической политической практикой. Постепенно в их программах брали верх оппортунизм, прагма­тизм, реформизм. Особенно ускоренными темпами этот процесс пошел после большевистской революции в России 1917 г., которая перед всем миром воочию продемонстрировала драматизм революционного пути перестройки общества.

Следует подчеркнуть, что именно по основополагающим принципам марксизма, касающимся революции, непримири­мой классовой борьбы, диктатуры пролетариата в первые два десятилетия XX в., обозначилась великая схизма, или раскол, в ра­бочем движении и социал-демократии. Не будь этой схизмы, по-иному могла сложиться магистральная линия исторического развития современного мира. Но большевистская революция и созданный вслед за ней III Коммунистический интернационал институционализировали этот раскол. Социал-демократия и ком­мунизм, выросшие практически из одной и той же социальной базы и одних и тех же идейных источников, по важнейшим во­просам мироустройства оказались по разные стороны баррикад.

Как бы предвидя возможность появления авторитарного со­циализма (согласно марксистской идее диктатуры пролетариа­та), руководители реформистского крыла социал-демократии провозгласили своей целью построение демократического соци­ализма. Само понятие «демократический социализм» вошло в научный и политический лексикон в конце XIX в. и включа­ло в себя идею политической, экономической и культурной ин­теграции рабочего движения в существующую систему. Для пред­ставителей данной традиции с самого начала было характерно признание правового государства как позитивного фактора в де­ле постепенного реформирования и трансформации капиталис­тического общества.

Немаловажный вклад в разработку идей демократического со­циализма внесли представители английского фабианского и гиль­дейского социализма, поссибилизма и других реформистских те­чений во французском социализме, австромарксизме и особенно его идейные руководители О.Бауэр, М.Адлер, К.Реннер и др. Осо­бенна велика была роль Э.Бернштейна. Главная его заслуга со­стояла в отказе от тех установок марксизма, реализация кото­рых в России и ряде других стран привела к установлению диктаторских режимов. Здесь имеют в виду прежде всего уста­новку на разрушение старого мира, диктатуру пролетариата, непримиримую классовую борьбу, социальную революцию и т.д. Отвергая идею диктатуры пролетариата, Э.Бернштейн обосновал необходимость перехода социал-демократии «на почву парламент­ской деятельности, числового народного представительства и на­родного законодательства, которые противоречат идее диктату­ры». Он считал, что «социализм не только по времени, но и по внутреннему своему содержанию» является «законным наследи­ем» либерализма. Речь идет о таких принципиальных для обо­их течений вопросах, как свобода личности, хозяйственная са­мостоятельность отдельного индивида, его ответственность перед обществом за свои действия и т.д. «Свобода, сопряженная с от­ветственностью,— говорил Бернштейн,— возможна лишь при на­личии соответствующей организации и в этом смысле социализм можно было бы даже назвать организаторским либерализмом».

В такой социалистической интерпретации либеральных прин­ципов Бернштейн выделял три основные идеи: свободу, равен­ство, солидарность. Причем на первое место он ставил солидар­ность рабочих, считая, что без нее свобода и равенство при капитализме для большинства трудящихся останутся лишь бла­гими пожеланиями. Здесь перед социал-демократией вставал сакраментальный вопрос: как добиться того, чтобы социалисти­ческое общество стало обществом наибольшей экономической эф­фективности и наибольшей свободы, одновременно не отказыва­ясь от равенства всех членов общества? Главную задачу социал-демократии Бернштейн видел в том, чтобы разрешить эту антиномию.

Вся последующая история социал-демократии, по сути дела, есть история поисков путей разрешения этой антиномии. Были и такие национальные социал-демократические движения, ко­торые с самого начала развивались на сугубо реформистских на­чалах и испытывали на себе лишь незначительное влияние марксизма. К ним относятся, в частности, английский лейборизм и скандинавская социал-демократия, которые, отвергая револю­ционный путь замены капитализма социализмом, вместе с тем декларировали цель построения справедливого общества. При этом они исходили из тезиса о том, что, ликвидировав экс­плуатацию человека человеком, необходимо оставить в неприкос­новенности основные либерально-демократические институты и свободы.

Существенной вехой в становлении современной социал-де­мократии стала действительная «национализация» различных ее национальных отрядов. Уже Э. Бернштейн подверг сомнению правомерность тезиса «Коммунистического манифеста», согласно ко­торому «у пролетария нет отечества». Он твердо высказывался за то, чтобы германские рабочие в случае необходимости вста­ли на защиту национальных интересов Германии. Голосование немецких социал-демократов 4 августа 1914 г. в Рейхстаге за при­нятие закона о военных кредитах представляло собой признание ими общей национальной задачи, открытую манифестацию под­чинения классовых приоритетов национальным приоритетам. Фак­тически это означало признание германской социал-демократией существующего национального государства как положитель­ного факта истории.

Война внесла свои коррективы в позиции лейбористов Вели­кобритании. Был, в частности, поколеблен их пацифистский интернационализм. В 1915 г. представители лейбористской пар­тии вошли в состав коалиционного правительства Асквита. Оче­видно, что, включившись в механизм управления страной, со­циал-демократы приобрели новый статус, продемонстрировали, что превратились в вполне лояльные политические силы, доби­вающиеся своих целей в двуедином процессе взаимного сопер­ничества и сотрудничества рабочего класса и буржуазии в рам­ках национального государства. По этому же пути пошли социал-демократические партии других стран индустриально развитой зоны мира.

По-видимому, определенный потенциал развития по рефор­мистскому пути был заложен и в российской социал-демократии, в той ее части, которая была представлена меньшевиками, в осо­бенности В.Г. Плехановым и его сподвижниками. Но победу в ней, как мы знаем, одержало революционное крыло во главе с В.И. Лениным.

После Второй мировой войны наступил новый этап в судьбах демократического социализма. В свете опыта фашизма в Герма­нии и большевизма в СССР европейская социал-демократия в реальной политике пошла на разрыв с марксизмом и на призна­ние непреходящей ценности правового государства — демокра­тического плюрализма, самого демократического социализма. В 1951 г. Социалистический интернационал принял свою про­грамму принципов — Франкфуртскую декларацию, в которой были сформулированы основные ценности демократического социализ­ма. Она содержала также положение о возможности плюралис­тического обоснования социал-демократами социалистической це­ли. Последняя точка в этом вопросе была поставлена сначала в Венской программе Социалистической партии Австрии (1958) и Годесбергской программе СДПГ (1959), которые решительно от­вергли основополагающие постулаты о диктатуре пролетариата, классовой борьбе, уничтожении частной собственности и обобще­ствлении средств производства. В последующем по этому же пути — одни раньше, другие позже (некоторые в 80-х годах) — пошли остальные национальные отряды социал-демократии.

В чем суть послевоенного социал-демократизма вообще и де­мократического социализма в частности? Пожалуй, наиболее емко и лаконично эта суть выражена в Годесбергской програм­ме, в которой в качестве «основных целей социалистического стрем­ления» провозглашены свобода, справедливость и солидарность. Эти три пункта в различных модификациях с дополнением цен­ностей «равенство», «демократия» и т.д. в той или иной форме присутствуют в программах большинства социал-демократиче­ских партий. Центральное место в построениях демократическо­го социализма занимает свобода, означающая самоопределение каждого человека. Равенство дает смысл свободе. Справедливость, которая не учитывает равенство прав всех людей, неизбежно пре­вращается в уравниловку, которая подминает под себя действи­тельную справедливость. Иначе говоря, свобода и равенство обусловливают друг друга. Выражением этой обусловленности яв­ляется справедливость. Справедливость есть не что иное, как рав­ная для всех свобода. Но свобода отдельного индивида может ре­ализовываться только в свободном обществе и, наоборот, не может быть свободного общества без свободы отдельного индивида, ко­торый в свою очередь должен нести ответственность перед обще­ством за свои действия. Очевидно, что в демократическом соци­ализме преобладает позитивное толкование свободы — свобода не от чего, а для чего. В личной сфере это означает свободное раз­витие личности, а в политической — участие в принятии реше­ний в обществе и государстве.

Следует отметить, что, оказавшись в ряде стран у руля прав­ления или превратившись в серьезную парламентскую силу, со­циал-демократические партии и поддерживающие их профсою­зы стали инициаторами многих реформ (национализация ряда отраслей экономики, беспрецедентное расширение социальных программ государства, сокращение рабочего времени и др.), со­ставивших тот фундамент, который обеспечил бурное экономи­ческое развитие индустриальных стран. Им же принадлежит боль­шая заслуга в создании и институционализации государства благосостояния, без которого немыслима общественно-политиче­ская система современного индустриально развитого мира. По­зитивным фактором мирового развития стал Социалистический интернационал, объединивший 42 социалистические и социал-демократические партии европейских и неевропейских стран. Ев­ропейская социал-демократия сыграла немаловажную роль в до­стижении разрядки напряженности между Востоком и Западом, в развертывании Хельсинкского процесса, других важных про­цессов, способствовавших оздоровлению международного климата последних десятилетий. Неоценимую роль во всех этих аспек­тах сыграли такие выдающиеся деятели социал-демократии XX в., как В.Брандт, У.Пальме, Б.Крайский, Ф.Миттеран и др.

В последние полтора-два десятилетия в общем контексте дальнейшего освобождения от остатков марксистского насле­дия в социал-демократии наблюдалась тенденция к усилению ак­цента на пересмотр позитивной роли государства, на индивиду­альную свободу, частную собственность, рыночные отношения и другие, связанные с ними ценности и установки. В 70—80-х го­дах большинство из них приняли новые программные докумен­ты. Все они ставят в основу своих программ и платформ ряд ба­зовых установок, такие как политический плюрализм, частно-капиталистические рыночные принципы экономики, го­сударственное регулирование экономики на основе кейнсианских рекомендаций, социальная помощь неимущим слоям населе­ния, обеспечение максимального уровня занятости и др. В тот период в социал-демократии росли настроения в пользу отказа от лозунгов национализации, обобществления или социализации и других традиционных установок демократического социализ­ма. Это, в частности, выразилось в том, что во многих аспектах эти партии осуществляли, по сути дела, неоконсервативную эко­номическую политику денационализации, разгосударствления, децентрализации.

В целом для демократического социализма идеалом являет­ся постепенность, конкретность мер, осуществляемых в процес­се выполнения повседневной рутинной работы, реализации так называемых «малых дел», которые в совокупности и составля­ют движение к социализму. В этом смысле движению отдается приоритет перед отдаленной абстрактной целью. Такой подход в сущности стал стратегической установкой политических про­грамм большинства партий демократического социализма. Так, исходя из постулата о том, что не может быть абсолютной, окончательной истины, авторы Годесбергской программы подчерки­вали, что в реальной действительности не может быть абсолют­ной свободы, абсолютной справедливости и абсолютной солидарности. Поэтому речь должна идти не о стремлении к ним как к абсолютным ценностям, а о стремлении к большим, чем на самом деле есть, свободе, справедливости и солидарности.

Сейчас, в начале XXI столетия, весьма трудно выявить сколь­ко-нибудь четко очерченные различия между социал-демократи­ческими партиями и партиями других идейно-политических ориентации. Дело в том, что многие принципы, установки, цен­ности, нормы, политической демократии, которые раньше были полем ожесточенной борьбы между ними, стали, как указыва­лось выше, их общим достоянием. Но все же дискуссионным, спор­ным остается вопрос о пределах демократии. Консерваторы и ли­бералы склонны настаивать на том, что демократия представляет собой сугубо политический феномен и поэтому не должна рас­пространяться на другие сферы, в частности экономическую. Со­циал-демократы же, наоборот, придерживаются той позиции, что демократия, свобода, равенство — величины субстанциональные, и поэтому не должны быть ограничены политической сферой. Речь, таким образом, в обоих случаях идет не о самой демократии, а о сфе­рах и пределах ее распространения.

Марксизм

Марксизм — одно из крупных течений идейно-политической и социально-философской мысли, включающее в себя комплекс воззрений по широкому спектру общественно-исторических, экономических, социальных, политических, идеологических и мно­жеству других проблем. Основные его положения были разрабо­таны в XIX в. К.Марксом и Ф.Энгельсом. Их идеи были дальше развиты многочисленными последователями — Э.Бернштейном, Г.В.Плехановым, В.И.Лениным, К.Каутским и многими други­ми. Поскольку эта проблема в достаточной степени изучена в ми­ровой и отечественной научной литературе, то здесь будут рассмо­трены лишь те ее аспекты, которые относятся к политической науке.

Марксизм возник и развивался в общем русле европейской политико-философской мысли, и в этом отношении он являлся детищем Просвещения и рационалистической традиции. Его родовая близость, например, к либерализму выражается, в ча­стности, в наличии в нем целого ряда положений, которые ли­бералы могут принять без особых оговорок. Например, такие как: «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех; свобода состоит в том, чтобы превратить го­сударство из органа, стоящего над обществом, в орган, этому обществу всецело подчиненный; нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав» и др.

В то же время в марксизме содержались элементы, которые стали основой для радикального пересмотра и отрицания важнейших положений породившей его капиталистической парадиг­мы. Маркс исходил из тезиса о том, что для правильного пони­мания современного ему общества необходимо прежде всего вы­явить и проанализировать закономерности и механизмы функционирования и развития экономической системы. Совокуп­ность производительных сил и производственных отношений, писал К. Маркс, составляет экономическую структуру общества, ре­альный базис, на котором возвышается политико-идеологическая надстройка. В нее входят юридически-правовые и политические институты, государство, социокультурная и духовная сферы, идеология, весь строй сознания. Главное внимание уделялось обос­нованию мысли о том, что экономический базис определяет структуру и характер политической и идеологической надстрой­ки. Именно противоречие между производительными силами и про­изводственными отношениями служит движущим фактором об­щественно-исторических изменений. «Способ производства материальной жизни,— писал он,— обусловливает социаль­ный, политический и духовный процессы, жизни вообще. Не со­знание людей определяет их бытие, а, наоборот, их обществен­ное бытие определяет их сознание... С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке». Иначе говоря, в рамках каждой обще­ственно-политической системы производительные силы могут раз­виваться до определенного предела. Наступает эпоха социальной революции, в результате которой создаются новые экономичес­кие и политические отношения, соответствующие уже более развитым производительным силам. Исходя из такой установки, Маркс выделял азиатский, рабовладельческий, феодальный и ка­питалистический способы производства, названные им социаль­но-экономическими формациями.

Выходя далеко за пределы экономической теории, марксизм претендовал на всеохватывающее толкование смысла истории и са­мого человеческого существования. Не случайно, что свою социальную теорию Маркс назвал историческим материализмом. Центральное место в нем занимала теория классов и классовой борьбы как движущей силы обществено-исторического прогрес­са. По схеме Маркса, в каждой из следовавших друг за другом формаций производительные силы контролировались незначи­тельным меньшинством власть имущих, которые использовали свою экономическую власть для эксплуатации подавляющего боль­шинства народа, присваивая себе производимый им прибавочный продукт. Поэтому, утверждали Маркс и Энгельс, в каждой фор­мации существовали класс эксплуататоров и класс эксплуатируе­мых. При рабовладельческой формации это были рабовладельцы и рабы, при феодальной — феодалы и крестьяне, капиталисти­ческой — буржуазия и рабочий класс. Эта конфликтная ситуа­ция порождает классовую борьбу, которая разворачивается во­круг вопроса о собственности и контроле над средствами производства.

На протяжении всей истории именно эта борьба определяла характер и направления общественного развития. Все политиче­ские институты, духовные ценности, нормы, установки форми­руются на основе господствующих экономических отношений пра­вящим классом, в руках которого сосредоточена экономическая власть. Для обоснования и оправдания своего господствующего положения правящий класс разрабатывает особый комплекс идей, концепций, установок, которую Маркс и Энгельс назвали идеологией.

В гл. 3 уже рассматривалась позиция марксизма в отноше­нии гражданского общества. Во многом отходя от позиций Геге­ля, Маркс утверждал, что в гражданском обществе в «своей ближайшей действительности» человек — мирское существо, име­ющее и для себя и для других значение действительного инди­вида. В государстве же, где человек признается родовым суще­ством, он лишен своей действительной индивидуальности. Отсюда, говорил он, вытекает «различие между религиозным че­ловеком и гражданином государства, между поденщиком и граж­данином государства, землевладельцем и гражданином государ­ства, между живым индивидом и гражданином государства». Маркс подчеркивал, что социальные структуры гражданского об­щества не есть самостоятельные образования, порождающие буржуазное общество, а скорее представляют собой формы, в ко­торых возникло буржуазное общество. Последнее, в свою очередь, имеет преходящий характер, поскольку порождает пролетари­ат — могильщика буржуазного общества.

Однако в работах классиков марксизма мы не найдем сколь­ко-нибудь подробной характеристики конкретных социально-эко­номических и политических параметров социалистического и коммунистического обществ, весьма слабо разработана теория государства. По сути дела здесь мы имеем не столько теорию, сколь­ко критику существующего буржуазного государства. Независи­мо от формы государственно-политического устройства, будь то античные демократии, древнеримская империя, восточные дес­потии, абсолютизм средневековой Европы или парламентские представительные демократии XIX в., утверждали основоположни­ки марксизма, содержание и смысл господства в так называемом эксплуататорском обществе остаются одинаковыми — это дик­татура эксплуататорского меньшинства над эксплуатируемым боль­шинством. Что касается буржуазного государства, то Маркс на­зывал его «комитетом, управляющим общими делами всего класса буржуазии».

Соответственно буржуазная демократия рассматривалась в марксизме лишь как политико-правовая оболочка классового господства капитала над наемным трудом, буржуазии над тру­дящимися массами. Таким же образом характеризовались все важ­нейшие политические институты. Например, Энгельс оценивал республиканскую и демократическую партии, составляющие двухпартийную систему США, как «две большие банды полити­ческих спекулянтов, которые попеременно забирают в свои руки государственную власть и эксплуатируют ее при помо­щи самых грязных средств и для самых грязных целей».

Поскольку любое государство представляет собой орудие гос­подства одного класса над другими классами, то с исчезновени­ем классовых различий и сосредоточением всех средств произ­водства в руках рабочего класса сама потребность в «публичной власти», т.е. государстве, потеряет всякий смысл. Политическая власть, по Марксу, это «организованное насилие одного класса для подавления другого». Когда победивший над буржуазией про­летариат сам превращается в господствующий класс и упразд­няет старые производственные отношения, то вместе с этим «он уничтожает условия существования классовой противополож­ности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собст­венное господство как класса». На смену старому буржуазному обществу «приходит ассоциация, в которой свободное разви­тие каждого является условием свободного развития всех».

Поэтому вполне объяснимо, что в глазах основоположников марксизма применительно в будущему вопрос об отношениях меж­ду государством и гражданским обществом терял всякий смысл. Основоположники марксизма были убеждены, что в коммунис­тическом обществе благодаря «всестороннему развитию индиви­дов исчезает порабощающее человека подчинение его разделению труда». Считалось, что в «коммунистическом обществе, где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каж­дый может совершенствоваться в любой отрасли, общество ре­гулирует все производство и именно поэтому создает для ме­ня возможность делать сегодня одно, а завтра другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься ско­товодством, после ужина предаваться критике,— как моей ду­ше угодно,— не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком».

Однако исторический опыт XX в. убедительно продемонстри­ровал жизнеспособность и, более того, необходимость государст­ва в деле решения важнейших проблем, стоящих перед общест­вом. Противоречия и конфликты не могут исчезнуть из жизни людей. Результатом исчезновения или ликвидации государства, призванного разрешить эти конфликты и противоречия, стали бы хаос и анархия, которые по своим разрушительным возмож­ностям могут стать хуже любой диктатуры и деспотизма. Тем бо­лее, тот же опыт XX в. показал, что результатом социальных ре­волюций, в том числе и социалистической, как это произошло в России и Китае, становится не уничтожение государства, а многократное его усиление и расширение.

С определенными оговорками можно сказать, что марксизм является ровесником национальной идеи и понимаемого широ­ко (а не только сугубо негативно) национализма. В этом контек­сте он представляет собой не только вызов классической поли­тической экономии, не только критику капиталистических производственных отношений, но и критику национализма и ре­лигии. Будучи программой освобождения людей от промежуточных образований, мешающих превращению отдельного индивида во «всемирную историческую личность», марксизм постулировал об­разование пролетариата в качестве силы, трансцендирующей национальные приверженности и действующей на наднацио­нальном уровне.