Финикия в персидское время

После расправы Асархаддона над Сидоном соперник последнего, Тир, несмотря на? войны и осады, удачно воспользовался своим положением и достиг известного благосостояния. Но для крупной роли у него уже не могло остаться сил. 13-летняя осада Навуходоносора, доказавшая жизнеспособность города и патриотизм граждан и кончившаяся не вполне удачно для вавилонского царя, все же еще более истощила Тир. Повидимому, по окончании осады, начались в городе внутренние осложнения, вызванные между прочим переселением династии в Вавилон; сначала цари были заменены «судьями», потом, может быть, благодаря победе «монархической партии», царей пришлось выписывать из Вавилона. Не относится ли к этому времени старинный рассказ у Юстина (18, 3) о восстании рабов, после того, как тиряне, будучи долго и разнообразно утомляемы «в войнах с персами (очевидно, ассириянами или; халдеями), остались победителями, но истощены силами»? Рабы воспользовались этим, якобы перебили господ, женились на их женах, а затем избрали царем некоего старца Стратона, которого спас его раб и который достиг престола, перехитрив всех во время избрания, благодаря своему «не рабскому уму». Кара, наложенная на Тир Александром, который пощадил якобы только потомство Стратона, ставится в связь с этим переворотом. Оставляя в стороне фантастичность рассказа и возможность, приурочить его к восстанию «детей кормилицы» Абдастарта I (919—910), после которого династию действительно начал Астарт, а также возможность нередкого у авторов смешения Тира с Сидоном, нельзя не видеть здесь отражения представления; о частых внутренних смутах и переворотах в Тире, которые, вместе с внешними: бедствиями и постоянными осадами, препятствовали городу вполне воспользоваться отсутствием соперника. Последний вновь возник во время ассирийской катастрофы и упоминается в библии и у Геродота; вероятно, указом Кира он был реставрирован, и во все последующее время, Сидон играет в Финикии первенствующую роль. Второе место занимает Тир, затем следует Арад, наконец Библ. О благосостоянии и могуществе Сидона мы уже имели случай говорить, приводя известие Диодора о восстании Тенна; равным образом, политические отношения финикийского побережья к Египту, Персии и т. п. нами были указаны. Для Персидского царства финикияне были крайне необходимы: все морские войны велись персами при помощи финикийского флота; великий царь, благодаря ему, мог иметь голос в делах Эллады и удерживать в повиновении острова. Отсюда понятна предупредительность, с какой относилось правительство к финикийским городам, которые были оставлены под управлением собственных царей, чеканивших иногда монеты и лично командовавших флотами во время общегосударственных войн. Так, Геродот называет общим командиром финикийского флота при Саламине Тетрамнеста сидонского и подчиненных ему: Маттена, сына Сирома (т. е. Хирома) тирского и Мербала (т. е. Махарбала) арадского. Странное греческое имя сидонского царя возбуждает неразрешимые недоумения. Больше о тирских царях мы ничего не слышим, но впоследствии узнаем, что под некоторым влиянием Тира находился финикийский элемент на Кипре. Об образцовых порядках в это время на финикийском флоте см. описание Ксенофонта в его Экономике, VIII, 11.

Что касается Сидона, то наши сведения о нем довольно многочисленны и разнообразны. К сожалению, они все еще возбуждают не мало недоумений. 19 янв. 1855 г., в 1/2-часовом расстоянии к юго-вост. от современной Сайды, случайно нашли знаменитый египетский саркофаг сидонского царя Эшмуназара II; в 1887 г. нашли подземные усыпальницы с многочисленными саркофагами, как такого же типа (между прочим, отца Эшмуназара Табнита), так и с великолепными греческими малоазиатского типа, причем последние были, очевидно, внесены другой династией или другим родом, узурпировавшим гробницы погребенных в египетских или египтоподобных саркофагах. В 1901 г., в саду к северу от Сидона, на берегу р. Вострена, найдены надписи и большая стена. Это дало толчок к раскопкам, в которых приняли участие: Оттоманский музей в лице Макриди-бея и немецкие ученые Винклер и Ландау. Найденная стена была обследована и оказалась остатком храма сидонского бога Эшмуна-Асклепия, стоявшим среди прекрасной зелени на вершине горы над журчащим Бостреном. Надписи оказались строительными, оставленными царем Бодастартом, внуком Эшмуназара I; кроме того найдено много мелких кусков других надписей и статуэток из глины, бронзы и т. п., большею частью в египетском и кипрском стиле, а также кусок надписи с именем фараона Ахориса. Финикийские надписи вообще редки, и чтение их по большей части возбуждает много спорных пунктов, а потому и в данном случае найденные надписи успели вызвать значительную литературу. В настоящее время чтение всех надписей «Эшмуназаровой» династии более или менее установлено, но вопрос об ее хронологии все еще возбуждает сомнения, так как трудно приурочить ее к событиям из истории Сидона, упоминаемым у древних авторов. Необходимо ознакомиться с надписями, оставленными династией. Из них самая содержательная принадлежит Эшмуназару II; она представляет вообще редкий по интересу и объему памятник семитической эпиграфики:

«В месяце буле 14-го года царствования Эшмуназара, царя сидонян, сына Табнита, царя сидонян. Говорит царь Эшмуназар, царь сидонян: «Я был похищен безвременно, будучи юношей немногих лет, болезненным, сиротой, сыном вдовы. Я лежу в этом гробе и в этой гробнице, в месте, которое я выстроил. Мое заклятие обращено ко всем владыкам и ко всем людям: не должны они открывать моей гробницы и искать в ней чего-либо, ибо в нее ничего не положено. И не должны они ни уносить гроба из моей гробницы, ни уносить меня из этой гробницы в другую. И если люди будут склонять тебя, не слушай их. Ибо всякий владыка и всякий царь, который откроет чертог этой гробницы, или удалит гроб из моей гробницы, или унесет меня из этой гробницы, не получит места упокоения у Рефаимов, не будет погребен в гробнице и не будет иметь после себя ни сына, ни потомства. Святые боги да предадут его в руки могучего царя, который будет царить над ними, да искоренят тех владык или царей, которые откроют чертог этой гробницы или унесут этот гроб, да (искоренит) и потомство этого владыки или этого человека. Да не будет им ни корня внизу, ни плода наверху, ни уважения в жизни под солнцем. Ибо я был восхищен раньше времени, малолетний юноша, болезненный, сирота, сын вдовы. Ибо я — Эшмуназар, царь сидонян, сын царя Табнита, царя сидонян, внук царя Эшмуназара, царя сидонян, и моя мать — Эмашторет, жрица Астарты, нашей владычицы, царица, дочь царя Эшмуназара, царя сидонян. Мы выстроили храм Эшмуну при источнике Идлель в горах и поселили его в нем, великолепно устроив его. Мы выстроили храмы богам сидонян в Сидоне, приморской стране, храм Ваалу Сидона и храм Астарте-шем-Ваал. И дал владыка царей Дор и Иоппию, хлебные области, великолепные, лежащие в Саровских полях, из-за больших податей, которые я платил (по др.: «за великие деяния, которые я совершил»). Мы присоединили их к пределам (нашей) страны, и они будут принадлежать сидонянам навеки».

Надпись его отца Табнита заключает только первую часть — заклятие против нарушителей могильного покоя, выраженное почти теми же словами. Интерес представляют затем две надписи Бодастарта; из них первая найдена в количестве 10, а вторая — 9 экземпляров, заделанных в стену храма Эшмуна. Они представляют значительные трудности для понимания.

1. «Царь Бодастарт, царь сидонян, внук Эшмуназара, царя сидонян в Сидоне у моря; храмы (?): «Высокое небо», «Землю Решефов», «Сидон царит» — он выстроил, а также этот дом «Сидон-шар» он воздвиг своему богу, Эшмуну-шар-кодеш (или «святому защитнику»). — Здесь перечисляются святилища сидонских богов, может быть, по кварталам города; названия для нас, конечно, непонятны. Винклер и Ландау хотят в них видеть космические обозначения, делающие из Сидонской области подобие вселенной, с небом, землей и преисподней.

2. «Царь Бодастарт с наследником его Ятонмелеком, царь сидонян, внук царя Эшмуназара, царя сидонян, выстроил этот храм своему богу Эшмуну-шар-кодеш».

Наконец, вероятно, к этому же царю восходит еще одна надпись, датированная годом его вступления на престол и повествующая о построении святилища Астарты, кажется, на полях Саронских.

Соединяя все засвидетельствованные в этих надписях имена, получаем следующую генеалогию:

Генеалогия Эшмуназара I

При этом надо иметь в виду, что Эшмуназар II царствовал недолго, так как умер юношей., процарствав 14 лет, под опекой матери-жрицы: отсюда следует, что и его отец не достиг старости. Это подтверждается и освидетельствованием останков Табнита, произведенным Шантром и убедившим, что этот царь умер, едва достигнув врелого возраста.

Таким образом, продолжительность династии, вероятно, была не особенно велика и едва ли превышала полстолетия. Этим объясняется отсутствие у древних авторов упоминания об Эшмуназарах, а может быть и о других ее именах. При первом знакомстве с этим эпиграфическим материалом стали отожествлять Табнита с известным нам злополучным Тенном: со стороны филологической это не возбуждает сомнений, но в настоящее время не вяжется с дальнейшей историей Сидона. Эшмуназар II называет своим патроном «владыку царей», между тем, персидский царь носил официальный титул «царя царей». В Египте Птолемей носил иногда титул χυιρσς βασιλειων кроме того, в одной финикийской надписи, найденной в Умм-эль-Ава-миде близ Тира, дата по селевкидской эре названа годом «владыки царей» (адон мела-жим), а на кипрских надписях этим именем титулуются Птолемеи. Отсюда заключают, что и в надписи Эшмуназара II имеется в виду один из первых Птолемеев, владевших Финикией, если не сам Александр В. Однако, по мнению Лидзбарского, титул «владыка царей» не является препятствием к отнесению династии в персидское время: у нас ни разу не засвидетельствовано документально, чтобы «царь царей употреблялось в Финикии и не было заменено равнозначущим, еще более сильным «владыка царей», с другой стороны, χυιρος βασιλειων не «владыка царей», а «владыка царств». Археологические и палеографические доводы также заставляют его высказаться за персидскую эпоху. Рейнак и Дюссо убедительно доказали, что подземелье с саркофагами египетского происхождения было узурпировано значительно позднее для постановки эллинистических саркофагов III в., вероятно, современных Филоклу и украденных где-нибудь в Малой Азии. Египетские саркофаги частью привезены из Египта, частью могли быть переделаны или имитированы дома; так, один мужской саркофаг приспособлен для погребения женщины, так что рельеф у изголовья получил женскую прическу; другие саркофаги приготовлены из местного материала - терракоты, известняка, лавы, и в стиле выдают переход от антропоидного саркофага к гробу-ящику саисской эпохи. Что касается типа египетских саркофагов, то он несомненно соответствует саисской эпохе и особенно напоминает два саркофага современников Амасиса в Эрмитаже. Они могли быть приготовлены в конце VII, в VI веке; в них были погребены египтяне, надписи которых частью еще сохранились; попасть в Финикию они могли во время многочисленных поездок финикийского флота на персидской службе для усмирения египетских восстаний, напр., 456-5 г. (см. Диод. XI, 75), если не во время первого покорения Египта при Камбизе. К такому же мнению склоняют палеографические соображения. Лидзбарский решительно утверждает, что ближайший характер носит письмо сидонской надписи, поставленной в Афинах Артемидору и относящейся, самое позднее, к 300 г.; надписи Эшмуназара и др. обнаруживают еще более древние формы. Таким образом, династия Эшмуназара помещается им в V век, в персидскую эпоху. Дюссо пытается дать более точное определение и отводит для нее 470-410 гг., так как до этого времени место занято Тетрамнестом и Анисом; а после начинается непрерывный ряд монет, на которых нельзя усмотреть ни одного из царей нашей династии. Впрочем, этот аргумент представляется спорным.

Итак, если Эшмуназары и Табниты — современники персидских царей, то они были весьма близки по времени к возрождению Сидона. Это можно заключить, между прочим, из того, что царям города, роскошь и богатство которого впоследствии были прославлены, пришлось быть погребенными в чужих украденных гробах и что вся династия занята лихорадочной строительной деятельностью. Очевидно, это было время начала нового развития, время восстановления разрушенного города. Лидзбарский полагает даже, что храмовое строительство шло медленно, что первоначальные планы приходилось упрощать по недостатку средств. Так, сооружения Бодастарта потом были закончены в более простом виде Ятонмелеком и т. п. Тем не менее, эта постройка пережила века и, вероятно, о ней упоминает Страбон, который говорит об Αιχληπιου αλσος между Беритом и Сидоном. Память о святилище Эшмуна-Асклепия близ Сидона сохранилась и у паломника Антония из Пьяченцы, который упоминает о реке Асклепия. Храм несомненно был знаменит; на это указывает и найденный в нем обломок с надписью фараона Ахориса. Последний, очевидно, во время своих операций против персов, заходил сюда и сделал посвящение в сидонский храм, может быть, желая привлечь финикиян на свою сторону, а может быть и считая себя их сюзереном. Во всяком случае, до этого времени сидоняне верно служили персидским царям; еще под 396 г. Диодор (XVI, 79) говорит о 80 финикийских кораблях, под начальством сидонского «династа» явившихся в Родос к Конону, который тогда был персидским адмиралом. Этого «сидонянина», новооткрытого в Оксиринхе, историк называет «Актон». И Эшмуназар II (вернее его мать) хвалится, что его заслуги щедро вознаграждены «владыкой царей», пожаловавшим ему Дор и Иоппию с Саровскими полями, плодородие и прелесть которых воспеты еврейскими поэтами. Возможно, что персидский царь тем охотнее совершил это пожалование, что сидонянам был необходим морской берег для флота, столь важного для персов. Действительно, в перипле псевдо-Скилака, памятнике географической литературы половины IV века, пользовавшемся и более древними данными, Дор называется πολις Σιδωνιων — еще одно доказательство для помещения династии в персидский период. В этом же памятнике Орнифополь также назван городом сидонян, а города Сарепта, Ака и Аскалон названы городами тирян; таким образом, владения двух соперничествовавших городов оказываются чересполосными, может быть, не без участия персидского правительства, перетасовавшего поземельные отношения.

Что побудило сидонян изменить политику и иг верных персам сделаться их врагами, неизвестно. Возможно, что развитие благосостояния и даже могущества, в связи с ослаблением Персидского царства и примером успеха египетских восстаний, побудили их, к попытке отказаться от роли опоры персидского морского могущества, забыв, что, этим самым они оказывают услугу общим врагам — грекам. Эвагор на Кипре боролся не только против великого царя, но и против финикийских элементов острова; мало того, он даже одно время владел Тиром, а Эвагор II после катастрофы Сидона оказался сейчас же, как старается доказать Бабелон на основании Диод. XVI, 46, налицо, чтобы воспользоваться ее плодами. Так сидоняне заплатили за филэллинство, происхождение которого для нас мало понятно, но которое быстро приобретало себе симпатии на финикийском побережье, и в настоящее время оказывающемся наиболее восприимчивым к западной культуре. В Афинах появляется сидонская колония, оставившая нам надписи на греческом и финикийском языках, начиная с конца V в.; одна из них даже заключает в себе, кроме того, греческие гекзаметры, объясняющие изображение льва на могильном памятнике — покойного хотело восхитить чудовище εχδρολεων, но друзья ιερας απο νηος ιοντες спасли его, соорудив ему гробницу, в которой он и почивает, Φοινιχην λιπων и т. п. Около 380 г. афиняне даже заключили наследственную проксению с сидонским царем Стратоном, и документ этого акта до нас дошел (С.I.A.I. 86): сидоняне, поселившиеся в Афинах, были изъяты от налога, взимавшегося с иностранцев, и от других повинностей. Дионисий Галикарнасский упоминает о речи Динарха, касавшейся тяжбы Фалера с финикийской колонией по поводу жречества Посидона и т. п. Таким образом, эллинизация Финикии началась еще до Александа и, вероятно, была обусловлена точками соприкосновения в национальных и политических чертах финикиян и греков. Феопомп дает нам следующее описание одного сидонского царя, которого он называет Стратоном: «то, что Гомер повествует о занятиях феаков, проводивших время в празднествах, попойках и за слушанием кифародов и певцов, это же делал и Стратон, постоянно в течение продолжительного времени. Но он еще в большей степени, чем они, был склонен к удовольствиям: те, как говорит Гомер, устраивали попойки с собственными женами и дочерьми, а Стратон проводил время с флейтщицами, арфистками и кифаристками. Он выписывал многочисленных гетер из Пелопоннеса, многих музыкантш из Ионии, других девиц из всей Эллады, как певиц, так и танцовщиц. С друзьями он устраивал их состязания и проводил все время с ними, ибо любил такой образ жизни и по природе был рабом наслаждений, в чем соперничал с Никоклом. Они до крайности соперничали друг с другом, и каждый из них стремился превзойти другого в умении сделать жизнь приятнее и беззаботнее. Мы слышали, что они дошли до такого соревнования, что расспрашивали у приезжих об убранстве домов, об обстановке жертвоприношений, наблюдаемых у другого, и старались превзойти в этом отношении друг друга. Они напрягали усилия казаться счастливыми и весьма блаженными, но не пользовались благополучием до самого конца жизни, а оба погибли насильственной Смертью».

Таким образом, эллинизм тлел и снизу — путем торговых сношений и факторий, и сверху, — благодаря дворам, вкусившим прелесть другой стороны греческого влияния и подражавшим соседним кипрским греческим владетелям. «Стратон» — греческая передача финикийского Абдастарт, Бодастарт и т. п. Описанный Феопомпом был современником Никокла, вступившего на саламинский престол в 374-3 г., после убиения своего отцаЭвагора. Таким образом, он, вероятно, тожественен со Стратоном филэллином, заключившим с афинянами проксению. Иероним говорит о царе Стратоне, восставшем против персов и поколебавшемся в решительную минуту; его убила экеда, затем покончившая с собою. Если мы вспомним, что на это время падают походы египетских фараонов и покорение Тахом в 362 г. Финикии, то, может быть, согласимся, что Стратон был предшественником Тенна и, подобно тому, союзником египетского фараона в войне с персами. Что цари, подобные ему, не могли рассчитывать на успех, понятно само собою. Заметим еще, что, вероятно, от этого же Стратона имеется финикийская надпись на Делосе, где он назван Абдастартом.

Дальнейшая участь Сидона нам известна. Каким образом он снова получил собственного царя Стратона, и какого происхождения этот царь, мы не знаем. Кажется, он не стоял в связи с династией, был ставленником персов, держался их стороны во время Александрова нашествия, в то время как граждане охотно передались македонянам. Абдалоним, поставленный Ефестионом, выставляется как потомок древней династии. Сидон и теперь остался верен себе, дав Александру помощь для осады своего соперника Тира — разгром последнего снова дал ему возможность оправиться. Но что заставило тирян оказывать такое безнадежное сопротивление Александру? Конечно, не верность персидской монархии, конец которой был для всех очевиден. Вероятно, тиряне были уверены в своей неприступности, о которую разбились все попытки ассирийских царей и даже Навуходоносора: они не могли позволить себе допустить завоевателя в свой островной храм и тем признать себя покоренными. На этот раз они ошиблись: несмотря на отчаянное сопротивление, Тир впервые был взят. Остальные города, как известно, еще раньше добровольно покорились Александру.

Кроме Сидона и Тира, в персидское время некоторым значением пользовался Арад, имевший свой квартал в городе Триполе, где представители трех городов собирались на синедрий (кроме Диодора, см. псевдо-Скилака, 104), и выставлявший «вой контингент флота под начальством собственного царя. О нем часто придется слышать и в эллинистическое время, когда его значение еще более выросло, но пока мы от него имеем только интересный барельеф с надписью, найденный в его пригороде Марафе (Амрит). Здесь изображен бог в египетском царском наряде, с палицей в одной руке, со львом в другой; он стоит на льве, который, в свою очередь, помещен на двух горах; над изображением — солнце, луна и египетский крылатый диск. Трудно найти что-либо более характерное финикийское по смешению разнородных элементов: египетское одеяние, тип вавилонского Гильгамеша со львом в руке, хеттское представление о богах на животных и мировых горах. Надпись дает текст посвящения в благодарность богу Шадрапа, которого должна изображать фигура и который у греков транскрибируется, как Σατραπης.

Мало слышно о Библе в персидское время. Он не играл никакой политической роли, хотя и имел своих царей; так, мы знаем, что во время Александрова нашествия здесь царствовал Эниил. От другого царя персидского времени до нас дошла большая надпись, найденная в 1869 г. и представляющая один из наиболее крупных памятников финикийской эпиграфики. Царь Библа Яху-мелек изобразил себя в персидском одеяний пред местной богиней, знаменитой Баалат-Гебал, представленной, как всегда, в виде египетской Хатор. Под этим начертано 15 строк надписи:

«Я Яху-мелек, царь Гебала (Библа), сын Яхар (?)-Ваала, внук Ор-мелека, царя Библа, поставленный владычицей Баалат-Гебал в цари Библа. Я величаю мою владычицу Баалат-Гебал, ибо она услышала глас мой. Я соорудил для нее этот жертвенник из бронзы, стоящий на этом дворе, и эту резьбу из золота, что против этого камня с надписью (?) и золотой (?)... и эту залу с колоннами, и ее колонны, и капители, и архитравы сделал я, Яху-мелек, для моей владычицы Баалат-Гебал, ибо когда я взывал к ней, она слушала мой голос и являла мне милость. Да благословит Баалат-Гебал Яху-мелека, царя Библа, и да даст ему жизнь, да продлит дни его и годы его (царствования) над Библом, ибо он — законный царь. Да даст она ему милость в гладах богов и в глазах народа этой страны и благословение пред народом до века. Если какой-либо царь или человек захочет еще что-либо соорудить для этого жертвенника... и этой колоннады, то я, Яху-мелек, царь Библа, налагаю заклятие: ты нe должен помещать своего имени рядом с моим... да истребит владычица Баалат-Гебал его вместе с его потомством».

Хотя надпись имеет чисто религиозный строительный характер и была бы более полезна для истории культа и архитектуры, если бы различные термины не возбуждали сомнений, тем не менее она дает интересные сведения и для историка. Мы узнаем имена царей, видим их наряд, слышим из уст их желание найти благоволение у народа — все это ново и характерно для Финикии. Нельзя забывать, что в это время, уже существовал здесь обычай собираться на синедрий, и что в Триполь царь являлся в сопровождении 100 знатнейших граждан. Кроме того и эллинская полития. пробивала себе путь на восток, найдя первый этап в Финикии с ее исконным городским устройством.

Существовала большая финикийская область, где греческий и семитический элементы уже давно существовали бок-о-бок и боролись за преобладание. Псевдо-Скилак в таком виде представляет деление Кипра около половины IV в.: «Саламин — греческий город с закрытым, удобным для зимовки портом, Карпасия, Кериния, Лапиф — финикийские, Солы (также с гаванью, удобной для зимовки), Марий — греческие, Амафунт — туземный... Есть еще внутри острова и другие варварские города»... Здесь не упомянут самый главный оплот финикийского элемента — Китий или кипрский Карфаген, давший нам много надписей и монет персидского времени. Надписи царей этого города в греко-персидское время почти исключительно строительного и посвятительного характера, подобные библской. В V в. современником греко-персидских войн был Ваалмелек I; в 449г; Кимон овладел Китием, но греки не удержались здесь, и сын этого царя Азваал даже овладел Идалием; с этих пор его преемники носят титул царей Кития и Идалия, под их властью находился Тамасс; имена почти всех царей нам известны (Ваалмелек II — 400, Ваалрам — 392, Мелекъятон — 361, Пумиатон — 312); от них имеются и многочисленные надписи. Династия тирского происхождения проникла даже в центр греческого Кипра—Саламин, где во время греко-персидских войн сидели греческие цари (Герод., V, 104). Это произошло не без влияния персов, и Диодор таким образом рассказывает о перевороте, произведенном на Кипре Эвагором: «Эвагор саламинский, из весьма знатного рода, потомок основателей города, изгнанный раньше во время смут, вернувшись с немногочисленными людьми, изгнал царствовавшего в городе тирянина Авдимона, друга персов; он сам захватил город и сперва воцарился в Саламине... а затем, достав много денег и войск, предпринял присоединение целого острова. Овладев некоторыми городами силой, а некоторыми — убеждением, он скоро захватил гегемонию над остальными. Но жители Амафунта, Соль и Кития, удерживаясь от войны, отправили послов к Артаксерксу просить помощи, и обвиняли Эвагора в том, что он убил царя Агира (?), союзника персов, и обещали помочь царю в возвращении острова»... (Диод. XIV, 98). Артаксеркс принял близко к сердцу это известие, и мы знаем дальнейший ход войны, во время которой Эвагору даже удалось на время овладеть Тиром. Мир был заключен в 379 г. Эвагор удержал один Саламин, в котором таким образом уцелела греческая династия. — Кроме Кития и Идалия, финикийские цари сидели еще в Лапифе, откуда также дошли монеты и надпись; последние относятся к более позднему времени.

Финикиян можно было встретить везде, и везде они оставили следы, напр., в Египте, куда они ездили еще в глубокой древности и где до нас дошло не мало финикийских посвящений египетским богам и надписей в храмах. Так, например, некий. Абдо из Арада, подобно многим другим своим землякам, начертал в абидосском храме свое имя с прибавкой: «я видел все примечательности храма»; другой, Герцафон, сделал посвятительную надпись на бронзовой статуэтке Исиды с Гором, называя богиню Астартой, третий на подножии статуэтки Харпократа начертал свою длинную генеалогию, заключающую в себе и египетские имена и т. д. Не забывали финикияне и богов, оставленных дома. Так, община библян в Египте купила по случаю, жертвенник с надписью фараона Шешонка, отправила его на родину в честь своей богини, снабдив надписью: «это воздвиг Абибал, переводчик общины библян в Египте, в честь Ваалат-Гебал, во благо библян». Не мало сохранилось от финикиян арамейских ostraca и на Элефантине. В это же время делает успехи влияние финикийской религии. Идея жизни и культ ее божеств, особенно Адониса, находит себе распространение за пределами Финикии и ее колоний. Божества юные и победившие смерть сопоставляются; их мистерии проникают в такие центры, как Афины, Александрия и т. п.

Таким образом, уже в персидское время сближение рас сделало огромные успехи. С одной стороны, распространялись иудейская диаспора и финикийская колонизация, с другой стороны, греческий элемент проник в области древне-восточной культуры, вступив во взаимообщение, не только внешнее — торговое и военное, но и во внутреннее — культурное. Но еще оба мира были политически обособлены: полное ознакомление и взаимное проникновение могло стать возможным только тогда, когда «эллины» и «варвары» вместе войдут целиком в состав единого государства. Попытки персидских царей не имели в этом отношении полного успеха, и за исполнение? великой задачи взялся потомок вассалов Ахеменидов, великий македонский завоеватель.

Финикийские надписи изданы в Corpus inscriptionum Semiticarum I; находимые потом и в настоящее время см. у Lidzbarski, Ephemeris fur Semitische Epigraphik. Eго же удобное справочное пособие Altsemitische Texte, I. Landau, Beitrage zur Altertumskunde des Orients. Eго жe, Vorlaufige Nachrichten uber die im Rshmuntempel bei Sidon gefundeneik, phonizischen Altertiimer (Mitteil. d. Vorderasiatischen Gesellschaft, IX иХ). Reinach — Hamdу - Bey, Une Necropol royale a Sidon. Dussaud, La chronologic des rois de Sidon (Revue-archeol., 1905). Вabelоn, Les monnaies des rois de Sidon (Bull. de Correspond. Hellenique XV). Eго жe, Les monnaies de Perses Acheihenides. P., 1893.