Глава четвертая. В Чехословакии
I
Встреча фельдмаршала Шернера с генералом Буняченко была короткой. Разговор их длился менее часа, конечно, в присутствии генерала Власова. Своим приездом фельдмаршал Шернер намеревался ещё раз сделать попытку склонить дивизию к повиновению, к совместным боевым действиям. Немцы, вероятно, рассчитывали, что генерал Власов своим присутствием должен был оказать нужное влияние на генерала Буняченко.
Во время этих переговоров генерал Власов резко осуждал действия дивизии. Он говорил о необходимости подчиниться требованиям фельдмаршала. Поведение генерала Власова казалось неестественным, странным и непонятным. Он не приказывал, а уговаривал, просил. Своим видом он производил впечатление уставшего, морально подавленного человека, вынужденного играть роль. Вялым тоном произносил он как бы заученные им чужие слова обвинения.
Генерал Буняченко был непреклонен. Он нервничал и горячился. Он резко и бестактно, в присутствии генерала Власова, заявил, что Русской Освободительной Армии не существует!.. Дивизией командует он, и будет делать то, что считает нужным для сохранения своих людей. Генерал Буняченко добавил, что войну можно считать конченной, а Германию окончательно побеждённой…
Генерал-фельдмаршал Шернер сразу понял ту атмосферу, которая царила в Первой дивизии. Он понял бесполезность всяких дальнейших попыток воздействовать на генерала Буняченко. Фельдмаршал не бросил ни одного слова упрёка по адресу Дивизии, не позволил себе даже намекнуть на что-то похожее на угрозу. Ситуация оказалась для него совершенно ясной. Проницательность, самообладание и корректность немецкого фельдмаршала были поразительными. Это произвело очень благоприятное впечатление. Фельдмаршал Шернер, не теряя времени, вернулся обратно…
Генерал Власов остался в дивизии. Вместе с ним осталась н группа немецких офицеров. Им был выделен дом в деревне Козоеды, где располагался штаб дивизии. Дом охранялся власовскими часовыми.
Генерал-лейтенант А.А.Власов в Дабендорфе.
Не сразу представилась возможность генералу Власову встретиться с генералом Буняченко наедине, в отсутствии немецкой свиты, которая ни на минуту не оставляла его одного. Только на другой день генералу Власову удалось это сделать и он, прежде всего, поспешил выразить свое полное одобрение решениям генерала Буняченко и действиям дивизии. В присутствии находившихся здесь же командиров полков, генерал Власов сказал, что он был поставлен в такое положение, что иначе поступить не мог, как только обвинять дивизию и поддерживать требования немецкого командования. С полной искренностью Власов говорил:
«Немцы ещё рассчитывают, что смогут использовать моё влияние, чтобы заставить наши войска воевать вместе с ними. Я всеми силами стараюсь поддерживать в них эту надежду, иначе наши несчастные люди и наши войсковые части, находящиеся в Германии в беззащитном положении, могут быть подвергнуты жестоким репрессиям и это повлечет за собой новые, неисчислимые жертвы… Для этого у них ещё хватит и сил, и времени. Я опасаюсь этого и хочу предотвратить жестокую расправу… Будет жуть!..
Жаль мне наших людей, жаль хороших немцев, неповинных в жестокостях гитлеровского режима и его извергов.!.. Поэтому я не могу открыто одобрять ваши действия и быть вместе с вами…»
Слова генерала Власова произвели сильное впечатление на присутствующих. Всем стало понятным то многое, что не доходило до сознания раньше… Генерал Власов продолжал:
«Ваша дивизия находится в более благоприятном положении — вы организованы, у вас есть оружие, с вашей дивизией немцы считаются и даже больше — боятся её. За вас я спокоен, но другие наши части находятся в иных условиях. Осталось ещё очень недолго до полного поражения Германии и это время надо как-то пережить, не вступая в конфликт с немцами… Это сейчас наша главная цель. Ваши действия я благословляю и полностью предоставляю Сергею Кузьмичу (имя генерала Буняченко) действовать в дальнейшем по своему усмотрению. Только не забывайте мои слова. Если я буду вынужден опять осуждать ваше поведение в присутствии немцев, не придавайте этому значения и понимайте причины…»
Оба генерала были растроганы. Они крепко, дружески обнялись. Генерал Буняченко всё же настаивал на том, чтобы генерал Власов не покидал дивизию. Он ответил, что всё будет зависеть от обстановки и от необходимости его присутствия в других местах…
С приходом дивизии на территорию Чехословакии, находившиеся здесь немецкие тыловые гарнизоны были встревожены. До них доходили самые различные и часто искаженные слухи о взбунтовавшейся дивизии. К генералу Буняченко со всех сторон приезжали немецкие коменданты, стараясь узнать, на какое отношение со стороны дивизии они могут рассчитывать. Поведение их было исключительно вежливым и даже подобострастным. Получив заверения о полной миролюбивости дивизии по отношению к немцам, они успокоенные уезжали, обещая со своей стороны полное содействие во всем, что потребуется Первой дивизии…
Население Чехословакии тепло и радушно встречало дивизию. По всей стране быстро распространились слухи о приходе «Армии генерала Власова», которая восстала против немцев. Известие это ободряло чехов, активизировало их, придало уверенность в успех своей подпольной борьбы и вселяло надежду на несомненную помощь со стороны власовцев. Чешские партизаны стали более активно действовать, и партизанское движение начало охватывать всё большие и большие районы страны, разрастаясь буквально по часам.
Партизанам не хватало оружия и боеприпасов, у них не было централизованного руководства. В партизанском движении царил полный хаос и неразбериха.
С первого же дня в штаб дивизии и в полки со всех сторон стали приезжать делегаты от различных партизанских отрядов с просьбами снабдить их оружием и руководить их действиями. Они заверяли, что дивизия может рассчитывать на полную поддержку всего чешского народа, а если генерал Власов возьмёт на себя руководство партизанским движением, то поднимется вся страна, начнётся всенародное восстание…
Генерал Буняченко воздерживался от обещаний. Он старался не ввязываться в события, происходящие в Чехословакии. Но позднее, в пределах своих возможностей, дивизия стала снабжать партизан оружием, боеприпасами, медикаментами и даже продовольствием. Дивизия отдала им излишки своих запасов.
Генерал Власов умышленно не встречался с партизанами лично, но был в курсе всех переговоров генерала Буняченко с ними.
В Чехословакии между солдатами и офицерами дивизии и населением, сразу установились самые тёплые, дружеские отношения. Население со слезами на глазах изливало власовцам свои жалобы на жестокости нацистов в годы оккупации. Помня о произволе немецких оккупантов в захваченных ими областях России, власовцы относились к чехам с полным пониманием и самым искренним горячим сочувствием…
С другой стороны, также с первых дней нахождения в Чехословакии между солдатами и офицерами Первой дивизии и немецкими военнослужащими местных гарнизонов начались эксцессы. Между власовскими и немецкими солдатами происходили драки, доходившие до применения оружия. Эксцессы учащались, угрожая принять повсеместный и массовый характер. Удержать власовских солдат от резкого проявления ненависти было трудно. Офицеры не могли применять строгих мер воздействия к подчинённым, так как сами они, глубоко сочувствовали чехам, полностью разделяли настроения своих бойцов. В их сердцах кипели то же возмущение, та же ненависть… Этот страшный порыв надо было сдерживать. Нельзя было допускать безрассудного проявления ненависти и мести. Нельзя было выпустить из рук командования силу влияния на подчинённых и допустить падение дисциплины, хотя это и было очень трудным делом…
На другой день утром, после прихода дивизии в Чехословакию, у генерала Буняченко было назначено совещание командиров полков. Главным вопросом совещания было обсуждение эксцессов с немцами и предотвращение их. Здесь всё внимание командования было направлено в первую очередь на поддержание дисциплины. Для этого в создавшихся условиях надо было применить какие то особые меры воздействия… Так или иначе, ко необходимо было регко пресекать возрастающее обострение отношений с местными немецкими гарнизонами.
В последнюю ночь произошли новые инциденты:
В одной из частей дивизии полевой караул боевого охранения обстрелял грузовой автомобиль с группой вооружённых немецких солдат, потому что шофёр не подчинился требованию остановиться. Немцев пытались задержать, но они оказали вооружённое сопротивление. Они были разоружены и распущены, а их оружие было здесь же роздано чешскому населению.
В другом полку часовой, стоявший при въезде в деревню, дал сигнал остановиться легковому автомобилю, в котором ехал немецкий офицер. Не обращая внимания на сигнал, автомобиль проехал мимо часового, чуть не сбив его с ног. Часовой отскочил и стал стрелять. Пули летели над головами ехавших, пробили кузов автомобиля, шины. Машина остановилась, из неё вышел разъяренный немецкий офицер и, подойдя к часовому, ударил его кулаком в лицо. Часовой от удара пошатнулся, но затем ответил ударом. Немецкий офицер упал. Поднималась он вынул из кобуры пистолет и направил его на часового, намереваясь стрелять. В это время часовой выстрелил и застрелил офицера. Видя такую расправу, шофёр убежал…
На совещание пришёл генерал Власов в сопровождении группы немецких офицеров. Совещание началось…
Через некоторое время вошёл оперативный дежурный штаба дивизии со срочным докладом о чрезвычайном происшествии. Дело оказалось в том, что на одной железнодорожной станции, находившейся невдалеке от расположения штаба дивизии, только что произошло столкновение между немецкой командой СС и власовцами. В результате этого столкновения была убиты власовский офицер, два унтер-офицера и несколько солдат. Со стороны немцев было также несколько человек убитых и раненых. Шесть СС офицеров и солдат, участвовавшие в столкновении, были захвачены. Трупы убитых власовцев и задержанные СС-цы только что были доставлены на грузовых автомашинах в штаб дивизии.
Генерал Власов распорядился ввести СС-цев. Их ввели окровавленных, с опухшими от побоев лицами, в разорванных мундирах. Робко озираясь по сторонам, они с недоумением оглядывали присутствующих. Увидев сидевших здесь же немецких офицеров из группы сопровождения генерала Власова, они вытянулись и старший из них отрапортовал о случившемся.
При выяснении обстоятельств инцидента здесь же на совещании было установлено следующее:
— На железнодорожную станцию Лаун от одной из частей дивизии был выслан пикет — взвод под командой лейтенанта Семёнова. На станцию прибыл пассажирский поезд, в одном из вагонов которого ехала вооружённая команда СС-цев.
Между власовскими солдатами, дежурившими на станции и проезжающей командой СС по какому-то совершенно малозначительному поводу завязался конфликт. Дело грозило дойти до оружия. Лейтенант Семёнов со своими солдатами пытался задержать и разоружить СС-цев, но они оказали сопротивление. Из вагона по власовцам был открыт огонь из ручных пулемётов и автоматов. Завязалась перестрелка, в результате которой с обеих сторон были убитые и раненые. Был убит и лейтенант Семёнов.[4]
Убитые в этом столкновении власовцы были похоронены 29 апреля на кладбище Козоеды близ города Лаун.
Немецкие офицеры из группы сопровождения генерала Власова настаивали на том, чтобы задержанным немедленно возвратили оружие и отпустили бы их для дальнейшего следования по месту их служебного назначения. Генерал Власов согласился на это.
Когда же СС-цам перевели распоряжение генерала Власова, один из офицеров, не стесняясь присутствия старших немецких чинов, ответил: «Оружия мы не возьмём. Воевать бесполезно. Война проиграна!.. Он попросил отвезти их подальше от места происшествия, так как они боялись, что с ними расправятся власовцы, если их отпустят без охраны. Генерал Власов приказал всю эту группу, под охраной, вывезти на грузовике из Чехословакии на территорию Германии, что и было сделано…
Этот инцидент произвёл потрясающее впечатление на присутствующих. Возмущение и угроза немецких офицеров по адресу власовцев, а власовцев по адресу немцев высказывались тут же в столь резких формах, что казалось вот, вот произойдет драка. Немецкие офицеры, находившиеся при генерале Власове, почувствовали себя в опасности и попросили сопроводить их в отведённый для них дом. Они покинули совещание, оставив генерала Власова без своего надзора. В тот же день все они под надёжной охраной власовских офицеров выехали в Германию, а генерал Власов остался в Первой дивизии.
На совещании было решено на другой день рано утром выступить в поход, несмотря на недостаточный отдых. Было опасение, что длительное пребывание на одном месте может повести к ещё большим конфликтам.
Продовольствие и фураж, полученные в последний раз были израсходованы. Форсированный марш потребовал усиленного питания бойцов и лошадей.
Генерал Буняченко послал начальнику ближайшего немецкого военного склада приказ о немедленном снабжении дивизии всем необходимым по повышенным нормам. Приказ был выполнен беспрекословно, и дивизия на другое утро тронулась в дальнейший путь.
II
Уже трое суток дивизия находилась на территории Чехословакии. В течение всех этих дней представители чешских партизан днём и ночью не переставали посещать генерала Буняченко. Генерал Буняченко с большой охотой принимал этих партизан, подолгу беседуя с ними. Он старался понять действительную сущность партизанского движения в Чехословакии, его размеры, систему организации и руководства. В результате всех этих встреч можно было составить достаточное представление об этом. Было совершенно ясно, что в стране существует два вида партизанского движения. Один — так называемое национальное движение, созданное самими чехами, а другой — „народное“, коммунистическое, которое организуется, поддерживается и руководится советской стороной.
Национальное партизанское движение было стихийным, неорганизованным. Оно не имело центрального руководства, было разрознено и плохо вооружено. Оно не имело координации в своих действиях. Эти национальные партизанские группы отличались своей удивительной пассивностью.
Коммунистическое партизанское движение существовало совершенно особо. Оно имело строгую организационную форму в виде групп и отрядов. Несмотря на их относительную малочисленность, их действия были строго координированы и проводились по очень гибкому оперативному плану. У них существовало центральное управление, они были очень активны, хорошо знали структуру своей организации и поставленные перед ними боевые и политические задачи.
Коммунистических партизан можно было легко определить даже по их внешнему виду, по наличию строгого военного порядка в группах и отрядах. Собственно, это были даже не партизаны, а можно сказать, войсковые подразделения под командованием кадровых офицеров, действующих партизанскими методами.
Задачи коммунистических партизан определялись совершенно конкретно (Цитируется по официальной коммунистической формулировке):
— Способствовать боевым успехам советских войск, которые освобождают Чехословакию от немецких захватчиков.
— Террористическими и диверсионными актами в немецком тылу дезорганизовать управление, связь и снабжение германской армии, а также уничтожать воинские железнодорожные эшелоны, разрушать пути сообщения и прочие военные объекты.
— Беспрерывно проводить разведку, уточняя намерения немецких войск, их продвижение, настроение, вооружение и снабжение.
— Политически активизировать население всеми способами, вплоть до провокационных, восстанавливать его против немцев, призывая к борьбе с фашистскими захватчиками.
— Вести пропагандную роботу среди чешского населения в том направлении, что советская армия несёт освобождение Чехословакии и установление свободного демократического порядка в стране.
— Популяризировать Советскую армию, Советский Союз, товарищей Сталина и Бенеша, разъясняя их большую роль в деле освобождения чехословацкого народа от немецких оккупантов.
Целый ряд других задач стоял перед коммунистическими партизанами боевого, политического, диверсионного и агентурно-разведывательного характера. У них была прямая радиосвязь с высшими штабами советской действующей армии. Коммунистические партизаны были обеспеченны пропагандной литературой и располагали своими собственными подпольными типографиями. Характерно было то, что большинство этих коммунистических партизанских отрядов возглавлялись советскими офицерами.[5]
Коммунистические партизанские отряды существовали в небольшом количестве, но по мере приближения советской линии фронта, количество их значительно увеличивалось…
Коммунистическое движение не пользовалось популярностью среди чешского народа и не встречало в нём поддержки. При разговорах с местным населением, чехи называли их не иначе, как „советские партизаны“, хотя они состояли из чехов. Коммунистические партизаны выдавали себя за национальных партизан, трусливо и лицемерно отказываясь от своей принадлежности к коммунизму, чтобы иметь поддержку от местного населения.
Партизаны того и другого направления не только раздельно действовали, но между ними существовала даже вражда. Как те, так и другие имели свои отличительные знаки — ленточки национальной расцветки, состоящей из белого, красного и синего цветов у одних и красные ленточки с красными звездами у других.
Следует отметить, что представители от коммунистических партизан ни разу не приезжали в Первую дивизию, но зато с их стороны неоднократно имели место случаи засылки в части дивизии лазутчиков, часто под видом национальных партизан. Были неоднократные попытки коммунистических партизан установить тайные связи с отдельными солдатами и офицерами Первой дивизии. Партизаны-националисты всячески старались отмежеваться от коммунистических партизан, утверждая, что они ничего не имеют с ними общего и свои национальные интересы считают несовместимыми с целями коммунистов…
Как-то раз группа власовских квартирьеров следовала на велосипедах впереди движущейся колонны своего полка по лесной дороге. В лесу квартирьеры встретились с группой чешских партизан, одетых в защитного цвета однообразную форму с красными ленточками на груди и с красными звёздами на головных уборах. Разговорившись, партизаны сообщили, что неподалеку от дороги в лесу находится штаб партизанского отряда под командованием офицера советской армии. Партизаны также сообщили, что их командир является очень влиятельным лицом, и что с ним власовцам следовало бы установить связь. Разговор продолжался около получаса и вдруг появился сам партизанский начальник. Одет он был так же, как и другие партизаны. По-видимому, ему было сообщено о встрече с группой власовцев. Он был очень заинтересован приходом в район его действий Первой дивизии и, узнав, что она будет поблизости расположена на ночлег, просил передать командиру о желании встретиться с ним для переговоров. При этом он сказал:
— „Я имею по радио прямую связь с командованием советской армии и могу дать возможность вашему командиру установить непосредственный контакт“…
Разумеется, что генерал Буняченко и командир полка, узнав об этом, не сочли нужным вести какие то ни было переговоры ни с коммунистическими партизанами, ни, тем более, с советским командованием.
III
Дивизия продолжала свой путь, совершая небольшие переходы по 20–25 километров в сутки. Первого мая генерал Власов, не покидавший все эти дни дивизию, получил предложение ставки германского командования вернуться. Он ответил отказом.
Второго мая на марше, не доходя города Браун, Первая дивизия подверглась нападению с воздуха со стороны американской авиации. Самолёты с бреющего полёта расстреливали колонны из бортового оружия. Немедленно были выложены на землю опознавательные знаки в виде русских национальных флагов, после чего обстрел прекратился и самолёты ушли. По-видимому, американские лётчики приняли выложенные русские национальные трехцветные флаги за чехословацкие, так как по расцветке и по форме они сходны. Кроме того, со стороны частей дивизии не было сделано ни одного выстрела по самолётам, летящим на небольшой высоте, а солдаты приветственно махали им руками. Это не могли не заметить американские лётчики. Кратковременный налёт авиации, продолжавшийся всего лишь несколько минут, стоил жизни нескольким десяткам солдат и офицеров, было убито много лошадей в обозах артиллерии и сожжено несколько автомобилей.
К исходу дня 2-го мая дивизия пришла в район Берауи, Мгишек, Горшовиц, в 50-ти километрах юго-западнее Праги, где и остановилась на ночлег. Штаб дивизии расположился в деревне Шухомасты. В этот же день поблизости приземлился немецкий самолёт, на котором прилетел власовский генерал-майор Шаповалов в сопровождении немецкого лётчика. Генерал Шаповалов сказал, что он прилетел по заданию немецкого командования уговорить генерала Власова прибыть в Ставку и оказать влияние на генерала Буняченко, чтобы со стороны Первой дивизии не допускать бы враждебные действия против немецких войск. Немецкое командование, по-видимому, уже отказалось от мысли вернуть дивизию в своё подчинение, желая обеспечить хотя бы ее нейтральность. Генерал Шаповалов также рассказал, что штаб Русской Освободительной Армии, Вторая дивизия, Запасная бригада и Офицерская школа находятся в Австрии около города Зальцбурга; что немцы во время следования этой группы войск всячески тормозили их продвижение, меняли маршруты, препятствуя её движению навстречу Первой дивизии. После получасового разговора генерал Шаповалов улетел обратно. Генерал Власов остался в дивизии. Было видно, что командование германской армией до последних дней не докладывало в Ставку Гитлера о том, что происходило с Первой дивизией.
Уже поздно вечером, в тот же день, из Праги в штаб Первой дивизии приехала делегация в составе нескольких офицеров в форме чехословацкой армии со знаками национальных повстанцев. Они отрекомендовались представителями штаба восстания. Делегация сообщила генералу Буняченко. что в Праге подготовлено восстание, для начала которого им необходима помощь и поддержка. Откладывать восстание было невозможным, так как в этом случае его подготовка будет вскрыта немцами, и восстание будет обречено на провал. Они говорили, что единственная их надежда возлагается на армию Власова и они, безусловно, рассчитывают на помощь „братьев-власовцев“.
— „Во имя спасения героических сынов Чехословакии, во имя спасения беззащитных стариков, матерей жен и детей наших, помогите нам. Чешский народ никогда не забудет вашей помощи в тяжелую минуту его борьбы за свободу“ — говорили они генералу Буняченко.
Генерал Буняченко не считал себя вправе вмешиваться в дела Чехословакии, но оставаться равнодушным и безучастным в происходящих событиях для него было тоже невозможно. Не могли отнестись к этому безразлично и все власовские солдаты и офицеры Первой дивизии. Все они горячо сочувствовали чехам и восторгались их готовностью к неравной борьбе с немцами. Генерал Власов и генерал Буняченко прекрасно понимали ту ответственность, которую они взяли бы на себя, дав свое согласие на поддержку восстания. Делегация уехала, не получив определённого ответа.
За пять суток, которые находилась дивизия в Чехословакии, радушное гостеприимство, дружеское отношение местных жителей, располагали власовцев в их пользу. Страсти разгорались… С новой силой закипала ненависть, вызывая у каждого стремление к возмездию за всё то, что перенесли русские, чехи и другие народы под нацистским гнётом. Каждому солдату и офицеру Первой дивизии казалось невозможным оставаться в стороне от начинающихся событий. Вместе с чехами они стремились принять участие в последней борьбе, в чем, в сущности, тогда уже не было надобности, для ускорения разгрома немцев и окончания войны. Генерал Власов всё ещё колебался. Учитывая настроение солдат и офицеров дивизии, генерал Буняченко был уверен, что, находясь в центре развивающихся в Чехословакии событий, дивизии невозможно будет оставаться безучастной. Если командование организованно не введет её в бой на стороне чехов, то дисциплина рухнет, люди сами стихийно вольются в эту борьбу. При этом будет потеряно управление войсками, удержать которое в своих руках командование не будет уже в состоянии… В этом генерал Буняченко был прав. Происходило противоречие психологии и политики — чувств и рассудка… Генерал Власов тоже понимал это. Надо было учитывать настроение и порыв людей в создавшихся условиях. Но ни Власов, ни Буняченко еще не решались сказать своё последнее слово.
Наконец, было решено, что Первая дивизия поддержит восставших чехов, но лишь при крайней к тому необходимости. Давать же в то время обещания об этом штабу восстания, генерал Власов ещё воздерживался…
На протяжении последних нескольких дней немецкие разведывательные самолёты не оставляли дивизию без своего наблюдения как во время марша, так и на отдыхе. По прибытии в Шухомасты генерал Буняченко через местные немецкие власти передал приказ, чтобы ни один немецкий самолёт не появлялся больше над частями Первой дивизии и предупредил, что в случае нарушения этого приказа немецкие самолёты будут уничтожаться. Полёты прекратились… В Праге подготовка чехов к восстанию, уже не могла оставаться неизвестной немецкому командованию, а поэтому дивизия более, чем когда либо, могла ожидать применения к себе крайних мер воздействия. Первая дивизия стояла возле Праги грозной тенью для немцев. Она в любой момент готова была ринуться в бой на помощь восставшим чехам. Казалось, что теперь немецкое командование не только могло, но и должно было бы применить к дивизии военную силу. Если раньше они своими угрозами пытались подчинить себе Первую дивизию, то теперь дивизия стала для них реальной и серьёзной опасностью. Немецкое командование должно было бы теперь обезвредить дивизию и лишить её возможности оказать помощь чехам и возможности себе удар в спину…
Охранение, разведка и боевая готовность дивизии не ослабевали ни на минуту.
Генерал Буняченко принял решение парализовать немецкие коммуникации в районе расположения дивизии и разоружить близстоящие немецкие тыловые и административные гарнизоны, захватить и передать чехам военные склады. План операции был разработан немедленно, и она должна была начаться с 5-ти часов утра 3-го мая. Все немецкие гарнизоны, а также военные склады были распределены по полкам дивизии, которые должны были приступить к их разоружению и захвату. Все проезжающие немецкие транспорты должны были при возможности захватываться, а имущество и вооружение передаваться чешскому населению. Эта операция должна была продолжаться в течение двух суток. Она была рассчитана на то, чтобы сделать невозможным передвижение транспортов по дорогам на подходах к Праге. Для всех транспортных средств дивизии были установлены резко бросающиеся в глаза отличительные знаки — белые круги диаметром 50 см, на всех четырёх сторонах автомобилей и повозок. О необходимости введения этих опознавательных знаков был предупрежден и штаб восстания в Праге.
Боевых столкновений не произошло. Немцы нигде не оказывали никакого сопротивления, бросали оружие.
При разоружении немецких небольших гарнизонов, главным образом служб тыла и административных органов, они также не оказывали сопротивления, отдавая себя в распоряжение частей дивизии. Немцы понимали, что при создавшейся ситуации и при существующем соотношении сил, сопротивление было бы бесполезным и привело бы только к бесцельным жертвам. Всем было ясно, что пришёл конец войны, конец Третьего Рейха… После разоружения всем немецким солдатам и унтер-офицерам предоставлялась свобода, и им было предложено расходиться по домам. Немецкие солдаты возбуждённо, поспешно и с нескрываемой радостью группами покидали свои гарнизоны. Офицеры же задерживались и сопровождались под конвоем в штаб дивизии. В деревне Шухомасты для офицеров были выделены специальные помещения, где они и содержались под охраной.
На другой день по приказу генерала Буняченко у немецких офицеров был произведен опрос претензий. Немецкие офицеры подали жалобу — во-первых, на то, что у них было отобрано их личное оружие, которое они просили вернуть и, во-вторых, что им было запрещено выходить из помещений. Конечно, эти претензии были отклонены. В тот же день офицеры были освобождены.
Все захваченное в гарнизонах и на складах вооружение, боеприпасы, продовольствие, обмундирование и прочее военное имущество раздавалось чешскому населению. Население ликовало, вооружалось, создавались группы самоохраны: Со всех сторон на автомобилях и на подходах приезжали чехи за оружием, которое в большом количестве отправлялось в партизанские отряды.
Во всех населённых пунктах дома украшались национальными чехословацкими и американскими флагами… Не было только советских флагов. Они появились уже после Пражского восстания, при подходе в эти районы советских войск.
Известие о выступлении Первой дивизии против немцев быстро распространилось по всей Чехословакии.
IV
Четвёртого мая в Праге началось восстание. Пражское радио беспрестанно посылало обращение к советской армии:
„Восставшая Прага, несмотря на преобладающую военную силу и технику немцев, истекая кровью, продолжает сопротивляться!.. Силы восставших патриотов иссякают. Окажите немедленную помощь. Дайте воздушный десант юго-восточнее города!..“
Советские войска, находившиеся в нескольких десятках километров от Праги, помощи не оказывали и не отвечали на обращения восставших чехов ни словами, ни действиями…
В ночь на пятое мая к генералу Буняченко вновь приехали чехословацкие офицеры из штаба восстания с просьбой о немедленной помощи восставшим. Несколько СС-ских дивизий, незадолго перед тем подошедших к Праге, применяя в большом количестве артиллерию, танки, авиацию, подавляли вспыхнувшее восстание. На улицах Праги шли бои. По словам приехавших за помощью чешских офицеров, повстанцы в первые же часы восстания уже не в состоянии были сопротивляться преобладающим численностью и вооружением немецким войскам. Восставшие были обречены на гибель. Восстание захлёбывалось, едва успев начаться.
После обсуждения этого вопроса с генералом Власовым, генерал Буняченко отдал приказ дивизии на выступление и через два часа полки уже были в походе в направлении чехословацкой столицы.
Вскоре после отъезда делегатов штаба восстания, Пражское радио стало передавать радостное для чехов сообщение:
— „Защитники Праги! Доблестные бойцы за свободу и независимость Чехословакии! Стойко держитесь, напрягайте последние силы… К нам на помощь идет армия Власова!“
Дивизия шла форсированным маршем, до Праги предстояло пройти около 50 километров. Во всех селах и городах, через которые проходили полки дивизии, население горячо приветствовало их. Возгласами „Наздар“,[6]с цветами и слезами радости сопровождало население Первую дивизию, спешившую на выручку восставшей Праге. Тысячи ликующих людей стояли на улицах и площадях, приветствуя власовцев в благодарность за помощь, оказываемую чешскому народу в их национальной борьбе… Солдатам подносили вино, брагу, молоко, пищу и разные лакомства.
Это неподдельное, искреннее выражение признательности чешского населения не могло не действовать ободряюще на власовских солдат. Они чувствовали себя признанными героями и горели желанием в предстоящем бою на деле оправдать возлагаемые на них надежды чешского народа. Во всех населённых пунктах были подготовлены подводы и грузовые автомобили для перевозки солдат. Количество этих местных транспортных средств было настолько велико, что вся дивизия, фактически совершала свой марш на колёсах. Чехи помогали солдатам нести их заплечные мешки, оружие, снаряжение.
В дивизии ещё раньше были заготовлены портреты генерала Власова, которые раздавались населению. Они были в руках почти у каждого чеха и расклеены на домах. Не было ни одного чешского дома, где не было бы портретов генерала Власова, где не повторялось бы с благодарностью и любовью имя этого человека. При проезде через города и деревни самого генерала Власова с генералом Буняченко, ликование народа доходило до исступления.
Наконец, Пражское радио объявило:
„Защитники Праги, держитесь и не сдавайтесь“ Помощь близка! Армия Власова подходит к городу!!!»
К исходу дня 5-го мая дивизия подошла к Праге и с ходу, развернувшись в боевые порядки, вошла в окрестности города.
Штаб дивизии остановился в деревне Бутовиц, в трёх километрах от Праги, а к утру следующего дня перешёл ближе к городу в предместье Инониц.
Всю ночь чешские офицеры — делегаты штаба восстания приезжали в штаб дивизии. С руководством восстания была налажена непрерываемая связь. Штаб восстания ознакомил генерала Буняченко с положением восставших и с обстановкой, прося помощи в наиболее тяжёлых и угрожаемых для повстанцев участках. Для отличия солдат русской дивизии от немцев, ввиду того, что как те, так и другие были одеты в немецкую форму, — у каждого власовца на груди и головном уборе были нашиты красные, синие и белые ленты национальной расцветки. Эти ленточки в полки привозили сами чехи в громадном количестве.
С утра 6-го мая наступление дивизии развивалось успешно. СС-ские части, подавлявшие восстание, хотя и знали о подходящей к Праге Первой дивизии, но не успели обеспечить свои тылы, по-видимому, не ожидая столь быстрого скачка дивизии и введения её в бой с ходу.
С раннего утра начала активно действовать немецкая авиация. Полк полковника Сахарова повёл наступление на аэродром, который был захвачен с 56-тью не успевшими подняться в воздух самолётами. Самолёты были в полной исправности, но использовать их не представлялось возможности из за отсутствия в дивизии лётного состава. Все самолёты были уничтожены. Немецкие самолёты сбивались з воздухе зенитными средствами дивизии.
К 12-ти часам дня первый полк подполковника Архипова, захватив мосты через реку Молдаву (Влтаву) западнее Праги, вошёл в город и с боями успешно продвигался к центру.
В 16 часов 30 минут над центром Праги, который еще утром был в руках СС-цев, взвились русский и чешский национальные флаги. В южной части шли бои в предместьях Праги и в черте города, а также по берегам реки Влтавы.
Вся артиллерия Первой дивизии обрушила свой огонь на артиллерийские огневые позиции СС-цев и вскоре немецкая артиллерия вынуждена была замолчать. Артиллерийскому обстрелу были также подвергнуты места скопления СС-ских войск, их позиции и штаб немецкого командования.
При обстреле этих объектов генерал Буняченко проявил особенную осторожность и предусмотрительность, проверяя сведения, которые поступали из штаба восстания и их заявки на артиллерийский огонь. Один раз чешские офицеры связи от штаба восстания просили об уничтожении одной СС-ской группировки, находившейся в районе обсерватории. Ознакомившись по карте с расположением объекта, подлежащего обстрелу, генерал Буняченко назначил для его уничтоженная шесть артиллерийских батарей, после чего вместе с чешскими офицерами выехал на большую возвышенность, западнее Праги, с которой был хорошо виден этот объект. Генерал Буняченко спросил:
— «Точно ли вы уверены, что именно этот объект должен быть уничтожен?» И только получив утвердительный ответ, здесь же по телефону отдал приказ об открытии огня. Через несколько секунд мощным артиллерийским огнем из З6-ти орудий был покрыт район сосредоточения войск противника.
Резерв дивизии состоял из второго полка, который заняв завод «Вальтер» западнее Праги, расположился на его территории, ожидая приказа о введении его в бой.
По сообщению разведки с юга к Праге подходили свежие СС-кие части. Первый полк дивизии, дравшийся на улицах Праги, подвергался опасности удара с тыла. Генерал Буняченко для предотвращения удара с юга бросил в бой находившийся в его резерве второй полк, с задачей преградить подход СС-ским войскам с юга.
Во второй половине дня положение повстанцев было восстановлено и преимущество было уже на их стороне. Большая часть города была полностью очищена от СС-цев и находилась в руках Первой дивизии.
Руководство штаба восстания выражало свою благодарность дивизии, по заслугам оценивая оказанную помощь, полностью признавая, что только благодаря Первой дивизии было спасено положение восставших.
Седьмого мая в Праге заседало только что созданное «Временное чешское правительство». Для связи с ним генерал Власов направил группу офицеров, которые сразу же по прибытии были приглашены на заседание.
На улицах Праги ещё шли бои. Солдаты Первой дивизии вместе с чешскими повстанцами дрались в этом бою; в штабе восстания горячо приветствовали Первую дивизию; гул артиллерийской канонады потрясал воздух. В это время «Чехословацкое правительство» принимало группу власовских офицеров.
— «Зачем вы пришли в Прагу?» — был первый вопрос, когда власовские делегаты вошли в помещение, где происходило заседание «Правительства». — «Мы вас не просили об этом!.. Штаб восстания — это не чешский народ и не его правительство. Это только военное руководство, которое в своих военных целях могло использовать все средства для успеха своих боевых действий. Мы, правительство, представители чешского народа, заявляем вам, что не нуждались в вашей помощи и не хотим иметь дела с изменниками своей родины и немецкими наёмниками!.. Советские войска маршала Конева уже подходят к Праге и поддержат наше восстание… Ваше командование, по-видимому, рассчитывало искупить свою вину перед советской Родиной, партией и правительством за измену своему народу и теперь в последний момент вы изменяете своим союзникам — немцам… Но пусть вам будет известно, что вы для нас такие же враги, как и немцы!..»
Власовские офицеры были поражены таким заявлением. Они возмущались, пытались возражать, доказывать несправедливость обвинения, пытались рассказать о сущности освободительного движения, о том, что заставило бывших подсоветских людей встать на борьбу с коммунизмом… Словами простых людей, какими они и бы — ли, власовские делегаты рассказывали о тех обстоятельствах, которые привели дивизию в Прагу для помощи восставшим чехам… Они пытались передать то, что самим им казалось таким естественным и понятным.
Их слушали с ироническими улыбками, бросая грубые реплики:
— «Ну, вот видите, вы же сами говорите, что вы против коммунистов, а у нас здесь из 12-ти человек присутствующих членов правительства — 8 коммунистов. Вы же сами теперь подтверждаете, что вы наши враги… Мы рекомендуем вам, пока не поздно, переходить на сторону советской армии и постараться искупить свою вину перед вашей родиной. Это для вас единственный шанс!.. Если же наше начальство будет вам в этом препятствовать, то вы уберите его, возьмите командование дивизии в свои руки и делайте то, что мы вам советуем… Тогда и мы поможем вам и поддержим вас и с благодарностью примем вашу помощь штабу восстания и восставшему чешскому народу»…
На этом закончился разговор власовцев с «чешским правительством». Власовские делегаты вернулись в дивизию и доложили генералу Власову о том, что произошло.
Генерал Буняченко в это время находился на огневых позициях артиллерии, которая вела огонь по району города, где размещался штаб СС-ских войск, руководивший подавлением восстания. К нему приехал личный адъютант генерала Власова, капитан Антонов, который был в числе делегатов ездивших для переговоров с «правительством». Он здесь же рассказал о случившемся.
Возмущению генерала Буняченко не было предела. Обратившись к начальнику штаба дивизии, подполковнику Николаеву, он приказал с наступлением темноты выводить части дивизии из города. Сев в автомобиль, генерал Буняченко поехал к генералу Власову.
Когда в чешском штабе восстания узнали о намерении Первой дивизии оставить Прагу, к генералу Власову была послана делегация из высших чешских офицеров, которые упрашивали его не оставлять города и не обрекать восставших на поражение. Они утверждали, что как только дивизия покинет Прагу, немцы тотчас перейдут в наступление, воспрепятствовать которому повстанцы будут не в силах. Советские же войска бездействуют и не оказывают помощь чехам.
«Инцидент» с правительством, они буквально так и выразились — «инцидент», пытались объяснить каким-то «недоразумением», для выяснения которого, по их словам, из штаба восстания туда уже выехали представители для объяснения. Делегаты штаба восстания наивно заявляли, что эта «ошибка» будет исправлена и генералу Власову будут принесены изменения.
Было очевидным, что чехословацкое временное правительство, организованное Москвой, играет главную роль в происходящих событиях. Очевидным было и то, что штаб восстания не был связан с этим «правительством» и больше того, даже не знал о его существовании…
Вскоре после этого, пражское радио опять стало посылать обращения к советской армии с просьбой выслать десант и ускорить продвижение советских войск к Праге. Восьмого мая по советскому радио было объявлено, что войска маршала Конева подходят к Праге для поддержки восстания. На самом же деле войска советской армии вошли в Прагу только 9-го мая, уже после объявления капитуляции Германии.
В районе действий полка Сахарова восьмого мая появилось несколько американских танков. Полковник Сахаров связался с американцами. Он узнал, что эта группа не имела никаких боевых заданий и направлялась в Прагу с совершенно с другими целями. Это были корреспонденты, репортеры, журналисты, которые с большим интересом рассматривали власовские войска, фотографировали их и делали при этом заметки в своих блокнотах.
Один американский офицер в разговоре с полковником Сахаровым, сказал ему:
— «Я сомневаюсь в том, что американское командование стало бы вести с вами переговоры об интернировании. Но я надеюсь, что ваши боевые действия в Праге против немцев, могут послужить для вас хотя бы частичным искуплением вашей вины перед советским правительством за ваше сотрудничество с немцами во время войны…»
Это была первая встреча и первый разговор с американцами. Тяжело было видеть полное непонимание американцами Власовского Освободительного Движения и полное незнание сущности коммунистического режима. Утешением было только то, что это мнение было выражено какимто отдельным лицом, которое, по всей видимости, совершенно не понимает сущности событий и создавшейся ситуации и что это совсем не отражает взглядов командования американской армии и правительства США.
Этот разговор с американцами оставил тяжёлое впечатление и был предметом долгих обсуждений среди солдат и офицеров Первой дивизии. Всю ночь до рассвета 8-го мая полки выходили из боя, собираясь в предместьях Праги, а утром дивизия направилась к тому месту, где стояла до входа в Прагу.
Чешское население с удивлением и тревогой смотрело на уходящие власовские войска. Чехи были поражены, узнав о происшедшем. Никто не мог понять причины такого отношения со стороны откуда-то появившегося «правительства» к власовцам, которые оказали чешскому народу, как они сами говорили, «братскую помощь в минуту их смертельной опасности…» Население выражало удивление и самому факту существования «правительства», о котором ничего не было до этого известно.
Дивизия пешим маршем отходила от Праги.
Снова улицы были заполнены народом. Но не радостным было его прощание с власовскими войсками. Не с восторженными криками и приветствиями, а со слезами страха и отчаяния люди провожали бойцов, обращаясь к ним с мольбой не уходить, а остаться защищать их. Женщины, плача, становились на колени, протягивали своих детей, преграждая путь уходящим полкам…
Солдаты шли с мрачными, суровыми лицами, молча, не глядя на убитое горем мирное население… Объяснения, которые давались населению о причине ухода Первой дивизии, мало утешали чехов. Многие говорили, что это была советская провокация… Чешские офицеры из штаба восстания несколько раз догоняли уходящую дивизию на автомобилях, умоляя вернуться в Прагу…
Переночевав в районе Бораун, Мнишек, Горшовиц, Первая дивизия тронулась в дальнейший путь с целью выйти на территорию, занятую американскими войсками… По радио было объявлено о капитуляции Германии. Война была закончена, но мир еще не наступил, бои местного характера продолжались… Во многих местах еще существовали очаги сопротивления немецких войск. В лесах и горах отсиживались СС-цы, не желая сдаваться, продолжая свое бессмысленное, безрассудное сопротивление. Упорство этих немецких войск доходило до фанатизма. Поразительной была сила дисциплины и самоотверженное выполнение воинского долга — подчинение приказу!..
По пути движения, части её головного походного охранения, иногда обстреливались немецкими заслонами. Головное охранение разворачивалось в боевые порядки, но немцы не ввязывались в бой, поспешно снимались с позиций и уходили… В этих местах ещё не было ни американских, ни советских войск.
При прохождении дивизии через город местные жители сообщили о том, что накануне чешские коммунистические партизаны захватили каких-то трёх власовских генералов и держат их в своём штабе, который находится в этом же городе. Через город проходил первый полк дивизии. Командир полка, подполковник Архипов, получив сведения о пленении власовских генералов, немедленно окружил партизанский штаб и потребовал выдачи захваченных генералов. Партизаны ответили, что генералов у них нет. Обыск, произведённый во всем доме, обнаружил несколько человек солдат и унтер-офицеров из группы охраны начальника штаба Освободительной Армии, генерал-майора Трухина. Они сообщили, что чехами были захвачены генерал-майор Трухин, генерал-майор Боярский и генерал-майор Шаповалов с небольшой группой охраны в то время, когда они ехали на автомобилях в Первую дивизию. Куда делись генералы, тогда установить так и не удалось. Только позднее выяснилось, что генерал Боярский и генерал Шаповалов были убиты партизанами, в то время когда они пытались оказать сопротивление, а генерал Трухин был передан советским войскам и впоследствии отправлен в Москву.[7]