Эймунд умерщвляет Конунга Бурислейфа
Однажды утром, очень рано, Эймунд позвал к себе родственника своего, Рагнара, и десятерых других мужей. Он приказал им седлать коней. Они выехали за город, все двенадцать человек вместе, составляя горстку народа, а прочих воинов оставив дома. (В дружине) был Исландский муж, Биорн: тот поехал с ними, равно как муж Аскель и оба Торда. Они взяли с собою лишнюю лошадь, на которой были нагружены их оружие и съестные припасы. Так ехали они далеко, переодетые все в купеческое платье: никто не знал ни цели этого путешествия, ни какие они замышляют хитрости. Они вступили в какой-то лес, и ехали весь этот день, пока не настала ночь: потом выехали из лесу и прибыли к одному большому дубу, где была прекрасная поляна и много ровного места. Конунг Эймунд сказал (своим товарищам):
— Надо здесь остановиться. Я сведал, что Конунг Бурислейф в этом месте будет иметь ночлег и учредит свой стан к ночи.
Они обошли дерево и поляну, соображая, где бы предпочтительнее стан мог расположиться. Потом Конунг Эймунд сказал:
— Здесь непременно Бурислейф велит раскинуть палатки: мне сказывали, что он всегда учреждает стан подле самого леса, если только дозволяет местоположение, чтоб было куда спасаться в потребном случае.
Он взял крепкую корабельную веревку, и приказал всем им собраться на поляну, под этим деревом, потом, предложил мужам взлезть на ветви и завязать ее там узлом, что и было сделано. Затем принатянули они верхушку так, что ветви касались самой земли, и согнули все дерево до корня. Конунг Эймунд сказал:
— Это я люблю! Оно может послужить нам к хорошему успеху.
Тут они раскинули веревку, и прикрепили концы ее. Когда кончилась эта работа, было уже около половины пополуденного времени24, и они, услышав (шум) приближающихся людей Конунга, ушли скорее в лес к своим коням. Скоро увидели они огромную рать и богатую колесницу, за которою следовало множество мужей: впереди нее несли знамя. Ратные люди распространились до (кряжа) леса и заняли поляну в том именно месте, где она представляла самое удобное положение для ставок, как то предусмотрел Эймунд. Там они разбили государственную палатку25, а по сторонам, подле леса, расположилась вся рать. Это продолжалось до темной ночи. Палатка Конунга была чрезвычайно богата и прекрасно сделана: она состояла из четырех полос, высокий шест (staung, stong, стяг) торчал над нею, (украшаясь) золотым шаром с вымпелами. Все эти вещи видны были Нордманнам из лесу; (они наблюдали происходящее) в рати, сохраняя глубокое молчание. Как скоро сделалось темно, огни замелькали в ставках, и они увидели, что там сбираются к ужину. Тут Конунг Эймунд сказал:
— У нас мало припасов: это не слишком удобно! Я буду рядить о хозяйстве, и отправлюсь к ним в палатки.
Он нарядился нищим, подвязал себе бороду из козьих волос, и пошел на двух костылях. Он проник до самой княжеской ставки и стал просить подаяния, подходя ко всякому мужу; потом посетил смежные шатры, отягощенный полученным добром, и душевно благодаря за милостыню, наконец вышел из стана, с большим количеством припасов. Когда ратные люди напились и наелись, — сколько им было угодно, молчание водворилось, (в стане). Эймунд разделил свою дружину на два отряда: шесть человек мужей остались в лесу, сторожить коней и держать их в готовности на случай, если бы вдруг произошла в них надобность; остальные шестеро — в том числе и сам Эймунд — отправились в стан и вошли между ставок, как будто не было ни какого препятствия. Тогда Эймунд сказал:
— Рогнвальд и Биорн, вы, Исландские мужи26! ступайте к дереву, которое мы нагнули.
И каждому из них дал он по топору в руки.
— Вы мужи полноударные: докажите же это в нужде!
Они пошли к месту, где ветви были притянуты к земле. Конунг Эймунд продолжал:
— Третий муж пусть стоит здесь, на тропинке, (ведущей) к поляне: ему ничего не делать, только держать в руках веревку, и отпускать ее по мере того, как мы будем тащить ее, имея в руках наших другой ее конец. Когда мы устроим все как хотим, тогда должен он ударить по веревке топорищем, — тот, которому я это препоручаю; а тот, кто будет держать веревку, пусть примечает от того ли она шевелится, что мы ее тащим, или от удара. Как скоро подадим мы ему этот знак, необходимо для нас нужный и тесно сопряженный с успехом дела, он должен сказать, — тот, который держит за веревку, — (что удар сделан); и тогда следует рубить (принатянутые) ветви дерева, которое вдруг выпрямится, сильно и быстро.
Они все так исполнили, как им было сказано. Биорн пошел с Эймундом и Рагнаром к государственной палатке Конунга, где они сделали из (другой) веревки петлю, и, подняв ее на алебардах, закинули на вымпелы, бывшие на шесте над палаткою: она, скользя, сомкнулась под шаром, и там остановилась.
Люди спали крепко по всем шатрам, быв крайне утомлены и очень пьяны. Когда это было сделано, они связали концы, и, так соединив веревку (на которой была петля, с тою, которую притащили с собою), начали рядить27. Затем, Конунг Эймунд подошел к Княжеской палатке, чтоб быть близко ее, когда будет она сорвана. Удар был сделан по веревке; тот, кто держал ее, увидел, что она дрожит, и сказал своим товарищам, что они должны рубить ветви. Они отрубили (веревки, придерживающие нагнутое) дерево, и оно выпрямилось сильно и мгновенно, сорвав (на воздух) всю палатку, которую далеко забросило в лес. Огни, (мелькавшие) внутри ее, все были потушены (этим взрывом). Эймунд еще с вечера тщательно затвердил в памяти то место, где Конунг спит в своей палатке: он двинулся туда, и быстрыми ударами нанес смерть ему и многим другим. Достав Бурислейфову голову в свои руки, он пустился бежать в лес, — мужи его за ним, — и (Турки) их не отыскали. Оставшиеся в живых Бурислейфовы мужи были поражены ужасным испугом от этого страшного приключения, а Эймунд со своими людьми ускакали прочь. Они прибыли домой (в Киев) утром, очень рано, и пошли прямо в присутствие Конунга Ярислейфа, которому наконец донесли с достоверностью о (последовавшей) кончине Конунга Бурислейфа.
— На! вот тебе голова, Господарь! Можешь ли ее узнать? — (воскликнул Эймунд). Конунг покраснел при виде этой головы. Эймунд молвил:
— Этот великий подвиг храбрости совершили мы, Нордманны, Господарь! Прикажите теперь прилично похоронить вашего брата, с надлежащими почестями.
Конунг Ярислейф отвечал:
— Опрометчивое дело вы сделали, и на нас тяжко лежащее! Но вы же должны озаботиться и его погребением. Ну, какой ряд станут теперь рядить те, которые ему следовали?
Эймунд сказал:
— Я полагаю, что они соберутся на вече, и будут друг друга подозревать в этом деле, потому, что нас они не приметили. Поссорившись, они разойдутся, не станут более доверять одни другим, и побредут толпами восвояси. Я уверен, что немногие из них будут думать о пристроении (тела) своего Конунга.
Вслед за тем, Нордманны вышли из города, и поехали тем же путем в лес. Они прибыли к стану. Там дело сбылось так, как предполагал Эймунд: Бурислейфовы люди все ушли прочь, перессорившись между собою при расставании. Эймунд отправился на поляну: на ней лежал труп Конунга, а при нем не было ни одного мужа. Они срубили гроб, приложили голову к телу, и поехали с ним домой, (в Киев). Тогда и сделалось погребение его известным многим лицам. После этого, весь народ той страны поступил в руки Ярислейфу, поклявшись ему присягою, и он сделался Конунгом тех владений, в которых прежде княжили они вдвоем.