Система в состоянии войны с собой 14 страница

Юроки были настолько убеждены в том, что контакт с женщиной подрывает их способность к добыванию богатства, что у них считалось, что никакие контакты между женщинами и деньгами не должны допускаться. Наиболее фатальные последствия для будущего благосостояния мужчины имела бы сексуальная близость в доме, где хранились связки его денег-ракушек. Зимой, когда на улице слишком холодно, у них у всех, по-видимому, был вынужденный период воздержания. Потому что дети юроков имели обыкновение рождаться в одно и то же время года - через девять месяцев после наступления первых теплых дней. Такое неуклонное разделение бизнеса и удовольствий оказалось настолько соблазнительным, что Уолтер Гольдшмидт сравнил юрокскую систему ценностей с протестантской этикой. В процессе этого исследования он обосновал расширение понятия капиталистической экономики таким образом, чтобы оно охватывало и рыбаков-юроков, и Европу 16го столетия. Он показал, что характерными чертами обоих обществ являются целомудрие, бережливость и стремление к богатству. Он также всячески подчеркивал тот факт, что юроков можно классифицировать как примитивных капиталистов, поскольку у них допускался частный контроль над средствами производства, чего не было у большинства примитивных народов. Действительно, юроки могут предъявлять индивидуальные права на рыболовные угодья и места сбора ягод, и это передается от одного человека другому для погашения долга, в случае, если больше платить нечем. Но это очень специфическая аргументация, если взять ее за основу для определения экономики как капиталистической. Такая передача прав - это своего рода лишение прав, и она имеет место только в тех случаях, когда у человека не было денег-ракушек или иных движимых средств, чтобы вернуть крупный долг, и очевидно, что у них отсутствовало что-либо похожее регулярно действующий рынок недвижимости. Долги, которые обычно были у юроков, - это не коммерческие долги, а долги чести. Исследование Коры Дюбуа проливает свет на жизнь соседних с ними народов, у которых жестокая конкуренция за престиж разворачивалась в сфере, более или менее обособленной от области материальной экономики. Гораздо более значимо для понимания представлений юроков об идущем от женщин осквернении то, что для юроков-мужчин именно здесь заключалась реальная причина того, почему погоня за богатством и погоня за женщинами - это взаимно противоречивые цели.

Мы проследили, какие экстремальные формы может принимать этот комплекс Далилы - веры в то, что женщины лишают силы или предают, - у маэ энга из Новой Гвинеи, и у леле из Конго, и у индейского племени юроков из Калифорнии. Там, где такие представления имеют место, мы обнаруживаем, что беспокойство мужчин по поводу поведения женщин считается оправданным, и что отношения между мужчинами и женщинами настолько проникнуты предубеждением, что женщинам изначально приписывается роль предателей.

Но сексуального осквернения не всегда опасаются только мужчины. В целях обеспечения симметрии, мы должны рассмотреть один пример, когда поведение женщин предполагает, что сексуальная активность очень опасна. Одри Ричардс пишет, что бемба из Северной Родезии ведут себя так, как будто они одержимы страхом половой нечистоты. Но она замечает, что культурно стандартизированное поведение, но, фактически, их индивидуальная свобода не ограничена никакими страхами. На уровне культуры боязнь сексуальной близости доминирует настолько, что ее "трудно преувеличить". На индивидуальном же уровне "выражается неприкрытое удовольствие, получаемое бемба от сексуальных отношений" (1956, с.154).

В других местах сексуальное осквернение передается при непосредственном контакте, но у бемба его переносчиком является огонь. Нет никакой опасности в том, чтобы видеть или касаться сексуально активного, нечистого человека, того, кто, как говорят бемба, разгорячен сексом. Но если только такой человек приблизится к очагу, любая еда, приготовленная на этом огне, будет опасно заражена.

Для сексуальной близости нужны два человека, еду готовит только один. Предположение, что осквернение передается через приготовленную пищу, жестко фиксирует ответственность на женщинах бемба. Каждая женщина должна быть постоянно на чеку, чтобы защитить свой очаг, от контакта с любым взрослым, который мог иметь сексуальную близость и не пройти потом ритуального очищения. Опасность смертельная. Любой ребенок, который съест пищу, приготовленную на зараженном огне, может умереть. Мать бемба постоянно занята тем, чтобы загасить попавший под подозрение огонь и зажечь новый, чистый.

Хотя бемба верят, что опасна любая сексуальная активность, их представления выделяют прелюбодеяние как реальную практическую опасность. Состоящая в браке пара имеет возможность обеспечить ритуальное очищение друг друга после каждого полового акта. Но совершивший прелюбодеяние не может быть очищен, если только он не обратится за помощью к своей жене, поскольку это не одиночный обряд.

Д-р Ричардс не упоминает о том, каким образом нечистота, вызванная прелюбодеянием, может быть устранена, или - как, в длительной перспективе, совершившая прелюбодеяние женщина должна кормить своих собственных детей. Эти представления, с уверенностью пишет она, не удерживают их от супружеских измен. Так что считается, что таких опасных людей немало. Хотя они сознательно могут стараться не прикасаться к очагам, на которых готовится детская пища, они все равно всегда представляют потенциальную угрозу обществу.

Заметьте, что в этом обществе женщины озабочены сексуальным осквернением в большей степени, чем мужчины. Если их дети умирают (а детская смертность очень высока), мужчины могут обвинить их в легкомыслии и отсутствии осторожности. В районе Ньяса у племен яо и сьюва тот же комплекс представлений выражается в осквернении, передающемся солью. Все три племени считают родство по женской линии, и во всех трех племенах мужчины покидают родные деревни, и каждый переходит жить в деревню своей жены. Это задает структуру деревни, в которой к ядру, образованному состоящими между собой в родстве женщинами, которые привлекают, в качестве мужей, мужчин из других деревень. Будущее деревни как политической единицы зависит от удержания в ней этих мужчин-чужаков. Но мы могли бы ожидать, что мужчины в гораздо меньшей степени будут заинтересованы в стабильности своего брака. Тот же принцип матрилинейного наследования переключает их интерес на детей их сестер. Деревня строится на брачных союзах, но не матрилинейное родство. Мужчины приходят в деревню, женщины рождаются в ней.

Во всей Центральной Африке представление о хорошей деревне, которая растет и процветает, - это ценность, в высокой степени значимая и для мужчин, и для женщин. Но женщины вдвойне заинтересованы в том, чтобы удержать своих мужей. Наибольшее удовлетворение женщина бемба получает от роли матриарха в своей собственной деревне, когда, достигнув середины жизни, она может надеяться на то, что ее старость пройдет в окружении ее дочерей и дочерей ее дочерей. Но если мужчина бемба найдет, что первые годы неприятны, он просто покинет свою жену и уйдет домой (Richards, c. 41). Более того, если уйдут все мужчины, или хотя бы половина из них, деревня уже не сможет быть жизнеспособной экономической единицей. Разделение труда ставит женщин бемба в крайне зависимое положение. Действительно, в этом районе, где в настоящее время около 50 процентов взрослых мужчин вовлечены в трудовую миграцию и отсутствуют дома, деревни племени бемба переживают больший упадок, чем деревни соседних с ними племен Северной Родезии (Watson).

То, чему учат девочек бемба во время церемоний, знаменующих достижение ими половой зрелости, поможет нам увязать эти аспекты их социальной структуры и женских амбиций и их страхом перед сексуальным осквернением. Д-р Ричардс отмечает, что девочкам строго-настрого велят, чтобы они были покорны своим мужьям, - интересно, поскольку женщины бемба имеют репутацию крайне властных и трудно управляемых. Участницы церемонии умаляются, в то время как сила их мужей превозносится до небес. Это будет выглядеть вполне логично, если мы будем смотреть на роль мужа у бемба как на аналог роли жены у маэ энга. Не существует никаких правовых механизмов защиты фиктивного факта официального брака, помимо утверждений о его реальности. Физическое присутствие мужа в деревне жены важнее для этой деревни, чем для самого мужа те права, которые он получает, вступая в брак, и его нельзя заставить остаться угрозами. Если жена в понимании маэ энга - это Далила, то он - Самсон в лагере филистимлян. Если он почувствует себя ущемленным, он может вышибить колонны, на которых держится общество, поскольку если все мужья возьмут и уйдут, деревня придет в полный упадок. Неудивительно, что женщины озабочены тем, как им польстить и как их задобрить. Неудивительно, что они хотят защитить себя от последствий супружеских измен. Муж предстает не опасным или зловещим, но робким, склонным к испугу, нуждающимся в том, чтобы его убеждали в его мужественности и в связанных с ней опасностях. Его надо заверять, что его жена заботится о нем, всегда готова очистить его, неустанно следит за огнем в очаге. Без нее он не может сделать ничего, не может даже обратиться к духам своих собственных предков. Жена бемба, которая как бы сама вызывает у себя беспокойство по поводу сексуального осквернения, является зеркальным отражением мужа маэ энга. И тот, и другая находят в структуре брака отражение тревог, касающихся большего общества. Если бы женщина бемба не стремилась остаться дома и стать там со временем влиятельной матроной, если бы она была готова покорно следовать за своим мужем в его деревню, она смогла успокоиться и не тревожиться больше о сексуальном осквернении.

Во всех собранных здесь примерах осквернений этого типа основная проблема может быть описана как тот случай, когда хотят и съесть пирог, и оставить его нетронутым. Маэ энга хотят воевать с враждебными кланами, но в то же время жениться на их женщинах. Леле хотят использовать женщин как пешки в своих играх, и в то же время их мужчины принимают сторону отдельных женщин против других мужчин. Женщины бемба хотят быть свободными и независимыми и вести себя таким образом, что это ставит их брак под угрозу, и в то же время они хотят, чтобы их мужья оставались с ними. В каждом из этих случаев опасная ситуация, которую приходится преодолевать посредством омовений и избегания контактов, имеет то общее с ситуациями других случаев, что нормы поведения в ней противоречивы. Левая рука воюет с правой рукой, - как в мифе о Трикстере индейцев виннебаго.

Существует ли какая-то причина, по которой все эти примеры социальной системы в состоянии войны с собой были взяты из области сексуальных отношений? Есть множество других контекстов, в которых мы ведем себя противоречиво, следуя принятым в нашей культуре канонам. Национальная налоговая политика - это пример современной области, к которой можно было бы без труда применить анализ такого рода. И все же страхи, вызываемые осквернением, почему-то не сосредотачиваются вокруг противоречий, не затрагивающих сферу сексуальных отношений. Ответ может заключаться в том, что ни какой другой вид социального давления не является потенциально таким ненадежным, как ограничения, накладываемые на сексуальные отношения. Мы можем с сочувствием отнестись к выходящему за все рамки требованию апостола Павла, что в новом христианском обществе не должно быть ни мужчины, ни женщины.

Рассмотренные нами здесь случаи могут в какой-то степени пролить свет на то преувеличенное значение, которое приписывалось девственности в первые века христианства. Отношение к женщинам в примитивной Церкви эпохи Деяний устанавливало нормы свободы и равенства, противоречившие традиционным обычаям евреев. Разделение по признаку пола на Ближнем Востоке того времени было равносильно угнетению одного пола другим, как это предполагают слова апостола Павла:

Все вы во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе. (Гал., 3.27-28)

Для того, чтобы построить новое общество, которое было бы свободным, в котором не было бы ни рабской зависимости, ни принуждения, ни противоречий, вне всяких сомнений, необходимо было утвердить новую систему позитивных ценностей. Идея о том, что девственность несет в себе особую позитивную ценность не могла не упасть на благодатную почву в рамках небольшой и преследуемой группы-меньшинства. Мы ведь видели, что такие социальные условия находят выражение в представлениях, изображающих тело как несовершенный сосуд, который может стать совершенным, только став непроницаемым. Далее, представление о высокой ценности девственности должно было хорошо согласовываться с проектом изменения роли каждого из полов в браке и в обществе в целом (Wangerman). Представления о женщине как о Праматери Еве, вместе с боязнью сексуального осквернения, принадлежат к определенному, специфическому типу социальной организации. Если этому социальному порядку предстоит измениться, то Вторая Ева, девственный источник искупления, сокрушающий зло, - это сильный новый образ.

Глава 10