Глава 41 революция распространяется 2 страница
Из числа упомянутых Тафтом самолетов и танков, Советам были подарены 15.000 одних и 7.000 других. Далее, им был поставлен целый военный флот из 581 корабля; через много лет 127 судов были возвращены, а в 1956 году советское правительство предложило уплатить еще за 31 судно; остальные суда, общим числом свыше 300, были объявлены потерянными, потопленными или несудоходными. Советам был также поставлен целый торговый флот. Все это составляло только малую часть переданного Советам американского народного достояния. Правительство США никогда не сообщало подробностей этих поставок. Тем что они вообще стали известны, как и то, что большая часть поставок заведомо предназначалась для усиления военно-промышленного потенциала революционного коммунистического государства по окончании войны, мы обязаны одной из тех случайностей, которые помогают историку, хотя зависимое положение печати не допускает того, чтобы они стали известны широким массам, а потому они и не в состоянии способствовать исправлению создавшегося положения.
В мае 1942 г. некий капитан Джордж Р. Джордан начал свою службу в большом Нью-Аркском аэропорту в штате Нью-Джерси. Он был призванным из запаса Офицером первой мировой войны и не забыл доброго совета, данного ему сержантом в Техасе в 1917 году при начале службы: “Держи глаза и уши открытыми, пасть закрытой, и записывай все, что видишь”. Последние слова, по мнению автора этих строк подарили потомству самую удивительную книгу из всех написанных о Второй мировой войне.
Капитан Джордан должен был явиться на службу в “Депо Объединенных Наций № 8”, как в приказе ему был назван Нью-Аркский аэропорт. Организация, известная под названием “Объединенных Наций” была создана только 3 года спустя, другими словами, уже имело место предвосхищение событий, разоблачавшее намерения людей, стоявших у власти. Начиная службу в роли офицера связи, капитан Джордан не имел ни малейшего представления о той власти, которую Советы уже приобрели в Америке, но три события скоро открыли ему глаза. В мае 1942 г. пассажирский самолет американской воздушной линии зацепил при взлете крышку мотора среднего бомбардировщика, предназначенного по ленд-лизу для советского правительства; принимавшим поставки советский офицер раздраженно потребовал, чтобы американские воздушные линии не допускались на аэропорт вообще. Услышав отказ, советский офицер сказал, что он “позвонит мистеру Гопкинсу”, и через несколько дней из Ведомства гражданской авиации США пришел приказ, запрещавший всем американским гражданским авиалиниям пользование этим аэропортом. После этого капитан Джордан начал вести обстоятельный дневник, благодаря чему он смог позже (когда он и весь мир узнали о существовании “атомных бомб”) доказать, что в 1942 г. с Нью-Аркского аэропорта были посланы в СССР графит, алюминиевые трубы, металл кадмий и торий (материалы, необходимые для атомного реактора) на общую сумму в 15 миллионов долларов. В то время “Проект Манхеттен” (производство первой атомной бомбы) считался настолько засекреченным, что его начальник, генерал-майор Лесли Гровс, позже засвидетельствовал, что без его личного разрешення его учреждение не выдало бы ни одного документа даже самому президенту Рузвельту. Когда капитан Джордан делал записи в своем дневнике в 1942 г., он, разумеется, не имел понятия, для чего могут понадобиться все эти материалы, поскольку ни о “проекте Манхеттен”, ни об “атомной бомбе” он еще не слыхал.
В следующий раз роль советских офицеров бросилась ему в глаза, когда один из них возмутился, увидя красную звезду на самолете Техасской нефтяной компании и пригрозил “позвонить в Вашингтон”, чтобы и это не оскорбляло его взора. С большим трудом Джордану удалось объяснить советчику, что Техасская компания пользовалась этой эмблемой своего штата (“Штат Одинокой Звезды”) за много лет до революции 1917 года. К этому времени капитану Джордану стало ясно, что отправка материалов в Советский Союз выходила далеко за пределы того, что покрывалось официальными условиями ленд-лиза (“Правительство Соединенных Штатов будет продолжать снабжать СССР таким оборонным материалом, оборонным оборудованием и оборонной информацией, которые будут допущены... президентом для снабжения и передачи”), и что поставлялись колоссальные количества материалов, не имевших никакого отношения к “обороне”, но предназначенных усилить мощь Советского Союза после войны. Он отметил отправку “тракторов и сельскохозяйственных машин, целого алюминиевого завода, вагоноремонтных мастерских, сталелитейного оборудования” и множества другого. Эти поставки (о которых один из советских переводчиков с восторгом сказал ему, что “они помогут нам модернизировать нашу страну”) были оценены только в круглых цифрах, я это была единственная информация по данному вопросу, сообщенная американским правительством. “Двадцать первый отчет Конгрессу об операциях ленд-лиза”, представленный президентом Труманом, приводил под рубрикой “невоенных поставок” гигантскую сумму в 1 миллиард 674 миллиона 586 тысяч долларов сельскохозяйственных продуктов и 3 миллиарда 40 миллионов 423 тысячи долларов промышленных материалов и товаров.
В 1943 году, когда океанские конвои стали нести большие потери в результате подводной войны, значительная часть отправок ленд-лиза стала пересылаться воздушным путем, для чего у “Больших Водопадов” в штате Монтана был оборудован особый аэропорт, и капитан Джордан был назначен туда в качестве “отправщика ленд-лиза”. Приказы из Управления американской авиации США снова именовали его “представителем Объединенных Наций”, хотя такой организации все еще не существовало. Прибыв на место службы, он получил президентскую инструкцию о “пересылке русских самолетов”, в которой значилось: “...в первую очередь обеспечивать обслуживание, оборудование и переброску русских самолетов, давая им предпочтение даже перед самолетами для воздушных сил США . Здесь он в третий раз познакомился с тем, как велика была на месте “власть Советов”: советский офицер, сотрудничавший с ним, нашел, что его чин капитана слишком мал, и ходатайствовал о производстве в майоры; производство немедленно состоялось, и полковник Котиков самолично нацепил новые звездочки на погоны майора Джордана, — эпизод, вероятно единственный в американской военной истории.
Вскоре майор Джордан заметил, что через его “трубопровод в Москву” постоянно проходит большое количество крепко перевязанных и запечатанных советскими печатями чемоданов с неизвестным ему содержанием. К этому времени его подозрения достигли крайней степени, и он использовал подходящий случай (и единственную возможность в его власти: отправлять или задерживать пилотирцемые американцами самолеты ленд-лиза на последнем перегоне в Фербенкс на Аляске), чтобы пробиться через кордон вооруженных советских чекистов а один из самолетов и проверить содержание примерно 18-ти из общего числа 50-ти чемоданов, о чем им была сделана соответствующая запись. Среди множества бумаг, планов, писем и чертежей он сделал две интересные находки, которые несколько лет спустя оказались полностью соответствующими разоблаченной в 1948-56 г.г. картине советского шпионажа и заговора в Америке. Одной была связка папок Государственного Департамента США с наклейкой на каждой папке. На одной из них стояло “от Хисса”, на другой “от Сэйра”. Майор Джордан никогда еще этих имен не встречал, но впоследствии они стали известны всему миру: один был ведущим сотрудником Госдепартамента США, осужденным за шпионаж в пользу СССР (Альджер Хисс), а другой был видным чиновником того же Госдепартамента, и оказался замешанным в том же деле. В папках были копии секретных донесений американских дипломатов в Москве, отправленных дипломатической почтой в Вашингтон; теперь они пересылались обратной почтой тем, от кого они в первую голову должны были держаться в секрете.
Вторая находка была еще более важной, и она продолжает затрагивать судьбу всех живущих на Западе, как если бы она была сделана только сейчас. Это было письмо, адресованное советскому наркому внешней торговли Микояну, и майор Джордан сделал из него выписку: “...было чертовски трудно получить все это от Гровса” (глава проекта атомной бомбы). Письмо было подписано “Г.Г.”, и к нему были приложены планы атомной установки в Ок-Ридже в штате Теннесси и машинописная копия донесения с резиновым штампом “Гарри Гопкинс”. Донесение изобиловало словами столь непонятными майору Джордану, что он также выписал их с целью выяснить позже их значение; среди этих слов были “циклотрон”, “протон”, “дейтрон”, и фразы вроде “энергии, освобожденной при расщеплении”, или же “стены в пять футов толщины из свинца и воды для задержки летящих электронов”. Как мы уже отмечали, мистер Гопкинс был “неизбежным фаворитом Рузвельта”, “особым советником президента” и вторым по значению лицом в Соединенных Штатах”.
На протяжении ряда лет после второй войны общественности Америки и Англии внушалось руководством, что лучшей защитой против новой войны является атомная бомба в руках Запада. 23 сентября 1949 г. Советский Союз взорвал свою собственную атомную бомбу, что не удивило никого из тех, кто внимательно следил за ходом событий. Майор Джордан не счел возможным хранить далее молчание и обратился к одному из сенаторов, который в свою очередь был настолько озабочен слышанным, что побудил известного радиокомментатара, Фультона Льюиса, сделать эту историю достоянием гласности. Таким путем, а позже и благодаря книге майора Джордана, все это стало известным и послужило темой двух обсуждений в Конгрессе, в декабре 1949 и марте 1950 г.г. Пресса дружно извращала важность и содержание разоблачений, т.к., как во всех других подобных случаях, никаких серьезных мер не последовало; не было сделано ничего, чтобы предупредить повторение того же самого в будущей воине.
В 1944 г. майор Джордан, еще более обеспокоенный тем, что ему пришлось видеть, попытался встретиться с главным офицером связи по ленд-лизу при Государственном Департаменте, но был перехвачен одним из младших чиновников, который сказал ему: “Слишком старательные офицеры легко могут оказаться где-нибудь на острове в Тихом океане”. Вскоре после этого майора Джордана убрали с аэродрома у Больших Водопадов. В своей книге Джордан привел полные списки поставок по ленд-лизу, с которых он мог сделать копии за время своей службы в качестве офицера связи. В них перечислены все химикалии, металлы и минералы, необходимые для атомного реактора, а некоторые из них пригодные также и для производства водородной бомбы. Списки материалов, отправленных в Советский Союз, включали бериллий, кадмий, кобальтовую руду и ее концентрат (33.600 фунтов), кобальт-металл и кобальтовый лом (806.941 фунт), уран-металл (2.2 ф.), алюминиевые трубы (12.776.472 ф.), графит (384.482 ф.), торий, нитрат урана, окись урана, урановый оксид, алюминий и сплавы (366.738.204 ф.) алюминий в брусках (13.744.709 ф.), то же в листах (124.052.618 ф.), бронзовые и латунные слитки и бруски (76.545.000 ф.), бронзовая и латунная проволока (16.139. 702 ф.), бронза и латунь в листах (536.632.390 ф.), изолированная медная проволока (399.556.720 ф.) и т.д.
Списки включают также и “чисто послевоенное снабжение для России” (по характеристике генерала Гровса), как то: нефтеочистигельный завод, кузнечное оборудование и запасные части (на сумму в 53.856.071 долларов), токарные станки, точно-механические сверлильные станки, оборудование для консервных заводов, оборудование молочных фабрик, лесопильное, текстильное и силовое оборудование (60.813.833 долл.), литейный завод, полная электростанция, телефонные инструменты и оборудование (32.000.000 долл.), электрогенераторы (222.020.760 долл.), кинооборудование, радиоаппараты и оборудование (52.072.805 долл.), 9594 товарных железнодорожных вагона, 1168 паровозов (101.075.116 долл.), торговые суда (123.803.879 долл.), грузовые автомобили (508.367.622 долл.) и так далее, без конца.
Среди наиболее крупных подарков, предназначенных для послевоенного развития советской промышленности, списки майора Джордана включали: ремонтный завод для точного оборудования (550.000 долл.), две фабрики для пищевой промышленности (6.924.000 долл.), три газогенераторных установки (21.390.000 долл.), нефтеочистительный завод с машинами и оборудованием (29. 0.000 долл.), 17 стационарных паровых и 3 гидро-электрические установки (273.279.000 долл.). Воспроизведенные Джорданом списки наводят на мысль, что г-ном Гопкинсом и его помощниками овладела настоящая истерия в желании услужить Советам, поскольку логически оправдать посылаемое часто было довольно трудно, как например: очки на 169.806 долларов, зубные протезы на 956 долларов, 9126 ручных часов на камнях (143.922 доллара), 6222 фунта туалетного мыла, губная помада на 400 долларов, 373 галлона спиртного, рыболовная леска на 57.444 доллара, проекционные фонари (161.046 долларов), ярмарочные игрушки (4.352 доллара), копировальная бумага (1.256 фунтов), 2 “новых рояля”, разные музыкальные инструменты на 60.000 долларов и нечто, видимо предназначавшееся непосредственно для “любимого вождя народов”, доброго и милого “дядюшки Джо”, столь обожаемого Рузвельтом и Черчиллем, а именно трубка стоимостью в 10 долларов.
Прошлые незаурядные способности Гопкинса в области выклянчивания фондов для всякого рода благотворительных дел проявились и теперь в виде пожертвованных Советскому Союзу в течение 4-х лет 88.701.103 долларов для “помощи нуждающимся; кому случалось бывать в Советской России, ни минуты не усомнятся в том, что комиссары немедленно раздали эти деньги бедным! Передача Советам наличных денег по ленд-лизу на этом не закончилась. В 1944 г. министр финансов Рузвельта, небезызвестный г-н Моргентау, и его заместитель Гарри Декстер Уайт (из семьи русских евреев, эмигрировавших в США; впоследствии разоблачен, как советский агент) распорядились передать советскому правительству дупликаты печатных досок (эстампов) министерства финансов США для печатания оккупационных банкнот в Германии после войны. Другими словами, банкноты советского производства для оплаты своих войск должны были оплачиваться американским правительством, т. к. Советам была поставлена даже специальная бумага для печатания этих денег. Протесты из осведомленных кругов американской общественности заставили правительство США в конце 1946 г. прекратить опла-чивать свои войска этими банкнотами, после чего советское правительство также уже не могло больше ими пользоваться. Военная администрация американской зоны оккупации в Германии установила затем, что ими было оплачено на 230.000.000 долларов больше той суммы, на которую эти банкноты были выпущены в США, скромное предложение с американской стороны уплатить хотя бы 18.000 долл, за печатные доски, краски и бумагу (на чем Советы “заработали” 250 милл. долларов!) было советским правительством, разумеется, игнорировано.
Так в течение 4-5 лет подряд происходило перекачивание из Америки в революционное коммунистическое государство всего нужного для ведения войны, материалов и товаров для обеспечения его же послевоенного ускоренного развития, и американского народного богатства в самых различных его формах, причем какая бы то ни было “дискуссия” по этому вопросу была высшим руководством США категорически запрещена. Мало того, обслуживанию коммунистов тем же руководством был обеспечен приоритет перед всеми нуждами как самой Америки, так и всех других ее союзников в войне.
Было еще два пути, по которым могла идти поддержка коммунистическому государству и обеспечение его дальнейшего “распространения”: 1) характер ведения военных операций и 2) направление государственной политики на международных конференциях на высшем уровне по мере развития этих операций” После того, как передача вооружений и народного богатства революционному государству проводились такими темпами и с таким фанатизмом, можно было ожидать, что также политическая линия найдет свое выражение и в ведении военных операций, и в принятии вытекающих из них решений. Именно это и имело место; сведущие наблюдатели предсказывали это уже в то время, сейчас же рассеивающийся военный туман делает картину ясной для всех. Она является неизбежным результатом закулисного захвата власти в Америке, описанного в предыдущей главе.
Стремление повернуть все военные операции на пользу революционному советскому государству, спровоцировавшему в союзе с Гитлером начало войны путем совместного нападения на Польшу, началось вскоре после Перл-Харбора. Оно не удалось тогда, однако увенчалось полным успехом в последних стадиях войны, как это показал ее исход. Ведущую роль в этом сыграла наиболее загадочная личность во всей Второй мировой войне, генерал Джордж К. Маршалл, начальник главного штаба вооруженных сил США. Именно ему сенатор Джозеф МакКарти, в своем выступлении в Сенате 14 июня 1951 г. (это тщательно документированное обвинение представляет собой важнейший исторический источник по данному вопросу) приписал заранее запланированный систематический саботаж победы, начавшийся задолго до окончания Второй мировой войны”, как и то, что Америка, с ее полным возможностями повлиять на все военно-политические решения, лавировала между планами Черчилля и Сталина “почти неизменно в пользу советской линии”.
В связи с далеко идущими последствиями действий генерала Маршалла, небезытересно бросить взгляд на начало его карьеры. Президент Рузвельт назначил его начальником Главного штаба в 1939 г. вне очереди и через голову 20-ти генерал-майоров и 14-ти старших по производству бригадных генералов, несмотря на то, что шестью годами ранее его производство в генералы, после отрицательной характеристики со стороны генерального инспектора вооруженных сил США, не было санкционировано тогдашним начальником Главного штаба, генералом МакАртуром. Одним из первых мероприятий Маршалла на новом посту было его обращение в 1940 г. к сенатору Джеймсу Ф. Бернсу, доверенному лицу Баруха, с просьбой внести в Конгресс проект поправки к армейским законам о производстве, которая позволила бы начальнику Главного Штаба игнорировать права служебного старшинства в пользу более молодых офицеров, если он считал их обладающими “необычными способностями”. Принятая Конгрессом поправка Бернса предусматривала, что “в период войны или острой государственной необходимости... любой офицер регулярной армии может быть временно произведен в более высокие чины”, и с помощью этого закона Маршалл провел в 1940 г. 4.088 внеочередных производств, в их числе 50-летнего подполковника Эйзенхауэра, до тех пор не имевшего ни полевого, ни командного опыта, но ставшего три года спустя Верховным Главнокомандующим Союзных вооруженных сил. Сотрудничество генералов Маршалла и Эйзенхауэра сыграло решающую роль в исходе войны в 1945 году2.
Сразу же после Перл-Харбора и вступления США в войну в декабре 1941 г. советские пропагандисты в Москве и на Западе стали громко требовать немедленной высадки англо-американских войск в Европе. Встретившись с Рузвельтом вскоре после Перл-Харбора, Черчилль добился совместного решения, считавшего вторжение на европейский континент ранее 1943 г. с военной точки зрения невозможным. Однако, в апреле 1942 г. Эйзенхауэр (за полгода до того произведенный в бригадные генералы — прим. перев.), по распоряжению ген. Маршалла, разработал план вторжения уже в 1942г., и Рузвельта уговорили протелеграфировать в этом смысле Черчиллю. Генерал Маршалл, вместе с г-ном Гопкинсом, полетели в Лондон, где они услышали от Черчилля, что катастрофа на французском побережьи в результате поспешной и необдуманной высадки была бы, по всем данным, “единственным путем для нас наверняка проиграть войну” (Шервуд, см. библиографию).
Учитывая назначение Маршалла на высший военный пост еще до начала войны, его следовало бы считать лучшим военным специалистом Соединенных Штатов. Что он, однако, предлагал в 1942 г., было равносильно приглашению единственному серьезному союзнику Америки на Западе совершить самоубийство, после чего война наверняка была бы проиграна, по крайней мере для Англии. Черчилль заявил, что осуществление предлагаемой высадки превратит Ламанш в “реку союзной крови”, хотя в действительности кровь была бы на три четверти английской: когда командующего американскими силами на Британских островах запросили, какие силы он мог бы выделить для этой операции, “он ответил, что у него нет ничего, кроме 34-ой пехотной дивизии, стоявшей в Ирландии”. Генерал Кларк добавил, что даже и эта одна дивизия не располагала ни танками, ни противовоздушной защитой, и что она не могла считаться обученной (первые американские части, высадившиеся в конце 1942 г. в Северной Африке, оказались совершенно небоеспособными). Ведущий американский военный комментатор, Хансон Болдвин, писал впоследствии: “Задним числом теперь совершенно ясно, что наши планы высадки в западной Европе в 1942 г. были чистой фантазией”.
Несмотря на все это, генерал Маршалл, вернувшись в Вашингтон, предложил Рузвельту, чтобы США прекратили свое участие в войне в Европе, если Англия не согласится с его планом (об этом свидетельствует б. военный министр США Стимсон, см. библиографию). Маршалла снова послали в Англию уговаривать Черчилля (генерал демонстративно отказался поселиться в имении британских премьер-министров Чекерсе). Его план провалился окончательно после того, как от ген. Кларка было получено из Ирландии донесение, что он может предоставить для предполагаемой операции лишь одну необученную и недостаточно вооруженную дивизию. Тем не менее, и план высадки — явно с единственной целью “спасать” СССР — был выработан, и угроза англичанам была сделана и в свете этих действий высшего военного начальника США следует рассматривать все происшедшее впоследствии в ходе войны.
Весной 1942 г. во Франции и Голландии все еще стояли 1.300.000 солдат германской армии в то время, как у западных союзников не было ничего отдаленно равноценного для нападения на эту силу, даже если бы они располагали к тому времени превосходством в воздухе, судами для высадки, амфибийными средствами транспорта и войсками, обученными для вторжения — о чем тогда не могло быть и речи. Рузвельту пришлось отказаться от опасной авантюры Маршалла, и Англия в третий раз во время войны оказалась спасенной от смертельной опасности3. В 1942 и 1943 г.г. английские, а затем и американские армии смогли одержать победы над немцами в северной Африке, после чего наступил переломный пункт в ходе всей войны (главным образом, разумеется, после немецкой катастрофы под Сталинградом — прим. перев.). Западные союзники были теперь подготовлены к решительному удару в Европе. Вопрос был, как и где он должен был быть нанесене Вторичное вмешательство генерала Маршалла определило в этот момент характер всей войны.
Личные воспоминания Черчилля, как и свидетельства всех остальных источников, показывают, что английский премьер был последователен в отстаивании своей точки зрения в данном вопросе от начала до самого конца. Он был единственным среди лидеров западной коалиции, кто обладал большим военным и политическим опытом, и он ясно видел, что война не принесет ни настоящей победы, ни мира, если революционному коммунистическому государству, агрессору развязавшему войну, будет разрешено проникнуть глубоко в Европу. По его планам, военные операции должны были проводиться так, чтобы советские войска не могли продвинуться много дальше естественных границ СССР.
В споре по этому вопросу главным противником Черчилля оказался генерал Маршалл, больше даже, чем Рузвельт, который в последнем году войны, в результате своей болезни, явно потерял способность ясно мыслить, если только не стал просто беспомощным пленником своего окружения. Черчилль настаивал, чтобы союзники ударили как на севере, так и на юге с тем, чтобы занять западными войсками Балканы и центральную Европу прежде, чем они, избавившись от гитлеровского, попадут в советский плен. Этот план обеспечил бы настоящую победу, дав всему миру шанс пользоваться миром до конца 20-го века, и в значительной степени осуществил бы первоначальные “цели войны”, среди которых на первом месте, как известно, стояло “освобождение”. Генерал Маршалл, наоборог, требовал сосредоточения всех сил на вторжении во Францию, что отдавало восточную и центральную Европу, как и Балканы, советским армиям; Рузвельт же, то ли сознательно, то ли потеряв способность мыслить, поддерживал ту же линию до горького финала в Ялте, где “поражение было вырвано из зубов победы”.
Война продолжалась еще полтора года, однако жребий был брошен, как показали последующие события, на первой конференции в Квебеке в августе 1943 г., когда англо-американские войска, завершив завоевание Северной Африки, повернули в Европу и уже вытесняли германские армии из Италии. По настоянию Маршалла, в Квебеке было принято решение оттянуть войска из Италии для второстепенной высадки на юге Франции, что должно было помочь намеченному главному вторжению в Нормандии. Это означало раздробление союзных войск под командованием фельдмаршала Александера в Италии (превратившихся, по словам генерала Кларка, после занятия Рима, в “колоссальную военную машину... с неограниченными возможностями”), остановку их наступления и, прежде всего, отказ от удара из Италии через Адриатическое море с выходом союзных армий на Вену, Будапешт и Прагу. Это изменило бы всю послевоенную ситуацию в пользу Запада и в пользу мира; простой взгляд на карту Европы сделает это ясным каждому читателю. В этот момент победа была уже в руках, но ей пренебрегли ради высадки в южной Франции, что было еще худшим распылением военных сил с еще худшими последствиями, чем посылка английских войск в Палестину в первую войну.
Второстепенная высадка на юге Франции не приносила военных преимуществ, могущих оправдать принятие этого решения, явно носившего политический характер; это полностью подтверждается документом, на котором генерал Маршалл основывал свои доводы в пользу указанного решения в Квебеке. Документ этот был озаглавлен “Положение России” и приписывался (согласно Шервуду) “военной оценке США на очень высоком уровне”, что указывает на того же генерала Маршалла. В нем говорилось: “После войны Россия будет занимать в Европе господствующее положение... Поскольку Россия является решающим фактором в настоящей войне, ей должна быть оказана любая помощь, а также должно быть сделано все, чтобы заручиться ее дружбой. Точно также, поскольку она несомненно будет господствовать над Европой после поражения держав оси (имеется в виду ходячее обозначение “оси Рим-Берлин” — прим. перев.), то тем более необходимо развивать и поддерживать с Россией самые дружественные отношения”.
Здесь перед нами не терпящая возражений и “дискуссий” политика в области поставок ленд-лиза повторяется и в сфере военных операции, это безоговорочная капитуляция перед приоритетом советских целей и интересов. Сталин был против союзного удара на Балканы, утверждая, что “единственная прямая дорога для удара в сердце Германии ведет через сердце Франции”; американская “военная оценка на очень высоком уровне” фактически предлагала следовать планам Сталина. Как видит читатель, этот документ дважды преподносит политическое предположение, как совершившийся факт, а именно, что после войны “Россия будет занимать в Европе господствующее положение” и что она “несомненно будет господствовать над Европой”. Именно это было в 1943 году еще вопросом, решить который призваны были два года дальнейших военных операций, а политика Черчилля была направлена на предотвращение как-раз того, что здесь преподносилось в качестве решенного вопроса. Черчилль хотел видеть Совегы победителями в войне, но отнюдь не “господами” Европы. Он оказался в проигрыше, и в этот день в 1943 году, с помощью закулисных политических махинаций, Вторая мировая война была в политическом смысле проиграна Западом.
Это было наиболее важное по своим последствиям вмешательство генерала Маршалла в ведение операций. Черчилль не позволяет себе критиковать Маршалла открыто, но оценивает его роль в своих военных воспоминаниях довольно загадочно, сожалея в их разделе “Триумф и трагедия” об упущенных возможностях. Генерал Марк Кларк, однако, командовавший в 1943 г. американскими войсками в Италии, писал в 1950 г.:
“Мы перебросили наши силы из Италии во Францию явно в угоду Сталину... чтобы не допустить нас в центральную Европу. Операция “Наковальня” (высадка в южной Франции) кончилась в тупике. Совершенно ясно было, почему Сталин был за “Наковальню”... После падения Рима армия Кессельринга могла бы быть уничтожена, если бы мы могли предпринять окончательное наступление. За Адриатическим морем лежала Югославия... а за Югославией были Вена, Будапешт и Прага... после падения Рима мы погнались за ложными целями, как с Политической, так и со стратегической точки зрения... Если бы не промах на высшем уровне, помешавший нам занять Балканы и отдавший их Красной Армий, средиземноморская кампания могла бы стать наиболее решающей для всей послевоенной истории... Было отменено наступление, которое изменило бы всю историю отношений между западным миром и советской Россией... Ослабление похода в Италии... было одной из грубейших политических ошибок этой войны”.
Генерал Марк Кларк — блестящий офицер, переведенный впоследствии на второстепенные должности и подавший в отставку — говорит об “ошибках” или “промахах” (blunders), однако цитированный нами документ, как и многие другие источники, ставшие теперь доступными, показывают, что принятое тогда решение не было ошибкой в обычном значении этого слова, т.е. промахом в результате неправильного учета возможных последствий. Последствия не только ясно предвиделись, но входили в расчеты принимавших решение; в этом в настоящее время не может быть ни малейших сомнений. Это решение было не военным, но политическим, и оно было сделано группой лиц, окружавших президента. В области военных операций оно было точной паралелью решениям в сфере ленд-лиза: подчинение всех остальных соображений интересам революционного коммунистического государства.