Двухтысячный год истории готов 13 страница
«Бог даровал нам – после нашего мира с персами – победу над вандалами, захват нами всей Ливии и взятие известного Карфагена, чтобы выполнить нашу задачу восстановления древних законов, осуществить которую не могли даже и мечтать императоры, которые правили до нас; они и представить себе не могли, что такое под силу человеку».
Бог сказал свое слово, и теперь режим был в безопасности. Среди всех громких восторгов и поздравлений Юстиниан мог позволить себе быть великодушным. Восемнадцать сенаторов, высланных после мятежа, получили прощение, а имущество Ипатия и Помпея возвратили их семьям. Последняя отчаянная авантюра императора окупилась в высокой степени: его положение теперь было неприкосновенным, и все это знали[131].
Ошеломляющий контраст между различными несчастьями, сопровождавшими военные экспедиции в королевство вандалов в середине V в., и поразительно быстрой победой Велизария не только дали неопровержимые доказательства того, что Юстиниан действительно правил по Божьему повелению, но и заставил заработать мозги придворных в Константинополе. Двух сражений за три месяца было достаточно, чтобы захватить целое королевство, которое терроризировало большую часть Средиземноморья на протяжении почти всего V в. Откуда взялось это радикальное изменение в существовавшем политическом равновесии?
Отчасти это произошло просто-напросто потому, что на этот раз восточные римляне сумели высадить свою армию в целости и сохранности на побережье Северной Африки. Вероятно, вандалов можно было бы так же легко победить и в V в., если бы орлы оказались на суше? Но на самом деле вандалам приходилось силой пробивать себе путь на восток от Марокко. Они захватили Карфаген и богатейшие земли этой провинции в 439 г. только после восьми лет борьбы с объединенными силами Восточной и Западной империй, что вовсе не говорит о том, что тогда они были не способны отразить напор римских армий. Главная причина, по-видимому, лежит в крупной перестройке армий Восточной Римской империи, которая произошла к тому времени, когда Велизарий отправился в Северную Африку.
Традиционно римские армии полагались на пехоту. Армии Цезаря и Августа, которые поддерживали римскую власть на всем Средиземноморье и большей части прилегающих территорий, опирались на силу легионов, а легионеры были преимущественно пехотинцами. Однако почти треть армии Велизария составляла конница, которая сыграла решающую роль (в сражении у Децима римская пехота так и не вступила в бой). К тому же многие из этих конников были особыми кавалеристами – тяжеловооруженными лучниками. В византийских армиях появился этот новый род войск, который объединил дистанционную ударную силу конных лучников гуннов, с которыми они были вынуждены сражаться в середине V в. – с ужасающим натиском закованной в латы кавалерии в ближнем бою; в результате появились универсальные вооруженные силы, способные доминировать на поле боя в VI в.
Сам я особенно не верю в более широкое толкование военной технологии. Бог обычно на стороне больших воинских подразделений. Но иногда – и обычно только на короткое время, пока противник не подхватит эти изменения или не найдет альтернативные средства противостояния, – новая «фишка» может дать той или иной стороне временное преимущество. В этом случае временное, но достаточное преимущество было получено благодаря более гибкому использованию возможностей конных лучников гуннов – и результат был потрясающий. Рассказы Прокопия о войне с вандалами оставляют желать много лучшего. Он не объясняет нам, почему именно вандалы потеряли восемьсот солдат, а римляне только пятьдесят во время начальной – «стычечной» – фазы сражения при Трикамаруме. Но с учетом того, что конница Иоанна постоянно делала вылазки, а затем отступала, вполне можно предположить, что их стрельба из луков и наносила в основном ущерб. Он гораздо подробнее пишет о некоторых сражениях с готами, которые последовали в Италии. Там готам трудно было вести бой с византийской конницей, способной наносить урон на расстоянии, что давало ей огромное тактическое преимущество. Главной причиной такой адаптации, которую можно отнести к концу V в., вероятно, был традиционный враг Константинополя на востоке – Персия. Но авантюра с вандалами показала, насколько велика дистанция между римскими армиями и армиями государств, пришедших на смену Западной Римской империи. А если вы знаете, что имеете большое военное преимущество до тех пор, пока никакая третья сторона вас не сдерживает, искушение использовать его, как мы уже видели в наше время, может стать непреодолимым[132].
Однако режим был чрезвычайно осторожен и все еще не спешил безрассудно ринуться в политику тотальной войны на Западе. Изначальная пропаганда, порожденная победой над вандалами, провозгласила ее триумф над еретиками, которые угнетали братьев-христиан. Иными словами, она была сформулирована специально для североафриканской ситуации и не представляла угрозы – явной или скрытой – для других западных государств. На самом деле весь военный поход Велизария оказался бы невозможным без лицензии на материально-техническое обеспечение, которую сама она предоставила римскому флоту в ее территориальных водах. Но остготская Италия была следующей вероятной целью для византийских армий, и Константинополь в VI в. не мог завоевать и удержать власть, оставаясь верным разовым друзьям или, возможно, даже имея слово «друг» в лексиконе.
Предлог для розыгрыша карты «глупых парней» в Италии был все тот же – золотое дно в виде наследственного права. Константинополь уже однажды там удачно половил рыбку после смерти Евтариха с целью расшатать недавно объединившиеся вестготское и остготское королевства Теодориха. Ответил ли он более позитивно на просьбу, выраженную в дошедшем до нас трактате Variae, – признать Аталариха наследником после смерти Теодориха и повторное отделение Испании от Италии – неясно, но это вполне вероятно, так как главная цель Константинополем уже была достигнута, а отношения оставались настолько хороши ми к началу 530-х гг., что флот Велизария нашел необходимую ему материально-техническую поддержку на итальянских берегах. Однако если имелось желание создать неприятности, то политическая ситуация в большинстве государств – преемников Западной Римской империи была достаточно нестабильной, чтобы на нее полагаться для исполнения мечты агрессора – разжигания в объекте устремлений внутренних разногласий в сочетании с пропагандой для придания вам необходимой респектабельности.
Аталариху было всего восемь или десять лет на момент смерти Теодориха, и в политическом смысле на тот момент он не мог осуществлять реальную власть в силу личных качеств. Таким образом, в Равенне началась новая игра с целью обеспечить влияние на Аталариха через совет регентов, который теперь фактически правил королевством. Прокопий создает нужное впечатление о последовавшей политической борьбе, утверждая, что мать мальчика – дочь Теодориха Амаласунта хотела, чтобы ее сын получил римское образование, в то время как другие готы мужского пола старшего возраста в совете регентов хотели, чтобы его воспитали в готских традициях. Я уверен, что это скорее упрощенная стенографическая запись, чем полный рассказ, но контроль над воспитанием короля, безусловно, стал бы ключом к непосредственной политической власти, так что даже неудивительно, если этот вопрос был одним из тех, который объединил вокруг себя соперничающие политические группировки.
В конечном счете – и Прокопий становится более точным – Амаласунта оказалась вовлеченной в борьбу с тремя ведущими титулованными готами, имена которых не названы в «Войнах». И эта борьба оказалась такой опасной, что в какой-то момент дочь Теодориха приказала погрузить на корабль сокровища и держать его наготове на тот случай, если ей понадобится быстро бежать, а Константинополь был выбранным ею местом назначения. В конце концов, она добилась успеха, но едва-едва и большой ценой. Она сумела организовать назначение этих трех готов на большие посты в провинциях, где по ее приказу их убили. Двумя из трех были, вероятно, наш старый знакомый Тулуин, который владел большими поместьями в готском Провансе (и считался военачальником провинции), и гот по имени Озуин, которого приблизительно в то же время назначили на важный – и тоже в провинции – пост в Далмации. Затем оба они исчезли без следа. Кто стал третьим, я понятия не имею, как, впрочем, и никто другой.
Королева пережила чрезвычайно опасный момент, но ей не суждено было более спокойное будущее. Истинная цена этого выживания стала ясной, когда 2 октября 534 г. Аталарих умер в юном возрасте – шестнадцати или восемнадцати лет. Теперь положение оказалось таковым, что Амаласунта не могла править сама, поэтому она назначила своего двоюродного брата Теодахада, племянника Теодориха, своим соправителем. Однако он уже был потенциальным кандидатом на трон в 520-х гг. и имел за спиной влиятельную поддержку. Организованные Амаласунтой одновременные убийства в стиле «Крестного отца» восстановили против нее многих сторонников ее устраненных соперников, что помогло Теодахаду сконцентрировать против нее критическую массу поддержки. Власть быстро ускользнула у нее сквозь пальцы, и в Константинополе тоже не было выхода из затруднительного положения. Сначала Теодахад приказал ее арестовать, а затем казнить – как известно, в ее ванне. Мы не знаем точной даты ее убийства, но к апрелю 535 г. она была уже, безусловно, мертва[133].
Когда весть о грядущей нестабильности в Италии просочилась через Адриатическое море, Юстиниан за версту почуял для себя новую возможность и послал агента-провокатора Петра Патриция (что-то вроде гибрида Джеймса Бонда и лорда Каррингтона, бывшего британского министра иностранных дел, столь нежно названного госсекретарем США «этот двуличный ублюдок»). Будучи родом из Дары в Месопотамии, где Велизарий победил персов, Петр (он еще не был тогда патрицием: эту награду он получил после возвращения из Италии в 539 г.) учился, занимался юридической практикой и был известным ученым. По словам Прокопия, его знали как человека умного, приятного в общении и убедительного, но это – хорошие новости, почерпнутые из «Войн»; плохие добавляет «Тайная история»: он был скрягой и величайшим вором. Однако нет никаких сомнений в его уме и хитрости, равно как и в доверии, которым он пользовался у императора[134].
Изначально Петр был отправлен в Италию еще до того, как Аталарих умер – он был на полпути туда, когда повстречал гонцов, несущих весть о смерти короля и ехавших в другом направлении. Но Аталарих умер от изнуряющей болезни, последствия и вероятный исход которой были очевидны еще до октября 534 г., так что, без сомнения, нависшая над Италией нестабильность стала причиной использования Петра на этом поприще. Смерть молодого короля оказалась неожиданностью, которую не предусматривали полученные им распоряжения, так что ему пришлось остановиться и ждать указаний. Скорость связи по отношению к реальным событиям была такова, что когда он наконец добрался до Италии, вооруженный приказом сообщить Амаласунте о ее поддержке Юстинианом, королева оказалась уже мертва. Вероятно, это не представляло собой такую уж и большую проблему. В «Тайной истории» утверждается, что у императора были тайные указания в любом случае организовать убийство Амаласунты. Если так, то это должно было еще больше дестабилизировать обстановку и вслед за объявленной Юстинианом поддержкой обеспечить повторение предлога (мощь низложенному и убитому монарху) – что и привело к отправке Велизария в Северную Африку. Летом 535 г. он курсировал в Константинополь и обратно – очевидно, с сообщениями Теодахада о том, что идея убийства Амаласунты принадлежала не ему: ответственность за него лежала на родственниках трех убитых по ее приказу соперников – и возвращался с ответом Юстиниана. Фактически он вернулся, чтобы посеять как можно больше разногласий в королевстве, которое теперь оказалось в первой строчке списка целей Восточной Римской империи.
Летом 535 г. Велизарий и флот во второй раз отправились на Запад, и на этот раз он перевозил 4 тысячи солдат регулярной армии, 3 тысячи изаурийцев, несколько сотен других солдат и собственную гвардию полководца. Пунктом назначения являлся, по-видимому, Карфаген, но также у Велизария был приказ в зависимости от обстоятельств проверить, насколько прочна власть готов на Сицилии, и если ее можно легко свергнуть, то так и сделать. Он высадился вблизи Катании, которая быстро сдалась. Ее примеру последовали другие города острова почти без сопротивления, за исключением Панормуса (современный город Палермо), а Сиракуза последней открыла свои ворота. И – случайно – Велизарий с триумфом вошел в нее в конце декабря – в последний день своего пребывания в должности консула. И снова Юстиниан проявил осторожность: обратите внимание на осмотрительно-возможный характер приказа Велизарию. Но после бескровного захвата Сицилии император и его пропаганда наконец вышли из тени. В этот момент впервые празднование победы над Сицилией связало режим с потенциально бессрочной политикой завоевания Западной Римской империи.
Вернувшись в Равенну, Петр резко активизировался, оказывая на Теодахада давление рассказами о военной опасности, которая движется в его направлении. В панике Теодахад согласился сдать королевство, обдумывая вариант бегства вроде того, к которому готовилась его кузина, погрузив все богатства на корабль. Но он был между молотом и наковальней, и когда на Пасху 536 г. пришла весть о том, что нападение византийцев на владения готов в Далмации отбито, он круто поменял свою позицию, объявил войну и бросил Петра, своего мучителя посольского ранга, в тюрьму.
Годом раньше подобная решительность готов в сочетании с военной неудачей могла бы заставить Юстиниана еще раз подумать, но после бескровного захвата Сицилии – исключительно ценной награды в Древнем мире – император вынужден был еще раз бросить кости. И на самом деле Теодахад слишком медленно действовал по сравнению с римлянами. Перед тем как попасть в тюрьму, где он будет томиться целых три года, Петр отправил решающее письмо – которое Юстиниан велел Велизарию ожидать и ответить на него, – призывая полководца с его армией в Италию[135].
Ведение войны византийцами на Западе больше не зависело от благоприятных и весьма непредвиденных обстоятельств, как это происходило тогда, когда Велизарий был послан первый раз с флотом летом 533 г. Три года спустя готы взялись за оружие и уже выиграли один раунд. Но подобно неоконсерваторам, почти полтора тысячелетия спустя Юстиниан был уверен, что у него есть военные средства, чтобы свалить королевство готов так же быстро, как королевство вандалов. Игральную кость войны бросили изо всех сил, и Константинополь принял решение возвратить себе каждую пядь римской территории, какую только сможет. По длинному и извилистому пути режим Юстиниана наконец пришел к политике, которая для историков навсегда стала его отличительной особенностью. Кто выйдет победителем и получит ли он все?
Глава 4. Плавание в Византию
Что касается Прокопия – но это не должно быть большой неожиданностью, – победителей не было.
«Назвать точное число тех, кто был им уничтожен, не смог бы никто, я думаю, даже Бог. Думаю, что быстрее можно сосчитать все песчинки, чем огромное число тех, кого лишил жизни этот император».
Его обзор начался в Северной Африке, которая теперь (550 г., когда была написана «Тайная история») «была так сильно разорена, что путешественнику, долго находившемуся в пути, непросто было… встретить там человека». Что касается событий, последовавших в Италии, то «она везде еще больше обезлюдела, чем Северная Африка». Разрушение не ограничивалось местностью, на которую обрушились армии Юстиниана. Все римские Балканы «практически каждый год подвергались разграблению гуннами [имеются в виду булгары], славянами и антами с тех пор, как Юстиниан возглавил Римскую империю; и они наносили страшный урон жителям того региона, так как во время каждого вторжения, я думаю, более двадцати мириадов [один мириад = 10 000] римлян там уничтожались или попадали в рабство».
А тем временем на Востоке:
«Персы под командованием Хосрова четыре раза совершали набеги на оставшиеся владения римлян, разрушали города, а что касается людей, которых они обнаруживали в захваченных городах и сельской местности, то часть из них они убивали, а часть уводили с собой, лишая земли, на которые нападали, жителей».
И это не считая – как дальше перечисляет наш автор – потерь среди противников римлян и тех, которые погибли из-за плохого руководства или природных бедствий, – все это можно поставить в вину императору с дьявольскими замашками. В общем и целом, по подсчетам Прокопия, «мириад мириадов мириадов» – то есть 10 000 в третьей степени, или триллион, человек погибли из-за дьявольского правления Юстиниана. Как нам услужливо сообщает примечание к одному обычному переводу на английский, «десять тысяч в кубе – это не язык точных вычислений; Прокопий пытается доказать справедливость претензий к Юстиниану»[136].
Но поэтическая вольность не обязательно означает, что главный акцент не на месте. Многие ощущали, что правление Юстиниана действительно истощило империю, сделав ее легкой добычей для разных бед, которые вскоре и последовали. Так насколько справедливо обвинение Юстиниана? Здесь нужно дать ответ на три связанных между собой вопроса. Стоили ли территории, которые аннексировали его армии на Западе, затрат на завоевание? Имели ли эти затраты существенно плохие последствия для населения империи, которую он унаследовал от своего дяди? И можно ли более поздние территориальные потери на Балканах и Востоке справедливо считать долгосрочными последствиями политики Юстиниана?
Закат власти готов
В конце концов, как заставят вас поверить суждения Прокопия, война Юстиниана с готами влетела в гораздо большую копеечку, чем ожидали император и его советники. Но почти как в случае недавнего дислоцирования западных военных сил в Афганистане и Ираке, ушло какое-то время на то, чтобы это стало очевидным. На начальном этапе итальянская война выглядела как вторая североафриканская кампания. Она началась вполне серьезно летом 536 г., когда Велизарий высадился на юге собственно Италии и осадил Неаполь, который после продолжительной борьбы в конечном итоге пал. Мы знаем, что к ноябрю он был уже в руках византийцев. Тем временем Теодахад, все еще находившийся в Риме, ничего не делал, очевидно надеясь найти какое-нибудь решение путем переговоров в своем безвыходном положении. Но падение Неаполя – это было уже слишком для его основных сподвижников, которые низложили и казнили его еще до конца года. Так погиб последний мужчина из великого рода Теодориха, который правил остатками его империи. А на его место знатные готы выдвинули Витигиса, который уже заработал себе репутацию талантливого военачальника. Теперь у готов была власть, так же полная решимости вступить в вооруженную конфронтацию, как и армия Юстиниана. Дутая война, которая длилась до падения Неаполя, закончилась, и настоящее сражение должно было начаться с наступлением лучшей погоды, когда весной 537 г. снова зазеленела трава[137].
Витигис провел зиму в приготовлениях. Покинув в декабре Рим, он поехал в Равенну собирать и экипировать свое войско. Он также уступил франкам галльские территории, которые Теодорих завоевал в 508 г., а Тулуин расширил в 520-х гг., чтобы обезопасить северные границы готов и освободить военные силы, которые в противном случае потребовались там для несения гарнизонной службы. Необходимость в этом была настоятельная, потому что его армии уже понесли потери в людской силе. После уничтожения гарнизона Неаполя Велизарием некоторые готы (далеко не большинство, как мы увидим) явно оказались под впечатлением от легкости, с какой были разгромлены вандалы. Так, некий Питцас и половина готов – жителей Самния немедленно сдались Велизарию, чтобы не сражаться за Витигиса.
К февралю 537 г. Витигис собрал войско, но Велизарий уже вошел со своими ограниченными силами в Рим вскоре после того, как король готов покинул его 9-10 декабря. Таким образом, 537 г. был потрачен готами на бесплодную осаду старой столицы империи. В тот момент Прокопий все еще находился при своем полководце, и он предоставляет нам захватывающий рассказ очевидца, полный готского бесстрашия и римской стойкости. В сущности, Витигису не хватало либо людей, либо полководческого искусства, чтобы ворваться в город, и Велизарий, несмотря на продолжительное тактическое преимущество в вооружении, которое проявлялось всякий раз в бою, испытывал нехватку людей, чтобы выйти и сражаться. Осада была на короткое время остановлена в декабре 537 г., когда прибытие римских подкреплений побудило готов заключить трехмесячное перемирие. В остальном же этот год запомнился несколькими незначительными схватками на балканском фронте в Далмации, где готы снова провалили осаду – на этот раз Салоны, которую римляне взяли в 535 г.[138]
Безвыходная ситуация в Риме разрешилась в начале нового года. Подкрепления Велизария состояли в основном из конницы, и римский полководец как можно скорее отправил ее совершить налет на Пиценум. Это был район, находившийся на дальнем конце Апеннинского полуострова на адриатическом побережье, относительно густо населенный готами, и целью Велизария было прекратить осаду Рима, создав угрозу женам и детям солдат, которые держали его взаперти в городе. Эта военная хитрость удалась. К марту 538 г. Витигис уже испытывал достаточное давление и был вынужден прекратить осаду. Армия готов отступила на север через Апеннины по Фламиниевой дороге, чтобы отрезать и уничтожить конницу Велизария, которая к этому времени находилась за стенами Римини, учинив максимальное разорение на юге. При отступлении Витигис организовал ряд опорных пунктов для защиты своего тыла. Гарнизон из самых лучших бойцов был оставлен в стратегически удачно расположенном городе Осимо, другие войска – в Клузии (известен своим правителем Ларсом Порсеной), Урвивентусе, Тудере, Петре, Урбинусе, Чезене и Монтефертре (карта 8, с. 209).
Однако с окончанием осады Рима войска Велизария имели полную свободу передвижений. Поспешив отправить подкрепление в Римини другим путем через горы до прибытия основных сил Витигиса, занятого устройством опорных пунктов, Велизарий отправил второе войско морем в Геную. Затем оно походным маршем двинулось на север, чтобы принять капитуляцию Милана и других городов Лигурии на северо-западе. С основной частью своей армии Велизарий последовал за Витигисом на северо-восток в Пиценум, где по прибытии дополнительных подкреплений он начал прокладывать себе путь на побережье к Равенне[139]. И опять могло показаться, что Юстиниан проявляет осторожность – несмотря на то что ввязался в войну, он хотел посмотреть, как пройдут первые бои, прежде чем вводить новые войска. По-видимому, если бы Велизарий не добился успеха, император имел в виду заключить сделку, основанную на том или ином разделе полуострова, что было одним из пунктов, которые обсуждались с Теодахадом во время ложной войны. Но к концу 538 г. Юстиниан мог позволить себе мыслить более масштабными категориями. Когда зима положила конец маневренным боевым действиям, Витигис остановился неподалеку от Римини, а Велизарий быстро к нему приближался, и власть готов на северо-западе ослабевала.
В 539 г. Велизарий в значительной степени удерживал стратегическую инициативу. На главном – адриатическом – фронте он медленно стягивал кольцо вокруг армии Витигиса. С наступлением лета были захвачены Осимо и Фьезоле. Эти успехи открыли сеть дорог, ведущих в Равенну, и в декабре Велизарий начал наступление на сам город. Тем временем Витигис послал с ответной военной экспедицией в Лигурию своего племянника Ураиса, который вернул готам захваченные города и разграбил по ходу дела Милан. Но этого было недостаточно, чтобы готы вновь обрели стратегическую инициативу. Угроза римлян этому региону оставалась существенной настолько, чтобы, например, помешать Ураису покинуть долину реки По, чтобы защитить Фьезоле в решающий момент, как того хотел король готов[140].
К концу года положение Витигиса стало быстро ухудшаться. Отдельные готы и даже целые группы начали отказываться от продолжения его дела и хотели прийти к соглашению с Велизарием. Из-за правильно направленной угрозы их семьям и имуществу, как это было с Пиценумом, оба гарнизона готов в Альпах и основная часть маневренных сил Ураиса разошлись по домам. Оказавшись в еще большей изоляции в Равенне, Витигис прибегнул к дипломатии и начал вести переговоры об оказании ему помощи с лангобардами и франками на севере и – с еще большим отчаянием – с Персидской империей на востоке в надежде на то, что вторжение персов в Сирию подорвет способность Юстиниана вести войну одновременно и в Италии[141]. Но никакие его дипломатические шаги не привели к достаточно быстрым результатам – подрыву стратегического господства Велизария, и именно об этом моменте Кассиодор небрежно написал в Variae, отчаянно пытаясь перестраховаться от политической катастрофы, которая маячила на пороге.
Перед Велизарием же, наоборот, теперь стояла последняя проблема военной кампании – сама Равенна. Защищенная болотами и стенами, она была практически неуязвима, и подобно Теодориху в 493 г. Велизарий стал искать другой способ проникнуть за ее стены. Начались переговоры одновременно на нескольких уровнях, как это было в начале войны. Готы прямо предложили, что они официально подчинятся Юстиниану и уступят ему большие участки итальянской территории. По этому плану, урезанное готское королевство было бы ограничено землями к северу от реки По – Лигурией и Венетией, где в 490-х гг. Теодорих разместил основную массу готов. Юстиниан, возможно, согласился бы на это в начале войны, но успех и подкрепления означали, что теперь он хочет более существенных результатов. В то же самое время при тайных контактах готы пытались заставить Велизария забыть о своей верности императору, предлагая ему «править на Западе», что было бы дальнейшим возрождением империи на Западе на основе союза армии Велизария и вооруженных сил готов.
Думая, что заполучил Велизария, Витигис открыл ворота Равенны в мае 540 г., но готов обманули. Как об этом пишет Прокопий, они сдались, полагая, что Велизарий действительно объявит себя императором Западной Римской империи, но, как только римляне оказались в городе, ничего подобного не случилось, и Витигис не мог ничего поделать. Он и его главные соратники были взяты под стражу, а остатки армии готов отправлены по домам. После эффектной развязки, устроенной Велизарием, война казалась законченной[142]. И если бы это был конец, то я сомневаюсь, чтобы историки потратили много времени и сил, с волнением обсуждая, чего это стоило. На то, чтобы одержать победу над Витигисом, ушло больше восьми месяцев, которые потребовались для ликвидации Гелимера; имелись еще и побочные издержки – прежде всего разграбление Неаполя и Милана. Тем не менее весной 540 г. три военных сезона, направленные на то, чтобы избавиться от остготского королевства, которое всего лишь одно поколение тому назад было основой возможной реставрации Западной Римской империи, должно быть, представлялись весьма разумной отдачей с инвестиций Юстиниана.
Но счет оказался еще неполным. Далеко на востоке победы Юстиниана над вандалами начали наводить персидский двор на размышления о том, насколько успех римлян на Западе нарушает равновесие сил между двумя империями. Раздумья усилились летом 539 г., когда неизвестным путем в персидскую столицу Ктесифон прибыло посольство от Витигиса со следующим сообщением:
«Ясно, что если он может уничтожить и готов, он пойдет и на персов вместе с нами и вандалами, которых он уже поработил; он не будет ни уважать слово «дружба», ни постыдится нарушить данные им клятвы».
Посольство должно было и облегчить тяжелое положение готов, и расшевелить персов, но я уверен, что те прекрасно поняли все без помощи отчаявшегося короля готов или даже без помощи армян, которые тоже, если верить Прокопию, пытались воздействовать на Хосрова сообщениями о растущей мощи римлян. Так или иначе, но последний весной 540 г. ввел свою армию в римскую Месопотамию, не обращая внимания на сеть мощных крепостей, стоявших у него на пути, и направился прямо в Антиохию – региональную столицу Восточной Римской империи и один из ее самых крупных городов. Он считал, что может так поступить, потому что достаточное количество римских войск воевало в Северной Африке и Италии, так что он был уверен в том, что на его войско не нападут сзади, если он решится забраться в глубь римской территории.
Результаты были потрясающими. Сначала персы взяли город Беройю (современный Алеппо), а затем в июне 540 г. обрушились на Антиохию. Региональную столицу захватили через несколько дней и сровняли с землей; уцелели лишь две церкви – одна внутри городских стен, а другая вне их, а также дома на окраине города – на них не обратили внимания, и к тому же там никто не жил. Сохранившееся население угнали в Персию, где на расстоянии дневного перехода от Ктесифона был построен новый город, в чем-то похожий на старый. Этот город носил название Большая Антиохия Хосрова, и в нем имелись бани, ипподром, возничие на колесницах и музыканты. На расходах не экономили, превращая город в вечный памятник величайшей победе, которую когда-либо завоевывал персидский шахин-шах[143]. Поэтому косвенным образом западные авантюры Юстиниана стоили ему второго города империи: сокрушительный удар сам по себе, но ни в коем случае не конец.
В Италии основная масса готов благодаря хорошо продуманной Велизарием военной хитрости разошлась по домам (испугались нападения на них), но они не были разгромлены в сражении. Более того, Велизарию не хватало войска, чтобы оккупировать на полном ходу основные районы проживания готов к северу от реки По. Единственным римским подразделением в этом районе являлась группа герулов под командованием Виталиуса в Тревизо. Когда обман Велизария стал очевиден, тактическая возможность и военная сила были в наличии для того, чтобы наиболее энергичные вожди готов вновь разожгли огонь войны. Летом 540 г. продолжали оказывать сопротивление двое – Ураис в Павии и Ильдебад в Вероне. Ни тот ни другой не вели наступательных боевых действий, но оба отказывались сдаться и продолжали настаивать на том, чтобы Велизарий принял корону Западной империи.