Майкл Хардт, Антонио Негри 8 страница
1.2. Подавление мятежей
жизненном комплексе». Важно признать, сколь тесно связана биовласть с войной как на практике, так и на каждом уровне предпринимаемого нами анализа.
Революция в военном деле
Наличие тесной связи между развитием технологий экономического производства и вооруженного уничтожения признают не только критики военной машины. Важные представления относительно ее происхождения - пусть в неполном и искаженном виде - мы получаем дополнительно на основании того, как сами военные круги, прежде всего американские, трактуют изменения, ведущие к новому состоянию военного дела. После 1989 года и завершения «холодной войны» началось то, что многие военные аналитики окрестили «революцией в военном деле» (РВД), или просто «трансформацией обороны», понимая под таковой крупные подвижки в военной стратегии США58. Понятие РВД исходит из трех основных предпосылок: из того, что новые технологии создают возможность для новых форм ведения боя; что ныне Соединенные Штаты располагают подавляющим преимуществом в военной силе над всеми другими государствами; и что с концом «холодной войны» утратила смысл парадигма войны как предсказуемого массового конфликта. Американская военная машина была настроена на обеспечение участия ведущих держав в противостоянии на двух фронтах одновременно. Однако отныне уже нет более необходимости готовиться к длительному, крупномасштабному ведению боевых действий высокой интенсивности даже на одном фронте. Вооруженные силы США, объединенные в огромные подразделения, с тысячами солдат в одной отдельно взятой дивизии, необходимо полностью реорганизовать. Теперь требуются небольшие части; они Должны совмещать сухопутный, воздушный и морской потенциал, а также быть готовыми к осуществлению миссий разного типа - начиная с поиска и спасения, а также гуманитарной помощи и заканчивая активным ведением боев малого или среднего масштаба. РВД не только реорганизует армии, но и приводит к максимальному использованию новых информа-
61Часть 1.Война
ционных и коммуникационных технологии, что дает американским военным гигантское превосходство и ставит их в асимметричное положение по отношению ко всем их союзникам и врагам. РВД создает новую стандартную формулу военных операций США, включающую в себя использование почти абсолютного американского превосходства в воздухе, дополняемое морскими силами и управляемыми ракетами, интеграцию всевозможных разведывательных органов, максимальное применение информационно-коммуникационных технологий и тому подобное59. В таких условиях армии и ее наземным частям отводится явно подчиненная роль относительно военно-воздушных и военно-морских сил и, в особенности, разведывательных и информационных технологий, которые обеспечивают эффективную доставку боезарядов к любой цели при сниженном риске. Обычно наземные силы не задействованы в бою с самого начала. Вместо этого они разворачиваются мелкими, мобильными группами, чтобы в оперативном и техническом плане обеспечить координацию воздушных, морских и разведывательных служб. В этих рамках боевые операции стали чем-то вроде «системы систем» военной силы. Считается, что подобные новые стратегии и технологии делают войну занятием, которое для американских солдат практически лишено риска, поскольку защищает их от угрозы со стороны любого противника.
Однако не все в американском военном истеблишменте разделяют подобное понимание РВД. Те, кого мы можем назвать «традиционалистами», не согласны с «технологами», выступающими за теорию РВД, в особенности по вопросу о риске, которому подвергаются американские солдаты. Традиционалисты настаивают, что РВД положила конец той войне, которую мы знали. Для них достоинства войны необходимым образом включают в себя столкновение живой силы и, тем самым, угрозу смерти; с точки же зрения технологов, прямого столкновения между живой силой противостоящих друг другу противников практически не будет. Войну будут вести в стерильной технологичной манере, а число погибших, по крайней мере, в вооруженных силах США, будет стремиться к нулю. Прицельные бомбардировки, ставшие возможными благода-
1.2. Подавление мятежей
о# новым ракетным, информационным и коммуникационным технологиям, по их словам, позволяют удерживать большинство американских солдат на безопасном расстоянии и минимизировать непреднамеренное уничтожение населения противной стороны. Кроме того, по мнению технологов, сегодня это единственно возможный способ вести войну, так как после Вьетнама общественность США не готова принять войну с массовыми потерями среди американских военных. Традиционалисты, конечно, выступают не за то, чтобы солдаты США погибали. Но они полагают, что мандат, согласно которому не умрет ни один солдат, слишком жестко ограничивает амплитуду боевых действий. Они считают, что общественность страны необходимо убедить согласиться с вероятностью американских потерь в живой силе. Так, некоторые из традиционалистов надеялись, что атаки 11 сентября 2001 года восстановят в США патриотические добродетели и готовность к жертвам, которые, в их представлении, необходимы, чтобы глобальная сверхдержава смогла поддерживать свое господство60.
Обычно традиционалистов относят к консерваторам. Их часто ассоциируют с администрациями отца и сына Бушей, тогда как технологов связывают с администрацией Клинтона. Но на деле этот спор не укладывается в четкие рамки межпартийных разногласий или различий во мнениях между президентскими администрациями. В ходе войны в Ираке в 2003 году, например, министр обороны Дональд Рамсфелд был самым пылким приверженцем технологического подхода, настаивая, что война может быть выиграна, а оккупация - осуществлена при минимальном количестве войск. Американские генералы, напротив, придерживались традиционалистской точки зрения, согласно которой необходимы масштабное развертывание войск и применение обычной тактики.
Следует отметить, что во многих отношениях РВД и позиция технологов соответствуют последним изменениям в экономическом производстве. На протяжении XIX и XX столетий война подразумевала тотальную мобилизацию, в ходе которой воюющая нация становилась единым социальным организмом, параллельным организму, задействованному в промышленном производстве. В современной войне индиви-
63Часть I.Война
ды могли быть неразличимы (вспомним, как Эрих Мария Ремарк описывал растворение индивидуальных тел в грязных окопах), но они всегда возвращались в коллективном виде (например, Эрнст Юнгер уподоблял целую армию единому телу, сделанному из стали). Луи-Фердинанд Селин верно уловил эту трансформацию современного общества, в очередной раз обратив внимание на значительное сходство между пехотинцем на войне и фабричным работником. «Тотальная мобилизация», характерная для войн эпохи модернити, по сути означала превращение всего общества в своего рода военную фабрику, когда наблюдался явный параллелизм между скоплением людей на поле боя и их сосредоточением на фабриках, между безликим ; массовым работником и безымянным, неизвестным солдатом61. Стратегии организационной эффективности Тэйлора, научное планирование и технологические нововведения заполонили поля битв точно так же, как и фабрики. Массовая технология эпохи модернити оказалась подчинена корпоративной реальности, а ведение боевых действий предполагало уничтожение одних людей другими посредством военной технологии''2.
Однако, согласно идеологии РВД, войне больше не нужны массы солдат, которых убивают в окопах. Люди на поле боя, в воздухе и на море стали придатками механизмов или, точнее, внутренними элементами сложной механической и электронной аппаратуры. (Парадоксальным образом, постмодернистские теории субъекта вновь выходят на поверхность в терминах военной теории.) РВД зависит не только от технологических достижений (связанных с появлением компьютерных и информационных систем), но и от новых форм общественного труда - мобильных, гибких, нематериальных. Как представляется, рассматриваемая военная идеология некоторым образом предвосхищает те формы биополитического производства массы, о которых мы будем говорить во второй части книги. В соответствии с таким видением, новые солдаты должны не только убивать, но и быть способными диктовать завоеванному населению нормы жизни - культурные, правовые, политические, а также связанные с обеспечением безопасности. Поэтому не стоит удивляться, что считается необхо-
1.2. Подавление мятежей
мым любой ценой сохранять тело и мозг подобного воина, соединяющего в себе целый набор разных аспектов деятельности биовласти. Такой солдат представляет собой некий апофеоз общественного труда, ценный товар. Как же сильно этот биополитический воин отличается от солдат - промышленных рабочих, которых убивали в окопах Первой и блицкригах Второй мировых войн! В подобном смысле РВД представляет собой предвосхищение и экстраполяцию новейших изменений общественного труда, когда на поле брани вбрасываются фигуры экономического производства.
Многое свидетельствует в пользу того, что в самых высоких сферах военного руководства технологи в целом возобладали в споре с традиционалистами. Начиная с первой войны в Персидском заливе, затем в Косово, Афганистане и снова в Ираке разворачивается план, состоящий в том, чтобы постепенного лишить войну «телесности». По всей видимости, американское руководство полагает, будто огромное преимущество США в огневой мощи, изощренность технологий и точность вооружений позволяют американским военным атаковать противников с безопасного расстояния с большой точностью и решительностью, устраняя их хирургическим путем, как многочисленные раковые опухоли, с глобального общественного тела при минимуме побочных эффектов. Иначе говоря, с технологической точки зрения война становится виртуальной, а с военной - бестелесной. Для тел американских солдат нет никакого риска, тогда как тех, кто воюет на стороне врага, убивают действенно и незримо^.
Впрочем, в технологической точке зрения на войну, связанной с РВД, есть существенные и нарастающие противоречия. Во-первых, оставаясь на уровне простых фактов, нужно задаться вопросом о соответствии этой военной идеологии реальности. Так, сомнения вызывают:
- сохраняющийся высокий уровень «косвенных потерь» (когда же удастся довести технологию до совершенства?), -непропорционально большое число солдат американских и союзных войск, гибнущих под «дружеским огнем» (когда же будет улучшена координация информационных и командных структур?),
65Часть l.Bouna
- и те бесконечные проблемы, с которыми вооруженные силы сталкиваются, когда производят «демократический переход», наступающий вслед за «сменой режима» (когда же удастся лучше подготовить армию к решению социальных, политических и культурных задач строительства государств?).
В какой степени все это вообще возможно? В конце концов, ввиду сохранения и накопления подобных противоречий, эту идеологию станет все труднее оправдывать.
Во-вторых, на более абстрактном и символическом уровне идеологии РВД также противоречит нарастающее явление террористов-смертников. Это мрачная противоположность, кровавый двойник неуязвимого бестелесного солдата. Как раз тогда, когда тело как будто исчезло с поля боя с воцарением политики отказа от потерь в своей живой силе, вытекающей из высокотехнологичной военной стратегии, оно возвращается во всей своей непривлекательной, трагической реальности. И РВД, и террорист-смертник отвергают тело, подверженное риску, которым традиционно определялось ведение боя, так как первая гарантирует жизнь, а второй - смерть. Мы никоим образом не превозносим ужасную практику использования смертников для организации взрывов и не оправдываем ее, как некоторые из тех, кто усматривает в ней последнее орудие в борьбе с системой тотального контроля. Мы просто утверждаем, что ее можно воспринимать как проявление противоречивости технологического видения новой бестелесной войны. Террористы-смертники - крайний пример трудностей и противоречий, в принципе возникающих из-за асимметричности конфликтов, которую мы проанализируем в следующем параграфе «Асимметрия и доминирование по всему спектру».
Третье противоречие дает знать о себе на самом общем концептуальном уровне в понимании технологичной бестелесной войны. Так как технологическое видение автоматизированных военных машин, не требующих присутствия солдат, часто граничит с научной фантастикой, вероятно, не лишним будет взять урок у капитана Кирка, чтобы проиллюстрировать данное противоречие. В эпизоде многосерийного фильма «Межзвездный полет», который называется «Ощуще-
1.2. Подавление мятежей
ние Армагеддона», звездолет «Энтерпрайз» отправляется с дипломатической миссией на некую планету, более 500 лет воюющую с соседней планетой. Когда Кирк и Спок прибывают туда, местный лидер объясняет им, что битвы в этой войне происходят на компьютерах, в форме своеобразной виртуальной игры, которая, по его утверждению, является самым прогрессивным способом ведения войн, позволяющим жителям этой планеты сохранить свою цивилизацию. Но капитан Кирк с ужасом узнает, что, хотя речь идет о виртуальном сражении, те, кого компьютер посчитал убитыми в бою, должны затем явиться к «дезинтеграционной машине», чтобы подвергнуться аннигиляции. В присущей ему эмоциональной манере Кирк восклицает, что это нецивилизованный и варварский обычай. По его словам, война невозможна без уничтожения и ужаса. Именно это заставляет нас избегать войн и прекращать их. По его мнению, состояние конфликта между этими двумя планетами длится бесконечно потому, что они сделали войну «рациональной», безукоризненно чистой и технологичной. Кирк и Спок ломают компьютеры, чтобы вынудить планеты вернуться к реальным боевым действиям, тем самым побуждая их открыть переговоры, которые в результате положат конец затянувшейся войне. Приключения звездолета «Энтерпрайз» выявляют противоречие, заключенное в технологической мечте РВД о цивилизованной, бестелесной войне. Без ужасов войны меньше стимулов дкя завершения боевых действий, а война без конца, по словам Кирка, - это предел варварства. Впрочем, между идеологией РВД и тем, что случилось со звездолетом в фильме, есть важное различие, которое дополнительно усугубляет отмеченное нами противоречие. Ведь сегодня противоборствующие стороны не равны. Когда руководство США воображает себе бестелесную войну или войну без участия солдат, оно, конечно, имеет в виду только американских солдат. Тела врагов, вне всякого сомнения, предназначены к уничтожению (и все чаще не сообщается о вражеских потерях, как гражданских, так и военных, они даже не подсчитываются). Подобная асимметрия еще больше затрудняет разрешение указанного противоречия, поскольку побуждение к прекращению войны наличествует лишь с одной сто-
67Часть l.Bouua
1.2. Подавление мятежей
роны. В чем для сильнейшей стороны может состоять стимул завершить конфликт, если она от него никак не страдает?
Отчасти эти противоречия возникают из-за того, что в теориях РВД совершенно отсутствуют соображения относительно общественного субъекта, ведущего войну. По-видимому, картина будущей войны без солдат мешает учету тех реальных воинов, которые сегодня все же ведут боевые действия. В некоторых случаях большинство солдат, чаще всего рискующих на передовой, - это не американцы, а «союзные силы», меняющаяся группировка солдат из других стран - европейцев, канадцев и австралийцев, а также пакистанцев, афганцев и так далее, которые все, в конечном счете, находятся под командованием США в рамках своего рода военного аутсорсинга. Например, ведение наземных боев в Афганистане, к сожалению для военных теоретиков традиционалистского толка, по большей части было возложено на группу доверенных заместителей. Многие эксперты заявляют, что бен Ладен и другие лидеры «Аль-Каиды» ускользнули из гор Тора-Бора в конце 2001 году потому, что задачу по их обнаружению решали афгано-пакистанские сухопутные войска, а не солдаты США. Утверждают, что нежелание рисковать американскими наземными силами угрожает успеху военных операций"4. Более того, генералитет США все больше прибегает к использованию частных военных «подрядчиков», то есть фирм, которыми нередко заправляют бывшие боевые офицеры, обеспечивающие вербовку, подготовку и выполнение разных функций поддержки и боевых задач как вне поля боя, так и непосредственно в бою. Такие частники из числа военных профессионалов, нанятые по контракту, замещают личный состав армии, находящийся на действительной военной службе, однако, в отличие от последнего, не подлежат публичной отчетности. Эта практика ведет к размыванию границы между выполнением по контракту вспомогательных функций и солдатами-контрактниками, говоря прямо - наемниками55. Следует также отметить, что сами вооруженные силы США пополняются в основном из самых необеспеченных и наименее привилегированных сегментов американского населения. В них непропорционально большое число афроамериканцев наряду со многими людь-
мИ) лишь недавно получившими американское гражданство. Джон Уэйн уже не может восприниматься как показательный образ солдата США и, что еще важнее, американские солдаты в совокупности не представляют собой слепка с американского общества. В этом они далеки от традиций республиканских армий, которые воспроизводили и представляли социальную структуру общества в целом. На настоящий момент американских военных невозможно воспринимать как «вооруженный народ». Скорее ситуация выглядит так, что в войне эпохи по-стмодернити, как и во времена древнего Рима, армии наемников превращаются в основную боевую силу.
Странно, что приходится отмечать, насколько слабы теории РВД в сравнении с классическими исследованиями военного дела, проведенными такими авторами, как Макиавелли и Клаузевиц, - что хорошо сознают сегодня военные теоретики традиционалистского направления. Если настаивать на войне без потерь и на технологической асимметрии между армиями ведущих и всех остальных стран, то тем самым, избавившись от проблемы людей и их роли, мы лишаем военное искусство общественного лица. Макиавелли, отстаивая в сфере общественной обороны республиканский идеал, придерживался мнения, что в битве свободные люди важнее, чем пушки. Это утверждение противоречит тому, что диктует интуиция, но оно нашло подтверждение во всех современных войнах и революциях - от Вэлли-Фордж до Вальми, от Сталинграда до Дьен Бьен Фу и от Гаваны до Алжира. Клаузевиц тоже считал, что технология вполне вторична относительно солдат как таковых и что всякая армия, в сущности, есть организованная группа вооруженных добровольцев, причем подтвердилось, что это решающий фактор для победы. Мечта технологических стратегов эпохи постмодернити об армии без солдат и о битве без тел противоречит этим классическим концепциям субъекта войны.
Теория революции военного дела серьезно подрывает науку о войне. Вооруженные наемники составляют гнилую армию, если учесть подрыв общественной морали и высвобождение властных устремлений. Следует ли ожидать бунта наемников в соответствии со старыми классическими теория-
69Часть I.Война
ми? Считать ли таким бунтом атаку «Аль-Каиды» на «башни-близнецы» и Пентагон? Должны ли мы относиться к Саддаму Хусейну как к человеку, готовому за плату сражаться за любое дело, который некогда получал деньги от правительства США, а затем восстал против прежних хозяев? Когда глобальный порядок конституируется войной, а генералы становятся высшими судьями, только подобных результатов и стоит ожидать. Достаточно проанализировать ту новую роль, какую на всех уровнях играет разведка - военная, коммерческая, культурная и так далее, - чтобы развить в любом направлении такое понимание разложения. Военные руководители, несущие ответственность за свои стратегические области, руководят нами как наместники, политические и военные правители в обширных зонах мира. Все это уже случалось во времена империализма и колониализма, однако тогда конкистадоры и военные главари все же оставались под ощутимым контролем со стороны политического руководства в странах своего происхождения. Сегодня же отношения между местными правителями (и тем более - между политическими руководителями стран) и имперским центром выглядят столь же подозрительно, как и те, что в XVI веке связывали королеву Елизавету с пиратами Атлантики.
Наемник и патриот
Конец Римской империи и упадок итальянского Возрождения дают два примера, среди множества прочих, свидетельствующих о триумфах наемничества. Когда вооруженные силы не состоят больше из населения страны, а армия уже не есть народ с оружием, то империи гибнут. Сегодня все армии вновь постепенно превращаются в наемные. Как и в завершающий период эпохи Возрождения, современными наемниками руководят кондотьеры. Среди них есть те, кто стоит во главе националънъи отрядов специалистов в различных областях военной технологии; другие возглавляют батальоны стражников - всемирных швейцарских гвардейцев; наконец, третьи руководят армиями стран-сателлитов, поддерживая глобальный порядок. Руками наемников совершены некоторые из наиболее ужасньи злодеяний, таких как в лагерях беженцев Сабра и
1.2. Подавление мятежей
Щатила в Бейруте в 1982 году. Или, скорее, как написал Жан Жене после посещения этих лагерей, то были наемники из наемниковт.
Однако в настоящее время война ведется уже не так, как в начальный период модернити. Позицию кондотьера нередко занимает инженер или, точнее, некто, связанный с рядом промышленных отраслей, развивающих новые системы вооружений, связи и средств контроля. Сегодняшним наемникам приходится быть биополитическими солдатами, которым необходимо владеть набором технических, правовых, культурных и политических навыков. Наемник даже может стать главой государства в оккупированной стране, приговоренной судьбой к маргинальному положению в глобальной иерархии: эдакие гауляйтеры, то есть районные руководители в нацистской партии, или Карзай и Чалаби, бизнесмены, вброшенные во власть, или, наконец, просто Курц, господствующий, как Бог, над подчиненными народами. Например, небольшая группа высококвалифицированньп наемников под зловещим наименованием «Исполнение приговора», куда входят в основном бывшие военнослужащие Национальных сил обороны ЮАР, почти целое десятилетие решали вопросы государственной власти и контролировали основнъм отрасли промышленности, включая торговлю алмазами, в Уганде, Сьерра-Леоне и других странах Центральной и Западной Африки61.
Связи, которые складываются между имперскими аристократами и наемниками, порой весьма тесны, а иногда довольно слабы. Наибольшие опасения вызывает то, что кондотьеры способны въктупитъ против имперской аристократии. Саддам Хусейн поступил так после того, как послужил своего рода швейцарским гвардейцем в противовес угрозам исламского Ирана; Усама бен Ладен сделал то же, когда освободил Афганистан от советского присутствия. Приход к власти наемника, как указывал Макиавелли, означает конец республики. Власть наемников и коррупция становят- синонимами. Следует ли нам ожидать восстания наемников против нынешней глобальной империи или же им свойственны лишь мсимиляция и выполнение вторьт ролей в правящих структурах? Макиавелли учил нас, что лишь мощное оружие обеспечивает хоро-шие законыт. То есть можно заключить, что плохое оружие (а на я Макиавелли наемники - оружие негодное) приводит к дур-
71Часть 1.Война
1.2. Подавление мятежей
ным законам. Иными словами, разложение военных приводит к загниванию всего политического строя.
Такая дорога к разложению - только один из возможнъи путей в будущее. Другой - это возрождение amor patriae, любви к своей стране, такой любви, которая не имеет ничего общего с национализмом или популизмом. Эрнст Канторович в замечательном эссе по истории понимания смерти за родину «Pro Patria Mori» показывает, что соответствующий европейский концепт эпохи модернити на деле не ведет своего происхождения, как можно было бы ожидать, от древнегреческого или римского прославления героев, участвующих в битве. Скорее, его истоки прослеживаются в средних веках и эпохе Возрождения, когда любовь к стране в реальности не связывалась с какими-то ее институтами или, тем более, с национальной идентичностью. Убрав поверхностный слой с понятия любви к своей стране, Канторович обнаруживает не национализм, а республиканскую caritas, или чувство симпатии к собратьям. Оно преобразуется в amor humanitatis, любовь к человечеству, выходящую за пределы любой нации. Национализм и - даже в большей мере - прославление воинственного национализма являются, таким образом, искажением традиции патриотических чувств. Такое искажение нашло логическое завершение в фашистских режимах XX векат.
Сегодня нам следует постараться придать таким чувствам подлинность и реальность, найти способ их противопоставления всем наемникам и наемническому, неправому присвоению идеи любви к стране. Есть множество образцов такой возобновленной любви к стране, которая открывает путь любви к человечеству, - сражения санкюлотов при Вальми, например, или битвы вьетнамских крестьян в антиколониальных войнах, - но памяти здесь не достаточно. Политические времена и способ производства теперь иные. Нам нужно создать фигуру нового Давида, множества как победителя в асимметричном бою, работников нематериальной сферы, которые становятся бойцами нового рода, космополитичными bricoleurs* сопротивления и сотрудничества. Это те, кто способен вложить все свои богатые знания и опыт в общую борьбу с имперской властью. Таков настоящий патриотизм. Он свойстве-
" Bricoleur (фр.) - мастер на все руки, который собирает предметы произвольно, кто-то вроде рукодельника. - Прим. ред.
нен тем, у кого нет нации. Более чем когда-либо этот вид патриотизма принимает форму заговора, в котором участвуют многие, продвигаясь к необходимым решениям общим стремлением масс. Какие наемники смогут противостоять этому? Сегодня вопль, которым Макиавелли закончил «Князя», вновь столь же актуален и уместен, как и почти пять столетий тому назад. Это восклицание, направленное против несправедливости и разложения: «Варварское господство отвратительно каждому!»'0. Нам нужно изыскать средство, чтобы обновить призыв Макиавелли к освобождению на языке, которым сегодня говорит глобальное множество, и тем самым возродить подлинную традицию патриотизма.
Асимметрия и доминирование по всему спектру
Технологическое преимущество американских военных ставит не только социальные и политические вопросы, но и практические военные проблемы. Порой преимущество в технологии оказывается вовсе не выгодным. Военные стратеги постоянно сталкиваются с тем фактом, что вооружения на основе передовой технологии могут выполнять только некоторые весьма специфические задачи, тогда как во многих случаях необходимы более старые, обычные оружие и стратегии. Это особенно верно при асимметричных конфликтах, в которых у одной из противоборствующих сторон несравнимо больше средств, чем у другой или других. В условиях симметричного конфликта (такого как противостояние между Соединенными Штатами и Советским Союзом во времена «холодной войны») значение технологических преимуществ может оказаться решающим (так, ядерная гонка играла очень важную роль), но при асимметричных конфликтах наиболее продвинутые технологии зачастую недоиспользуются. Во многих случаях у противника просто отсутствуют такого рода ресурсы, которым можно угрожать с применением самых сложных вооружений; в иных ситуациях смертоносная мощь неуместна, и тРебуются иные формы контроля.
Тот факт, что в ходе асимметричного конфликта доминирующая военная держава часто оказывается в невыгодном Положении, стал ключом к партизанской стратегии как мини-
Часть 1.Война
мум с тех времен, когда отряды испанских крестьян терзали наполеоновскую армию. Речь идет о выворачивании наизнанку отношений военной мощи и трансформации слабости в силу. Поражение Соединенных Штатов во Вьетнаме и СССР в Афганистане, которое было нанесено несравнимо менее развитыми силами в плане военной мощи и технологии, может служить символом потенциального превосходства слабости в асимметричном конфликте. Партизанские силы не могут выжить без поддержки населения и превосходящего знания социального и физического ландшафта. Партизанские атаки нередко сильны своей непредсказуемостью: любой житель страны может оказаться партизаном, и нападения с неизвестными средствами следует ожидать отовсюду. Таким образом, партизаны заставляют доминирующую военную державу пребывать в состоянии постоянной паранойи. В асимметричном конфликте эта держава вынуждена применять контрповстанческие стратегии, направленные не только на нанесение противнику поражения военными средствами, но и на обеспечение контроля над ним с помощью социальных, политических и физиологических инструментов.
Сегодня Соединенные Штаты, непревзойденная военная сверхдержава, находятся в асимметричных отношениях со всеми потенциальными врагами. Это ставит США в уязвимое положение относительно партизанских или нетрадиционных атак со всех сторон. Поэтому ныне контрповстанческие стратегии, получившие развитие в конце XX века д\я борьбы с менее сильными противниками в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке, а также контроля над ними, требуют обобщения и повсеместного применения Соединенными Штатами. Ситуация дополнительно осложняется тем, что в большинстве случаев конфликты, в которых сейчас участвуют США, являются нешаблонными или имеют низкую интенсивность, то есть относятся к серой зоне между войной и миром. Задачи, стоящие перед военными, колеблются между ведением военных действий и установлением мира, поддержанием мира, принуждением к нему и строительством наций - причем порой трудно усмотреть границу между ними. Тенденция к последовательному сокращению контраста между войной и