Понедельник 19 августа 1991г, московское. На Мойке, пересев из шикарного аэрофлотовского автобуса в городской троллейбус, мы почувствовали себя почти что дома

Время 16 час 47 мин

На Мойке, пересев из шикарного аэрофлотовского автобуса в городской троллейбус, мы почувствовали себя почти что дома. Ехали молча. Татьяна не первый год в Питере. Она давно освоилась с негласным кодексом поведения в общественном транспорте. Основное правило, которого заключается в молчании, т.е. заботе о своих нервах и нервах окружающих. Поэтому Татьяна придвинулась ко мне жарким бедром и чуть грудью, тоже молчала. Нам было хорошо и волнительно от предстоящей интимной «встречи».

- Товарищи! Что же это такое творится?! Мы молчим, все молчат! Ельцина скоро арестуют! Так и будем молчать?! Конец тогда нашей молодой демократии! – раздался над самым ухом пронзительный голос.

Полтроллейбуса сразу очнулось от своих мыслей. Более двух десятков пар глаз уставились на возмутителей спокойствия. Татьяна отодвинулась от меня и тоже взглянула из под моей руки на вошедших.

- Собчак призывает всех вас на защиту Петросовета. Все неравнодушные, выедем к Мариинке! Не пропустим, ляжем под танки! – истерил худой мужчина средних лет в шляпе и с горящими «революционными» глазами.

Рядом с мужчиной стоял его спутник, хлипкий парень лет двадцати в джинсовой куртке с сумкой через плечо и таким же взглядом конченого наркомана. Парень начал было доставать из сумки пачку каких-то листков. Наверное, прокламаций. Пачка застряла в сумке и никак не хотела выниматься.

- Погоди, парень, не надо здесь мусор разбрасывать, - лениво и безучастно пробурчал мужик с переднего сиденья, и рука парня покорно застыла.

- Пашешь тут пашешь, а после работы даже в троллейбусе нет от вас покоя! Иди на Исаакиевскую и сам разжигай там свои костры. Да и баррикады можешь посередке соорудить! Тут тебе не центр, а удаленный район! На районе можно и в рыло схлопотать... - продолжил он.

В разговор, чувствуя мужскую поддержку, вмешалась интеллигентного вида дама.

- Правильно одергиваете этих крикунов, товарищи. Как началась эта перестройка, так неприятность за неприятностью. То Чернобыль, то Баку, то Вильнюс.… А как поезда взорвались… Жуть просто. Лучше бы работать старались, а не мутить народ!

- Люди, да она же коммунистка. Сам видел ее у Смольного! Это такие как она довели нас до талонов на мыло и сигареты! Вот с нее и надо бы спросить…. Сама то, небось, подмылась.

Внутри у меня все заклокотало. Поле зрения стремительно сузилось до размеров виска или подбородка. Так всегда бывает перед дракой. Еще сидя я уже примеривался, куда его ударю. Вот встану и ударю. Лучше того, в шляпе, он у них главный. И чтобы сразу сбить его с ног, второй сам убежит….

Как тогда, в драке с двумя наглыми кавказцами, пристававшими к нашим женщинам. Все молчали и стыдливо отворачивались до тех пор, пока я не рассвирепел и не сбил старшего донжуана с ног. А младшего - уже жестоко метелили в тамбуре втроем. Потом Макс с хирургом в Туле выкинули их из поезда. Так что до самой Москвы нам пришлось прятаться от милиции. Там в поезде и познакомились.

Татьяна почувствовала мое состояние и положила мне руку на плечо….

- Ладно, народ! – как можно миролюбивее выдавил я, - чего заводиться. Мы и правда на районе. Так что езжайте, товарищи, к Мариинке, бунтуйте, а мы после работы устали, и уж как-нибудь разъедемся по домам!

«Шляпа» хотел было что-то сказать, но передумал, в сердцах махнул рукой и выскочил за остановку до нас.

Наверное, были сочувствующие и демократам. Но они промолчали, не выступили. За нами была личная сдержанность и тупая сила армии. Коллективная моральная победа местного значения была одержана, но меня она не радовала.

Понедельник 19 августа 1991г, московское

Время 18 час 22 мин

Вернувшись домой, я еще на пороге сорвал с жены одежду, а накопившуюся нежность и ярость выплеснул в сексе. Секса так сказать, как слова, так и понятия у нас, разумеется, не было. Его заменяло другое слово и понятие – любовь. Как бы то ни было, после любви Татьяна вся светилась. Сейчас она, тихонько мурлыкая, нежилась в постели. Я же складывал брошенные посреди комнаты вещи и разбирал пудовые баулы.

На грешную землю нас вернул телевизор…

- Вот черт, проклятый ГКЧП никуда не делся, - чертыхнулся я, застыв с банкой перца в руке.

И дикторы, и сменившие их корреспонденты, и интервьюируемые руководители, инженеры, рабочие и колхозники с телеэкрана наперебой произносили «одобрямсы» наведению порядка в стране. Из общего хора выбился репортаж Медведева:

- А теперь мы переносимся к зданию Верховного Совета. Вокруг него собрались тысячи сторонников.…К собравшимся обратился президент России Борис Николаевич Ельцин….

И далее, с танка Ельцин произносит свою речь. Всю речь не транслировали, но и долетевших обрывков было достаточно:

- ….смещен законный президент СССР…;

- …произошедшее в стране невозможно расценить иначе как военный переворот…;

-…не исполнять решения т.н. ГКЧП!…

После опять пошли панегирики ГКЧП из республик. Но существа они не добавили. Стало ясно. Решительных действий со стороны ГКЧП не последовало. Ельцин и его приспешники на свободе. Возможно силовое противостояние. Кого с кем, не очень понятно. Вроде бы те, кто за Ельцина, тоже бывшие коммунисты. Нет, все-таки они хоть и перерожденцы, но тоже за народ. А голоса партии вообще не слышно. Они-то должны быть за своего генсека Горбачева. Вот, гады, вечно все запутают…. За Горбачева выступать не хотелось, а за Ельцина и подавно.

Я вспомнил, как мой сослуживец Саша Шляпников еще весной осторожно зондировал почву по поводу нашего выхода из КПСС и вступления в коммунистическую партию России.

- Валера. Как ты думаешь? Может, стоит выйти из КПСС и вступить в компартию России?

- Ты что Саша!? Белены объелся! Нельзя этого делать! Не поймут!

- Почему объелся? Вон Ельцин вышел. И другие тоже! А мы чем хуже!

- А они что, куда-то вступили?

- Ну, они не вступили, а мы вступим!

- Нельзя, партия наш рулевой!…. Идеология …. Ну не знаю, не монолит конечно….. Не прилично.… Как крысы с тонущего корабля.

- И я говорю, идеология та же, а КПСС прогнила!

- А что в той другой партии, сырота одна и серость! Ты Саша, поступай, как знаешь, а я остаюсь.

- Преследовать потом будут. Все вспомнят!

- Ты что сделал? В чем виноват? Перед кем провинился?

- Найдут в чем и перед кем! Скажут, например, что деньги народные на ракетную технику тратил. Тратил и не считал.

- А ты считай! Я, например, любое предложение, если выдвигаю или поддерживаю, всегда экономическую целесообразность обосновываю. ГОСТ обязывает.

- Знаю я цену этим расчетам.

- Других методик нет….

- Саша, ты серьезно думаешь, что если погрузить на космический корабль все наши пушки, торпеды и ракеты вместе с атомными субмаринами и отправить, скажем, на Луну, то у советского человека появится колбаса?!

- Думаю.

- Ну и дурак. Ты же сам конверсионные программы подписываешь….

Ни меня, ни Сашу в то время уже не особо заботила наша партия, и чистота ее рядов. Просто мы изредка, сквозь рутину дел, предчувствовали приближение чего-то опасного и старались лично не попасть под каток.

Теперь, мне казалось, решающий момент настал. Надо делать выбор.

- Что день грядущий нам готовит...? - подумал я пафосно, прижавшись к теплому боку жены, но до утра практически так и не сомкнул глаз.