Дэнни Шугермэн Беверли Хиллз, Калифорния 1 страница
Джерри Хопкинс и Дэнни Шугермэн
Никто не выйдет отсюда живым
Джим Моррисон здесь во всей своей целостности - певец, философ, поэт, правонарушитель - выдающийся, харизматический и гонимый приверженец тьмы, который отвергал любые авторитеты , испытатель, исследовавший “границы реальности, чтобы посмотреть, что случится...”
Писавшаяся в течение семи лет, эта полная биография - работа двух людей , интерес которых к Джиму Моррисону и опыт общения с ним необычайно помогли им в изложении этой современной трагедии . Джерри Хопкинс, чья знаменитая биография Пресли “Элвис” была “вдохновлена” Моррисоном, и Дэнни Шугермэн, преуспевающий бизнесмен и помощник “Doors”. Они вместе рассказывают историю гения, который как комета пронёсся по музыкальному горизонту, а потом рассыпался на горящие осколки, когда его жизнь вышла из-под контроля.
Предисловие
Джим Моррисон успешно стал мифологическим героем еще при жизни - он был, это почти бесспорно , живой легендой. Его таинственная смерть и последовавшие за ней спекуляции завершили цепь событий, утвердивших за ним место в пантеоне одарённых художников, ощущавших жизнь слишком остро, чтобы выжить: Артюра Рембо, Шарля Бодлера, Ленни Брюса , Дилана Томаса, Джеймса Дина, Джими Хендрикса и других.
Эта книга не поддерживает и не опровергает миф о Моррисоне. Она просто напоминает о том, что Джим Моррисон (и “Doors”) - это больше, чем легенда; что легенда существовала на самом деле. Иногда прелесть этой книги - в резком противоречии мифу, иногда - в соответствии с ним . Таким был этот человек.
Лично я считаю, что Джим Моррисон был богом. Некоторым из вас это может показаться ненормальным , а кому-то - странным. Конечно, Моррисон говорил, что мы все - боги и что наша судьба зависит от нас самих . Я только хочу сказать, что, по-моему, Джим Моррисон был современным богом. На худой конец, господом.
До сих пор мы имеем слабое представление об этом человеке. Его деятельность в качестве участника “Doors” привлекает всё больше поклонников, в то время как настоящий талант этого человека и источники его вдохновения известны, но на них не обращают внимания. Рассказы об арестах и “подвигах” распространены шире, и эти рассказы сейчас более фантастичны, чем когда-либо, но наше представление о Моррисоне как о человеке тускнеет.
Моррисон изменил мою жизнь. Он изменил жизнь Джерри Хопкинса. Джим Моррисон действительно перевернул много жизней , не только тех, что непосредственно соприкасались с его жизнью, но и тех, кого он привлекал как неоднозначный поэт-певец “Doors”.
Эта книга рассказывает о жизни Джима, но не даёт ей оценки. Мы только попытались проникнуть внутрь этого человека, исследуя, откуда он пришел и как он попал в среду, где стал лидером .
В самом начале, в 1967-м году (когда большинство из нас услышало его впервые), понять Моррисона было не легко . Это было сложнее духовных поисков; в сравнении с предназначением Джима вы были посторонним, который предпочиталзаглянуть внутрь. Рок-н-ролл всегда привлекал множество “негодников” с подобными замашками, но Моррисон продвинул таких “посторонних” на шаг дальше. Он говорил, дословно: “Это прекрасно, что нам нравитсяздесь. Это причиняет боль, это ад, но это ещё и радость, гораздо более реальная , чем то путешествие, в котором я вижу вас”. Он показывал пальцем на родителей, учителей и другие земные авторитеты. Он не говорил ничего определённого. Ненавидящий ложь , он не предупреждал - он громко, неистово бросал обвинения. Ещё он показывал нам, на что это было похоже: “Люди странные, когда ты странный / Лица уродливы, когда ты один ”. Он показывал нам, как могло быть: “Нам могло быть так хорошо вместе / Я расскажу тебе о мире, который мы придумаем / ненужном мире без жалоб / предприятия / экспедиции / приглашения и изобретения”. Он был эмоционален, яростен, грациозен и мудр в общении. Он редко шёл на компромиссы.
Проникновение внутрь определённо не интересовало Джима. Как и не интересно было ему пройти мимо или побыть рядом . Единственным побудительным мотивом Джима было прорваться насквозь всего. Он читал о людях, которым это удавалось, и верил, что это возможно . Он хотел взять нас с собой. “Мы войдём в ворота к вечеру”, - пел он. Несколько чудесных лет , первых в жизни “Doors”, значили чуточку больше, чем только то, что Джим и группа брали с собой аудиторию в недолгие путешествия на другую территорию, выходящую за пределы добра и зла , на чувственный и драматический музыкальный ландшафт. Конечно, последний прорыв на другую сторону - это смерть.
Вы можете балансировать на грани жизни и смерти, между “здесь” и “там”, очень долго. Джим это и делал, неистово махал нам рукой, зовя присоединиться к нему. Увы, кажется, он нуждался в нас больше , чем мы в нём. Мы абсолютно не были готовы идти туда, куда он нас звал . Мы хотели смотреть на него, мы хотели идти за ним - но не шли. Не могли. А Джим не мог остановиться . И шёл один, без нас.
Джим не хотел помощи. Он хотел только помогать. Я не верю, что Джим Моррисон шёл “путём смерти”, как говорили многие. Я верю, что “путь” Джима был путём жизни. И не временной жизни, а извечного счастья. Если он должен был убить себя, чтобы туда попасть, или хотя бы внести свою собственную лепту в исполнение своего предназначения, замечательно. Если и была какая-то печаль в конце жизни Джима, то это было горе неосознанного смертельного цепляния за жизнь . Но как бог, как провидец, он знал лучше.
История, которую вы прочитаете, может показаться трагичной, но для меня это - история свободы. Неважно, что в последние дни Джиму пришлось пережить депрессию и разочарование ; я верю, что с ним были и радость, и надежда, и спокойное знание того, что он почти дома .
Не важно, как умер Джим. И нет ничего особенного в том, что он покинул нас столь молодым. Важно только то, что Джим Моррисон жил, и жил с намерением, понятым им с самого рождения : раскрыть самого себя и свой собственный потенциал. Он делал это. Короткая жизнь Джима хорошо говорит сама за себя. А я сказал уже слишком много.
Никогда не будет другого такого, как он.
Дэнни Шугермэн Беверли Хиллз, Калифорния
Марта 1979 г.
Глава 1
Однажды, когда неподалёку от Альбукерке в горах у пика Сандии лежал снег, Стив и Клара Моррисон взяли детей покататься на санках . Стив служил на здешней военновоздушной базе в Кёртленде - он был там офицером и человеком номер два по обслуживанию морского и военно-воздушного спецоружия. То есть, он работал с атомной энергией, которая была тогда секретной темой и говорить о которой дома он не мог .
Зима 1955-го года, прошло несколько недель после двенадцатого дня рождения Джима Моррисона . Меньше, чем через месяц его сестре Энн, которая постепенно превращалась в круглолицую девочку-подростка, должно было исполниться девять лет. Их брат Энди, бывший немного крупнее Джима, - наполовину её моложе.
Картинка по-зимнему непритязательна: на заднем плане - заснеженные вершины Сангр де Кристо (Нью-Мексико), на переднем - розовые щёки, тёмные волнистые волосы, хотя и спрятанные под тёплыми шапками - здоровые дети в тяжёлых пальто вскарабкиваются на деревянные санки. Снег не идёт, только сухие, жгучие порывы ветра сгор.
На краю горного склона Джим усадил Энди на санках спереди, за его спиной - Энн, а сам пристроился сзади . Они оттолкнулись руками и с радостными воплями поехали вниз.
Сани двигались всё быстрей и быстрей. Впереди показалась какая-то будка, которая стремительно приближалась .
Сани быстро катились вниз по склону, будто космический корабль, разрывающий холод открытого космоса . Энди задёргался.
Выпрыгивайте! - кричал он. - Выпрыгивайте! Выпрыгивайте!
Галоши Энди застряли за передней перегородкой саней. Он попытался толкнуться назад, чтобы освободиться, но Энн, сидевшая позади него, не могла сдвинуться с места. Джим навалился вперёд , оставляя их беспомощными.
Будка стремительно приближалась.
Выпрыгивайте! Выпрыгивайте!
До будки оставалось меньше двадцати метров; ужасное столкновение было неизбежно. Энн, ни жива ни мертва, глядела вперёд; лицо её изображало ужас. Энди захныкал.
Санки пронеслись под изгородью около будки и в полутора метрах от неё были остановлены отцом детей. Когда дети выбрались из санок, Энн в истерике бормотала, как Джим навалился вперёд и не давал им выскочить . Энди продолжал плакать. Стив и Клара Моррисон пытались успокоить младших.
Джим стоял рядом и выглядел очень довольным. “Мы замечательно провели время”, - сказал он.
Мать Джима, Клара Кларк, была одной из пятерых детей в семье, немного взбалмошной, любящей повеселиться дочерью частного адвоката из Висконсина, который позже перешёл на общественную работу в коммунистических организациях. Её мать умерла, когда Клара была подростком. В 1941-м году, когда Кларе был двадцать один год, а её отец уехал на Аляску работать плотником , она съездила на Гавайи к своей беременной сестре. Там на флотской дискотеке она встретила отца Джима, Стива.
Стив вырос в маленьком городке центральной Флориды, одним из троих детей в семье, единственным сыном владельца прачечной. Когда он был ребёнком, ему делали инъекции в щитовидную железу для стимуляции роста, и в школе его звали (кузен и лучший друг) “ университетским ковбоем”: в этом было что-то ханжеское - ярый методист* [*последователь Методистской церкви], популярный, однако, среди девушек. Стив закончил Американскую Морскую академию за четыре месяца до встречи с Кларой, в феврале 1941-го года, после курса ускоренного обучения, набранного специально для подготовки нового выпуска офицеров к началу мировой войны .
Стив и Клара сошлись примерно в то время, когда японцы бомбили Пирл Харбор. Вскоре, в апреле 1942-го, они поженились. Это произошло незадолго до того, как сухие доки Стива были окончательно разминированы , и он отправился служить в северные районы Тихого океана.
На следующий год его послали в Пенсаколу, штат Флорида, на тренировочные полёты, и спустя ещё одиннадцать месяцев, 8 декабря 1943-го года Джеймс Дуглас Моррисон стал ещё одним представителем поколения детей военного времени - он родился в Мельбурне, штат Флорида , недалеко от нынешнего мыса Канаверал.
Когда Джиму было шесть месяцев, отец вновь уехал на Тихий океан служить на авианосце в отряде Ведьм. Последующие три года Клара и её маленький сын жили у родителей Стива в Клируотере . Дом на правом берегу Мексиканского залива содержался в раз и навсегда заданном порядке , а его обитатели воспитывались в духе викторианских времён: дети должны быть видимы, но не слышимы... Не думай о неприятностях, и они исчезнут сами собой... Чистота исходит из благочестия. Дедушка и бабушка Джима по отцовской линии выросли в Джорджии . Они никогда не пили и не курили.
Поведение Клары в отсутствие мужа было безупречно, но среди скучных родственников скучного Клируотера она была очень рада видеть Стива , вернувшегося с Тихого океана примерно через год после войны в середине сырого лета 1946-го года.
Постоянные переезды и жизнь отдельно от отца, привычные семье Моррисонов в годы войны, продолжались всё детство Джима. Первым послевоенным назначением его отца был Вашингтон , федеральный округ Колумбия, но он пробыл там всего шесть месяцев и был послан - в первый раз из двух - в Альбукерке, где в течение года работал инструктором одной из программ по атомному оружию . В это время у Джима, которому было четыре года, появилась сестра.
Неподалёку от Альбукерке, во время поездки с родителями по шоссе из Санта Фе, Джим пережил то, что впоследствии он будет драматично описывать как “наиболее важный момент в моей жизни ”. Они поравнялись с перевернувшимся грузовиком и увидели раненых, умирающих индейцев, лежавших на асфальте на месте аварии.
Джим заплакал. Стив остановил машину, чтобы узнать, не сможет ли он чем-то помочь, и послал кого -то позвонить в больницу; Джимми (так звали его родители до семи лет) пристально смотрел на хаос через окно машины и всё время плакал.
Стив развернул машину, и они уехали, но Джимми не мог успокоиться. Он нервничал всё больше , всхлипывая в истерике.
Я хочу помочь, я хочу помочь...
Клара держала его на руках, а Стив успокаивал мальчика: “Всё хорошо, Джимми, всё в порядке ”.
Они умирают! Они умирают!
В конце концов отец сказал ему:
Это был сон, Джимми, этого не случилось на самом деле, это был сон.
Джим продолжал всхлипывать.
Много лет спустя он рассказывал своим друзьям, что, как только машина его отца уехала с перекрёстка, умер индеец, и его душа вселилась в тело Джима.
В феврале 1948-го года Стива направили на море “спецофицером по оружию” на другой авианосец , вдали от дома. Теперь Моррисоны жили в Лос-Олтосе (Северная Калифорния), в пятом по счёту доме Джима за четыре года его жизни . Там Джим пошёл в школу, и там родился его брат Энди.
В возрасте семи лет Джим переехал ещё раз, когда карьера Стива снова забросила его в Вашингтон . Годом позже, в 1952-м, Стива направили в Корею руководить воздушными атаками с авианосцев , а его семья вернулась в Калифорнию, поселившись на сей раз в Кларемонте близ Лос-Анджелеса.
Говорят, что негативные последствия такой бездомности сильно преувеличиваются, что ребёнок , семья которого всё время переезжает с места на место, теряет в традиционном воспитании, но зато приобретает больше различного опыта. Неважно, сколь обоснованны эти или другие подобные аргументы , но сами проблемы остаются.
Во-первых, семья военного знает, что нигде не задержится надолго, и редко может выбирать, куда и когда переехать в следующий раз. Семья моряка знает, что даже в мирное время неизбежны длительные периоды отсутствия отца и, в отличие от “сухопутных” военных, он не может взять с собой семью . А семья учится путешествовать налегке, приобретая, как правило , лишь самые необходимые вещи - мебель, серебро, фарфор и бельё. У Джима и его брата с сестрой были игрушки и книги, но не в изобилии.
Многие семьи особо не стремятся заводить новых друзей, зная, что эти отношения смогут продлиться всего год -два. Другие, наоборот, прилагают массу усилий, чтобы завоевать друзей , и при этом совершенно истощают себя эмоционально или так переусердствуют, что выходят за рамки приличий.
Конечно, семейственность таких военных баз и товарищества, рождавшиеся там, помогали компенсировать непривычность нового места жительства. Офицерские семьи всегда с удовольствием посещают деревенский клуб , к примеру, где они могут вращаться в обществе себе подобных . Это особенно верно для флота, ибо морские офицеры сходятся в довольно маленькие и сплочённые группы . В течение многих лет ближайшими друзьями Стива и Клары были такие же морские офицеры и их жёны , снова и снова встречавшиеся на их пути. С другой стороны, дети обычно находят себе друзейв школе, и детям моряков приходится искать друзей чаще .
Психологи, изучавшие подвижные общества моряков, нашли в них множество эмоциональных нарушений , от алкоголизма и семейных неурядиц до психических отклонений и чувства “отъединённости”. Возможно, самый значительный фактор периодическое отсутствие отца. Роль матери всё время меняется в зависимости от того, дома ли отец, и дети часто путаются в том, кто же из взрослых больший авторитет в доме.
Когда Джим был маленьким, Клара и Стив решили никогда в гневе не поднимать руку на своих детей и приучать их к дисциплине другим способом - ясно и конкретно объясняя им, в чём они не правы . Иногда такое воспитание принимало форму словесной головомойки, иногда - холодного молчания.
“ Вот как это происходило, - говорит сегодня Энди. - Они пытались заставить нас плакать. Они говорили нам, что мы поступили нехорошо, они говорили нам, почему это нехорошо, и они говорили нам, почему не хорошо делать нехорошо. Я всегда терпел, сколько мог, но они действительно умели заставить тебя заплакать . Джим в конце концов научился не плакать, а я так и не смог”.
К тому времени, когда Стив отправился в Корею, в начале 1953-го года, Джим был красивым круглолицым мальчиком , чей ум, природное обаяние и хорошие манеры делали его любимцем учителей и “президентом” своего пятого класса. Но иногда он поражал старших своим бахвальством и шокирующим языком . Он ездил на велосипеде, не держась за руль; он был исключён из сообщества скаутов за ругань . Он издевался над братом.
Джим делил с Энди комнату в доме в Кларемонте, и если было что-то, что он ненавидел, то это был звук тяжёлого дыхания брата , особенно когда Джим читал, смотрел телевизор или пытался уснуть. Энди страдал хроническим тонзиллитом, эта болезнь затрудняла по ночам его дыхание .
Иногда Энди просыпался от удушья, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание, открыть рот , наглухо заклеенный изолентой. На соседней кровати Джим притворялся спящим или молча трясся от смеха.
После того, как Моррисоны вернулись в Альбукерке, Клара стала по нескольку часов в день подрабатывать на дому секретарём . Джим поступил в альбукеркскую публичную школу, где проучился в седьмом и восьмом классах , с 1955-го по 1957-й год. По наблюдению одного из членов семьи , в то время трое детей росли вместе, и у Джима “защитной реакцией на всё вокруг” (хотя родители впервые заметили это в Нью-Мексико) была его замкнутость. Там он потерял интерес к урокам музыки , стал отказываться от участия в семейных праздниках, начал жадно читать и экспериментировал, насколько опасно катание на санках.
В сентябре 1957-го года, после двух лет жизни на свежем воздухе горного Нью-Мексико, Моррисоны снова переехали, на сей раз в Аламеду (Северная Калифорния). Аламеда маленький остров в Сан-Францискском заливе, известный своей военно-воздушной морской базой , которая была крупнейшим промышленным комплексом на территории залива и крупнейшей воздушной базой американского флота во всём мире . Это был девятый по счёту город, в котором жил Джим, и там он провёл первые полтора года в средней школе.
Единственным настоящим другом, который появился у него здесь, был высокий полный одноклассник с вялым голосом. Фад Форд рассказал Джиму о некоторых нюансах жизни аламедского высокогорья , сообщив ему, например, что ездить на велосипеде - не оригинально (Джим начал ходить пешком) и что надевать в школу чистые джинсы - неприлично.
Моя мать стирает их каждую неделю, - сказал Джим. - Иногда два раза в неделю.
Фад безнадёжно пожал плечами.
Вдруг Джима осенило.
У меня идея. Я оставлю вторую пару под дверью в подъезде Рика Слэймейкера и смогу переодеться после выхода из дома.
Задуманное успешно осуществилось. Так же, как и его попытки привлечь к себе внимание. Однажды он обвязал конец нитки вокруг уха, а другой её конец засунул в рот, и на расспросы отвечал , что у него в горле подвешено крошечное ведёрко, чтобы собирать слюну для медицинских опытов . Он взахлёб читал журналы “Mad” ["Сумасшедший"] и некоторые из вычитанных фраз использовал как свои собственные. Он называл себя “чокнутым, нахально страдающим от водянки ”.
Впервые его непризнание властей, то, что потом станет нормой в его жизни, проявилось, когда полицейские однажды вечером в пятницу выгнали его из аламедского театра за то, что он был в компании шумных хулиганов, сидевших в первом ряду, и он ещё огрызнулся: “Апредъявите-ка удостоверение!”
Он тщательно продумывал, как отвечать по телефону, отражая в этом нездоровую сторону юмора “Mad” с примесью языческих пороков: “Морг Моррисона... вы пронзаете их, мы погребаем их ...” и “Алло, дом Моррисона, Тельма слушает”.
Иногда Джим был ещё хитрее и эксцентричнее. Когда его поймали поднимающимся по едущему вниз эскалатору , патрульный у ограждения спросил его:
Ты признаёшь себя виновным?
Не признаю, - важно ответил Джим, - потому, как видите, я и не убегаю.
Джим и Фад были неразлучны. Вместе они впервые попробовали алкоголь, украв джин из чьей-то бутылки и заменив его водой. Они провоцировали драки в бассейне клуба офицеров, что выглядело и звучало убийственно, а затем хохотали всю дорогу домой.
Они также разделили и боль сексуального пробуждения. Джим подговаривал Фада пойти с ним в дом Джой Оллен в устье залива , где они подсматривали, как Джой и её мать переодевались в купальники . Рядом, около домов на стрелке в заливе, ребята снимали плавки и бросались в воду , нагишом переплывали на другой берег и возвращались. Джим говорил Фаду, что однажды затащил двух девочек прямо к себе в комнату, когда мать ушла в магазин. Фад с завистью мотнул головой и соврал, чтобы быть “не хуже”.
Целыми днями Джим пропадал дома у Фада, сочиняя дюжины весьма низкопробных и сексуально подробных радиопередач о проблемах “анального секса и мастурбации”.
Мастурбацией обычно занимаются в возрасте от 12 до 18 лет, хотя некоторые - и до 93 лет. Вы можете не представлять себе всех опасностей мастурбации. Часто появляется сильная сыпь по всей открытой коже члена , сыпь, которая в некоторых экстремальных случаях может повлечь за собой ампутацию члена . Кроме того, может усилиться покраснение железы papuntasistola, или же лёжа вы обнаружите у себя большой красный член. Никто не хочет доводить до этого. Но это будет происходить до тех пор, пока не будет оказана немедленная помощь . Мы (из Общества борьбы с мастурбацией) готовы проводить специальные водяные тесты , а наш персонал из специально обученных медсестёр всегда готов взяться за дело и протянуть желанную руку помощи, когда это необходимо.
Джим тщательно выводил карандашом изображения человека, скривившегося в рвоте: “ Больные почки тому причиной”. На другом рисунке появлялся человек с бутылкой кокаколы вместо члена, уменьшенным консервным ножом вместо яичек, с протянутой рукой струится слизь, и больше слизи свисает из задницы. На третьем изображён человек с членом в процессе эрекции, размером с бейсбольную биту, и маленький мальчик, сидящий на коленях перед мужчиной и держащийся за него, облизывающийся в предвкушении.
Джим делал сотни подобных рисунков. Когда настроение у него было получше, они с Фадом вырезали картинки с героями мультфильмов из воскресных страничек юмора в газетах и приклеивали их на полоски бумаги , придумывая для них новые диалоги или действия. Эти диалоги также были сексуальными , непристойными, но они были исполнены изощрённости и тонкого юмора, непривычного для тех, кому только четырнадцать лет.
Джим сидел у себя в комнате вечером, один. Он закрыл книгу, которая не отпускала его четыре часа , и попытался сделать глубокий вдох. На следующее утро он опять начал читать её . На сей раз он выписывал понравившиеся ему абзацы в блокнот на пружинке, который он стал везде носить с собой.
Этой книгой был роман Джека Керуака о поколении битников “На дороге”, опубликованный в том же месяце , когда Моррисоны приехали в Аламеду, в сентябре 1957-го. Джим открыл книгу той же зимой, и примерно в то же время одна из газет Сан-Франциско дала миру уничижительное : битник.
Мировой центр битников находился в Норс Бич, по соседству с Сан-Франциско - всего в 45 минутах езды на автобусе от Аламеды. По субботам Джим и Фад без устали гуляли по Бродвею , заходя полистать книги в книжный магазин “Сити Лайт” с вывеской в окне: “Запрещённые книги”. Однажды Джим увидел одного из владельцев магазина, поэта Лоренса Ферлингетти . Джим смущенно поздоровался, а когда в ответ поздоровался и Ферлингетти, Джим убежал.
Ферлингетти был одним из кумиров Джима наряду с Кеннетом Рексротом и Алленом Гинсбергом. Гинсберг произвёл величайшее впечатление, поскольку он был живым воплощением Карло Маркса (одного из действующих лиц “На дороге” Керуака), “грустным поэтическим жуликом с тёмными мыслями ”. Это был образ, который как клеем приклеился к Джиму .
Джим был также очарован Дином Мориарти, “обожжённым героем снежного запада”, чья энергия давала роману Керуака напор подобно амфетамину. Он был одним из керуаковских “сумасшедших, тех, кто был безумен жить, безумен говорить, безумен быть спасённым, и жаждущих всего в то же время , тех, кто никогда не зевал и не говорил банальностей, но горел, горел, горел, как легендарные жёлтые римские свечи, паутинными сетями расползающиеся по звёздам, а в середине виден голубой, изнутри светящийся взрыв, и каждыйидет - Аууу!”
Джим начал во всём подражать Мориарти, вплоть до его смеха - “хи-хи-хи-хи”.
Время в Аламеде тянулось медленно. Джим “случайно” падал в плавательный бассейн на морской базе , без конца слушал записи Оскара Брэнда и Тома Лерера и ругался с матерью.
Клара была “крикуньей” и, когда не могла добиться своего, она грозила отобрать карманные деньги . Джим смеялся над ней, а однажды, когда она вошла к нему в гневе, он схватился за неё и начал с ней драться , свалил на пол, начал рисовать на её руках шариковой ручкой.
Это не честно, - голосила она, - это не честно!
Джим смеялся:
Хи-хи-хи-хи, ах-хи-хи-хи-хи-хи...
Джим приехал из Калифорнии в Александрию, штат Вирджиния, в декабре 1958-го, раньше других членов семьи, и остановился в доме флотских друзей его родителей, у которых был сын возраста Джима . Джефф Морехауз, хрупкий парень в “умных” очках, познакомил Джима с Тэнди Мартин . Тэнди жила всего в ста метрах от просторного дома, который Моррисоны сняли в январе , когда Стив вернулся в Пентагон.
Это был кирпично-каменный дом в холмистой лесной части, называемой Беверли-Хиллз, население которой состояло из дипломатов, высших военных офицеров, членов кабинета, врачей, юристов и сенаторов. В доме - толстый цветастый ковёр в жилой комнате с антикварной мебелью(один из братьев Клары торговал антиквариатом), туго набитый стульями и большим телевизором. У крыльца - велосипеды.
Школьные шкафчики Джима и Тэнди были рядом, и в Среднюю Школу им. Джорджа Вашингтона и обратно они обычно ходили вместе.
Джиму нравилось шокировать Тэнди.
Я вот думаю, не подняться ли мне на этот пожарный кран и не пописать ли оттуда? - заявил он однажды , театрально протягивая руку к молнии на штанах.
Нет, - закричала Тэнди в ужасе.
Были и более сложные выдумки. Однажды Джим пригласил Тэнди посмотреть, как он играет в теннис со своим глухим кузеном . Около часа Джим “разговаривал” с кузеном руками, переводя Тэнди, которая сочувственно стояла рядом. Вдруг разговор превратился в бурный спор . Пальцы Джима и его кузена летали как вязальные спицы, и в конце концов кузен уступил .
Джим пожал плечами и сказал Тэнди, что он проводит её домой.
О чём вы спорили? - спросила она.
Так, ни о чём, - сказал Джим. - Он спросил, можно ли ему пойти с нами домой, и я сказал нет.
Тэнди сказала Джиму, что он поступил жестоко, и залилась слезами.
О, Джим, как ты мог...
Ох, ради Христа, - сказал Джим, - он же не в самом деле глухой.
Тэнди начала отчаянно рыдать. В течение двух с половиной лет в Александрии она была единственной подругой Джима, и ей доставалось больше всех. Джим постоянно испытывал её .
Однажды в субботу они ехали на автобусе в сторону Коркоренской художественной галереи в окрестностях Вашингтона. Когда они ехали через Потомак, Джим упал на колени, хватая ноги Тэнди.
Джим! - в оскорбительной тишине воскликнула Тэнди. - Что ты делаешь? Прекрати сейчас же , прекрати!
Джим быстро снял одну из её туфель с союзками и начал стаскивать белый носок.
Джим, пожалуйста, - Тэнди положила руки на колени, прижав плиссированную юбку до боли в суставах. Она густо покраснела до корней волос.
Всё, что я хочу - это целовать твои драгоценные ноги, - сказал Джим тем “беззвучным” сладким голосом, который так раздражал её. Этот голос он ставил себе специально, так что никто не мог бы узнать, был этот голос настоящий или нет. Джим взял голую ногу в руки, чмокнул её, затем начал свой сдавленный смех “хи-хи”.
Автобус подъехал к остановке недалеко от галереи, открывшейся полчаса назад. Джим и Тэнди вошли в близлежащий парк . Они остановились у статуи обнажённой женщины, согнутой в поясе.
Джим шепнул Тэнди на ухо:
- Давай, цыплёнок, поцелуй эту статую в задницу.
Джим...
Давай, давай, цыплёнок.
Нет.
Ты говоришь, что боишься подойти к ягодицам простого мраморного сооружения? - спросил он, как обычно, показывая свой словарный запас.
Пойдём отсюда, Джим, - Тэнди нервно посмотрела вокруг. Некоторые туристы фотографировали статую.
Иди, Тэнди, заставь свой кольцевой мускул работать. Поцелуй клейкий “maximus”!
Тэнди перестала владеть собой.
Я не поцелую у этой статуи то, что ты назвал, неважно, что ты сказал!
За её словами последовала тишина. Тэнди огляделась вокруг. Все пристально смотрели на неё . Джим был в нескольких метрах от неё, делая вид, что вообще её не знает, и едва сдерживался от взрыва хохота.
“ Я спрашивала его, почему он всё время играл роль, - говорит сегодня Тэнди. - Он ответил: “ Ты бы никогда не нашла во мне ничего интересного, если бы я этого не делал””.
Тэнди была не единственным предметом испытаний Джима. Страдали и его учителя особенно простодушная и старомодная учительница биологии весьма почтенного возраста. Джим откровенно хулиганил на её уроках, а однажды во время экзамена он запрыгнул на один из лабораторных столов , широко растопырив руки и привлекая всеобщее внимание.