Опасности, подстерегавшие папу Льва 1 страница

Ответ на второй вопрос прост. Единственным законным императором, согласно всем официальным определениям имперской пропаганды, был тот, кого назначил Бог. Дело, конечно, состояла в том, как убедиться, что тот или иной конкретный человек назначен Богом, потому что теория делала скидку на непредвиденный случай, когда самозваные императоры время от времени брали на себя эту роль.

Вообще-то говоря, использовались два индикаторных знака. Во-первых, император, который действительно занимал свое место по Божьему назначению, должен был быть успешным, так как Бог являлся поистине всемогущим божеством. И военная победа обычно считалась в полном смысле этого слова символом истинной законности, поддерживаемой Богом. Во-вторых, человек, на самом деле избранный Божьим соизволением, не мог не стать императором, что бы кто-то там ни делал, потому что на то была Божья воля. Рассуждая от противного, чрезмерное честолюбие – явный признак того, что этот человек был совершенно не достоин этого титула. Так, император Юлиан пробормотал известные слова: «Меня схватила пурпурная смерть», когда его двоюродный брат Август Констанций II назначил его цезарем, – избитая фраза, которую можно использовать как сигнал сопротивления нежелательному продвижению по службе. По той же причине Юлиан был крайне осторожен и оставил себе возможность более или менее дезавуировать действия своих подчиненных, когда его войска приветствовали его как августа – что стало прямым вызовом власти Констанция: когда все указывает на то, что он не только знал, что его войска собираются провозгласить его августом, но и на самом деле приказал своим людям организовать это. Та же самая риторическая фигура оказалась популярной и в христианском контексте, где вскоре вошло в моду в жития любого святого индивида записывать, что он изо всех сил старался избежать должности епископа, прежде чем в конечном счете уступил, потому что у него не было иного выбора[217]. И это, конечно, считалось превосходным показателем истинно божественного назначения: если так пожелал Бог, то этого не избежать.

Эйнгард был сведущ в классике и лепил биографию Карла Великого в основном со Светония, кроме того, демонстрируя знание и других древних текстов. Он, безусловно, как и многие придворные интеллектуалы, много знал о том, как можно определить истинное божественное назначение. Иными словами, Карл Великий и его советники прекрасно знали, что если они слишком явно запустят руки в имперскую казну и их поймают на этом, то слова о том, что их человек назначен Богом, будут звучать лживо. Это была дилемма, вставшая перед Карлом Великим перед лицом западной имперской традиции, нарушенная в V в. Как только он окончательно разгромил королевство лангобардов, то выполнил критерий – добиться наивысшей военной победы, и остальные годы своего царствования просто проходили как подтверждение факта Божьей поддержки, когда завоеванные территории одна за другой падали к нему в руки с острия его меча. Но если так Бог давал понять, что Карл Великий избран стать Его императором, то как этот факт мог, в конце концов, быть объявлен во всеуслышание, если ни Карлу Великому, ни его советникам не разрешалось сделать это самим?

Они явно беспокоились об этом, по крайней мере, с начала 790-х гг., и, как мы увидим в последней части этой книги с большими подробностями, программа реформ Карла Великого к тому времени уже демонстрировала высокий уровень заботы о церкви, что также соответствовало принятому перечню служебных обязанностей Богом избранного христианского императора. Иными словами, Карл Великий не только на поле боя добился таких успехов, которые кричали слово «император» всякому, кто знал их политическую теорию, но и его внимание к христианской реформе (которая, я уверен, была абсолютно реальной, чтобы мои слова не звучали слишком цинично) говорило о том же самом, только под другой вывеской. Когда исследователи сталкиваются со свидетельствами того, что Карл Великий и его советники уже за несколько лет до 800 г. засматривались на императорский титул, то им иногда возражают, что, когда он на самом деле получил этот титул, его поведение никак глобально не изменилось (за исключением того, что он перестал путешествовать: факт, который можно отнести к его преклонным годам). Думать так – значит все понимать неправильно. Карл Великий намеренно вел себя как император по крайней мере в течение одного десятилетия (а может, и двух) до дня Рождества Христова 800 г.

Решение другой, последней проблемы услужливо упало в императорские руки в лице папы римского Льва III. Он стал преемником папы римского Адриана I в 795 г., и вскоре у него начались неприятности с группировками римской знати, враждебной его назначению. Ситуация дошла до критической точки 25 апреля 799 г., когда Лев был схвачен его противниками и обвинен в лжесвидетельстве, симонии (продажа церковных должностей или духовного сана) и неподобающем сексуальном поведении. История, распространившаяся позднее, гласила, что они попытались выдавить ему глаза и вырезать язык, и независимые источники подтверждают, что он был по крайней мере ранен. Но Лев, безусловно, мог видеть и говорить в день Рождества Христова 800 г. Папские источники приписывают это чудодейственному вмешательству, но нельзя видеть без глаз, а ослепление не так уж и трудно было осуществить, так что тут явная предвзятая подача информации. Но на Льва, несомненно, было совершено нападение, его заключили в тюрьму, но он спасся, сумев вскарабкаться по монастырской стене и найти защиту у одного из представителей Карла Великого, находившегося в городе. Позднее, в этом же году, он был отправлен на север, чтобы встретиться с самим франкским королем в Падерборне.

Что именно случилось, когда они встретились, не пишет ни один источник, и обе стороны впоследствии составили тщательно продуманные планы дезинформации. Но когда понимаешь, что Карл Великий явно хотел получить титул императора, тогда как Лев скорее съел бы свою собственную печень, чем увидел возрождение империи на Западе, то последовательность событий начинает наводить на размышления. Посоветовавшись со своими церковнослужителями, король франков заявил, что никто не властен судить папу римского, потому что он apostolicus – прямой потомок святого Петра. Затем он отправил Льва назад в Рим с достаточным военным отрядом, чтобы подавить оппозицию, и всего лишь чуть больше года спустя Карл Великий сам вступил в город в ноябре 800 г. В начале декабря был созван собор, который подтвердил, что никто не властен судить папу римского. Тем не менее 23 декабря предположительно по своей воле Лев дал торжественную клятву, что он невиновен в том, в чем его обвиняют, и два дня спустя провозгласил Карла Великого императором[218].

В этот момент, столкнувшись с оглушающим молчанием в отношении того, что было сказано в Падерборне, я хотел бы познакомить вас с принципом одного из руководителей моей докторской диссертации. Он чрезвычайно известный историк Античности, который изучал закат Римской империи, но с тем подозрением к христианству, которое разделяют многие (хотя и не все) из тех, кто изучает античную литературу. Однажды он сказал: «Возможно, я многого не знаю о христианстве, зато я знаю, как пахнет гнилая рыба». Встреча в Падерборне – как раз такой случай. Мы никогда не узнаем, как именно было сформулировано предложение франкского короля и кто сделал его (прямое ли оно было, или один из приближенных короля пошел на прогулку в лес с человеком Льва). Мы также никогда не узнаем, долго ли мучился Лев или быстро принял его. Но в моей душе нет ни малейшего сомнения в том, что так или иначе Карл Великий сказал: «Сделай меня императором, и я верну тебя на папский трон. И никаких вопросов»[219].

С точки зрения Карла Великого, что могло быть лучше, чем заставить папу римского провозгласить во всеуслышание то, что ошеломляющий перечень военных успехов короля франков и его неутомимая забота о церкви демонстрировали на протяжении последних двадцати лет: что он был – без малейших сомнений – Богом избранным средством для реставрации христианской империи? Никто не сомневался, что особая власть была дана папскому престолу ввиду того, что занимавшие его люди являлись потомками святого Петра, даже если и имелись какие-то разногласия относительно того, что эта власть может означать. Так что папа стал хорошим решением проблемы Карла Великого, таким, которое делалось даже еще более ясным благодаря утверждениям, изложенным в идеях, позже записанных в «Константиновом даре». Главное утверждение – что Константин отдал императорскую власть на Западе папе римскому Сильвестру, когда садился в колесницу на Константинополь, – уже фигурировала в переписке Адриана с франкским королем. Прелестно! Кому же еще провозглашать Карла Великого императором, как не самому последнему обладателю трона, которому была оставлена императорская власть в IV в.?

Как часто бывает со скоропалительными союзами дипломатического рода, обе стороны быстро сделали достоянием гласности свои собственные версии событий. Лев, как известно, приказал создать мозаику в большом зале Латеранского дворца (он, а не Ватикан на тот момент был штаб-квартирой папы), на которой изображены Карл Великий и Лев, стоящие рядом на коленях у ног святого Петра. Ее оригинал уничтожили, но была сделана копия, которую в настоящее время можно увидеть с внешней стороны собора Святого Петра. Эта иконография недвусмысленно отрицает, что Карл Великий имел большую власть, чем папа римский, и согласно тому, о чем настойчиво писал папа в письмах, сохранившихся от Codex Carolinus, победы короля франков происходили по воле святого Петра, а не Бога.

Точка зрения Карла Великого оказалась несколько иной. То, что объявил папа в день Рождества Христова 800 г., было решительно очевидно: Бог (главный), а не святой Петр (его заместитель) выбрал франкского короля для осуществления исключительной императорской власти, потому что заслуги короля оказались этого достойны. Промедление между встречей в Падерборне летом 799 г. и коронацией, которая состоялась более года спустя, нужно было для предоставления времени на то, чтобы создать соответствующий уровень дипломатических фанфар (хотя Карлу Великому также требовалось уладить дела на севере ввиду его предстоящего длительного отсутствия). Помимо прочей экзотики, Карл Великий устроил так, что к его приезду в Риме случайно оказалась делегация от патриарха Иерусалимского, чтобы вручить ему ключи от святейшего из всех христианских городов. Когда в свое время он счел, что настал подходящий момент передать императорский факел, Карл Великий сам провел церемонию для своего сына и наследника Людовика, совершенно самостоятельно, даже без статиста-папы, так как человек, занимающий пост Богом избранного императора, безусловно, мог безо всяких обвинений в высокомерии назвать своего преемника[220]. Что случилось с империей, на которую проблемы папы римского Льва наложили свою печать, и как преуспели Людовик и другие преемники Карла Великого – тема следующей главы.

Глава 6. «Центр не может устоять»

28 января 814 г. в возрасте шестидесяти пяти лет (значительный возраст для представителя династии Каролингов, продолжительность жизни которых обычно составляла около пятидесяти лет) император Карл Великий покинул этот бренный мир. Он также был необычно высок. По оценке, сделанной в XIX в., его рост был около 190 сантиметров, но рентгеновское исследование и компьютерная томография скелета, проведенные в 2010 г., определили 184 сантиметра. И тот и другой результат поместили бы его в 99-й процентиль по росту в своем времени. Эйнгард тоже рисует поразительный образ короля в пожилом возрасте:

«У него были круглая голова, большие живые глаза, нос слегка крупнее обычного, седые, но все еще красивые волосы, жизнерадостное выражение лица, короткая и толстая шея. И он отличался хорошим здоровьем, за исключением лихорадок, которые мучили его в последние несколько лет его жизни. К концу жизни он волочил одну ногу. Даже тогда он упрямо делал то, что хотел, и отказывался слушать врачей – на самом деле он их терпеть не мог, – потому что они хотели убедить его не есть по привычке жареное мясо, а довольствоваться вареным»[221].

Помимо физических недомоганий в последние годы своей жизни он испытал и приличную долю других страданий, хотя самые явные из них скверным образом сильно упростили политическую жизнь в его империи.

Когда Карл Великий начал стареть, и даже раньше, главным вопросом, который встал перед его империей, был, что вполне предсказуемо, вопрос преемственности после смерти ее основателя. Карл Великий предпринял первую попытку урегулировать этот вопрос в 806 г., когда большое собрание франкских магнатов согласилось на меры, изложенные в официальном документе Divisio Regnorum, текст которого сохранился до наших дней. У императора было пять жен (по одной в разное время), много наложниц и куча детей: по грубым прикидкам, около двенадцати. Однако официальное соглашение от 806 г. сосредоточилось на трех взрослых наследниках мужского пола по порядку рождения – Карле Младшем, Пипине и Людовике. Всем троим должна была достаться Италия, но правили бы они в отдельных королевствах: Людовик получил Аквитанию, Пипин – большую часть королевства лангобардов в Северной Италии, а Карл – самые большие территории, включая давние франкские земли в Нейстрии и Австразии (карта 11, с. 278). Никакого упоминания об императорском титуле сделано не было, но считается, что он предназначался Карлу ввиду явного главенства его положения.

Но Пипин умер в Италии в 810 г., а Карл Младший – в 811 г., и у Карла Великого остался лишь один взрослый сын – Людовик, который станет известным как Людовик Благочестивый. Вопрос престолонаследия был пересмотрен в 813 г., когда Людовика привезли в Ахен из Аквитании, королем которой в трехлетнем возрасте его назначили в 781 г. На другой пышной церемонии Людовик не только был назван наследником всего, но и миропомазан как император. Несомненно, старый король горевал из-за смерти своих сыновей, но он также прекрасно понимал ситуацию со своим престолонаследием, наследственным правом своих отца и деда, когда попытки разделить наследство между братьями породили широкую политическую нестабильность. Поэтому, вероятно, он мог утешать себя мыслью, что Бог, Который, очевидно, создал эту империю, теперь руководит делами в характерной для Него таинственной манере, чтобы без проблем обеспечить ее повторение в следующем поколении[222].

Почти ровно семьдесят пять лет спустя, в феврале 888 г., знать западной половины Франкского королевства избрала короля не из династии Каролингов – Эвдеса или Одо. Возвращение Каролингов последовало в лице Карла Простого – правнука Людовика Благочестивого, но Карл был королем только Западной Франкии и никогда – императором, тогда как к моменту его смерти в 929 г. Восточная Франкия и Италия пошли каждая своим путем уже не под властью Каролингов. Несмотря на все прижизненные успехи Карла Великого, его империя была создана и кончилась за один век, в то время как Восточная Римская империя, если сравнить, просуществовала – смотря как считать – более пятьсот лет наверняка, а быть может, и тысячу. Более того, даже в Западной Франкии власть Каролингов не смогла продержаться X в.: с 987 г. их окончательно сменил Хью Капет – внук назойливого брата Одо Роберта, род которого затем правил до 1328 г., бесперебойно передавая власть от отца к сыну. Так почему же империя Каролингов не просуществовала дольше? Как и в случае со свержением власти Меровингов, мы имеем дело с гораздо более крупным явлением, чем простая замена одной династии другой. Как в середине – конце VII в., так и в середине – конце IX в. (а на самом деле и после) наблюдалось значительное раздробление центральной власти в целом. Чтобы понять быстрое исчезновение власти этой династии над всей ее империей, необходимо добраться до сути и ответить на вопрос: как Карл Великий и Людовик Благочестивый управляли огромными территориями, которые дал им Бог?

Крестный отец (часть 1)

Было предложено много объяснений недолговечности империи, одним из которых был характер сына и наследника Карла Великого Людовика Благочестивого. Даже не очень напрягаясь, можно найти отзывы о нем как о человеке без чувства юмора и совершенно невоинственном, который предпочел бы жизнь в монастыре месту на троне самой могущественной империи того времени. Затем нетрудно сделать небольшой шаг к любительской психологии и прийти к выводу о человеке не на своем месте. И это именно то объяснение, которое одобрил бы У. Б. Йитс, ничуть не думая о Каролингах. По его мнению, центр не мог устоять, потому что «лучшим не хватает убежденности, в то время как худших наполняет необузданная сила». Но все эти характеристики Людовика являлись рационалистическими обоснованиями, сочиненными людьми, старавшимися объяснить политические проблемы, которые донимали его в последние годы, когда он вел жесткую борьбу со своими тремя старшими сыновьями – Лотарем, Пипином и Людовиком Немецким. Эти трое были сыновьями Людовика от его первой жены Ирмингарды, и в 817 г. он опубликовал документ об урегулировании вопроса о престолонаследии для них – Ordinatio Imperii, в котором объявил, что больше наследников у него не будет. Однако к концу 820-х гг. он снова женился, и у него родился еще один сын – Карл (ему суждено стать известным как Карл Лысый, но, очевидно, в возрасте четырех лет он таким еще не был), и император сманеврировал, чтобы включить его в число своих преемников. Это породило обычную ссору, в которой Людовик получил поддержку от своего младшего сына-тезки, но Лотарь и Пипин воспротивились. Однако в самый тяжелый момент все три старших сына объединились против него, и император был вынужден официально покаяться и фактически отречься от престола в Суассоне в 833 г. За этим последовал период заточения в монастырь до тех пор, пока чрезмерные амбиции Лотаря не заставили Людовика Немецкого снова переметнуться на другую сторону, и император, официально перевооруженный во время церемонии в Сен-Дени в 835 г., явился во всем своем великолепии. Когда вы добавите к этому портрету отца, который, несмотря ни на что, не мог контролировать своих сыновей, официальный акт публичного покаяния, который Людовик добровольно исполнил в 822 г. в Аттиньи, чтобы искупить прошлые грехи, то становится трудно не увидеть образ человека, личностно не состоявшегося.

Прежде чем поверить в это, однако, важно понять, в чем Людовик каялся в 822 г. Когда в 814 г. он пришел к власти, у него не осталось братьев, с которыми нужно было бороться, но перед ним стояла другая и в равной степени трудноразрешимая проблема. С трехлетнего возраста его миром была Аквитания, которой он сначала правил номинально, а затем все в большей степени фактически. Он, будучи в Ахене лишь пару раз, не был известен никому из крупных магнатов франкских центральных земель, образовавших костяк, вокруг которого и построили империю как единое целое. Поэтому его проблема состояла в том, чтобы утвердить свою власть в мире, который привык обходиться без него. Людовик продемонстрировал и достаточную политическую проницательность, чтобы понять вопрос, и совершенную безжалостность при его решении. Он вымел из дворца и распределил по ближайшим монастырям всех своих многочисленных сестер (их отец любил ими окружать себя), не говоря уже о его наложницах, их незаконнорожденных отпрысках и всей разношерстной публике, собравшейся в нем за годы долгого правления Карла Великого. Это было сделано не тишком, а под громкие фанфары, и Людовик объявил, что избавил дворец от бесчисленных шлюх. Проводя параллельные пропагандистские кампании, он учредил образцовый монастырь на расстоянии трех миль от дворца, чтобы задать решительно новый тон своей власти, заявив в 814 г., что обнаружил, будто в управлении империей в изобилии присутствуют «притеснение» и «коррупция».

Поэтому благочестие стало дорогой Людовика к самоутверждению, и оно никогда не мешало ему делать то, что нужно было сделать. Его старший брат Карл не женился, но Пипин в Италии родил сына Бернарда, которому было уже семнадцать лет на момент смерти Карла Великого. В истинно каролингском стиле Людовик совершенно проигнорировал притязания своего племянника в Ordinatio Imperii (в котором просто не упомянул его), а затем, когда в 817 г. приехал на север Альп, чтобы провести переговоры, приказал заключить Бернарда в тюрьму и ослепить; несчастный молодой человек умер два дня спустя. Император, который совершил покаяние в 822 г., был самоуспокоенным человеком, который крепко взял в свои руки бразды власти и мог теперь позволить себе решать все вопросы со своей совестью и Всевышним. Пусть вас не вводит в заблуждение его прозвище: Людовик Благочестивый являлся таким же жестоким человеком, как и его отец, и неудивительно, что кризис в отношениях этого Людовика со своими старшими сыновьями на самом деле был вызван его чрезмерной агрессивностью. По-видимому, три брата изначально были готовы (по крайней мере на тот момент) стерпеть желание своего отца вставить в завещание их безволосого брата по отцу, но Людовик притянул к этому второй процесс, стремясь унизить двух главных франкских магнатов – графов Хью Турского и Матфрида Орлеанского, являвшихся близкими доверенными лицами бывшего тестя Лотаря. Именно в этот момент Лотарь почуял недоброе, и начался мятеж[223].

Поэтому, как только вы изучите подробности, Людовик Благочестивый перестанет отличаться от своего отца общим характером своего правления. Карл Великий, как мы будем подробно исследовать в следующей главе, огромное количество энергии посвятил реформе христианства, и оба они – и отец и сын – ввели в действие хорошо рассчитанную систему подкупа, причинения тяжких телесных повреждений и христианской набожности, чтобы достичь желаемых целей. Именно этого, вообще говоря, и требовала работа раннесредневекового североевропейского правителя.

По своей сути правление Каролингов было довольно простым и несильно отличалось от унаследованного от Меровингов, хотя имелось много местных разновидностей на широких просторах империи. Территория империи была поде лена на многочисленные местные административные единицы (pagi или графства) – в общей сложности шестьсот-семьсот графств. Они сильно отличались по размерам, богатству и значимости, но способность любого Каролинга править зависела от диапазона доходов и услуг, которые взимались с их обитателей специально назначенным главой, обычно графом. В отличие от Римской империи в конце своего существования, которая действовала через развитый чиновничий аппарат в центре вместе с многочисленными функционерами среднего и низшего уровней, ее каролингская преемница существовала почти вообще безо всякой центральной бюрократии, если не считать нескольких десятков чиновников, которые зачастую играли множество ролей, нежели имели особые задачи.

Для ученых старой формации скорее отсутствие центральной правительственной машины и достаточной для приведения ее в движение светской грамотности элиты, нежели личные недостатки Людовика Благочестивого легли в основу несостоятельности Каролингов. Но этот миф также прошел тот же путь, что и все земное. Верно, что бюрократические методы были во времена Карла Великого несколько недоразвиты, но это имело больше отношения к установившемуся заведенному порядку правления (или его отсутствию), нежели к структурной проблеме, вызванной в основном отсутствием грамотности. Карл Великий и Людовик Благочестивый (да и их предшественники – Меровинги) издали много указов на бумаге и общались посредством писем по всевозможным вопросам. И их магнаты прекрасно знали, что делать с тем, что им было прислано. Всегда можно было нанять какого-нибудь церковного писца, чтобы тот сочинил необходимый ответ, и во всяком случае, старые представления о неграмотной светской элите в начале Средних веков рушатся. Ими являлись христиане и христианки, принявшие – каково бы ни было их изначальное этническое происхождение – классическое наследие, в котором образование и цивилизация были неразрывно связаны. Поэтому они, безусловно, знали в достаточной степени латынь, чтобы читать Библию, даже если, в отличие от своих позднеримских предшественников, учились ей в основном дома у матерей, а не в школе у профессиональных учителей. В результате не все окончания они делали совершенно правильными (этим ускорялись грамматические упрощения, которые превратят латынь в ее различные производные средневекового романтизма за пределами церкви) и изучали латынь в основном пассивно, то есть учились скорее читать, чем писать[224].

Это породило массовый культурный переход от позднеримских норм, когда элита училась читать и писать на классической латыни, к такой форме, когда писать в общем и целом умели только церковнослужители, а миряне из числа элиты придерживались назидательного чтения. Но нет никаких доказательств того, что это серьезно мешало эффективности правления Каролингов. Немного парадоксально, но доказательства имеются в другом направлении, так как бюрократические порядки крепли в мире Каролингов по мере ослабления реальной монаршей власти, по крайней мере в юридической сфере.

Римская идеология, сфокусированная на важности написанного закона, отличающего более высокий уровень развития человеческого общества, прекрасно здравствовала, и ее отлично понимали при дворе Карла Великого. Однако общая юридическая ситуация в империи осложнялась тем фактом, что в каждом крупном регионе был свой собственный, существовавший ранее свод законов. Карл Великий уважал эти традиции и тем не менее пользовался всякой возможностью присвоить себе образ Богом направляемого реформатора юридической системы империи, подобного Юстиниану, и издавал новые версии всех старых текстов от имени императора, особенно на первой главной ассамблее, которую он провел после коронации – в Лорше в 802 г. На самом деле тексты мало изменили, и весь этот процесс шел главным образом ради пропагандистских целей. В то же время, особенно после коронации императора, к массе действующих на территории империи предписаний добавили еще больше практических обновленных директив по целому ряду вопросов – от нравственных и религиозных до чрезвычайно прагматичных и повседневных. Этому часто предшествовало обсуждение на регулярных ассамблеях, где правитель встречался с известными людьми, и как только эти директивы оглашались, то должны были применяться по всей империи, создавая корпус правил, служивший дополнением к тому, что уже содержалось в старых сводах законов. Если многие из них излагались на бумаге начиная с 802 г., то изначальная бюрократическая неповоротливость при Каролингах проявляется в записи и распространении текстов этих новых решений.

Некоторые были записаны на бумаге как ряд судебных решений в текстах, известных как capitularies (указы или законы франкских королей. – Пер.), многие из которых дошли до наших дней со времени последних лет жизни Карла Великого и правления Людовика Благочестивого. Но нам также известно, что собирались многочисленные ассамблеи и в начале правления Карла Великого принималось множество важных решений. Однако тогда большинство из них не записывалось, а позднее даже те решения, которые записывались, выполнялись не всегда одинаково всеми участниками той или иной ассамблеи. По крайней мере, варианты текстов с одной и той же ассамблеи могли быть разными, так что единые официальные списки постановлений составлялись не всегда.

Более того, лишь в середине правления Людовика Благочестивого начался систематический сбор капитуляриев как корпуса материалов. В середине 820-х гг. первая такая попытка была сделана Ансегием – аббатом Сен-Вандрийского аббатства (вполне возможно, по королевской просьбе, хотя мы этого не знаем), но его усилия демонстрируют границы того, что можно было сделать на том этапе, учитывая недостатки прошлой практики. Он не сумел найти все капитулярии, которые дошли до нас альтернативными путями, и ошибочно приписывает те из них, которые нашел. Поэтому до 820-х гг. империя еще лишь двигалась на ощупь к упорядоченным бюрократическим традициям в решении юридических вопросов. Ко времени правления сына Людовика Карла Лысого эти намечавшиеся проблемы были сглажены. Его ассамблеи на западе Франкии обычно издавали один официальный текст новых решений, а все новые постановления систематически добавлялись к кипе уже существующих капитуляриев, и теперь стало обычным делом там, где должно, использовать перекрестные ссылки на новые и старые решения, что значительно облегчало применение этого материала[225].

Так что даже если сначала бюрократия Каролингов была несколько неповоротлива, то в конечном итоге она научилась упорядоченному управлению с помощью документов, и нет никаких признаков того, что менее сложные образцы грамотности светской элиты, характерные для начала Средних веков, стали какой-то большой помехой этому процессу. Но поразительно то, что эти бюрократические порядки достигли своего пика в Западной Франкии при Карле Лысом именно в то самое время, когда центральная королевская власть начала ослабевать. Действительно, той частью империи Карла Великого, которая лучше всего поддерживала традиции очень сильной центральной власти на протяжении X в. (даже если она не была в руках представителя династии), была Восточная Франкия, и там традиция письменного капитулярия так и не сдвинулась с мертвой точки. Это говорит не о том, что центральная власть была обратно пропорциональна силе ее бюрократических структур, как я полагаю, а что эти структуры просто не играли решающей роли в системе управления империей Каролингов.

Имея недостаточный центральный чиновничий аппарат, власть Карла Великого и Людовика Благочестивого, как на рабочую лошадку всей системы, полагалась на графа сельского округа, почти самостоятельно отвечавшего за выполнение всей работы. Прежде всего в его обязанности входило взимать любые дивиденды, положенные королю. Иногда граф отвечал за доход с любых королевских поместий, которые попадали в его юрисдикцию, собирал налоги и пошлины с рынков и ярмарок и передавал королю его назначенную долю и вдобавок был главным судебным чиновником и председательствовал на регулярных заседаниях суда – и опять-таки передавал королю положенный тому по праву процент от любых взысканных штрафов. В качестве возмещения графу за все его усилия тоже полагался процент от большинства доходов, которые он собирал, а также ему были временно гарантированы – пока он занимает эту должность – ежегодные прибыли от близлежащих императорских казенных земель.