Нарастание национализма в период позднего средневековья

Многие ученые отмечают проявивившуюся в Позднее Средне­вековье тенденцию к обострению межнациональной розни и уста­новлению более выраженных национальных границ⁵^. Нарастание антиеврейских настроений в период между XI и XIV веками — факт, признаваемый всеми исследователями этой темы, и расходят­ся они только в одном — в датировке того момента, который можно считать поворотным в крутых переменах к худшему: были ли это погромы, связанные с Первым крестовым походом, гуды над талмудистами середины XIII века, высылки и расправы 1290 года или же зловещая резня в космополитической Испании 1391 года. В любом случае нет сомнения, что христианская Европа 1492 года, когда произошло изгнание иудеев из Испании, была значительно нетерпимее к этническим меньшинствам, чем 400 годами раньше.

Такая же тенденция наблюдалась и на перифериях католичес­кой Европы. Атмосферу колониальных немецких городов Прибал­тики можно было охарактеризовать как «постепенный переход от первоначальной терпимости ко все более негативному отношению к негерманцам». До XV века у Тевтонских рыцарей немецкое про­исхождение не считалось обязательным условием вступления в орден. Изменение характера взаимоотношений между Уэльсом и Англией уже получило в исторической литературе определение как «обострение противоречий между Уэльсом и Англией на неприкры­той национальной почве... и ужесточение и нарастание этих противо­речий», и решающий поворот в этом процессе произошел в XIII веке.

Резкость по отношению к представителям другой этнической группы не была присуща исключительно эмигрантам или колони­альным группам населения. Расовую ненависть нередко проявляли и коренные жители колонизованных территорий. «Хроника Дали-мила» насквозь пронизана враждебностью и подозрительностью к немецким переселенцам в Богемии⁵⁵. Содержащийся в ней рассказ об истории Богемии, организованный в основном по принципу правления конкретных, сменяющих друг друга князей, всякий раз, когда заходит речь о германо-чешских противоречиях, приобретает особенно яркие краски. Рассказывается, например, как один анти-немецки настроенный князь платил 100 марок серебром «каждому, кто принесет ему 100 носов, отрезанных у немцев».

Острая неприязнь к немцам, сквозящая в «Хронике Далимила», нашла еще более яркое отражение в труде другого чешского автора XW века, кратком латинском трактате под названием De Theutonicis bonum dictamen⁵^. Вероятнее всего, его автор был образованный го­рожанин-чех, возможно, нотарий или какой-то другой чиновник. Когда после строительства Вавилонской башни по земле рассели­лись разные народы, пишет автор, то немцы были причислены к рабской расе, не имеющей своей земли и обреченной служить дру-

народам. Это и объясняет, почему «нет такой области, которая _Не была бы полна немцев». Постепенно, однако, немцы захватили себе и землю, и все привилегии свободной нации. Это удалось им благодаря тому, что их превосходство в торговых делах позволило аккумулировать капитал и тем самым «скупить землю многих сво­бодных и благородных людей». Ныне, сетует автор, немцы в каж­дой бочке имеют свою затычку:

«Мудрый заметит, а благоразумный рассудит, каким образом эта ловкая и лживая раса проникла в самые плодородные угодья, лучшие фьефы, богатейшие владения и даже в княжеский совет... Сыновья этой расы приходят на чужие земли... Потом оказываются избраны в советники, тонким вымогательством присваивают общинную собствен -ность и тайно отправляют к себе на старую родину золото, серебро... и иное имущество из тех краев, где они стали поселенцами; так они фа -бят и разоряют все земли; обогатившись, начинают притеснять своих соседей и восставать против князей и других полноправных правите -лей. Так поступал Иуда, так вел себя Пилат. Ни один сколь-нибудь ис -кушенный человек не усомнится в том, что немцы — это волки в ове -чьем стаде, мухи на блюде с едой, змеи на груди, распутницы в доме».

Далее в трактате обвинения конкретизируются в том духе, что немцы господствуют в городских советах и плетут «заговоры» ре­месленников, то есть формируют гильдии, с тем чтобы держать вы­сокие цены. Автор вопрошает у князей и других правителей госу­дарства, зачем они терпят эту нацию. В его представлении, идеаль­ным решением проблемы было бы такое, выраженное в эпизоде из событий недавнего прошлого:

«О Боже! Иностранцу во всем отдается предпочтение, а местный люд у него под пятой. Было бы полезно, справедливо и нормально, если бы медведь оставался в лесу, лиса — в пещере, рыба — в воде, а немец — в Германии. Мир был здоров, когда немцы служили мишенью адя стрел: тут вырывали им глаза, там — вешали вниз головой, в дру -гом месте они отдавали нос в уплату налога, здесь убивали их безжа -лостно на глазах у князей, там — заставляли пожирать собственные уши, в одном месте подвергали одной каре, в другом — другой».

По сути этот фрагмент — отчасти прикрытый псевдоисторичес­кой аллюзией призыв к погрому.

Обострение межнациональной розни в Позднее Средневековье включало и нарастание новой разновидности расизма — биологи­ческой. В частности, это видно из откровенно дискриминационного городского законодательства Позднего Средневековья, в котором из всех сохранившихся письменных свидетельств этническая рознь находит самое неприкрытое выражение, Начиная с XTV века город­ские советы и руководство гильдий стало издавать статуты или дек­реты, запрещающие представителям отдельных национальностей членство в некоторых привилегированных группах либо занятие ими определенных должностей. Одним из самых распространенных

Роберт Бартлетт. Становление Европы

проявлений такого ценза служит применявшийся в Восточной Ев­ропе так называемый дойчтумс-параграф (Deutschtumsparagraph), согласно которому на членство в гильдии могли претендовать толь­ко лица немецкого происхождения, причем в некоторых случаях это еще требовалось доказывать⁵⁷. Судя по сохранившимся источ­никам, впервые такой случай произошел в брауншвейгской гильдии портных в 1323 году, и скоро дойчтумс-параграф стал достаточно обычным делом в практике гильдий. В Бранденбурге из 120 сохра­нившихся серий статутов за период между серединой XIII и сере­диной XVII века в 28 случаях (то есть в 23 процентах) этот крите­рий фигурирует. Два примера XIV века из истории города Бееско-ва, лежавшего менее чем в 20 милях от Одера и вблизи крупных славянских поселений Лаузитца, наглядно показывают, как именно применялся этот ценз.

«Ученик, который приходит обучаться ремеслу сапожника, должен быть представлен мастеру и членам гильдии. Если он принадлежит к тем, кто по рождению и по крови имеет право работать, то его берут в обучение, в противном случае — нет, Ибо мы запрещаем сыновьям брадобреев, ткачей, пастухов, славян, детям священников и всем неза -коннорожденным заниматься ремеслом в нашем городе».

Примерно так же настроены и пекари города Беескова: «Кто бы ни пожелал стать членом гильдии, он должен представить советни­кам и членам гильдии доказательства того, что он рожден законно, в добропорядочной немецкой семье... Никто из вендского племени в гильдию не допускается»⁵⁸. Претенденты на членство в гильдии, чтобы доказать, что они «праведные и честные немцы, а не венды» (echte und rechte dudesch and nicht wendisch)^, зачастую обязаны были представить свидетельство о рождении (Gebuitsbrief), с указа­нием имен родителей и прародителей и подтверждением того, что податель принадлежит к «добропорядочному немецкому племени» либо является «немцем по крови и языку» ^Ч Некоторые такие бу­маги сохранились в восточноевропейских архивах.

Естественным следствием этого дискриминационного законода­тельства был запрет на смешанные браки. Например, в 1392 году рижская гильдия пекарей издала распоряжение: «Кто бы ни поже­лал удостоиться чести членства в нашей компании, он ни за что не должен брать в жены ни одну женщину с дурной репутацией, либо незаконнорожденную, либо не немецкого происхождения (ип-teutsch); ежели же он женится на такой женщине, то должен будет оставить компанию и должность»⁶¹. Иногда подобные ограничения налагались и на кандидатов в городской совет. В начале XV века, например, претенденту на кресло городского судьи немецкого го­родского поселения в Венгрии Офена (Пешта) вменялось наличие четырех прародителей-немцев⁶². Биологический критерий нацио­нальной принадлежности заменил собой фактор культурного само­определения.

9. Межэтнические отношения... 2) Власть и происхождение 263

В Позднее Средневековье аналогичную расовую нетерпимость демонстрировали и бюргеры Ирландии. Городские статуты в ряде англо-ирландских городов не допускали гражданства представите­лей коренного населения либо их членства в гильдиях. В середине XIV века архиепископ Армагский в своих проповедях порицал го­рожан Дрогиды англо-нормандского происхождения за исключение ирландцев из их гильдий⁶³. В городе Лимерике в XV веке «ни один человек, кто по крови и по рождению ирландец», не должен был допускаться к официальным должностям либо к ученичеству у ре­месленников⁶⁴. Аналогичным образом ремесленники Дублина обя­зывались «не брать в ученики никого, кроме лиц английского про­исхождения»⁶⁵. Можно привести еще множество примеров из ис­тории других ирландских и валлийских городов. Тот факт, что в ир -ландских документах дискриминационного характера в XV веке на­чинает активно использоваться выражение «по рождению», означа­ет, что и тут произошла смена критериев национальной принадлеж­ности. Как и в Восточной Европе, колониальное население и этни­чески обособленные группы горожан стремились окружить себя за­щитными барьерами перед лицом экономического спада и притяза­ний коренного населения.

Одновременно имело место стремление оградить культурную чистоту эмигрантской части населения. Практически сразу после первого вторжения англо-нормандцев в Ирландию новые власти стали предпринимать усилия не только по дискриминации коренно­го населения, но и недопущению ассимиляции переселенцев. Куль­минация этой политики пришлась на XIV век. В наиболее детально проработанном виде меры такого рода зафиксированы в Статутах Килкенни 1366 года, которые суммируют и развивают прежние за­конодательные нормы⁶⁶. В этих статутах запрещались браки между коренными и новыми жителями; предусматривалось использование англичанами — жителями Ирландии только английского языка и ношение исключительно английских имен. Даже скакать верхом они должны были на английский лад, то есть в седле, равно как и носить английскую одежду. Ни один ирландец не мог быть допу­щен к духовному сану либо в монастырь в английских областях Ир­ландии. В свою очередь, английским поселенцам запрещалось иг­рать в ирландскую игру гэрлинг (прообраз хоккея на траве) или со -держать ирландских менестрелей. Здесь, на границах Европы, за­воевание и колонизация уже начали выдыхаться. Отсюда — осо­знание реальной угрозы того, что сами колонизаторы могут под­вергнуться ассимиляции со стороны коренного населения. Выража­ясь словами Статутов Килкенни, колониальное население усваивало «манеры, моды и язык своих ирландских врагов». Не сумев ассими­лироваться в культурном плане с большинством населения, англи­чане в Ирландии создали небольшую колонию в границах Пэйла, которая жила по английским порядкам, имея в ближайшем соседст­ве, с одной стороны, прошотландски настроенных эмигрантов, а с

Роберт Бартлетт. Становление Европы

9. Межэтнические отношения... 2) Власть и происхождение 265

другой — враждебных шотландских горцев. Результатом такого со­существования явилось обострение расизма в его агрессивно-обо­ронительной форме.

Этнически пестрые социумы на европейских окраинах сущест­вовали в контексте более широкой европейской культуры, которая на протяжении всего Средневековья эволюционировала в сторону все большей однородности. В XI или XII веке один венгерский цер­ковный автор записал такое наблюдение: «По мере того, как имми­гранты приходят сюда с разных концов земли, они несут с собой разные языки и обычаи, разнообразные умения и виды вооруже­ния, которые украшают и множат славу королевского двора и по­давляют гордыню внешних держав. Королевство одной нации и одного обычая — слабое и хрупкое королевство»"'. Спустя не­сколько столетий расистское по сути законодательство некоторых колониальных государств убеждает нас в том, что от этого плюра­лизма не осталось и следа. На всех вновь освоенных, завоеванных либо обращенных в христианство окраинах Европы мы имеем при­меры ущемления в правах коренного населения, стремления усугу­бить сегрегацию общества, когда коренные жители высылались на окраины, наподобие «ирландских городов» («айриштаунов») в ко­лониальной Ирландии, и политики объявления вне закона опреде­ленных культурных институтов коренного общества. Последние столетия Средневековья отмечены созданием гетто и расовой дис­криминацией.

Со временем в текстах, отражающих состояние межнациональ­ных отношений в пограничных областях Европы, идеи естествен­ной и извечной вражды стали доминировать. Французский домини -канец с легкостью писал о «естественной ненависти» между поля­ками и немцами, а комментатор «Саксонского Зерцала» в XIV веке объяснял его положения, запрещавшие саксонцам и вендам свиде­тельствовать друг против друга либо выступать судьей, тем обстоя­тельством, что «они издавна были врагами». Аналогичная тенденция укоренилась и в Ирландии. Для характеристики отношений между англичанами и ирландцами в «Ремонстрации» исконно ирландских князей 1317 года использовано такое выражение: «непримиримая вражда и вечные войны». Поколение спустя Ричард Фиц-Ральф, ар­хиепископ Армагский, объяснял папе римскому, что «эти две нации всегда настроены друг против друга в силу традиционной ненавис -ти, поскольку ирландцы и скотты испокон веков имели разногласия с англичанами»^⁸.

История мудехар, испанских мусульман, оказавшихся под хрис­тианским владычеством, служит еще одним подтверждением этой тенденции. Ясно, что в Позднее Средневековье их положение по­степенно ухудшалось. По первоначальным условиям их покорения в XII и XIII веке испанские мусульмане обычно сохраняли за собой свою землю, судей и законы, а также право совершать молитву в мечетях. «У меня в стране много сарацинов, — писал Хайме I Ара-

гонский. — И все они сохраняют свои законы, как если бы жили в стране сарацинов»⁶⁹. Однако, несмотря на то, что преемники Хайме и другие короли христианского мира подтверждали их ос­новные права, вымывание судебно-правовой автономии мусульман было налицо и приобретало все более необратимый характер. Тот принцип, что свидетельствовать против мусульман в суде могли только представители их национальности, в Валенсии был нарушен в 1301 году, когда Хайме II издал распоряжение, что «только два добропорядочных свидетеля-христианина могут свидетельствовать против иудея или сарацина, независимо от тех привилегий, какие мы или наши предки даровали иудеям и сарацинам»⁷⁰. Позднее тот же монарх повелел, дабы во всех его владениях преступления, со­вершенные мусульманами против христиан, подлежали суду хрис­тианских судей и по христианскому закону, хотя тяжбы между му­сульманами либо гражданские иски христиан против мусульман по-прежнему могли слушаться судом в составе мусульманских судей и по законам мусульман. В XIV—XV веках наступление на юридичес­кую независимость мусульман продолжалось. Один кастильский до -кумент 1412 года гласил: «Отныне общины мусульман в моем коро­левстве не должны иметь своих судей,., судебные дела между му­сульманами, как уголовные, так и гражданские, отныне надлежит слушать в городском суде»⁷¹.

Одновременно с ослаблением самостоятельности в судопрои­зводстве мудехары расставались и с арабским языком. Яркий при­мер вымывания языка предков являет изданный на кастильском на­речии «Компендиум Главных распоряжений и запретов Закона и Сунны (Краткое изложение Сунны)», который был составлен има­мом Сеговии Исой Джедди в 1462 году⁷². В предисловии он объяс­няет, что специалисты обязаны разъяснять закон «всем существам на свете на том языке, который они понимают», Он пишет на кас­тильском, «поскольку мавры Кастилии, в результате больших при­теснений, большого принуждения, непосильной дани, трудов и не­взгод, лишились своего благосостояния и своего арабского языка». Только в Валенсии и Гренаде еще сохранялисо достаточно крупные группы носителей арабского языка.

После завоевания в 1492 году последнего мусульманского госу­дарства на Пиренеях — Гренады перед завоевателями уже, каза­лось, замаячило единое в религиозном отношении государственное образование. За изгнанием иудеев последовало насильственное об­ращение в христианскую веру мусульман. В Гренаде это произошло после 1499 года, в нарушение договора 1492 года; за нею последова­ла Кастилия в 1502 году и Арагон в 1526. Однако испанские хрис­тиане сочли разрушение закона и веры их врагов недостаточным для своего удовлетворения. Мориски, как стали называть новоооб-ращенных христиан исламского происхождения, сохраняли опреде -ленные черты неассимилированной общности. Как и в случае с на­сильственно обращенными иудеями, власти уже не довольствова-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

лись одной только внешней принадлежностью к господствующей вере, и за объявлением ислама вне закона последовало наступление на повседневные обычаи и обряды морисков. Был поставлен под за­прет мавританский костюм, женщинам было предписано открывать на улице лицо, арабский язык был запрещен в районах, где он еще имел хождение, и силой насаждались испанские имена. Ответом на эту политику культурного геноцида стало восстание морисков в 1568 году. И даже его подавления с точки зрения нового витка ра­систской политики завоевателей оказалось мало. В 1609—1614 годах мориски были изгнаны в буквальном смысле. Не исключено, что число навсегда покинувших Пиренеи в те годы составило треть миллиона⁷-^.

Как уже упоминалось в предыдущей главе, на пороге X века Ре-гино Прюмский идентифицировал национальность по признакам происхождения, обычаев, языка и законов. В Позднем Средневеко­вье мусульмане Испании лишились своего закона, а постепенно и языка. Высшая точка этого наступления на носителей ислама при­шлась на рубеж XVI века, когда в ходе насильственного крещения они были лишены своего закона в самом глубинном понимании, то есть религии. В XVI веке неприемлемыми с точки зрения христиан­ского большинства стали уже их обычаи. В первые годы XVII века оказалось невозможно терпеть дольше и сам народ. В начале Ново -го времени в Испании решающим критерием для продвижения по служебной и иерархической лестнице была «чистота крови», то есть происхождение, не запятнанное ни еврейской, ни мавритан­ской кровью. Появился расизм крови в его современном виде.