Подведем итоги: старое в новом 7 страница
Коль скоро Лангер с ученейшими коллегами списали со счетов публичные высказывания фюрера об американском президенте, а обратились к тому, что фюрер думал о нем «втайне», то «Застольные беседы Гитлера», изданные в 1953 году, – стенографические записи его изречений в тесном кругу – очень подходящий источник для выяснения именно этих мыслей Гитлера.
Генеральная оценка им Рузвельта – президент «слабоумный». Он внушал своим приближенным: «Оба англосакса стоят друг друга… Черчилль и Рузвельт, что за шуты!… Рузвельт как в политике, так и вообще ведет себя как изворотливый, мелкотравчатый еврей… а Черчилль разнузданный боров, пьяный восемь часов из двадцати четырех». Что касается Сталина, то он, «безусловно, заслуживает уважения» и в «своем роде великолепный деятель» [107]. Риббентроп, в разгар войны ознакомившись с оценкой СССР службой В. Шелленберга, говорил ему: «Я хорошо изучил ваши специальные доклады о России и обдумал положение. Затем я пошел к фюреру и откровенно заявил ему, что наш главный и самый опасный противник – Советский Союз, а Сталин обладает большими способностями как стратег и государственный деятель, чем Черчилль и Рузвельт, вместе взятые. Фюрер разделяет это мнение. Он заметил, что относится с должным уважением только к Сталину» [108].
Современные историографы американских спецслужб наверняка знают все это, но не придают этому решительно никакого значения, они горой стоят за честь мундира и настаивают – описанный анализ УСС Гитлера безупречен. Больше того, от написанного Лангером и К° ведется отсчет аналогичных «исследований», выполненных и выполняемых в ЦРУ. Р. Клин, например, бесхитростно бросает в пользу этой точки зрения не только свой профессиональный вес бывшего высокопоставленного работника ведомства, но и авторитет своей побочной профессии – заметного в США историка (его перу принадлежит один из основных томов 99‑томной истории армии США во второй мировой войне – «Командный пункт в Вашингтоне»). Он без колебаний заявил: «У. Лангер руководил созданием в высшей степени точного анализа личности Гитлера, опубликованного в виде книги много лет спустя, который открыл дорогу для проведения аналогичных исследований иностранных руководителей психоаналитиками ЦРУ» [109].
И снова хочется воскликнуть – боги мои, боги! Могли ли помыслить крупные историки – из американцев приходят на ум К. Беккер и Ч. Бирд, – какое применение найдет их методологический принцип релятивизма в руках ученых на чиновничьих постах в спецслужбах. Что очень устраивает их руководителей. Г. Розицкий в 1977 году положительно гордился тем, что ЦРУ «выдает психологические портреты ведущих политических деятелей в традициях опубликованного анализа УСС Гитлера, выполненного профессором У. Лангером» [110]. Уже и «традиции»!
Очень вероятно, что круг лиц, на которые составляются пресловутые «портреты», не ограничивается крупными деятелями. Еще более вероятно, что в ЦРУ сложилась практика заниматься этим в отношении людей, которые сочтены опасными для существующего в США строя, не только иностранцев, но и американцев. Похоже на то, что расследование, предусмотренное законом, заменяется совершенно произвольной процедурой составления анонимными специалистами секретного «психологического портрета», на основании которого наверняка могут быть сделаны выводы в отношении этого лица, опять‑таки вне пределов, очерченных законом. Оперативность налицо – вместо многотомного следственного дела тощее досье «психологического портрета», являющееся основанием для внесудебной противозаконной расправы.
Конечно, это дела не такого рода, о которых кричит ЦРУ на каждом перекрестке.
Случилось это уже в 1971‑1973 годах. В июне 1971 года «Нью‑Йорк Таймс» начала публикацию отрывков из 47‑томной секретной истории политики США в отношении Вьетнама. Она была написана в 1967 – 1968 годах по приказу отчаявшегося министра обороны Р. Макнамары, который, видя, что американская агрессия терпит поражение, поручил группе специалистов разобраться в причинах этого. 36 составителей доклада, официально именовавшегося «История принятия американских решений по Вьетнаму», получившего в прессе название «Бумаги Пентагона», «знали, – как сказано во введении к публикации, – что это, разумеется, неполная история» [111]. Но и преданного гласности было достаточно. Собранные документы неопровержимо свидетельствовали о том, что именно США развязали агрессивную войну.
При обмене мнениями в Белом доме министр обороны М. Лэйрд заверил, что более 95 процентов содержания материалов может быть рассекречено, «но нас беспокоил любой процент, пусть 1 процент, не подлежавший огласке», – вспоминал Р. Никсон [112]. Правительство реагировало очень быстро, попыталось запретить дальнейшую публикацию. Безуспешно. Губернатор штата Джорджия Дж. Картер воззвал к некоему сенатору позаботиться о «принятии федерального законодательства, вводящего уголовную ответственность для средств массовой информации» [113]и т. д. и т. п.
Скандал! Однако правительство не имело полной свободы действий, ибо продолжение войны во Вьетнаме уже вызвало глубокие разногласия в самой правящей верхушке. Конечно, публикация «Бумаг Пентагона» ничего не изменила в американской политике в Юго‑Восточной Азии. Р. Зигфорд, автор неопубликованной диссертации о войне во Вьетнаме, хранящейся в библиотеке Л. Джонсона, заключил: «После сказанного и сделанного это исследование имело ничтожные результаты, если вообще о них приходится говорить, для войны во Вьетнаме» [114]. Больше того, быстро обнаруженный виновник «утечки» Д. Эллсберг по мимо своей возмущенной совести – он провел 1964 – 1966 годы во Вьетнаме в качестве эксперта Пентагона, улетел туда «ястребом», а прилетел «голубем», – мог предъявить более существенный аттестат человека, связанного с ЦРУ. Что до «Бумаг Пентагона», то подборка, по словам Ф. Праути, «несомненно, преследовала цель – восхвалить высочайшим образом роль ЦРУ как разведывательной организации» [115]– правительство не вняло советам ведомства, и вот вам результат!
Это создало особое положение для Д. Эллсберга. Он совершил, следовательно, поступок, похвальный в глазах могущественных противников Никсона. Эллсберга предали было суду, но обвинение провалилось. Он купался в лучах славы, его имя не сходило с первых страниц газет. Коль скоро Эллсберг оказался в фарватере мощного течения к Уотергейту, он оказался малоуязвимым.
В мае 1973 года выяснилось, что вслед за передачей «Бумаг Пентагона» в печать Эллсберг стал предметом зловещего внимания ЦРУ, получившего указание расправиться с ним. И вовсе не за то, что Эллсберг обратился из «ястреба» в «голубя». Как рассказал публицист В. Ласки в книге «Это началось не с Уотергейта» (1977 г.), Г. Киссинджер, лично хорошо знавший разрекламированного правдолюбца, доложил президенту:
«Эллсберг знает важнейшие военные тайны, такие, как цели ядерного сдерживания». Речь шла о том, что в середине шестидесятых годов Эллсберг работал под руководством министра обороны Роберта Макнамары над выбором объектов, предназначенных для ядерных ударов. Эта тайна из тайн содержалась в секретнейшем документе – Главном интегрированном оперативном плане (СИОП). Киссинджер заявил Никсону, что утечка сведений о СИОПе будет иметь ужасающие последствия для национальной безопасности. СИОП намечал время и способы американского нападения с использованием ядерных бомб, в нем была конкретная информация о всех военных объектах, намеченных в качестве целей за железным и бамбуковым занавесом, включая количество и мощность ядерных боеголовок, предназначенных для каждой цели».
Хотя не было никаких данных, что Эллсберг собирается говорить публично о драгоценном плане СИОП, приказ президента был более чем категоричен: «Мне плевать, как это будет сделано, но сделать все, чтобы прекратить утечку информации. Я не желаю слушать, почему это не может быть исполнено» [116]. По команде приказ поступил на исполнение к ЦРУ, которое провело операцию под кодовым названием «Одесса» – составление «психологического портрета» Эллсберга. Вооруженные специальным оборудованием ЦРУ, взломщики по указанию ведомства проникли в кабинеты домашних врачей супругов Эллсберг, чтобы и там собрать недостающие материалы.
К ноябрю 1971 года ЦРУ сочинило «психологический портрет» Эллсберга. Руководитель операции Г. Лидди напомнил помощникам президента: «Открытая часть программы – судебное преследование (имелись в виду газетчики. – Н. Я. ) по соответствующим федеральным законам. Остальные злоумышленники должны быть найдены, и с ними надлежит расправиться не менее сурово, но иными методами» [117]. По стечению бесчисленного количества обстоятельств, а скорее ввиду заинтересованности тех, кто хотел свалить Никсона, операцию «Одесса» предали гласности. Уотергейт начинался!
У. Колби, директор ЦРУ, написал в своих мемуарах:
«В мае 1973 года я прочитал в газетах историю, которая коренным образом потрясла мою жизнь и ЦРУ. Сообщалось, во время суда над Даниэлом Эллсбергом за раскрытие им „Бумаг Пентагона“ всплыло, что в кабинет пользовавшего его д‑ра Льюиса Д. Фелдинга проник со взломом, использовав инструменты, полученные от ЦРУ, X. Хант. Он искал материалы, которые затем должны быть переданы в ЦРУ и на основании которых ЦРУ предстояло подготовить „психологический портрет“ Эллсберга для Белого дома. Я был потрясен и никакие мог понять, почему я ничего не знал об этом, хотя на меня возложили сбор всех материалов в ЦРУ, касавшихся Уотергейта» [118].
Мемуары Колби, конечно, отмечены особенностью жанра – ограниченной достоверностью. Но все же он мог недоумевать, ибо недоумевали и те в Белом доме, кто дал команду провести операцию «Одесса». Там наверняка смутно представляли технику работы ЦРУ, не допускали мысли, что и умудренное опытом ведомство оставляет следы. 17 марта 1973 года состоялся поразительный разговор между президентом Никсоном и его верным помощником Дином:
«Дин: Вот теперь эти оба – Хант и Лидди… Эти типы, должно быть, идиоты, о чем мы узнали, к сожалению, поздно. Они вломились в кабинет врача Эллсберга, обвешанные с ног до головы всей этой снастью ЦРУ – фотоаппаратами и прочим. Потом они вернули аппараты в ЦРУ с непроявленными пленками. ЦРУ до сих пор не понимает, к чему все эти материалы… Президент: Какого черта, боже мой, зачем это?… Дин: Они пытались, что и было частью операции в связи с «Бумагами Пентагона», ну в общем, получить записи психиатра Эллсберга для каких‑то целей. Ей‑богу, я не приложу ума, зачем… Президент: (непечатная брань)… Дин: Вот и получается – есть материал по поводу Ханта. Есть фото, проявленное в ЦРУ. На них Гордон Лидди стоит, красуясь как кретин у таблички «Вход в кабинет врача», а видно имя врача. И (непонятно) для следователя не составит труда сообразить и спросить – а зачем ломиться в кабинет врача, – обнаружат взлом, и пойдут по цепочке – выяснят, что Лидди занимался этим, займутся им…» [119].
Собеседники совершенно точно предсказали дальнейшее развитие событий. Так и случилось. Взлом кабинета врача занял виднейшее место в том, что называют Уотергейтом. Виновные пошли в тюрьму, что Никсон в воспоминаниях, вышедших в 1978 году, назвал «трагедией», ибо «Даниэл Эллсберг разгуливает на свободе» [120].
Но мы занимаемся не Уотергейтом, а констатируем в связи с ним – в этих условиях было совершенно невозможно принимать оперативные меры по «психологическому портрету» Эллсберга. На этот раз ЦРУ потрудилось впустую.
История эта, помимо прочего, показывает: «наука» ЦРУ, восходящая к УСС, – дело очень тонкое, требующее высокой степени координации между высшей властью и исполнителями. Вероятно, механизм, по крайней мере в этом случае, разладился. Конечно, этого не могли предвидеть те, кто в годы второй мировой войны строил УСС и уверенно планировал продолжение деятельности такого рода на мирное время. Под водительством Донована УСС записало в актив множество новинок, среди которых процедура «психологических портретов» наверняка не из самых выдающихся, во всяком случае по важности.
Хотя в центре забот УСС по очень понятным причинам находились державы «оси», там никогда не обходили вниманием союзника – Советский Союз. Это констатируется в американской специальной литературе, разумеется, только в общих чертах и, несомненно, с порядочной дозой дезинформации.
В исследовании Т. Пауэрса, вышедшем в 1979 году и являющемся, в сущности, историей ЦРУ, эскизно прослежены заботы УСС по поводу СССР в годы войны. Сославшись на работу Р. Смита «УСС: тайная история первого централизованного разведывательного ведомства» (1972) и присовокупив собственные разыскания, Пауэрс замечает: «История УСС, которая неразрывно связана с секретной политической историей войны, отмечена столь же ревностной работой против коммунистов, как и заботой о достижении победы над Германией. Некая женщина, работавшая на Аллена Даллеса в Берне, полагает, что фокус его внимания – примерно о чем думают, отходя ко сну и просыпаясь поутру, – стал перемещаться от Германии к России уже во время Сталинграда. В УСС, включая Хелмса, принимали как факт советско‑американское соперничество на протяжении всей войны» [121]. To было дело, конечно, не только оперативного состава, но и ученых, работавших в УСС.
В истории советско‑американских отношений в годы войны можно найти примеры попыток западных союзников дезориентировать нашу страну. Одна из наиболее памятных – информация, оказавшаяся ложной, о направлении предстоявших немецких ударов весной 1945 года. Обращают на себя внимание усилия США и Англии на самом высшем уровне привлечь внимание СССР к химерическому «Альпийскому редуту» в канун битвы за Берлин. Попытки сговора западных союзников (например, к Берне в 1945 году) слишком хорошо известны и были поводом для острого обмена мнениями между И. В. Сталиным и Ф. Рузвельтом.
Но в целом интриги УСС против нашей страны в годы второй мировой войны не увенчались успехом. СССР выходил победителем. Это удваивало рвение УСС, занявшегося планированием политики США в отношении СССР в послевоенный период. Профессор Дж. Гэддис, просмотревший разрешенную ему часть архивов УСС, заметил в своей книге, вышедшей в 1982 году: «Больше всего и наиболее последовательно УСС в годы войны занималось при анализе советско‑американских отношений вопросом о том, в какой мере политика Запада сможет определить поведение Советов. См. доклады РА, № 523: „Политическая ориентация и мораль в СССР“, 23 февраля 1943 года; № 959 „СССР и Югославия“, 19 июня 1943 года; № 1109 „Основы советской внешней политики“, 1 сентября 1943 года; № 2073 „Русские цели в Германии и проблемы трехстороннего сотрудничества“, 11 мая 1944 года; № 2284 „Интересы американской безопасности в европейском урегулировании, 29 июня 1944 года; № 2669 „Возможности и намерения СССР в послевоенный период“, 5 января 1945 года“. Естественно, не раскрывая содержания этих докладов, Дж. Гэддис замечает, что в них исследовался вопрос „увязок“, а именно: как соразмерить „морковки“ и „дубины“ в усилиях Вашингтона „добиться уступок“ от СССР [122]. Вашингтонские руководители, решавшие, например, что предоставить СССР по ленд‑лизу, в этой связи пытались определить «подлинные» потребности нашей страны, с тем чтобы ничего из отправленного нам не перешло на послевоенный период. Как в отношении врага, так и в отношении союзника – СССР американские и английские спецслужбы объединяли свои усилия, продолжает биограф Донована Форд:
«Оценки РА мощи Советского Союза отличались от выводов англичан, и прилежный исследователь русской истории профессор Героид Т. Робинсон из Колумбийского университета, который впоследствии возглавил Русский институт в этом университете, отправился в Англию в имевшееся там сходное с РА ведомство, размещавшееся в Оксфорде. После недельного обсуждения английские коллеги признали: „У вас лучшие ученые, у вас больше информации, мы согласны с вашими оценками“. Профессор Лангер настаивает, что ни одно правительство не имело в своем распоряжении ведомства, хотя бы приближавшегося к РА. „Включая немцев, – добавлял он, – они могли бы учредить такое ведомство, если бы захотели, но не обладали для этого должной компетенцией“ [123].
Нет никаких сомнений, что усилия УСС во многом содействовали практически бескровной высадке войск западных союзников в Северной Африке в 1942 году. Несомненно, УСС сыграло определенную роль в организации Движения Сопротивления в европейских странах, оккупированных Германией. Конечно, УСС строго следовало классовому подходу, который препятствовал мобилизации Демократических сил на борьбу с фашизмом. А. Гольдберг, в годы войны возглавлявший подразделения УСС, пытавшиеся внедриться в рабочее движение в европейских странах, в 1946 году бросил упрек: США «из‑за невежества и страха» не оказали «демократическим силам Сопротивления в Европе ту помощь, которой они заслуживали… что сузило размах и поддержку УСС наших союзников в подполье». Упрек, заметил в 1978 году бывший сотрудник американских спецслужб У. Пек, «противоречит собственным усилиям Гольдберга, ибо именно он сужал размах и эффективность деятельности УСС, не финансируя в равной степени все группы Сопротивления, особенно коммунистов, а они и составляли большинство движения» [124]. Впрочем, с какой точки зрения смотреть – для руководства УСС то и был успех ведомства, который дал мощный толчок последующей послевоенной карьере А. Гольдберга, превратившегося к исходу семидесятых годов в великого знатока проблемы «прав человека» в американской интерпретации.
Длинная рука УСС и Интеллидженс сервис достигла ряда немецких штабов в преддверии высадки войск США и Англии во Францию в июне 1944 года. В новейшей западной литературе книга Д. Ирвинга «По следу лисицы» – тому один только пример. В ней не ставится под сомнение, что методы психологической войны оказались необычайно результативными для дезорганизации немецкого сопротивления во время вторжения. Успехи союзных войск, твердо вступивших на Европейский континент, должны разделить по крайней мере поровну Д. Эйзенхауэр с УСС и другими спецслужбами. Те, кто содействовал этому с немецкой стороны, генерал Г. Шпейдель и другие, впоследствии были вознаграждены, заняв высокие командные посты в НАТО в пятидесятые годы.
По сей день не совсем ясна роль УСС в организации оппозиции Гитлеру в высших кругах Германии. Этим занимался А. Даллес, и, хотя заговор против Гитлера 20 июля 1944 года провалился, мало похоже, судя по последующему пути А. Даллеса, чтобы в Вашингтоне сочли его банкротом в этой важной операции тайной войны. Побочным результатом этой неудачи был неслыханный успех западных спецслужб: сыграв на подозрительности маньяка Гитлера, они помогли подвести под расправу нацистами самого популярного военачальника рейха фельдмаршала Роммеля. Верный служака рейха, он был отправлен на тот свет нацистами как «заговорщик» против Гитлера, каким он никогда не был!
Наконец, известно: помимо действий на «высшем уровне», УСС направляло на оккупированные территории вооруженные группы, создало, по крайней мере в Западной Европе, густую агентурную сеть. Донован, несомненно, гордился в первую очередь ролью УСС в формировании событий, а только потом как разведывательного органа. Это оказалось возможным только потому, что УСС сумело создать обширную агентуру в самых, если угодно, «чувствительных» ведомствах нацистской Германии.
В сентябре 1982 года были рассекречены показания А. Даллеса перед одним из комитетов конгресса еще в 1947 году. Тогда, похваляясь успехами УСС, он указал: около 10 процентов личного состава гитлеровской разведки – абвера – были настроены против Гитлера и сотрудничали с УСС. Руководитель абвера адмирал В. Канарис и его заместитель находились в прямом контакте с А. Даллесом, возглавлявшим резидентуру УСС в Швейцарии. По словам Даллеса, он «достиг определенных успехов, проникнув в германскую разведывательную службу, МИД Германии и некоторые другие ведомства» [125]. Как известно, Канарис был казнен гитлеровцами по делу о заговоре 20 июля 1944 года. После войны ЦРУ приобрело для его вдовы виллу в Испании и выплачивало ей пенсию из своих фондов.
Когда глубокой осенью 1944 года войска западных союзников, оставив за собой Францию, встали на границу Германии, Донован начал хлопотать о будущем для своего ведомства. По всей вероятности, он счел именно этот момент наиболее удачным, успехи УСС, несомненно облегчившие марш союзным армиям к рейху, должны были быть свежи в памяти высших руководителей США.
18 ноября 1944 года Донован, очевидно, после предварительной устной договоренности подал Рузвельту бумагу, предлагая учредить после войны «центральное разведывательное ведомство» с обязательным подчинением его президенту. Задача ведомства – централизовать и координировать деятельность всех органов разведки, что «требуется для правительства в планировании и выполнении национальной политики и стратегии». Донован приложил к докладной проект директивы президента, в которой на будущее ведомство, помимо указанных целей, возлагалось «проведение подрывных операций за рубежом» (пункт 3, подпункт «е»), и даже с одобрения президента ему «предоставлялись армейский и военно‑морской персонал для выполнения своих функций и обязанностей» (пункт 10) [126]. Итак, идеи Донована, определившие в конечном итоге структуру и деятельность ЦРУ, с самого начала предусматривали: на так называемую «разведку» возлагается задача подрыва государственного строя тех государств, на которые укажет правительство.
Не успел Рузвельт обдумать предложения Донована, как в декабре 1944 года разразилось немецкое наступление в Арденнах. Оно было полной неожиданностью, в Вашингтоне стали винить разведку, прошляпившую удар гитлеровцев. Кивали и на УСС, хотя провалилась в первую очередь Джи‑2 и т. д. По горячим следам за этим 9 февраля 1945 года «Вашингтон таймс геральд» и «Чикаго трибюн» намекнули в лихих статьях о плане Донована, что президент‑де собирается завести «гестапо», а оно «заменит все существующие федеральные полицейские и разведывательные органы, включая в армии Джи‑2, военно‑морскую разведку, ФБР, Службу внутренних доходов». Утечка информации была беспримерной, но кто осмелился вынести дело на страницы газет? К. Форд в 1970 году сокрушался: «Источник не был обнаружен». Р. Клин в 1976 году предположил: «Э. Гувер… вероятно, сообщил о предложении прессе», но только в 1978 году У. Колби авторитетно заключил: «Гувер передал это (текст докладной Донована Рузвельту) журналисту» [127]. В 1978 году быть смелым на книжных страницах ничего не стоит. Э. Гувер уже несколько лет как ушел в иной мир.
Смерть Рузвельта выбила почву из‑под ног Донована. УСС было очень личным учреждением Рузвельта, и он унес в могилу замыслы, связанные с предлагавшейся Донованом «разведкой» на послевоенное время. На Трумэна насели все соперники УСС, стаю вел Гувер. Они указали на очевидное – исход войны решили многомиллионные армии, а где вклад УСС? Ведомство не отвоевало для США ни одной страны, следовательно, претензии его преувеличены. Хорошо, УСС делало многое, но сфера Донована простиралась только от Европы до Бирмы. Генерал Макартур не пустил УСС на Тихий океан и прекрасно обошелся с Джи‑2. Взгляните на итог войны на Тихом океане! Латинская Америка всю войну оставалась за ФБР. Что, там хуже боролись с агентурой держав «оси»? А вот свежайший пример: лейтенанта из УСС Джона Бэрча после капитуляции Японии послали в Китай с простейшей миссией: помочь вызволить американских военнопленных из японского лагеря. Ротозей дал застрелить себя китайцам! [128]
Соперники атаковали именно то, чем был силен Донован, – тайные операции УСС. Вероятно, они просто не знали, по каким извилистым дорожкам правительство Ф. Рузвельта шло к тому, что со стороны представлялось только победами американских вооруженных сил. Трумэн? Что Трумэн! Оружие, изготовленное по руке политического тяжеловеса Ф. Рузвельта, – УСС – оказалось неподъемным для человека, который каких‑нибудь полгода назад был сенатором. Подтянуть тайные нити, ослабевшие со смертью Рузвельта, да и вообще с концом войны, еще предстояло, а постный Гувер поджимал рядом губы. Трумэн и распустил УСС, точнее, разделил на две части: РА ушло в госдепартамент, а подразделения агентурной разведки и контрразведка – в военное министерство.
Но уже 22 января 1946 года Трумэн учредил Центральную разведывательную группу, восстановившую некоторые функции УСС. Летом 1946 года Трумэн дал понять Гуверу, кто хозяин, – компетенция над Латинской Америкой была отнята у ФБР и передана этой группе. Было сделано то, чего не мог добиться Донован при Рузвельте. Тем временем, сказано в официальной истории ЦРУ, «в марте 1946 года разведки армии, флота и авиации получили приказ совместно с Центральной разведывательной группой в максимально кратчайший срок дать самую квалифицированную разведывательную оценку Советскому Союзу. Широко задуманное исследование начали в атмосфере лихорадочной поспешности… При его выполнении с самого начала выявилось резкое противоречие… Каждое ведомство было заинтересовано в нем только с точки зрения своих интересов… Предполагавшееся значение Центральной разведывательной группы как связующего звена между различными министерствами было сведено до роли заурядного редактора. Доклад был закончен лишь спустя два года, в марте 1948 года» [129].
Закончен тогда, когда ЦРУ уже было создано и приступило к функционированию.
Американские историки, особенно так называемые «ревизионисты», на протяжении десятилетий жарко спорили о генезисе «холодной войны». «Ревизионисты» убедительно показали на рубеже шестидесятых и семидесятых годов, что ответственность за «холодную войну» лежит полностью и исключительно на американском империализме. При полном согласии в этом они расходились в деталях – когда именно США начали «холодную войну». Некоторые относили этот момент к апрелю 1945 года, первым дням Г. Трумэна в Белом доме, другие указывали на март 1946 года – речь У. Черчилля в Фултоне и т. д. Спорят по сей день!
«Длительные дебаты по поводу генезиса холодной войны, – замечает Т. Пауэрс, – для ветеранов УСС представляются просто глупостью. По собственному опыту они знают – с самого начала холодная война была продолжением настоящей войны». Подразделения УСС явились в Берлин вместе с американскими оккупационными войсками и «занялись теми же делами в отношении русских (установлением размеров и дислокации воинских частей), органов политического контроля и теми же методами (через агентов), что они делали всего за несколько недель до этого в отношении Германии. Никто еще не называл Россию врагом, но к ней относились именно так» [130].
Американские спецслужбы немедленно подобрали тех, кто служил гитлеровцам на оккупированной территории СССР и успел унести ноги вместе с отступавшим вермахтом. О том, как сначала УСС, а затем ЦРУ пригревали и использовали матерых палачей и убийц, известно очень мало. По сей день это тайна за семью печатями ЦРУ В мае 1982 года бывший сотрудник министерства юстиции США Дж. Лофтус передал в печать сведения: после победы над Германией УСС, а затем ЦРУ тайно обеспечили въезд в США примерно 300 гитлеровских наймитов, бесчинствовавших в Белоруссии.
Иммиграционные законы в США, как известно, достаточно жестки. Великая «демократия» похваляется, что не даст у себя приюта «фашистам», каковыми, вне всяких сомнений, являлись названные Лофтусом подонки. Последовал небольшой скандал. Проверили списки лиц, въезжавших в США в те годы, в том числе по закону 1948 года, дающему право президенту допускать в страну 100 человек по собственному усмотрению в обход иммиграционных властей. Никаких следов об этих 300 из Белоруссии. Оно и понятно, их, сообщила «Вашингтон пост», в США «использовали как шпионов и пропагандистов против Советского Союза в „холодной войне“ [131]. А на руках некоторых из них кровь десятков тысяч людей, убитых в Белоруссии во время нацистской оккупации.
За давностью – некоторые из них‑де умерли, другие на пенсии – совместными усилиями ЦРУ и заинтересованных ведомств дело замяли. Представитель подрывной радиостанции «Свободная Европа», которому указали, что иные из упоминавшихся лиц все еще подвизаются у него на радио, нагло ответил: «Не берусь выносить суждение по поводу того, что делали эти люди 40 лет назад» [132].
Шпионаж в общепринятом смысле, конечно, был заботой ЦРУ с первых дней его существования, но это была рутинная деятельность, не вызывавшая особых эмоций у сотрудников ведомства. Работа как работа. Подлинный душевный подъем у тех, кто заполнял бесчисленные вакансии в стремительно развертывающемся ведомстве, вызывала официально санкционированная функция ЦРУ – «тайные операции», проще говоря, подрывная работа. Подавляющее большинство сотрудников ЦРУ видели в этом смысл создания ведомства и смысл собственной жизни.
Знаток тайных дел Ф. Праути во всеоружии долголетнего опыта указал:
«ЦРУ использует свою функцию разведки для прикрытия оперативной работы. Больше того, ЦРУ использует собственную разведку как инициатора своих тайных операций. Именно это понравилось в свое время генералу Доновану, когда президент Рузвельт спустил его с цепи во главе УСС, и именно это является движущей силой кадровых работников ЦРУ с тех пор» [133].
То были волнующие дни и годы для ветеранов УСС, вернувшихся к своим занятиям. Пишет Г. Розицкий:
«Весной 1948 года Белый дом считал, что война с Советским Союзом на пороге… В умах работников управления специальных операций ЦРУ на этот счет не было никаких сомнений. Враг – Советский Союз, и „советская цель“ – наша миссия. Мы профессионально и эмоционально посвятили себя только этой задаче. Мы рассматривали себя такими же участниками американского крестового похода против Сталина, как против Гитлера. Мы работали днями и ночами без выходных в обстановке нарастающего напряжения. „Холодная война“ была „горячей“ для наших оперативников, на карте стояла жизнь агентуры. Даже ныне, когда о настроениях того времени можно судить относительно спокойно, трудно определить общую общественную атмосферу, в которой мы начали нашу работу. На ум сразу приходят термины „истерия“ и „паранойя“. И если основное значение первого – „эмоциональная возбудимость“, а второго – „постоянная мания преследования“, то они подходят. Однако термины эти несут очень большую смысловую нагрузку, и стоит прибегнуть к более спокойному определению – „образ мышления холодной войны“ [134].