Наследие мстислава великого
Старший сын Владимира Мономаха, Мстислав, был верным и талантливым помощником своего отца. Его воля и незаурядные способности правителя не только уберегли Киевское княжество от распада, но и позволили ему завершить политическое объединение Русской земли. В 1127 г. Мстислав присоединил к Руси Полоцкое княжество, а захваченных в плен полоцких князей выслал в Константинополь. Недаром летописец назвал его Великим, а православная церковь удостоила канонизации. Но после его смерти в 1132 г. силы этнического развития толкнули Киевскую Русь к развалу. Возникли усобицы, ужесточились расправы, наступил политический распад государства, но не этноса ««См.: Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII‑XIII вв. С. 472 и след .»».
Удельные князья XII в. после смерти Мстислава Великого стали суверенными государями своих княжеств потому, что их поддерживало население, тяготившееся зависимостью от Киева. Черниговские Ольговичи — Всеволод II и Игорь II — на время сели на золотой стол киевский, но киевляне тяготились ими. Заговорщики призвали на престол Изяслава Мстиславича, и когда он в 1146 г. подошел с войском к Киеву, горожане переметнулись на его сторону.
Игорь попал в плен и год спусти был разорван киевской толпой ««Смерть Игоря II, пленника, зверски замученного чернью, была приравнена к мученической; Игорь канонизирован »». В 1157 г. в Киеве был отравлен законный наследник Мономаха, суздальский князь Юрий Долгорукий, зато в 1169 г. его сын Андрей взял Киев и отдал его войску на трехдневный грабеж: ранее так поступали только с чужими, а не своими городами.
Не пассионарное напряжение, а разнузданность инстинктов, характерная для инерционной фазы этногенеза, видна в этих и многих подобных событиях истории распада Киевской Руси. Хорошо еще, что на ее границах не было сильных врагов. Половцы, побежденные Владимиром Мономахом, предпочитали грабить Русскую землю не самостоятельно, а в союзах с враждующими князьями ««См.: Гумилев Л. Н. Миф и действительность//Проблемы реконструкций в этнографии. Новосибирск, 1984. С. 5‑24 »». Западные славяне сдерживали немецкий «натиск на восток», а волжские болгары свели постоянную войну с Суздалем и Муромом к обмену набегами ради захвата пленниц. Болгары пополняли свои гаремы, а русичи восполняли ущерб. При этом дети смешанных браков считались законными, но обмен генофондом не привел оба соседних этноса к объединению. Православие и ислам разделяли русичей и болгар, несмотря на генетическую перемешанность, экономическое и социальное сходство, монолитность географической среды и крайне поверхностное знание догматики обеих мировых религий большинством славянского и болгарского населения.
Это странно: ведь кочевые половцы охотно крестились, а язычники‑ятвяги христианства не принимали, предпочитая гибель или тяжелый плен. И сами русичи, при жестокости внутренних войн и утрате политического единства, сохранялись как этническая целостность. Очевидно, здесь необходимо кроме этногенеза учитывать и культурогенез; эти оба процесса хотя и сопряжены, но не идентичны друг другу.
Вспомним, что до Х в. славянство, хотя и раздробленное политически, представляло собой единую суперэтническую целостность, постепенно воспринимавшую христианство, представлявшееся современникам тоже культурным единством. Но уже в IX в., когда для обоих суперэтносов наступила фаза надлома, положение стало меняться, медленно, но неуклонно.
На востоке, в Византии, где сохранились традиции эпохи Великих соборов V‑VI вв. и церковная служба проводилась на общепонятном греческом языке, основой культурного единства было убеждение, для которого необходимо понимание. Поэтому в греческих городах шли постоянные споры на темы догматики, этики, апологетики и прочих теологических дисциплин. Духовенство практически не отделяло себя от паствы, поэтому светские образованные люди иногда становились патриархами: Тарасий, Никифор, Фотий ««См.: Флоря Б.Н. Сказания о начале славянской письменности. М., 1981. С.35 »».
Потому‑то, проповедуя православие, Кирилл и Мефодий перевели для славян священные книги. В их представлении обращение было неразрывно с просвещением и обучением. Славянам это нравилось, так как, крестившись, они переставали быть «варварами», а сравнивались с греками. Пройдя нужные христианские науки, способные славянские юноши, как, например, священник Иларион, могли становиться даже епископами и поучать свою паству, которая понимала язык литургии и проповеди. Поэтому православие укоренилось в царстве Болгарском ««Там же. С. 51‑52 »» и каганате Киевском; однако в Моравии, соседке агрессивной Баварии, оно потерпело поражение.
Совершенно иной была христианская проповедь в Западной Европе при Каролингах. Там возникла идея, что христианское богословие — тайная наука, доступ к которой должен быть открыт только духовенству. Это мнение бытовало уже в VIII в. потому, что в 794 г. Франкфуртский синод осудил обязательность церковной службы только на одном из трех языков: еврейском, греческом и латинском, но это решение впоследствии было игнорировано. По бытовавшей на Западе традиции, на родном языке разрешались лишь индивидуальная молитва и проповедь ««Там же. С. 26‑27 »».
Обязательность «трехъязычия» фактически упраздняла христианское просвещение, потому что изучить еврейский язык можно было только в мусульманской Кордове, где обитала еврейская колония, а греческий — нигде, ибо в Византии правили иконоборцы, считавшиеся еретиками. Тем не менее в начале 30‑х годов IX в. немецкое духовенство крестило Моравию. Однако после 846 г. князь Ростислав обратился в Константинополь с просьбой прислать ему епископа, который был бы и учителем, «чтобы… нам изложил христианскую веру» ««Там же. С. 26 »».
Дальнейшая история миссии Кирилла и Мефодия неоднократно описана, вплоть до ее трагического завершения. Племянник князя Ростислава Святополк предал Мефодия и его учеников в 879 г., объединился с немцами и оставил свой народ в жертву языческим венграм. Когда же в XI в. чешский король обратился к папе Григорию VII с просьбой о разрешении богослужения на славянском языке, папа ответил: "Бог всемогущий нашел угодным, чтобы Святое писание в некоторых своих частях осталось тайной, ибо иначе, если бы было полностью понятно для всех, слишком низко бы его ценили и утратили к нему уважение ««Там же. С. 29 »».
Интересно, как относился сам папа к Писанию, которое он по должности обязан был знать? И понятно, что южные славяне — болгары и сербы, имея возможность выбора, предпочли веру греков, с которыми они воевали, латинской вере, которую им выдавали, как неполноценным, в урезанном виде. Чехам было некуда деваться, а поляки XI в. были столь простодушны и доверчивы, что не заподозрили оскорбительности в принципе «трехъязычия». Зато русичи, жившие по Великому пути «из варяг в греки» и искушенные в торговле и дипломатии, отвергли исповедание, ограничивавшее их свободу совести. Ольга и ее внук Владимир сознательно избрали греческую веру.
XV. ИНОВЕРИЕ И ИНОСЛАВИЕ