M w о о4 и 1-н п м w r. он о4 и 8 страница

Другой пример. В Вятской губернии уездов, объявленных неблагополучными, не было к тому времени, когда земский отдел опубликовал свое сообщение, а размер ссу­ды на продовольствие он же определял в 782 000 пудов. Это — та самая сумма, кото­рую исчислило, по сообщениям газет, еще Вятское губернское присутствие по продо­вольственной части в своем заседании 28-го августа (исчислило согласно с постановле­ниями уездных съездов от 18 до 25-го августа). Те же самые съезды около 12-го августа определили размер ссуды иначе, именно: 1,1 млн. пудов на продовольствие и 1,4 млн. пудов на обсеменение. Откуда эта разница? Что произошло между 12-м и 28-м августа? Произошло то, что появился циркуляр г. Сипягипа от 17-го августа о борьбе с голо­дающими. Действие циркуляр возымел, значит, моментальное, и маленькая сумма в 230 тысяч пудов хлеба была вычеркнута из расчета, составленного — это заметьте — уезд­ными съездами, т. е. учреждениями, заменившими (по закону 12-го июня 1900 г.) не­благонадежное земство, учреждениями, состоящими из чиновников вообще и земских начальников в особенности... Неужели мы в самом деле доживем до того, что и земские начальники обвинены будут в либерализме? Чего доброго. По крайней мере, в «Мос­ковских Ведомостях» мы прочитали недавно такой реприманд

312__________________________ В. И. ЛЕНИН

некоему г. Ом., осмелившемуся в «Приазовском Крае» предложить, чтобы печата­лись в газетах протоколы заседаний губернских по городским делам присутствий (если уже нельзя в эти заседания допустить представителей печати):

«Цель слишком прозрачна: русский чиновник часто страдает боязнью показаться нелиберальным, и гласность может заставить его, иногда даже против совести, поддер­живать какую-нибудь либерально-фантастическую затею города или земства. Расчет не совсем ошибочный».

Не следует ли назначить особый надзор за вятскими земскими начальниками, кото­рые — очевидно из боязни показаться нелиберальными — обнаружили непроститель­ное легкомыслие в «преувеличении» продовольственной нужды?

Впрочем, «либерально-фантастическая затея» вятского земства (если бы мудрое рус­ское правительство не отстранило его от ведения продовольственного дела)

А вот еще образчик борьбы с преувеличениями, которую ведет вятский губернатор: Вятский губернатор в «объявлении», разосланном по волостным правлениям, констатирует весьма осторожное отношение крестьян к продовольственной ссуде, выдаваемой правительством и земством. «При объезде губернии, — говорит г. Клингенберг, — я убедился, насколько крестьяне обдуманно и ос­торожно относятся к нынешним обстоятельствам, боятся брать на себя не вызываемые крайнею необхо­димостью долги и твердо решились терпеливо ждать божией помощи в будущем году, стараясь своими силами выйти из затруднительного положения». Это дает начальнику Вятской губернии уверенность в том, что «никакие слухи о даровой правительственной и земской помощи и о возможности сложения долгов и недоимок, а равно о преувеличенных размерах недорода, не будут смущать спокойное и благо­разумное население Вятской губернии». Губернатор считает нужным предупредить крестьянское насе­ление, «что если при поверке приговоров окажется, что домохозяин хотя и не имеет никаких запасов, но собрал в нынешнем году хлеб в достаточном количестве на прокормление семьи и на обсеменение полей, но хлеб этот продал и вырученные деньги употреблял на другие надобности, то он уже рассчитывать на получение ссуды не может. Выданные ссуды будут, по новому закону, взыскиваться без ответственности круговою порукою¹²⁹, по тем же правилам, по коим взыскиваются окладные сборы. Поэтому домохозяин, просивший и получивший ссуду, должен помнить, что он один и должен будет ее возвратить, что никто ему не поможет и что взыскание будет производиться строго, так что в случае накопления недоимки все движимое имущество может быть продано, а недвижимое отобрано».

Можно себе представить, как обращаются волостные заправилы с просящими ссуду голодающими недоимщиками после такого объявления губернатора!

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 313

доходила до определения нужды еще в гораздо больших размерах. По крайней мере, чрезвычайное губернское собрание, происходившее с 30 августа по 2-ое сентября, оп­ределило недобор хлеба до потребного количества в 17 процентов, а кормов — в 15 процентов. А величина этого количества — 105 млн. пудов (обычный сбор — 134 млн. пудов, а в настоящем году — 84 млн. пудов). Недобор, следовательно, составляет 21 миллион пудов. «Общее число волостей в губернии, необеспеченных сбором текущего года, — 158 из 310. Население их составляет 1566 тысяч душ обоего пола». Да, несо­мненно, «кипит деятельная работа администрации» — по уменьшению действительных размеров нужды и по сведению всего дела помощи голодающим до какого-то акробат-ства копеечной благотворительностью.

Впрочем, «акробаты благотворительности» было бы еще слишком лестным названи­ем для сплоченных под знаменем сипягинского циркуляра администраторов. Общего у них с акробатами благотворительности — мизерность их помощи и стремление раздуть ее размеры. Но акробаты благотворительности смотрят на благодетельствуемых ими людей, в худшем случае, как на игрушку, приятно щекочущую их самолюбие, а сипя-гинская администрация смотрит на них как на неприятелей, как на людей, на что-то беззаконно посягающих («ничем не оправдываемая требовательность по отношению к правительству») и потому подлежащих обузданию. С полной рельефностью выразился этот взгляд в замечательных «Временных правилах», высочайше утвержденных 15-го сентября 1901 г.

Это — целый закон, состоящий из 20 статей, и замечательного в нем так много, что мы не поколебались бы причислить его к важнейшим законодательным актам начала XX века. Начать с названия: «временные правила об участии населения пострадавших от неурожая местностей в работах, производимых распоряжением ведомств путей со­общения и земледелия и государственных имуществ». Вероятно, эти работы представ­ляют из себя нечто до такой степени напичканное льготами, что «участие» в них есть особая милость? Вероятно, иначе

314__________________________ В. И. ЛЕНИН

и первая статья нового закона не повторяла бы: «сельским обывателям местностей, по­страдавших от неурожая, предоставляется участие в производстве работ» и т. д.?

Но об этих «льготах» закон говорит уже во второй своей половине, а сначала уста­навливается организация всего дела. Подлежащие управления «предназначают наибо­лее соответствующие работы» (ст. 2), причем «применяются к установленному в законе порядку» (ст. 3, которую, применительно к названию глав в некоторых романах Дик­кенса, можно бы назвать: «та статья нового закона, в которой говорится о необходимо­сти применяться к старым законам»). Работы открываются либо на сметные средства, либо на особые кредиты, причем общее заведование устройством работ принадлежит министру внутренних дел, который может назначать особых уполномоченных и при котором, под председательством его товарища, образуется особое «совещание по про­довольственному делу» из представителей разных министерств. К обязанностям этого совещания относится: а) разрешение отступлений от установленного порядка, б) обсу­ждение предположений о назначениях средств, в) «установление предельных размеров вознаграждения рабочих, а равно определение других условий предоставления населе­нию участия в означенных работах, г) распределение рабочих партий по районам работ и д) заведование передвижением этих партий к местам производства работ». Заключе­ния совещания утверждает министр внутренних дел, а также, «в подлежащих случаях», и министры других ведомств. Далее, указание работ и выяснение численности нуж­дающегося в них населения возлагается на земских начальников, которые все эти све­дения сообщают губернаторам, а губернаторы со своим заключением в министерство внутренних дел «и, по указанию оного, распоряжаются чрез земских начальников от­правлением рабочих к местам производства работ...»

Уф! Наконец-то мы осилили всю «организацию» нового дела! Спрашивается теперь, сколько потребуется смазки, чтобы привести в движение все колеса этой

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 315

громоздкой, чисто русской административной махины? Попробуйте только предста­вить себе это дело конкретно: непосредственно около голодающих находится один зем­ский начальник. Ему, значит, принадлежит инициатива. Он пишет бумажку — кому? Губернатору, гласит статья временных правил 15-го сентября. Но на основании цирку­ляра от 17-го августа создано ведь особое «уездное центральное по продовольственной части управление», назначение которого «сосредоточить заведование всею продоволь­ственною частью по уезду в руках одного должностного лица» (циркуляр 17-го августа — этим лицом предпочтительно должен назначаться уездный предводитель дворянст­ва). Возникает «пререкание», которое, конечно, быстро разрешается на основании за­мечательно ясных и простых «начал», изложенных в шести пунктах статьи 175-ой «об­щего учреждения губернского», определяющей «порядок разрешения пререканий... между присутственными местами и должностными лицами». В конце концов бумажка попадает все-таки в канцелярию губернатора, где и принимаются составлять «заключе­ние». Затем все посылается в Петербург и поступает на рассмотрение особого совеща­ния. Но участвующий в совещании представитель министерства путей сообщения не в состоянии решить вопрос о целесообразности такой работы, как исправление дорог Бу-гурусланского уезда, — и вот новая бумажка путешествует из Петербурга в провинцию и обратно. И когда наконец вопрос о целесообразности работы и проч. и проч. будет принципиально разрешен, тогда петербургское совещание займется «распределением рабочих партий» между Бузулукским и Бугурусланским уездами.

И ради чего создана такая махина? По новизне дела? Ничуть не бывало. До времен­ных правил 15-го сентября общественные работы могли устраиваться гораздо проще «на основании действующих узаконений», и тот же циркуляр 17-го августа, говоря об общественных работах, устраиваемых земствами и попечительствами о домах трудо­любия и губернскими властями, не предвидит надобности ни в какой особой организа­ции. Как

316__________________________ В. И. ЛЕНИН

видите, «продовольственная кампания» правительства состоит в том, что петербург­ские департаменты целый месяц (с 17-го августа по 15 сентября) выдумывали и выду­мали-таки бесконечное усложнение волокиты. Зато петербургское совещание, наверное уже, не поддастся той опасности впасть в преувеличения, от которой не защищены ме­стные чиновники, «боящиеся показаться нелиберальными»...

Но гвоздь новых «Временных правил», это — узаконения о нанимаемых на работы «сельских обывателях». Когда работы производятся «вне районов их оседлости», то ра­бочие, во-первых, образуют особые артели, «под наблюдением земского начальника», который утверждает и старосту для надзора за порядком; во-вторых, рабочим, всту­пившим в такую артель, составляется особый список, который «заменяет для внесен­ных в него («в оный», как выражается закон) рабочих — при передвижении и на время участия в работах — установленные законом виды на жительство и хранится до прибы­тия на место у чиновника, сопровождающего рабочих в пути, или, в случае его отсутст­вия, у артельного старосты, а затем — у заведующего производством работ лица».

К чему понадобилась эта замена обыкновенных паспортов, которые каждый желаю­щий отлучиться крестьянин вправе получить бесплатно, — особым списком? Для рабо­чего это несомненное стеснение, потому что, живя по своему отдельному паспорту, он гораздо свободнее и в выборе себе квартиры, и в распределении своего времени, и в перемене одной работы на другую более для него выгодную или удобную. Мы увидим из дальнейшего, что сделано это несомненно умышленно и не только из любви к ка­зенщине, а именно для того, чтобы стеснить рабочих и приблизить их к партиям крепо­стных, транспортируемых «по описи», по своего рода «статейному списку» . Оказы­вается, что, напр., забота «о сохранении должного порядка во время пути и передача (sic!) доставленных партий рабочих заведующим работами вверяется чинам, особо ко­мандируемым министерством внутренних дел». Дальше в лес —

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 317

больше дров. Замена паспортов списками ведет за собой замену свободы передвижения — «доставкой и передачей партий». Что это, не о партиях ли ссыльно-каторжных идет речь? Не отменены ли уже (может быть, в наказание за «преувеличение» голода?) все законы о том, что крестьянин, снабдивший себя паспортом, может ехать куда ему угод­но и как ему угодно? Неужели принятие перевозки на счет казны есть достаточное ос­нование для лишения гражданских прав?

Далее. Оказывается, что заведующие распределением рабочих, выдачей платы и пр. должностные лица производящего работы ведомства, «по сообщению губернского на­чальства местностей, где остались семьи рабочих, удерживают, в случае возможности, часть заработной платы и отсылают ее по принадлежности для поддержки этих се­мейств». Новое лишение прав. Как смеют чиновники удерживать заработанные деньги? Как смеют они вмешиваться в семейные дела рабочих и решать за них, точно за крепо­стных, кого и насколько желают они поддерживать? Да позволят ли еще рабочие удер­живать, без их согласия, заработанные ими деньги? Этот вопрос, вероятно, пришел в голову и составителям новых «каторжных правил», потому что статья закона, непо­средственно следующая за приведенной выше, гласит: «Надзор за сохранением рабо­чими должного порядка в местах производства работ возлагается, по распоряжению министра внутренних дел, на местных земских начальников, офицеров отдельного кор­пуса жандармов, полицейских чиновников или особо для сего назначенных лиц». По­ложительно, речь идет о наказании крестьян лишением прав за «преувеличения» голода и «ничем не оправдываемую требовательность по отношению к правительству»! Мало того, что за всеми русскими рабочими вообще следит и полиция общая, и полиция фаб­ричная, и полиция сыскная, здесь еще предписывается установление особого надзора. Правительство, можно подумать, совсем потеряло голову из страха перед этими от­правляемыми, доставляемыми и передаваемыми с тысячей предосторожностей партия­ми голодающих крестьян?

318__________________________ В. И. ЛЕНИН

Далее. «В случаях нарушения общественной тишины и спокойствия, явно недобро­совестного отношения к работе или неисполнения законных требований лиц, заведую­щих производством работ или наблюдающих за порядком на оных, виновные в том ра­бочие могут быть подвергаемы, без особого судебного производства, по распоряжению чинов, упомянутых в статье 16 (только что приведенной нами), аресту до трех дней; за упорное же уклонение от работы они, по распоряжению тех же чинов, могут быть от­правлены по этапу в место постоянного их жительства».

Можно ли после этого иначе назвать временные правила 15-го сентября как времен­но-каторжными правилами? Расправа без суда, — высылка по этапу... Велика, очень велика темнота и забитость русского крестьянина, но есть же мера всему. Да и беспре­рывные голодовки и беспрерывные высылки рабочих из городов не могли пройти бес­следно. И наше правительство, которому так понравилось управлять посредством «временных правил» , дождется-таки того, что найдет коса на камень.

Пусть послужат для нас «Временные правила» 15-го сентября поводом к самой ши­рокой агитации в рабочих кружках и в крестьянстве; давайте распространять самый текст этих правил и листки с объяснением их, давайте устраивать собрания с чтением этого закона и объяснением его содержания в связи со всей «продовольственной» по­литикой правительства. Добьемся того, чтобы каждый сколько-нибудь сознательный рабочий, попадая так или иначе в деревню, имел точное представление о «временно-каторжных правилах» и был в состоянии рассказывать всем и каждому, в чем тут дело и что нужно делать для избавления от каторги голода, произвола и бесправия.

А тем российским прекраснодушным интеллигентам, которые носятся со всякого рода артелями и тому

Давно уже сказано, что всякий дурак сумеет управлять посредством осадного положения. Ну, это в Европе нужны осадные положения, а у нас осадное положение есть общее положение, восполняемое то здесь, то там временными правилами. Ведь все политические дела в России ведутся на основании вре­менных правил.

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 319

подобными допускаемыми или поощряемыми правительством легальными общества­ми, пусть послужат эти временные правила о рабочих артелях — постоянным укором и серьезным предостережением: укором за ту наивность, с которой они верили в искрен­ность правительственного допущения или поощрения, не видя самого подлого крепо­стнического нутра за вывеской «развития народного труда» и т. п. Предостережением, — чтобы впредь они, говоря об артелях и прочих допускаемых гг. Сипягиными обще­ствах, никогда не забывали сказать, и всю правду сказать, о рабочих артелях по вре­менным правилам 15-го сентября, или же, если они не могут говорить о таких артелях, чтобы они лучше совсем молчали.

П. ОТНОШЕНИЕ К КРИЗИСУ И К ГОЛОДУ

Наряду с новой голодовкой все еще тянется старый, ставший уже затяжным, торго­во-промышленный кризис, выбросивший на улицу десятки тысяч не находящих себе работы рабочих. Нужда среди них страшно велика, и тем более бросается в глаза со­вершенно различное отношение и правительства и образованного «общества» к этой нужде и к нужде крестьян. Никаких попыток ни со стороны общественных учрежде­ний, ни со стороны печати определить число нуждающихся рабочих и степень нужды хотя бы с такой же степенью приближения, с какой определяется нужда крестьян. Ни­каких систематических мероприятий по организации помощи голодающим рабочим.

От чего зависит эта разница? Нам думается: всего менее от того, что нужда рабочих как бы меньше выступает наружу, проявляется в менее резких формах. Правда, город­ские жители, не принадлежащие к рабочему классу, мало знают о том, как маются те­перь фабричные, теснясь еще более в подвалах, чердаках и конурах, недоедая еще больше, чем обыкновенно, сбывая ростовщикам последние остатки домашней рухляди; правда, увеличение числа босяков и нищих, посетителей ночлежных домов и обитате­лей тюрем и

320__________________________ В. И. ЛЕНИН

больниц не обращает на себя особенного внимания, потому что ведь «все» так привык­ли к тому, что в большом городе должны быть переполнены ночлежные дома и всякие притоны самой безысходной нищеты; правда, безработные рабочие совсем не привяза­ны к месту, как крестьяне, и либо сами расходятся в разные концы государства, оты­скивая занятие, либо высылаются «на родину» администрацией, опасающейся скопле­ния безработных. Но, несмотря на все это, каждый, соприкасающийся с промышленной жизнью, наблюдает воочию и каждый, следящий за общественной жизнью, знает из га­зет, что безработица растет и растет.

Нет, причины указанного различия лежат глубже: их надо искать в том, что деревен­ская голодовка и городская безработица принадлежат к совершенно различным укла­дам хозяйственной жизни страны, обусловливаются совершенно различным взаимоот­ношением класса эксплуататоров и класса эксплуатируемых. В деревне отношения ме­жду этими двумя классами вообще чрезвычайно запутаны и усложнены массой пере­ходных форм, когда земледельческое хозяйство соединяется то с ростовщичеством, то с работой по найму и пр. и пр. И голодают при этом не сельскохозяйственные наемные рабочие, противоположность интересов которых интересам помещиков и зажиточных крестьян ясна для всех и в значительной степени для самих рабочих, а голодают мелкие крестьяне, которых принято считать (и которые сами себя считают) самостоятельными хозяевами, лишь случайно попадающими иногда в ту или иную «временную» зависи­мость. Ближайшая причина голода — неурожай — бедствие, в глазах массы, чисто сти­хийное, божье попущение. А так как эти сопровождаемые голодовками неурожаи тя­нутся с незапамятных времен, то и законодательство давно уже вынуждено считаться с ними. Давно уже существуют (главным образом на бумаге) целые уставы народного продовольствия, предписывающие целую систему «мероприятий». И как ни мало отве­чают нуждам современной эпохи эти мероприятия, заимствованные большей частью из времен крепостного права и пре-

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 321

обладания патриархального натурального хозяйства, тем не менее каждый голод при­водит в движение целый административный и земский механизм. А этому механизму даже при всем желании власть имущих лиц трудно, почти невозможно обойтись без всесторонней помощи этих ненавистных «третьих лиц», интеллигентов, стремящихся поднять «шум». С другой стороны, связь голодовки с неурожаем и забитость крестья­нина, — не сознающего (или до последней степени смутно сознающего), что только усиливающийся гнет капитала в связи с грабительской политикой правительства и по­мещиков довел его до такого разорения, — ведут к тому, что голодающие чувствуют себя совершенно беспомощными и не проявляют не только чрезмерной, но даже и ров­но никакой «требовательности».

А чем ниже в угнетенном классе уровень сознания своего угнетения и требователь­ности по отношению к угнетателям, тем больше является среди имущих классов лиц, склонных к благотворительности, тем меньше сравнительно сопротивление этой благо­творительности со стороны непосредственно заинтересованных в нищете крестьянина местных помещиков. Если принять во внимание этот несомненный факт, то окажется, что усиление помещичьего сопротивления, усиление криков о «деморализации» мужи­ка и, наконец, принятие «начиненным» в таком духе правительством чисто военных мер против голодающих и против благотворителей, — все это ясно свидетельствует о полном упадке и разложении того исконного, патриархального, веками освященного и непреоборимо якобы устойчивого деревенского быта, которым восхищались наиболее ярые славянофилы, наиболее сознательные реакционеры и наиболее наивные «народ­ники» стародедовского толка. Нас, социал-демократов, обвиняли всегда — народники в том, что мы искусственно переносим понятие классовой борьбы туда, куда оно вовсе не приложимо; — реакционеры в том, что мы разжигаем классовую ненависть и натравли­ваем «одну часть населения против другой». Не повторяя десятки раз уже данного от­вета на эти обвинения, мы заметим только, что русское

322__________________________ В. И. ЛЕНИН

правительство идет впереди нас всех в оценке глубины классовой борьбы и в энергии мероприятий, из такой оценки вытекающих. Всякий, кто соприкасался так или иначе с публикой, направлявшейся в голодные годы «кормить» крестьян, — а кто из нас не со­прикасался с ней? — знает, что ее побуждало к этому простое чувство человеческого сострадания и жалости, что какие бы то ни было «политические» планы были совер­шенно чужды ей, что пропаганда идей классовой борьбы оставляла эту публику совер­шенно холодной, что аргументы марксистов в их горячей войне с народническими взглядами на деревню эту публику не убеждали. При чем тут классовая борьба? гово­рили они. Просто крестьяне голодают, и надо им помочь.

Но кого не убедили аргументы марксистов, того, может быть, убедят «аргументы» г. министра внутренних дел. Нет, не «просто голодают» — вещает он благотворителям — и без разрешения начальства нельзя «просто» помогать, ибо это развивает деморализа­цию и ничем не оправдываемую требовательность. Вмешиваться в продовольственную кампанию значит вмешиваться в те божеские и полицейские предначертания, которые гг. помещикам обеспечивают рабочих, согласных работать чуть не даром, а казне обес­печивают поступление податей, собираемых посредством выколачивания. И кто внима­тельно вдумается в сипягинский циркуляр, тот должен будет сказать себе: да, в нашей деревне идет социальная война, и, как и при всякой войне, не доводится отрицать право воюющих сторон осматривать груз судов, идущих в неприятельские порты хотя бы и под нейтральным флагом! Отличие от других войн лишь то, что здесь одна сторона, обязанная вечно работать и вечно голодать, даже и вовсе не сражается, а только бывает сражаема... пока.

В области фабрично-заводской промышленности наличность этой войны давно уже не подлежит никакому сомнению, и «нейтральному» благотворителю нет надобности в циркулярах разъяснять, что, не спросясь броду (т. е. разрешения начальства и гг. фаб­рикантов), не следует соваться в воду. Еще в 1885 году, когда

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 323

о сколько-нибудь заметной социалистической агитации среди рабочих не могло быть и речи, даже в центральном районе, где рабочие ближе стоят к крестьянству, чем в сто­лице, промышленный кризис до такой степени сильно зарядил фабричную атмосферу электричеством, что взрывы постоянно происходили то здесь, то там. Благотворитель­ность при таком положении дела заранее осуждена на бессилие, и она остается поэтому случайным и чисто индивидуальным делом тех или иных лиц, не приобретая и тени общественного значения.

Отметим еще одну особенность в отношении общества к голодовкам. До самого по­следнего времени у нас, можно без преувеличения сказать, господствовало то мнение, что весь русский экономический, да даже и государственный, строй только и держится на массе владеющего землей и самостоятельно хозяйничающего на земле крестьянства. До какой степени этот взгляд проникал даже в передовые круги мыслящих людей, все­го менее склонных попадать на удочку официального славословия, это особенно рель­ефно показала всем памятная книга Николая —она, вышедшая после голода 1891— 1892 гг. Разорение громадного числа крестьянских хозяйств казалось всем таким абсурдом, таким невозможным прыжком в небытие, что необходимость самой широкой помощи, способной действительно «залечить раны», сделалась почти общим лозунгом. И опять не кто иной, как г. Сипягин взял на себя труд рассеять последние иллюзии. На чем же держится «Россия», чем живут земледельческие и торгово-промышленные классы, как не разорением и нищетой народа? Пытаться не на бумаге только залечить эту «рану» — да это государственное преступление!

Г-н Сипягин, несомненно, посодействует распространению и укреплению той исти­ны, что, кроме классовой борьбы революционного пролетариата против всего капита­листического строя, нет и не может быть иного средства ни против безработицы и кри­зисов, ни против тех азиатски-диких и жестоких форм экспроприации мелкого произ­водителя, какие принял этот процесс у нас.

324__________________________ В. И. ЛЕНИН

До массовых жертв голода и кризисов хозяевам капиталистического государства так же мало дела, как мало дела паровозу до тех, кого он давит на своем ходу. Мертвые тела тормозят колеса, поезд останавливается, он может даже (при чересчур энергичных ма­шинистах) сойти при этом с рельсов, но он во всяком случае продолжает, после тех или иных задержек, свой путь. Вы слышите о голодной смерти и разорении десятков и со­тен тысяч мелких хозяев, но в то же время вы слышите и о прогрессах отечественного земледелия, об успешном завоевании иностранного рынка российскими помещиками, отправившими экспедицию русских сельских хозяев в Англию, о расширении сбыта улучшенных орудий и распространении травосеяния и проч. Для хозяев русского зем­леделия (как и для всех капиталистических хозяев) усиление разорения и голодовки есть не более как маленькая временная задержка, на которую они почти и не обратят внимания, если голодающие не заставят обратить на себя внимания. Все идет своим чередом, — даже спекуляция по продаже земель той части хозяев, которую образуют зажиточные крестьяне.

Вот, напр., Бугурусланский уезд Самарской губернии объявлен «неблагонадежным по урожаю». Значит, разорение массы крестьянства и голодовка достигли здесь самой высокой степени. Но бедствие массы не только не мешает, а как будто бы даже содей­ствует укреплению хозяйственной позиции буржуазного меньшинства крестьянства. Вот что мы читаем о том же уезде в сентябрьской корреспонденции «Русских Ведомо­стей»¹³² (№ 244):

«Бугурусланский уезд Самарской губернии. Злобою дня у нас являются повсемест­ный быстрый рост цен на землю и огромная спекуляция ею, вызванная этим ростом. Всего каких-нибудь 15—20 лет тому назад прекрасные долинные земли шли здесь по 10—15 руб. за десятину: были местности, удаленные от железной дороги, в которых всего три года назад цена 35 руб. за десятину считалась высокой и только за самую лучшую землю с великолепной усадьбой и базаром было

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ___________________________ 325

однажды заплачено 60 руб. за десятину. Теперь же за худшую землю дают 50—60руб., а за лучшие земли цена поднялась до 80-ти и даже до 100 руб. за десятину. Спекуляции, вызванные этим ростом цен на землю, — двух родов: во-первых, это — скупка земли для немедленной же перепродажи (есть случаи, что земля покупалась по 40 руб. и через год перепродавалась местным крестьянам по 55-ти руб.); продают обыкновенно те помещики, которым или неохота, или уже некогда возиться с проволочками и фор­мальностями продажи земли крестьянам через Крестьянский банк, покупают же купцы-капиталисты и перепродают тем же местным мужикам. Во-вторых, разного рода многочисленные посредники занимаются всучиванием крестьянам из дальних губерний (преимущественно малороссийских) всякого рода неудобной земли, за что получают от владельцев имений недурные проценты (от 1-го до 2-х руб. за десятину). Из сказанно­го уже видно, что главный объект земельной спекуляции — крестьянин, и на его жажде земли основывается вся эта невообразимая и необъяснимая простыми экономическими причинами скачка цен на землю; конечно, сыграли роль и железные дороги, но не та­кую, так как главным покупателем земли у нас остается крестьянство, для которого же­лезная дорога — фактор далеко не первостепенный».