На борту «Мауро Алтьери», три тысячи футов над Ваалаярви, Финляндия
Я стою рядом с генералом Д'Амброзиа в БИЦ, боевом информационном центре. Это европейский ответ на мощный американский Д-29, дирижабль системы управления. Члены экипажа молчаливо работают у светящихся мониторов. Время от времени кто-нибудь из них говорит в микрофон, несколько тихих слов на французском, немецком, испанском или итальянском. Генерал склоняется над видеокартой на столе, наблюдая за всей операцией, словно Божье око.
— «Наступление»… Когда я впервые услышал это слово, инстинктивной реакцией было — «о черт». Удивлены? Конечно, удивлены. Вы, наверное, ждали, что военные «шишки» закусят удила, вся эта кровь и кишки, «держите их за ноздри, пока мы надерем им задницу» и прочая чушь.
(Качает головой). Не знаю, кто придумал стереотип туго соображающих болванов, этаких тренеров институтской футбольной команды, а не офицеров. Возможно, виноват Голливуд или пресса, или даже мы сами, позволив скучным эгоцентричным клоунам — Макартуру, и Хэлси, и Кертису Э. Лимею — определить наш образ перед страной. Короче говоря, такими нас все представляют и очень сильно ошибаются. Я до смерти боялся идти в наступление, больше всего потому, что поджаривать будут не мою задницу. Я всего лишь буду посылать на смерть других, и вот с чем им предстоит встретиться.
(Поворачивается к другому экрану на дальней стене, кивает оператору. Появляется военная карта континентальных США).
— Две сотни миллионов зомби.[73]Кому под силу хотя бы представить такое количество, не то что вступить с ним в бой? Сейчас мы хотя бы знали, с кем имеем дело, но даже если присовокупить весь опыт, все собранные данные об их происхождении, физиологии, сильных и слабых сторонах, мотивах, менталитете, шансы на победу были смутными.
Книга войны, которая писалась с тех пор, как одна обезьяна засветила в глаз другой, в данной ситуации совершенно бесполезна. Нам приходилось писать новую. С нуля.
Все армии, будто элитные войска или оборванные партизаны, скованы тремя главными ограничениями: их надо взращивать, кормить и вести. Взращивать: вам нужны живые люди, иначе у вас нет армии; кормить: когда армия появится, надо ее снабжать продовольствием; вести: как бы ни были децентрализованы вооруженные силы, среди них должен быть кто-то главный, который скажет: «За мной». Взращивать, кормить и вести. Ни одно из ограничений не работало для живых мертвецов.
Вы когда-нибудь читали «На западном фронте без перемен»? Ремарк отчетливо рисует картину Германии, которая «пустеет», то есть к концу войны у них просто закончились солдаты. Можно увеличить численность армии, набрав стариков и мальчишек, но когда-нибудь вы все равно достигнете потолка… если только каждый раз, когда вы убиваете врага, он не будет оживать, переходя на вашу сторону. Вот как действуют зомби — пополняют свои ряды, кося наши! И это работает только в их пользу. Зарази человека — он станет зомби. Убей зомби, он превратится в труп. Мы можем только слабеть, а они — набирать силу.
Все человеческие армии нуждаются в обеспечении, а эта — нет. Ни еды, ни боеприпасов, ни топлива, ни даже воды и воздуха, чтобы дышать! Им нельзя отрезать линии снабжения, у них нет складов, которые мы могли бы уничтожить. Их невозможно окружить и уморить голодом или бросить «засыхать на корню». Заприте сотню мертвяков в одной комнате и через три года они выйдут оттуда как ни в чем не бывало.
Забавно, что убить зомби можно, только разрушив его мозг, потому что, как у группы, у них нет «коллективного мозга». Нет руководителя, нет субординации, нет общения или сотрудничества в каком-либо виде. У них нет президента, на которого имеет смысл устроить покушение, нет штаб-квартиры, которую можно разбомбить одним ударом. Каждый зомби — самодостаточная, автономная единица, и это последнее преимущество определяет суть всего конфликта.
Вы слышали выражение «всеобщая война». Оно довольно часто встречалось в истории человечества. Чуть ли не в каждом поколении найдется болтун, который будет разглагольствовать по поводу того, как его народ объявил «всеобщую войну» врагам, подразумевая, что каждый мужчина, каждая женщина и ребенок его страны посвятили каждую секунду своей жизни движению к победе. Это чушь вдвойне. Во-первых, ни одно государство никогда на сто процентов не отдавалось войне, это физически невозможно. Много людей могут долго усердно работать, но все ли и всегда? А как же симулянты или честные пацифисты? Больные, раненые, глубокие старики и совсем маленькие дети? Когда вы спите, едите, принимаете душ или ходите в туалет, вы что, испражняетесь ради победы в войне? Это первая причина, почему для людей всеобщая война нереальна. Вторая — у всех наций есть свой предел. В группе могут быть отдельные личности, которые охотно пожертвуют собственной жизнью, их может быть даже довольно много по сравнению с численностью населения, но эта нация, как единое целое, когда-нибудь достигнет своего эмоционального и физиологического потолка. Японцы достигли своего после двух американских ядерных бомб. Вьетнамцы достигли бы, сбрось мы еще парочку,[74]но, слава Иисусу, у нас вовремя сломалась воля. Такова природа человеческой войны. Две стороны пытаются довести друг друга до предела выносливости, и сколько бы нам ни нравилось рассуждать о всеобщей войне, этот предел есть всегда… если только ты не живой мертвец.
Первый раз в истории мы столкнулись с врагом, который активно ведет всеобщую войну. У них нет предела выносливости. Они никогда не пойдут на переговоры, никогда не сдадутся. Зомби будут драться до конца, потому что в отличие от нас каждый из них каждую секунду каждого дня пожирает жизнь на Земле. Вот какой противник поджидал за Скалистыми горами. Вот какую войну нам предстояло вести.