Глава viii общие замечания

Прежде чем навсегда расстаться с тем, что столь долго занимало меня, мне бы хотелось в последний раз окинуть взглядом все те явления, которые составляют образ нового мира, и сделать наконец общее заключение по поводу того, какое влияние оказывает равенство на судьбы людей. Однако меня останавливает чрезвычайная сложность этой затеи: перед лицом столь грандиозной задачи у меня темнеет в глазах, и ум перестает мне подчиняться.

То новое общество, которое было предметом моего описания и которое я пытаюсь оценить, еще только рождается. Время еще не сформировало его; породившая его великая революция все еще продолжается, и из того, что происходит сегодня, почти невозможно понять, что же должно уйти вместе с самой революцией и что должно остаться после нее.

Нарождающийся мир еще наполовину завален обломками мира отживающего; посреди всеобщего беспорядка человеческих дел никто не может сказать, что останется от старых институтов и нравов, а что исчезнет навсегда.

Несмотря на то что революция, совершающаяся в общественном устройстве, законодательстве, воззрениях и чувствах людей, еще далека от своего завершения, уже сейчас невозможно сопоставить результаты ее деяний с тем, что мир видел ранее. Погружаясь век за веком в глубины истории вплоть до самой ранней античности, я не обнаруживаю ничего, что могло бы соответствовать современному миру. Прошлое не озаряет светом будущее, и разум бредег во тьме.

Впрочем, посреди этой, пока еще непривычной, смутной и обширной картины будущего я распознаю уже некоторые наиболее существенные черты и указываю их.

Я вижу, что добро и зло распределено в мире равномерно. Исчезают сверхбогатые, увеличивается число средних состояний, множатся желания и удовольствия; нет больше ни чрезмерного процветания, ни беспросветной нищеты. Честолюбие стало всеобщим чувством, но при этом крайне честолюбивых людей становится все меньше. Люди изолированы друг от друга и слабы, а общество динамично, прозорливо и сильно; частные лица заняты мелкими заботами, а правительство — исключительно делами государственной важности.

Жители не энергичны, однако нравы мягки, а законы гуманны. Примеры самопожертвования, высокой нравственности, блестящей и чистой доблести встречаются редко, зато граждане становятся более благопристойными, почти исчезли насилие и жестокость. Продолжительность жизни человека увеличивается, а его собственность становится более надежной. Человек живет не особенно красивой, но удобной и мирной жизнью. Меньше стало слишком утонченных либо слишком грубых удовольствий, меньше учтивости в манерах, но и меньше грубости в общении. Сейчас все реже можно встретить людей блестяще образованных, но нет и полных невежд. Гении редки, но знания становятся все доступнее. Человеческий ум развивается под воздействием объединенных усилий всего народа, а не в результате мощных импульсов, исходящих от некоторых его представителей. Результаты труда теперь не столь совершенны, но более плодотворны. Ослабевают все узы, связывающие человека с расой, классом, родиной, но крепнет его связь с человечеством.

Если среди разнообразия этих явлений искать то, которое мне представляется наиболее всеобщим и поражающим воображение, то я прихожу к выводу, что все, происходящее с состояниями, в тысячах вариантов повторяется и в других областях. Почти все крайности смягчаются и приглушаются, все выдающееся стирается, уступая место чемуто усредненному, что одновременно не так возвышается, но и не столь низко опускается, не столь блестяще, но и не так ничтожно, как это было ранее.

Когда мир был заполнен людьми очень большими и очень маленькими, очень богатыми и очень бедными, очень учеными и очень невежественными, я не обращал внимания на вторых, сосредоточивая его на первых, ибо вид их радовал меня. Но я понимаю, что эта радость была порождена моей слабостью, тем, что я не в состоянии увидеть одновременно все, что меня окружает, и поэтому имею право выбирать из огромного множества вещей те, что радуют глаз. Другое дело Господь, чей взор разом непременно охватывает весь миропорядок и который отчетливо видит одновременно и весь род людской, и каждого человека в отдельности.

Естественно полагать, что отраднее всего создателю и хранителю людей видеть не процветание отдельных граждан, но возросшее благосостояние всех; то есть то, что мне кажется упадком, в его глазах представляется прогрессом, то, что ранит меня, ему нравится. Возможно, что равенство еще недостаточно развито, но оно более справедливо, и эта справедливость придает ему величие и красоту.

Я пытаюсь представить себе точку зрения Господа и с нее судить о делах людских.

Никто на земле не может пока с полной уверенностью утверждать, что новое состояние общества выше того, что было раньше, но уже сейчас можно сказать, что оно совсем

другое. Аристократическому обществу были свойственны определенные пороки и добродетели, которые находятся в таком противоречии с духом новых народов, что они уже никогда не смогут их воспринять. Есть добрые наклонности и дурные инстинкты, которые были чужды старому обществу, но естественны для нового, есть также идеи, которые были близки первому, но отбрасываются вторым. И то и другое представляет собой как бы два разных человечества, каждое из которых имеет свои достоинства и свои недостатки, свои хорошие и свои плохие стороны.

Поэтому необходимо проявить осторожность и не оценивать рождающееся общество в соответствии с теми представлениями, которые были созданы ныне исчезнувшим обществом. Это было бы несправедливо потому, что эти два общества совершенно различны и несопоставимы между собой.

Было бы также неразумно требовать от людей нашего времени добродетелей, непосредственно вытекающих из того общественного устройства, в котором жили их предки, ибо само это устройство развалилось, и под его обломками погибло все то хорошее и дурное, что оно в себе несло.

Однако мы сегодня еще плохо это осознаем.

Я знаю, что многие наши современники хотели бы более внимательно разобраться со всеми институтами, взглядами и идеями, выросшими в недрах старого, аристократического общества: они согласны расстаться с некоторыми из них, но другие хотели бы сохранить и в новом обществе.

Я считаю, что они тратят время и силы на честное, но бесплодное занятие.

Сейчас речь не идет о том, чтобы сохранить отдельные преимущества, предоставляемые людям неравенством условий их существования, а о том, чтобы утверждать новые блага, которые может им принести равенство. Нам не стоит стараться быть похожими на своих отцов, мы должны стремиться к своим собственным идеалам счастья и величия.

Что касается меня, то, достигнув конца своего пути и рассматривая издали, но вкупе все те различные предметы, которые по дороге привлекли мое внимание, я чувствую себя полным страха и надежды. Я вижу великую опасность, которой можно избежать, большое зло, которое можно предотвратить либо уменьшить; я все более утверждаюсь в вере, что для того, чтобы стать честным и процветающим, обществу необходимо лишь сильно этого захотеть.

Я знаю, что многие мои соотечественники думают, что народы в этом мире не являются хозяевами самим себе, что они непременно должны подчиняться какой-то непреодолимой и непостижимой силе, предопределяемой предыдущими событиями, расой, почвой или климатом.

Все это лживые и трусливые теории, способные породить лишь тщедушных людей и слабые народы. Провидение сделало так, что род человеческий не совсем независим, но он и не так уж закабален. Провидение очерчивает, это верно, каждому человеку некий фатальный круг, из которого он не может выбраться, однако в широких границах которого человек свободен и всемогущ. Это же относится и к народам.

Сегодня нации уже не могут отказаться от равенства, однако от них зависит, приведет ли оно их к рабству или свободе, к просвещению или варварству, к процветанию или нищете.