ПРИКАЗ № 29 ПО 42 АВИАЦИОННОЙ ДИВИЗИИ ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ 7 страница

Было очевидно, что Сталин искал решение этого вопроса не сегодня и не вчера и, подчиняя непосредственно Ставке нашу дивизию, уже в то время думал о создании АДД. Теперь эти раздумья облекались в конкретные организационные формы, и работа эта рассчитывалась не на год и не два.

Такую махину за короткий срок не создашь. Ведь речь шла не только об увеличении числа самолетов и экипажей. Одновременно должны были восполняться и безвозвратные потери, на войне без них, к сожалению, не обойдешься, и исчисляются они не однозначными и не двузначными числами.

Мысли мелькали одна за другой. Последняя моя мысль — о том, что воевать мы, видимо, будем еще не один год, — была прервана вопросом Сталина:

— Ну как, вы не возражаете, если мы немного поправим и расширим ваши же соображения?

Какая же это была «поправка», когда в ходе войны фактически принималось решение о создании нового рода войск.

— Возразить тут, товарищ Сталин, нечему. Но как практически все это осуществить, над этим нужно как следует подумать. Так сразу все-го не решить, — ответил я. [149] — Серьезные вопросы никогда сразу не решаются, — последовал ответ. — Будет издано специальное постановление о создании АДД, в составлении его и вы примете участие. Что же касается специальных авиационных вопросов, то вы по ним и внесете свои предложения.

— Тогда разрешите мне встретиться с лицом, которое встанет во главе этого дела. Я доложу ему все соображения, которые у меня имеются, и, если он будет согласен, внесем вам на утверждение.

— А мы с этим лицом и ведем сейчас разговоры, — услышал я ответ.

— Вы имеете в виду меня, товарищ Сталин?! — изумившись, спросил я.

— Да, именно вас.

Мне были известны люди, которые, не будучи специалистами в области авиации, ничтоже сумняшеся брались за руководство крупными авиационными делами, и я всегда этому искренне удивлялся, не понимая, как, например, работник станкостроительной промышленности или командир наземных войск пытается решать чисто авиационные вопросы, о которых имеет весьма относительное представление. Мне всегда казалось, что любой человек должен браться за ту работу, которую он уверенно может выполнять, отчего, естественно, будет и польза делу.

Если же человек берется за работу, которая, как говорится, ему не по плечу или попросту незнакома, можно рассчитывать лишь на счастливую случайность, которая встречается не чаще, чем остаются в живых люди, покинувшие самолет в воздухе без парашюта… Как правило, такие люди держатся благодаря коллективу товарищей, которые отлично знают свое дело или, если такого коллектива нет, проваливают дело.

Хотя я сам был летчиком, и мне довелось в течение ряда лет быть начальником крупнейшего Восточно-Сибирского управления Гражданского воздушного флота, где работа экипажей проходила в суровых условиях Севера на многих тысячах километров воздушных трасс, все же я не представлял, как я могу взяться за ту огромную и ответственную работу, о которой шла речь.

Невольно перед глазами встал генерал Павлов, по моему глубокому убеждению, преданный Родине и партии человек, но взявший на себя дело и ответственность не по силам и возможностям и трагически расплатившийся за это.

Имею ли я право, да еще во время войны, взяться за дело, когда не чувствую в себе той уверенности, с какой обычно всегда брался за все, что мне поручали?

— Разрешите, товарищ Сталин, подумать, — после довольно длительного молчания сказал я.

— Боитесь? — Сталин как будто читал мои мысли. [150] Я вспыхнул, почувствовал, как кровь бросилась в лицо.

— Я никогда не был трусом, товарищ Сталин!

— Это нам давно известно, — последовал спокойный ответ. — Но нужно уметь держать себя в руках. Мы за вас подумали, и время на это вам тратить нечего. Вы лучше подумайте над тем, как все это практически осуществить.

Не торопитесь, посоветуйтесь, с кем найдете нужным, и через пару дней дайте свои соображения.

Впервые за время войны вышел я от Сталина не обычной быстрой походкой, а медленным шагом, обдумывая новое положение, в котором я оказался.

Вспомнились мальчишеские годы, когда я подолгу простаивал у портретов наших военачальников того времени и почему-то всегда думал: «Вот кому живется так живется!» Только сейчас я вполне представил себе всю ответственность, которую несли они перед народом, и улыбнулся тем своим давним мыслям.

Два дня — срок небольшой, тем более во время войны. Нужно было быстро решить вопрос о руководстве АДД, чтобы приступить к приему частей и соединений в состав АДД. Нередко у нас бывает, что, когда нужно выдвинуть человека на ту или иную должность, начинают такую фигуру искать на стороне. Нередко потом горюют по этому поводу, видя, что вновь пришедший человек совсем не лучше своих товарищей, да ему еще нужен какой-то срок, чтобы освоиться с новой работой и условиями. Я всегда убеждался в том, что лучше выдвигать товарищей, которых знаешь, чем начинать работать с людьми, с которыми незнаком. В данном случае имеешь два преимущества: во-первых, знаешь человека, и ошибка менее вероятна, а во-вторых, товарищ, выдвинутый на более ответственную и высокую должность, как правило, трудится, как говорят, не покладая рук.

Руководящий состав нашей дивизии прекрасно знал свою область деятельности и те традиции, которые сложились за короткий срок. Поэтому долгих раздумий о том, кому доверить ту или иную должность, у меня не было. Ивану Васильевичу Маркову — старшему инженеру нашей дивизии — я предложил быть главным инженером АДД. Он согласился, и я был уверен, что эта работа — его стихия. Штурману дивизии майору Ивану Ивановичу Петухову, бывшему до этого штурманом эскадрильи в полку, где мы вместе начинали службу, была предложена должность главного штурмана АДД, и так далее.

Немного сложнее обстояло дело с начальником штаба. Начальником штаба дивизии к этому времени был у нас полковник М. И. Шевелев, в армии до этого не служивший, и его кандидатура встретила категорические возражения. Правда, этот вопрос я еще Сталину не докладывал. [151] Штабная работа — сложная работа, и я понимал, что возражающие товарищи правы, однако брать на эту должность незнакомого человека мне очень не хотелось.

Когда я докладывал Сталину о кандидатурах на руководящие должности, он спросил меня, стоит ли назначать на должность начальника штаба АДД человека, не знающего штабной службы. Я попросил мою просьбу удовлетворить. Сталин сказал:

— Ну что ж, вам работать, вы и людей себе подбирайте и за их работу отвечайте.

Моим заместителем был назначен генерал-майор авиации Николай Семенович Скрипко, бывший до войны командиром дальнебомбардировочного корпуса. Я знал Скрипко по Смоленску. Он производил впечатление серьезного и грамотного командира, хорошо разбиравшегося в вопросах применения дальних бомбардировщиков. Но в настоящее время он служил во фронтовой авиации. Связавшись со Скрипко по телефону и получив его согласие, я попросил Ставку назначить Николая Семеновича Скрипко в АДД. 5 марта 1942 года было принято постановление Государственного Комитета Обороны об организации АДД. Интересная деталь: в представленном проекте постановления, в частности, было указано, что АДД, находится при Ставке Верховного Главнокомандования, ибо мы считали, что «авиации при Ставке» или «авиация Ставки» — понятие одно и то же. Слово «при» Сталин вычеркнул и сказал:

— Мы же договорились, что АДД будет являться организацией Ставки, а не при Ставке. Надо всегда точно определять место и задачи всякой организации, если хочешь получить от нее желаемые результаты. Мы же создаем новый род войск, непосредственно подчиненный Ставке.

К этому времени руководящий личный состав провел уже большую подготовительную работу и был готов приступить к выполнению новых служебных обязанностей. Командиром 3-й дивизии Авиации дальнего действия вместо меня был назначен полковник Николай Иванович Новодранов, с которым читатель уже знаком. Кадры дивизии стали фундаментом АДД.

АДД на 5 марта 1942 года располагала 341 самолетом. Из них 171 самолет мог выполнять боевые задачи, остальные были неисправны. Экипажей было 367, из них 209 летали ночью. С этими силами и средствами АДД приступила к дальнейшей боевой деятельности. Состояние подготовки экипажей не принесло нам каких-либо неожиданностей. Если летчики были в состоянии выполнять боевые задачи, то штурманская подготовка для полетов в сложных условиях вне видимости земных ориентиров требовала коренного улучшения.

Опыт обучения штурманов этому немудреному делу, требующему куда меньше времени, чем на изучение способов визуальной ориентировки, уже был в нашем 212-м полку. [152] Как я уже писал, там имелись два «Дугласа», полностью оснащенные всеми необходимыми приборами для радионавигации. В каждом «Дугласе» было оборудовано шесть штурманских мест. Группа в шесть человек с одним инструктором отправлялась в полет и изучала там все премудрости инструментального, то есть вне видимости земли, самолетовождения. Был создан пока что внештатный летный центр, куда выделили три самолета. Начальником этого центра был назначен главный штурман АДД И. И. Петухов. На этих самолетах могли обучаться одновременно по восемнадцать, а в дальнейшем тридцать шесть человек.

Как это ни покажется сейчас странным, вся подготовка штурманского состава по средствам радионавигации была изъята из штурманской службы АДД и передана в службу связи и радионавигации, которая специально была создана, и нес за эту подготовку персональную ответственность знаток своего дела, мой заместитель по радионавигации Н. А. Байкузов. Лишь в половине 1943 года, когда руководящий состав штурманской службы АДД овладел сам полностью всеми радиотехническими средствами самолетовождения, эта область подготовки была возвращена на свое место.

Вот на какие мероприятия в то время приходилось идти, ибо штурманская служба, точнее, руководящий штурманский состав, сам будучи слабо подготовленным, не мог, естественно, обучать делу остальных.

Таким образом, в АДД длительное время два лица со своими службами в частях и соединениях, подчиненных непосредственно командирам этих частей и соединений, отвечали: один — главный штурман АДД — за боевое применение, другой — заместитель командующего АДД по радионавигации — за самолетовождение, то есть за полет до цели и возвращение на свой аэродром.

Вместе с этим стали проводить учебу и с руководящим составом штурманов в дивизиях и полках. Но боевая работа не ждет, и, хотя мы еще не успели как следует организационно оформиться, нам начали ставить более широкие задачи. Так, в частности, нужно было выработать тактику применения бомбардировщиков ночью для нанесения ударов по переднему краю обороны противника. Дело в том, что, имея опыт оборонительных боев, мы тогда еще не накопили достаточных навыков в прорыве подготовленной обороны противника. Возможность применения для этих целей крупнокалиберных бомб весом в 250 и 500 килограммов привлекала внимание, так как разрушительная сила таких бомб, не говоря уже о психологическом воздействии, велика. С другой стороны, налицо была и возможность удара по своим войскам при малейшей оплошности наших экипажей. Практически все организовать, да еще впервые, было не так-то просто. [153] Обсудив все и сделав нужные расчеты, мы вошли с предложением в Ставку о проведении такого удара на одном из участков Западного фронта.

Сталин одобрил это решение, а Георгий Константинович Жуков предложил провести эту операцию на участке 5-й армии, которой тогда командовал генерал Л. А. Говоров,[72]впоследствии командующий фронтом и Маршал Советского Союза. Условившись о всех необходимых средствах наведения на цель, уточнив передний край своих войск и обороны противника на этом участке, двадцать лучших экипажей на самолетах Ил-4 с крупнокалиберными бомбами поднялись в воздух и легли на боевой курс.

Было условлено, что в точно указанное время наши общевойсковые подразделения оставят первую траншею во избежание последствий возможных ошибок кого-либо из наших экипажей.

Как рассказал нам Л. А. Говоров, при подходе самолетов солдаты и офицеры укрылись в траншеи, но уже после первых разрывов освоились и появилось много любопытных, которые вылезли из окопов и наблюдали ночную работу бомбардировщиков. Продуманная организация и подготовка экипажей дали хорошие результаты. По докладу командования 5-й армии активность противника на этом участке после бомбардировки резко снизилась. Наше предложение о боевом применении дальних бомбардировщиков при организации прорыва обороны противника было принято Ставкой. Как мы увидим в дальнейшем, во всех наступательных операциях фронтов Авиация дальнего действия всегда принимала непосредственное участие и наносила первый удар.

Я не собираюсь на этих страницах подробно рассказывать о всех делах Авиации дальнего действия. Во-первых, одному человеку это не под силу, а во-вторых, я не имею в виду писать ее историю в Великой Отечественной войне. Да и вряд ли широкому кругу читателей будут интересны сугубо военные вопросы, которые ушли в область истории и могут сейчас являться лишь пособиями для изучения опыта Великой Отечественной войны в военных учебных заведениях. Цель моя заключается в том, чтобы на фоне всей войны остановиться на интересных, с моей точки зрения, эпизодах, событиях и фактах, свидетелем которых мне довелось быть и о которых, как мне кажется, небезынтересно знать и читателю.

Мне представляется необходимым рассказать в первую очередь о боевой деятельности АДД. Об этой деятельности мало кто знает, потому что Авиация дальнего действия подчинялась непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования и только перед ней отчитывалась в выполнении поставленных задач.

В марте 1942 года части АДД произвели первые 1560 боевых вылетов. Как всегда на войне, обстановка на фронтах все время менялась, и в зависимости от нее изменялись и задачи, выполняемые АДД. [154] Одной из основных задач по-прежнему оставалась бомбардировка железнодорожных узлов, станций и перегонов. По ним мы вели планомерную работу. Выбор объектов для бомбовых ударов обычно осуществлялся таким образом: я приходил к Верховному Главнокомандующему с картой европейский части Союза, и прямо на ней определялась очередность наносимых ударов и число участвующих самолетов.

Нужно сказать, что с марта нам пришлось вести боевую работу на различных направлениях и фронтах, что вначале было не совсем привычно. АДД то появлялась на Ленинградском, Волховском и Северо-Западном фронтах, содействуя нашим войскам в проведении отдельных наступательных операций, и наносила удары по окруженной группировке 16-й немецкой армии в районе Демянска, то снабжала продовольствием и боеприпасами с воздуха наши войска, попавшие в окружение в районе Старой Руссы. В этот район было сброшено на парашютах около 750 тонн различного груза, в том числе 370 тонн боеприпасов, 93 тонны горючего и 235 тонн продовольствия.

Об одном из эпизодов этой операции вспоминает в своем письме непосредственный ее участник, бывший штурман подполковник запаса А. В. Петин:

«В районе Демянска была окружена 16-я немецкая армия, но так случилось, что образовался коридор шириною до шести километров в районе Старой Руссы. Туда были выброшены наши лыжники с целью перерезать этот коридор.

Перерезать-то коридор им удалось, но немцы в свою очередь взяли их в кольцо. Летчикам 7-го полка тяжелых бомбардировщиков поставили задачу: спасти наш лыжный десант, обеспечить его продовольствием и боеприпасами.

На выручку десанта и оказание ему помощи вылетели три экипажа в составе командира эскадрильи С. М. Варфоломеева, штурмана эскадрильи А. В. Петина, летчиков А. М. Артемьева, Н. А. Бобина, впоследствии одного из первых в нашем полку Героев Советского Союза, и Соколова-Шалаева.

Летчики работали с 15 по 30 марта 1942 года, дело свое сделали, помогли нашему десанту выйти из окружения и соединиться с частями Красной Армии.

Это задание выполняли экипажи 1-й авиаэскадрильи 7-го полка АДД».

Другие экипажи вели боевые действия по уничтожению самолетов противника на аэродромах Коростовичи (Луга), Кресты (Псков), Сольцы, Кривочки (Дно) и уничтожали эшелоны с войсками, техникой, боеприпасами на железнодорожных узлах Луга, Дно, Псков, Идрица и других.

В это же время АДД вела напряженную боевую работу на западном направлении, нанося удары по узлам сопротивления и сосредоточению войск противника в районах Вязьмы, Гжатска, Юхнова, Спас-Деменска, препятствуя железнодорожным перевозкам противника, бомбардируя эшелоны врага на железнодорожных узлах Полоцк, Витебск, Орша, Смоленск, Рославль, Гомель, Брянск, Орел, Вязьма. Участок железной дороги Орша — Смоленск — Вязьма находился под непрерывным воздействием наших бомбардировщиков. Немецкие аэродромы на западном направлении в таких районах, как Витебск, Орша, Смоленск, Боровское, Олсуфьев, совхоз Дугино, Двоевка, также подвергались систематическим ударам наших бомбардировщиков.

На юго-западном направлении самолеты АДД, бомбили крупные сосредоточения войск в районах Харькова, Полтавы, Волчанска, Чугуева, Славянска, Днепропетровска, уничтожали войска и боевую технику на железнодорожных узлах Славянск, Воиновка, Красноармейское, Полтава, Белгород, громили аэродромы Белгорода, Чугуева, Рогачева, Харькова, Полтавы, Краснограда, Кировограда.

На южном направлении Авиация дальнего действия била войска и технику противника в районах Сталино, Константиновки, Краматорска, Таганрога, Керчи, а также эшелоны противника на железнодорожных узлах Николаев, Херсон, Горловка, Харцызск, Джанкой, уничтожала самолеты на аэродромах Кривого Рога, Кировограда, Запорожья, Мариуполя, Сарабуза.

Достаточно было взглянуть на карту, чтобы увидеть, что Авиация дальнего действия всего за два-три месяца своего существования стала вести боевую работу почти на всех фронтах Великой Отечественной войны. И результаты ее деятельности были весьма впечатляющими. Приведу несколько неполных данных, полученных нами от командования фронтов, наших разведчиков и партизан, находившихся рядом с местами, где АДД наносила свои удары. Эти данные, конечно, далеко не исчерпывающи.

Апрель. На станции Смоленск-пассажирская крупнокалиберные бомбы попали в Орловский зал вокзала, где погибло много офицеров, смотревших спектакль.

Здесь же на станции уничтожено 170 солдат. На аэродроме Смоленска сожжено 20 самолетов и взорван склад боеприпасов, в городе разрушен завод.

В Нарвских казармах уничтожено до 500 солдат, взорвана база горючего. На железнодорожном узле Брянск-1 разбиты во многих местах пути, разрушено здание, где размещались фашисты, убит генерал, много офицеров и до 2000 солдат. Там же полностью разрушен хлебозавод и стоявшие возле него машины. На станции Брянск-2 разрушено железнодорожное полотно и здание вокзала, переполненное солдатами и офицерами, разбито два эшелона с боеприпасами. [156] На аэродроме Брянска сожжено более 50 самолетов и значительно повреждено летнее поле. На аэродроме Сеща уничтожено 12 и повреждено семь самолетов. На аэродроме Орши уничтожено до 80 бомбардировщиков и немало личного состава. [155] Май. Железнодорожная станция Смоленск. В эшелонах и палатках убито около 300 немцев. На аэродроме Смоленска уничтожено 50 транспортных самолетов, взорван склад боеприпасов, сожжено до тысячи бочек горючего. В лесу, в четырех километрах западнее Смоленска, уничтожено более 15 самолетов и 300 бочек горючего, нефтебаза, эшелон с войсками. На станции Красный Бор разбит крупный склад с продовольствием и убито около тысячи немцев, среди которых было много летчиков, офицеров и солдат смоленского гарнизона. Похороны длились два дня. В районе Гомеля уничтожено значительное число автомашин с живой силой (убитых убирали в течение дня) и т. д.

Всех нас радовали успехи боевой деятельности частей и подразделений АДД.

Личный состав с еще большим рвением стремился громить ненавистного врага. Среди экипажей развернулись соревнования за первые сто, а в дальнейшем и двести боевых вылетов. Такое соревнование первыми начали летчики 3-й дивизии Михаил Симонов и Дмитрий Чумаченко. Оба оказались на высоте взятых на себя обязательств и выполнили их.

Забегая вперед, хочу сказать о том, как в 1943 году довелось мне на Центральном аэродроме осматривать американский самолет «Боинг-17», так называемую «летающую крепость». Показывал его американский бригадный генерал, а необходимые пояснения давал через переводчика здоровый, краснощекий, веселый летчик-американец, который невольно располагал к себе. Осмотрев самолет, я познакомился со всем составом экипажа и поинтересовался, куда он летит. В ответ услышал, что экипаж летит в Америку. Я был удивлен и без особых церемоний спросил:

— А почему такие молодые и здоровые ребята не хотят больше воевать?

— А мы уже отвоевались, — ответил командир экипажа.

Я был несколько озадачен и спросил:

— А что значит «отвоевались»?

— Очень просто, — последовал ответ. — Мы сделали по двадцать пять боевых вылетов, участвуя в налетах на гитлеровскую Германию. Летали днем. За каждый вылет наша авиация теряла пять процентов самолетов и личного состава. После двадцати вылетов мы должны бы были быть на том свете, но нам повезло. Еще пять вылетов мы сделали уже «с того света», а поэтому работа наша завершилась, и мы летим домой, отлетав свою норму…

Между тем на подготовку к боевым действиям такого экипажа у американцев уходило, как мне говорили, по 600–700 летных часов. [157] Вот так и закончилась для этих парней война, конца которой еще не было видно, в том числе и американцам. И тут я невольно подумал: сколько же раз побывали «на том свете» советские летчики — русские и украинцы, грузины и белорусы, узбеки и казахи… И, в частности, экипажи Авиации дальнего действия, сделавшие по 100, 200, 300 и более боевых вылетов по глубоким тылам, оперативной глубине и переднему краю обороны противника.

А потом наши союзники удивлялись: откуда у русских появилась такая мощь, что они свернули шею «непобедимому» Гитлеру. …Потребность в Авиации дальнего действия возрастала так стремительно, что уже в апреле 1942 года мы приступили к новым формированиям. Уместно напомнить, что АДД пришлось заниматься довольно большим объемом транспортных перевозок для нужд фронтов. Для этих полетов использовались боевые самолеты, так как срочная доставка боеприпасов, горючего, продовольствия в иные моменты была столь важной, что приходилось поступаться боевыми вылетами на бомбометание. К тому же все больше ширилось и крепло партизанское движение, требовавшее соответствующего обеспечения и руководства. 18 апреля состоялось решение о формировании в составе АДД, первой транспортной дивизии, которая с 22 апреля уже работала с большим напряжением, но через два месяца стала боевой дивизией, так как, кроме транспортной работы, начала вести и боевую — бомбить войска и объекты противника. Командиром этой дивизии был назначен полковник, а в дальнейшем генерал-лейтенант авиации В. Е. Нестерцев, который командовал бригадой бомбардировщиков во время боев на Халхин-Голе. Мы старались укомплектовать эту дивизию летчиками из Гражданского воздушного флота, поскольку транспортная работа требовала определенных навыков.

Командиром одного из полков этой дивизии, первым начавшим боевую и транспортную работу, был назначен Б. П. Осипчук, образованный высококультурный летчик ГВФ, отлично владевший полетом в любых условиях.

Другой полк возглавила В. С. Гризодубова,[73]которая еще осенью 1941 года просила меня зачислить ее в нашу дивизию. Я предложил ей тогда поехать в Казань, где находился наш запасной полк самолетов ТБ-7 (Пе-8), но в полк она в то время не попала, так как была занята эвакуацией семьи. К весне 1942 года, устроив семью, В. С. Гризодубова вновь обратилась к нам с просьбой о зачислении в АДД.

О всех назначениях командиров полков, пока наших полков было еще немного, я докладывал Сталину, хотя и имел право решать эти вопросы сам.

Сталин был немного удивлен, что на должность командира полка, где будут нести службу мужчины, предлагается женщина. [158] До войны Гризодубова была начальником одного из управлений ГВФ, и я доложил, что с транспортным полком она должна, по моему мнению, справиться. Сталин против моих доводов не возражал. Здесь же ей было присвоено воинское звание, если мне не изменяет память, майора. К ее службе мы еще вернемся в дальнейшем.

Только в мае с участием этих частей в интересах Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов было совершено 557 самолето-вылетов, доставлено и сброшено более 600 тонн боеприпасов, вооружения, продовольствия, медикаментов. Кроме этого, было высажено более 800 человек личного состава.

Одновременно с формированием новых частей пришлось вести большую работу по подбору, расстановке и перемещению кадров. Мы вынуждены были не считаться ни со сроками службы тех или иных товарищей, ни с воинскими званиями. Если у человека была, как говорится, голова на плечах, если он обладал соответствующими знаниями, боевым опытом и организаторскими способностями, ему были открыты все пути на командирском поприще. Ни личные знакомства, ни какие-либо иные соображения значения не имели. Не редки были случаи, когда из рядовых летчиков, как это было с Б. П. Осипчуком, или из рядовых штурманов (например, А. М. Лебедев) людей выдвигали прямо на полки. Обычным явлением было выдвижение с комэска на должность командира полка. В то же время некоторых командиров приходилось снимать, так как они оказывались неспособными в данных условиях руководить вверенными им частями и подразделениями. Сплошь и рядом в ту пору можно было встретить младшего лейтенанта или лейтенанта, которые командовали эскадрильей или являлись штурманами эскадрильи.

Я убежден в том, что стремительный рост Авиации дальнего действия и ее успехи стали возможными прежде всего благодаря тем командным кадрам, которые стояли во главе частей и подразделений. Эти товарищи передавали подчиненным свой боевой опыт, личным примером показывали, как нужно вести боевую работу, и в то же время умели держать дисциплину на надлежащем уровне. Авторитет командира, его личный пример и большие, чем у подчиненных, знания, являлись залогом высокой боеготовности части и подразделения. Личный состав, безоговорочно признавая авторитет своего командира, стремился быть похожим на него. Простота и товарищеские отношения комсостава с подчиненными, невыпячивание своего особого положения, непоказная забота о своих подчиненных способствовали сплачиванию коллектива, позволяли выполнять любые задачи. Так повелось у нас в АДД сверху донизу с начала ее организации, так мы и завершили войну.

Здесь мне хочется назвать несколько фамилий командиров АДД. Летчик П. П. Глазков быстро вырос до командира полка, получил звание подполковника и, совершив больше сотни боевых вылетов, был удостоен звания Героя Советского Союза. Он являлся одним из авторитетнейших командиров. [159] Под стать ему был и летчик А. Я. Вавилов, который тоже быстро выдвинулся в командиры полка, получил звание подполковника и за личную активную боевую деятельность удостоен высшей награды — ордена Ленина. А разве не показательна судьба летчика С. Н. Соколова — комиссара эскадрильи, который своими мастерскими боевыми ударами заслужил всеобщее уважение и авторитет! С. Н. Соколов был удостоен звания Героя Советского Союза, вскоре назначен командиром полка, и ему было присвоено звание подполковника. Летчик А. И. Молодчий уже к концу 1942 года стал дважды Героем Советского Союза и выдвинулся на должность инспектора авиационного корпуса. После войны А. И. Молодчий стал командиром корпуса, генерал-лейтенантом и до конца службы пользовался непререкаемым авторитетом у своих подчиненных. К сожалению, всего лишь в 45 лет, полный сил и энергии, он оказался вне армии…

Летчик И. К. Бровко, о котором я уже говорил, совершив много боевых вылетов, стал командиром полка — «Батей», а потом командиром дивизии и получил звание генерала. Его авторитет среди личного состава являлся примером для многих командиров. Летчик В. И. Масленников из рядового полярного пилота вырос до командира полка и за личные боевые вылеты получил звание Героя Советского Союза. Летчик Э. К. Пусэп, тоже полярный пилот, получил звание Героя Советского Союза и вскоре стал командиром полка. Летчик С. К. Бирюков за личные боевые вылеты получил звание Героя Советского Союза, командовал во время войны полком, потом стал генерал-лейтенантом, был заместителем командующего Дальней авиацией.

Летчик В. В. Решетников совершил во время войны более 300 боевых вылетов, удостоен звания Героя Советского Союза, прошел путь от лейтенанта до генерал-полковника авиации, командующего Дальней авиацией.

Штурман С. И. Куликов вырос от штурмана экипажа до штурмана корпуса и стал Героем Советского Союза. Его коллега Г. И. Несмашный прошел путь от штурмана корабля до заместителя штурмана дивизии, удостоен звания Героя Советского Союза.

Я назвал лишь несколько фамилий. Этот список можно продолжить, и он занял бы немало места. Почти весь командный состав АДД, по своим личным качествам заслуживает столь же лестных отзывов и характеристик. Если задаться вопросом, какова главная причина, по которой старший и высший командный состав АДД пользовался непререкаемым авторитетом у подчиненных, ответ может быть один: все командиры вышли из летного состава и сами многократно летали на боевые задания. [160] Опыт работы, полученный мною в довоенные годы, подтвердил еще раз мысль о том, что только люди, сами хорошо знающие дело, могут быть хорошими организаторами и руководителями. Были, конечно, у нас во время войны и ошибки в назначении и выдвижении людей, но, как правило, мы старались исправить их и не боялись признаться в своих промахах. Более того, признание своих промахов и исправление их лишь укрепляло уважение подчиненных к своему руководителю или командиру. Непосредственное общение руководства АДД с личным составом на аэродромах и в расположении частей, решение на месте всех вопросов, волнующих и беспокоящих как отдельных товарищей, так и подразделение или часть в целом, как бы завершали ту гармонию товарищеских взаимоотношений, которая сложилась в частях АДД с самого начала.