Тибет в 20-х — начале 30-х годов XX в.

Первая половина 20-х годов была ознаменована разви­тием двух процессов. С одной стороны, Далай-лама XIII делает но­вые шаги по модернизации Тибета и укреплению своей личной власти. С другой стороны, нарастает сопротивление новшествам со стороны высшего духовенства, монахов и многих простых тибет­цев, ибо эти новшества либо затрагивали их интересы, либо просто не соответствовали традиционным представлениям и реалиям прошлого. Так, вразрез с проводимой прежде политикой изоляции Далай-лама разрешил находиться в Лхасе в течение целого года, с ноября 1920 по октябрь 1921 г., английскому политическому ре­зиденту в Сиккиме Чарльзу Беллу и неоднократно обсуждал с ним вопросы тибето-английских отношений и реформ в Тибете.

Между Далай-ламой и Ч. Беллом было достигнуто соглашение об оказании англичанами помощи в модернизации Тибета. Англи­чане соглашались предоставить тибетцам горные орудия, пулеме­ты и боеприпасы, но с обещанием не использовать это вооружение в столкновениях с китайцами. Англичане также соглашались про­вести телеграфную линию Гьянцэ — Лхаса, содействовать в орга­низации в этих городах двух школ со светской программой обуче­ния, обучать командный и рядовой состав тибетской армии и по­мочь организовать разведку полезных ископаемых в Тибете.

Летом 1922 г. открылась прямая линия телеграфа Гьянцэ — Лхаса длиною 219,5 км. В 1923 г. в Гьянцэ появилась первая в исто­рии Тибета светская школа, куда по приказу правительства были зачислены 40 юношей — детей лхасских аристократов и чиновни­ков. Учитель-англичанин Фрэнк Ладлоу был приглашен из Индии и пытался организовать обучение по английскому образцу. В том же, 1923 г. по распоряжению Далай-ламы главнокомандующий создал в Лхасе в составе армии особую воинскую часть, наделенную полицейскими функциями. Во главе ее был поставлен бывший начальник полиции в Дарджилинге сиккимец Сонам Ледэнла, {230}направленный в Лхасу из Индии по просьбе Далай-ламы. Полиция должна была не только поддерживать порядок в столице, но и пря­мо следить за настроением жителей. В начале 20-х годов Далай-лама продолжал посылать тибетцев для обучения в Индию. В 1921 г. один тибетец поехал в Дарджилинг изучать телефонное и теле­графное дело. Три чиновника-монаха были посланы в Индию учить английский язык. В 1923 г. Чанлочен Кон изучал организацию военного дела и современное вооружение в Гартоке. В том же году Дорин Тэджи был направлен в Индию для ознакомления с поли­тической, экономической и культурной ситуацией в этой стране в целом. По распоряжению Далай-ламы был создан Институт тибетской медицины и календаря, принимавший студентов из уй, Цзана, Нгари и Кама [Уа Hanzhang, 1993, р. 318-319]. В 1925 г. по­явилась тибетская почтовая служба; на первых порах она связывала только Лхасу, Шигацэ, Гьянцэ и Пари. Наконец, следует упомянуть и первый тибетский Государственный банк, который взял под свой контроль все денежное обращение [ibid., р. 320].

Особое внимание, как уже говорилось, Далай-лама XIII обращал на увеличение численности и повышение боеспособности армии, видя в ней опору своей власти. Большая часть средств, полученных от новых налогов и пошлин, шла на эти цели. На командные посты в армии выдвигались молодые военачальники, ставленники Далай-ламы и Дасан Дэюла. Сам Дасан Дэюл к этому времени стал бо­гатейшим человеком в Тибете. Дэюл был главнокомандующим, колоном, а с 1914 г. заведовал государственным монетным двором. Его влияние в армии и при дворе Далай-ламы росло. Опираясь на новую тибетскую армию, Далай-лама пытался подчинить власти Лхасы все районы, населенные тибетцами в Каме, провинциях Цинхай, Сычуань и Юньнань. Основная часть армии находилась поэтому в Восточном Тибете. Военные успехи в 1917-1918 гг. в Каме побудили Далай-ламу составить план дальнейшего увеличения численности постоянной армии с 5 до 15 тыс. человек. Однако этот план вызвал недовольство руководителей трех «великих монасты­рей» Сэра, Дэпуна и Гандена. Высшее духовенство опасалось вве­дения новых налогов на содержание армии и рекрутских наборов, которые скажутся на численности монашеской общины. Вопрос обсуждался в Национальном собрании. В конце концов оно выска­залось за увеличение армии до 15 тыс. человек, но предписало де­лать это постепенно.

Правительство обещало не набирать в армию монахов и при­зывать ежегодно лишь по 500-1000 человек. Как писал Ч. Белл, {231}настоятели монастырей «оказались способны понять, что китайское господство в Тибете, хотя и сопровождается субсидиями монасты­рям, в конечном счете причинит больший вред религии и их собст­венному влиянию, чем господство своего собственного правитель­ства» [Веll,1924, р. 185].

В августе 1919 г. в Лхасу прибыла китайская миссия, направлен­ная военным губернатором пров. Ганьсу по распоряжению прави­тельства в Пекине. Миссия предложила Далай-ламе послать своих представителей в Пекин для переговоров. Вопрос обсуждался на совещании, в котором приняли участие доверенные лица Далай-ламы и Панчен-ламы, четыре калона и представители трех «великих монастырей». В результате тибетская сторона предложила китай­цам провести тройственные переговоры в Лхасе или в Чамдо с уча­стием делегаций Китая, Тибета и Великобритании. В апреле 1920 г., не добившись своей цели, китайская миссия покинула Лхасу [Уа Hanzhang, 1993, р. 255].

Характерна судьба четырех тибетцев, вернувшихся в Тибет в 1920 г. после обучения в Англии. Один из них, Кэнраб Кунсан Мондон, горный инженер по образованию, начал разрабатывать к северу от Лхасы месторождение золота. Монахи местного мона­стыря потребовали прекратить раскопки, которые, как они заявля­ли, могут вызвать гнев духов земли. И раскопки были прекращены. Мондон стал личным переводчиком Далай-ламы, а также служил в лхасской полиции. Второй, Сонам Гомпо Гокарва, получил направ­ление в Кам в качестве офицера армии, но вскоре умер. Третий, Ванду Норбу Кьибук, начал работать на линии телеграфа Лхаса — Гьянцэ, но вскоре подал в отставку. Он служил потом в качестве городского чиновника в Лхасе. Лишь один из четырех тибетцев, Ригдаин Дордже Ринган, получил постоянную работу на электро­станции в Лхасе: он электрифицировал летний дворец Далай-ламы и некоторые районы столицы Тибета [Shakabpa, 1967, р. 249-250; Богословский, Москалев, 1984, с. 64].

В начале 1921 г. вспыхнул открытый конфликт между лидера­ми духовенства и молодыми военачальниками, группировавшими­ся вокруг Царона (Дасан Дэюла). Во время празднования монлама в Лхасе собралось более 40 тыс. монахов. В эти дни проходило засе­дание Национальной ассамблеи, на котором решался вопрос о рас­пространении налогов на имения калонов и командиров армии. Царон во главе группы военачальников явился на заседание и по­требовал ввести в состав ассамблеи представителей военных. Луншар, один из руководителей ассамблеи и давний соперник Царона, призвал {232}оказать сопротивление требованиям военных. Заседание было прервано. Тогда тысячи монахов окружили дворец Потала и лет­нюю резиденцию Далай-ламы Норбулинку. Только личное вме­шательство Далай-ламы, осудившего действия военачальников, предотвратило столкновение между военными и монахами. Однако летом 1921 г. массовое выступление монахов все же произошло. Правительство арестовало трех монахов монастыря Дэпун, руко­водителей одного из дацанов, подозреваемых в контактах с китай­цами. 3 тыс. монахов этого монастыря собрались вокруг Норбу-линки и потребовали освобождения своих лидеров. Власти вызвали в Лхасу войска. Организаторы демонстрации были арестованы [Shakabpa, 1967, р. 262].

Успехи администрации Далай-ламы XIII в установлении своей власти по всему Тибету углубили наметившиеся ранее противо­речия между Далай-ламой XIII и Панчен-ламой IX. Еще в 1904г., во время прихода отряда Янгхазбенда в Лхасу, Панчен-лама остал­ся в Лхасе и был вынужден вступить в переговоры с англичана­ми, хотя и не поставил свою подпись под Лхасской конвенцией. В 1905 г., во время визита Панчен-ламы в Индию, британские власти предложили ему «занять тибетский престол» вместо Далай-ламы, но получили решительный отказ. В 1910-1911 гг., во время захвата Лхасы китайскими войсками и бегства Далай-ламы, Панчен-лама сотрудничал с амбанем. В июле 1912 г., после встречи Далай-ламы и Панчен-ламы в Ралуне, было объявлено о достижении пол­ного согласия между двумя высшими духовными лидерами Тибета. Однако в действительности противоречия между ними сохрани­лись. Лхаса настойчиво требовала от администрации Панчен-ламы уплатить крупную сумму денег — задолженность областей, нахо­дившихся под управлением Панчен-ламы, перед лхасской казной. В 1922 г. Лхаса также потребовала, чтобы администрация Панчен-ламы взяла на себя четвертую часть расходов по реорганизации и увеличению армии и выплатила все долги. Когда это не было сделано, тибетское правительство арестовало нескольких чиновни­ков из Шигацэ. Панчен-лама обратился к английскому торговому агенту в Гьянцэ с просьбой выступить посредником для урегули­рования его разногласий с Далай-ламой. Англичанин ответил, что он не может вмешиваться во внутренние дела Тибета. 26 декабря 1923 г. Панчен-лама IX вместе с сотней ближайших сторонников покинул Шигацэ и направился на север, в Синин, а затем в Монго­лию. В своем заявлении он объяснял свой отъезд намерением найти посредников для переговоров с Далай-ламой. Однако Далай-лама ХШ {233}резко осудил произошедшее. В прокламации, опубликованной 26 января 1924 г., говорилось, что Панчен-лама отправился в пус­тыню подобно мотыльку, которого манит свет лампы. «Трудно предположить, — писал Далай-лама, — что человек, который ду­мает только о себе и который не свободен от трех грехов, может считаться ламой или буддой» (цит. по [Богословский, Москалев, 1984, с. 62]).

Казалось, что во всех кризисных ситуациях 1921-1923 гг. побе­да оставалась на стороне правительства Далай-ламы. Власти Лхасы даже назначили двух губернаторов для управления городом Шигацэ и районами, подвластными ранее Панчен-ламе. Однако мно­гочисленные последователи Панчен-ламы желали и требовали его возвращения и восстановления в правах, причем некоторые из них готовы были приветствовать китайское вмешательство для этой цели. Часть лхасской аристократии выражала недовольство дейст­виями полиции и другими нововведениями Далай-ламы. Суевер­ные тибетцы истолковывали некоторые события как предзнаме­нования грядущих бедствий. Так, около кафедрального собора Джокан росла старая плакучая ива, получившая название «волосы Владыки» (т.е. Будды). В 1924г. сильный ветер сломал множество ветвей ивы, что вызвало страх у жителей Лхасы. Власти распоряди­лись привязать к стволу все отломанные ветви и провести во всех монастырях специальные богослужения. Но бедствие все-таки слу­чилось: в следующем, 1925 г. эпидемия оспы погубила более чет­верти населения города. Общее настроение в обществе было про­тив каких-либо нововведений. И это, и постоянное сопротивление со стороны высшего духовенства, а также части аристократии не позволили Далай-ламе продолжать политику реформ. Верховный лидер Тибета был вынужден пойти на уступки. В 1925 г. он сместил своего фаворита Царона с поста главнокомандующего и назначил вместо него Дзаса Думпа, которого Шакабпа характеризует как ленивого и безынициативного человека. Царон на время сохранил должность калона, но потерял свое влияние. Луншар стал секре­тарем по делам обороны. Сторонники Царона генералы Шасур и Цого, а также калон Кемэй лишились своих должностей [Shakabpa, 1967, р. 264]. По некоторым сведениям, были отправлены в отставку 12 высших военных чинов[16] [Уа Hanzhang, 1993, р. 339]. Далай-лама {234}прекратил увеличение армии и практически приостановил деятель­ность столичной полиции. В 1926 г. была закрыта светская школа в Гьянцэ.

Еще ранее, в 1922 г., скончался колон Джампа Тэндар, давний сподвижник Далай-ламы XIII. После его смерти губернатором Кама стал колон Цимён. Между тем положение в Каме не было стабиль­ным. Китайские милитаристы в провинциях Цинхай, Сычуань, Ганьсу, занятые междоусобными столкновениями и укреплением своей власти в борьбе с соперниками, не могли направить крупные военные силы против тибетской армии. Еще меньшие возможности к этому были у правительств в Пекине и Гуанчжоу. Все это позволя­ло тибетским властям постоянно расширять область своего контро­ля в Восточном Тибете. Заставы и патрули тибетцев проникали все дальше на север и восток Кама. Так, монгольское посольство в Тибет весной 1927г., двигавшееся в Лхасу по северному пути, встретило первую тибетскую заставу на р. Напчатай-Улан-Морин, вторую — на р. Мур-Усу, третью — в урочище Китай-ширин перед перевалом Данла, четвертую — на р. Шагчу. Как можно видеть, се­верный путь из Амдо в Лхасу оказался «прикрыт» тибетцами доста­точно плотно. На каждой заставе располагался отряд «в 20-30 ти­бетских солдат, вооруженных кремневыми ружьями и большими тибетскими мечами. На зиму первые два кордона, стоящие на р. Напчатай-Улан-Морин и р. Мур-Усу, выдвигались ближе к горам Гурбун-Хапцага, где начинаются поселения тибетских номадов» [Андреев, 1997, с. 183]. Главная застава на северном пути находи­лась в Нагчу, где обычно окончательно решался вопрос, можно ли допустить этот караван или этого человека (прежде всего ино­странца) в Лхасу.

Осенью 1927 г. тибетские власти задержали в Нагчу экспедицию Н.К. Рериха и после долгого ожидания отказали ей в возможности посетить Лхасу. Это было сделано по наущению английского ре­зидента в Сиккиме Ф.М. Бейли, который сообщил тибетцам, что Н.К. Рерих является агентом «красных русских». Экспедиция Н.К. Рериха пришла в Нагчу северным путем и видела военные посты тибетцев.

Согласно записи в дневнике К.Н. Рябинина, доктора экспеди­ции, ее участники встретили 24 сентября 1927 г. у озер из группы {235}Олун-нор «первый... на территории Тибета охранный милицей­ский пост из местных жителей, несущих эту государственную по­винность» [Рябинин, 1996, с. 292-293]. А 4 октября участники экспе­диции «встретили шестерых хоров верхом с кремневыми ружьями-рогатками. Все они были без головных уборов, с растрепанными волосами. Оказывается, это был военный отряд, направляющийся в горы Кукушили для организации там пограничного поста в целях охраны северной границы от предполагаемого появления русских» [там же, с. 306].

Другой участник экспедиции, полковник Кордашевский, запи­сал в дневнике: «Видно, что лхасское правительство создает целую сеть кордонов для охраны путей во внутренний Тибет» [Декроа, 2000, с. 148].

«...Три года тому назад, — свидетельствовал Ю.Н. Рерих, — опа­саясь вторжения китайцев из провинции Ганьсу, тибетское пра­вительство выставило несколько военных постов на северном пу­ти, и ныне путешественники проходят досмотр в Шэнди, к югу от Тангла. Сравнительно недавно аванпосты Лхасы продвинулись еще дальше на север, вплоть до южного берега реки Чумар, а в 1926 го­ду они стояли даже в Нейжи на юге Цайдама, но вскоре были сня­ты» [Рерих, 1982, с. 236-237].

Что же касается времени пребывания экспедиции Рерихов в Тибете, их вынужденной длительной остановки в Нагчу в конце 1927 — начале 1928 г., то в это время, как писал Ю.Н. Рерих, «вдоль всего хребта Марко Поло, образующего как бы северную границу Тибета, стоят посты, наблюдающие за караванными путями из Монголии и из Китая. На таком посту обычно служит от 6 до 10 солдат» [там же, с. 216].

Зона контроля лхасского правительства в Восточном Тибете продолжала расширяться и в последующие годы. К 1932г. Лхаса уже контролировала территории к востоку от Янцзы вплоть до р. Ялунцзян, включая районы Ганьцзы и Чжаньхуа. Граница сфер влияния Лхасы и властей Сычуани стала проходить по линии Баань-Лихуа-Даофу-Лухо [Празаускене, 1978, с. 126, 132]. Однако тибетским войскам приходилось не только изгонять китайские отряды из Кама, но и удерживать эту обширную область под своим контролем. Местные племена Восточного Тибета, прежде тради­ционно полузависимые и от Пекина, и от Лхасы, оказывали сопро­тивление введению налогов, проведению рекрутских наборов, установлению власти лхасских администраторов. Одно из больших восстаний в Каме произошло в 1928 г. Ю.Н. Рерих записал в дневнике {236}экспедиции, что 4 мая 1928 г. в Каме «началась война» [Рерих, 1982, с. 276]. Далее он писал: «Что же произошло в Каме? Отяго­щенные чрезмерными налогами, воинственные племена восстали с оружием в руках против лхасских правителей. По слухам, там были убиты губернатор и около 60 тибетских солдат. В Лхасу и Шигацэ срочно стягивались войска, и лхасской казне предстояло вынести это новое напряжение» [там же, с. 277]. Н.К. Рерих в письме буддий­скому центру в Нью-Йорке, написанном несколько позже, уточнил, что во время восстания в Каме погибло 500 солдат тибетских войск. «Стрела войны — объявление мобилизации в виде стрелы, оберну­той красным шелком, — следовала несколько дней при нашем караване. Можете себе представить нас, в виде носителей стрелы войны! В К'ам двинут даже гарнизон Шигацэ и двести пятьдесят человек с запада от Тингри» (см. [Рябинин, 1996 с. 700-701]).