Зарубежная политико-правовая мысль 13 страница
Отныне к войнам между расами и государствами прибавилась еще борьба внутри самого государства. То, что некогда было борьбой антропологически различных орд, на стадии цивилизации траснформируется в борьбу социальных групп, классов, сословий, политических партий. Сопоставление (если даже не отождествление) конфликтов первобытных орд с взаимоотношениями современных классов и политических партий никак нельзя признать научно корректным. Оно свидетельствует, по меньшей мере, о серьезном недостатке историзма в «реалистической» трактовке Гумпловичем важнейших социально-политических явлений.
Посчитав, что государство формируется в результате подчинения одной человеческой группы (слабейших, побежденных) другой группе (сильнейших, победителей) в качестве средства удержания порядка господства – повиновения, Гумплович выступает категорически против того, чтобы характеризовать государство как орган умиротворения, примирения противоречивых интересов. Ему суждено быть органом принуждения, насилия. Согласно Гумпловичу, существование общества без государственного принуждения невозможно.
Поскольку всю деятельность любого государства обусловливает в первую очередь потребность охранять и укреплять отношения господства – подчинения, пронизывающие общественное целое сверху донизу, постольку будет верно, полагает Гумплович, квалифицировать государство так: «Естественно выросшая организация господства, призванная поддерживать определенный правовой порядок». Активность государства не ограничивается, по Гумпловичу, одним лишь гарантированием определенного правопорядка. Он чрезвычайно преувеличивает роль государственности. Типично в этом плане следующее его высказывание: «То, чем человек обладает как своим высшим достоянием (кроме данной ему самой природой жизни): свободой и собственностью, семьей и личными правами – всем этим он обязан государству. Однако не только отдельный индивид получает высшие ценности из рук государства. Вся совокупность людей, образующих государство, благодаря ему ведет достойное человеческое существование». Приведенное высказывание – образчик откровенной апологии государства, которое желают выдать за благодетеля, заботливого опекуна индивида и общества. Гумплович на австрийской почве продолжил традицию идейно-теоретического обоснования культа государственности.
Дух этого «государственничества» очень заметно отразился на интерпретации Гумпловичем общих вопросов права. Рассматриваемое с внешней стороны, утверждает он, право выступает «лишь воплощением предписаний государственной власти». Изнутри оно наполнено нравственностью, которая служит ему неиссякаемым источником. В рождении права решающее слово также принадлежит государству. В догосударственном состоянии не было никакого права. Только будучи кристаллизованной в государственных законах, нравственность становится правом. Последнее целиком обязано государству как своим рождением, так и последующим существованием.
«Для государства,– пишет Гумплович,– право и правопорядок, если на них смотреть с высоты истории, суть лишь средства». Не более того. Их физически нет в качестве автономных, отдельных от государства образований. Поэтому Гумплович отрицает наличие «неотчуждаемых прав человека». С его точки зрения, они – иллюзия, плод самообожествления индивида, превознесение ценности жизни человека. Бытие государства совершенно несовместимо с «неотчуждаемыми правами человека». Люди должны выбирать: или государство с характерной для него властностью, или анархия. Гумплович, однако, явно сузил диапазон политического выбора. Люди XIX и XX столетий имели возможность выбирать не между государственностью и анархией, но между разными конкретными формами государства и типами властвования. Исторический опыт показывает, что здесь не всегда удачными оказывались делавшиеся ими предпочтения.
- Политико-правовые идеи Эмиля Дюркгейма
Дюркгейм не был кабинетным ученым, далеким от повседневной политической борьбы и волнений общественной жизни. Его социально-политическая ориентация, пафос его теоретической и практической деятельности были направлены на защиту интересов тех кругов французской буржуазии, которые во время острого социально-политического кризиса сохранили веру в буржуазно-демократические идеи, в возможность прогресса капиталистического общества, сохранения классового мира и упрочнения социальной солидарности.
Третья республика, которая судорожно искала возможностей самоутверждения в условиях ужесточенной борьбы со сторонниками восстановления монархии и клерикализма, нашла в Дюркгейме своего горячего приверженца, идеолога и теоретика.
Умудренная опытом пяти революций, французская буржуазия пережила эволюцию, превратившись из монархической в республиканскую. Попытки реставрации монархии, вызвавшие резкий народный протест, вели к укреплению позиций умеренной республиканской партии.
Но, придя к власти, эта партия оказалась неспособной усовершенствовать государственный строй и занялась главным образом реформой школьного дела. По своей сущности правительство буржуазных радикалов, мало, чем отличалось от последних. Взяв власть в свои руки в 1899 г. и удержав её (с перерывами) вплоть до начала Первой мировой войны, радикалы проделали ту же эволюцию, что и умеренные республиканцы. Их конструктивная социально-политическая деятельность в области общественных преобразований имела ничтожные результаты и не могла смягчить усиливающийся кризис.
Программа же социально-политических преобразований, выдвинутая радикалами, имела большое общественное значение. Вокруг неё формировались прогрессивные общественные силы.
Основные требования радикалов сводились к борьбе с клерикализмом, за отделение церкви от государства, установление светского образования, за прогрессивный всеобщий подоходный налог, пересмотр конституции с целью демократизации учреждений, реформу армии и сокращение военной службы.
Дюркгейм пытался внести конструктивный вклад в переустройство социально-политической жизни. Он выступал и писал по таким вопросам, как реорганизация системы образования, обучение государственных служащих, общественное воспитание, секуляризация воспитания и морали, брак, развод, структура семьи, преступление и наказание, моральное состояние общества, социальное равенство и др. Причем, немаловажен тот факт, что вышеперечисленные проблемы остаются актуальными проблемами и российского общества на сегодняшний день.
Из анализа природы социальных связей в современном обществе Дюркгейм извлек серию рекомендаций относительно функционирования профессиональных групп, которые он рассматривал главным образом как основу для укрепления социальной сплоченности. Предложение усилить социальные связи на профессиональной основе высказано им в 1897 г. в «Самоубийстве», а более цельное освещение получило в предисловии ко второму изданию «Разделение труда»
Профессиональные группы и корпорации, созданные на основе профессиональных интересов, должны были выполнять, по убеждению Дюркгейма, интегрирующую общественную роль, сплачивая индивидов одной профессии и отрасли труда, разрешая конфликты, предохраняя от кризисов, поддерживая дисциплину и солидарность. «Профессиональная группа обладает всем, чем нужно, чтобы охватить индивида и вырвать его из состояния морального одиночества, а ввиду нынешней слабости других групп только она может исполнять эту необходимую службу».
Считая, что моральные связи сильнее всех других общественных связей, Дюркгейм видел в укреплении моральной сплоченности групп (прежде всего профессиональных, как наиболее устойчивых и постоянных) спасение от многих социальных зол, начиная с общественных кризисов и кончая их индивидуальным проявлением в массовых фактах самоубийств. Профессиональные корпорации, охватывающие целые отрасли труда, объединяющие капиталистов и рабочих в единый общественный орган и разрешающие все проблемы как данной профессии, так и взаимоотношений с другими профессиональными объединениями, должны были, по мнению Дюркгейма помогать правительству в деле урегулирования общественных проблем и регламентации всех видов человеческой деятельности.
Дюркгейм считал, что его предложения относительно профессиональных корпораций согласуются с социалистическими предложения Сен-Симона.
- Естественно-правовое учение Рудольфа Штаммлера
Традиционные для немецкой политико-юридической мысли усилия построить научное знание о праве, опираясь на философию, предпринял Рудольф Штаммлер (1856–1938). Перу Штаммдера принадлежит ряд произведений теоретико-правового профиля. «Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории». «Учение о правильном праве», «Теория юриспруденции».
Философская почва представлений Штаммлера о праве – неокантианство в том его варианте, который был развит так называемой Марбургской школой (Г. Коген, П. Наторп и др.). Приверженцы этого направления в философии полагали, что предмет познания тождествен понятию о предмете, а собственно бытие есть совокупность чисто понятийных отношений. Цель философствования – творческая работа по созиданию интеллектуальных объектов всякого рода и вместе с тем рефлексия, анализ такой работы. Мышление, данное в форме науки и ориентирующееся на нее, выступает законосообразным создателем социокультуры. В сфере юриспруденции ее сердцевину составляют теоретическое познание и право, наука и правовое (либеральное) государство. Философы Марбургской школы, объявляя указанные явления трансцендентными основаниями социальности, в методологическом плане проводили аналогию между математикой и логикой, с одной стороны, и юриспруденцией и этикой – с другой. Юриспруденция, по их мнению,– математика общественных наук, этика есть логика последних.
Штаммлер, который в целом разделял философские и политические установки Марбургской школы неокантианства, подверг критике материалистическую концепцию истории, социальный материализм (т.е. марксизм). Он отвергает краеугольный марксистский тезис о первичности экономики, хозяйственной жизни и вторичности права, политических учреждений, тезис о подчиненности права экономике. Признавая наличие в правовых институтах известного, идущего от общества содержания, Штаммлер тем не менее утверждает: «При всех политико-экономических исследованиях, при всяком изучении народного хозяйства в социальном отношении, в основе неизбежно лежит определенное правовое (или условное) регулирование в том смысле, что это конкретное правовое нормирование есть логическое условие соответствующего политико-экономического понятия и закона». Равным образом и фундамент государства Штаммлер усматривает не в совокупности производственных отношений, экономическом базисе общества, но в праве. Оно выступает первоосновой и предпосылкой государства. Нельзя сформулировать «понятие государства, не предпослав понятия права. Последнее есть логическое prius. Можно дать определение правового строя без всякого отношения к государственной организации, но нельзя говорить о государственной власти, не предпосылая юридических норм».
Марксистская доктрина кажется Штаммлеру незаконченной и непродуманной. По двум причинам. Во-первых, потому, что в марксизме отсутствует критическое рассмотрение и доказательное, развернутое объяснение используемых ключевых понятий: общество, экономические феномены, общественный способ производства и др. Во-вторых, потому, что марксизм не раскрывает, какую степень необходимости он признает за грядущими преобразованиями права; простое же прозрение в ожидаемый ход развития не может, по Штаммлеру, заменить систему научных аргументов.
Противники Штаммлера из числа марксистов не оставались равнодушными к его воззрениям. Прежде всего они разоблачали субъективно-идеалистическую философскую подоплеку предпринятой им трактовки права и государства, а также осуждали буржуазно-либеральную ориентированность его политической позиции, с неодобрением указывали на возможность использования штаммлеровских идей для пропаганды и обоснования программы «этического социализма». Однако сам теоретический смысл политико-правовых конструкций Штаммлера привлекал их не столь сильно.
Между тем некоторые из этих конструкций представляют очевидный интерес. Например, мысль о том, что в логическом аспекте право есть обусловливающая форма, а «социальное хозяйство» (совместная человеческая деятельность по удовлетворению потребностей людей) – материя, определяемая данной формой. Право – специфический комплекс нормативных предписаний, особый внешний регулятор совокупной социальной деятельности. Оно постольку играет определяющую роль, поскольку без него физически не может иметь место сама эта социальная деятельность индивидов.
Но Штаммлер обозначает указанное отношение между правом и «социальным хозяйством» именно в логическом, а не в хронологическом и не в реальном причинно-следственном аспекте. Вместе с тем он подчеркивает, что право и «социальное хозяйство» не противостоят друг другу как два самостоятельных и независимых друг от друга явления. Они – необходимо связанные элементы, стороны одного и того же предмета: социума. «Право не существует само для себя, так как каждое из его положений неизменно направлено уже на определенный способ совокупного действия». В свою очередь «социальное хозяйство» не представляет собой «самостоятельно и отдельно существующей вещи, на которую правовое регулирование должно воздействовать по времени позднее». Кстати говоря, словосочетание «правовое регулирование», «право – регулятор общественных отношений» активно использовались в лексиконе советской юридической теории. Несколько усложненным и расплывчатым выглядит общее понятие права, предлагаемое Штаммлером: «ненарушимое самовластное регулирование социальной жити людей». Из ряда штаммлеровских пояснений можно заключить, что практически тут имеется в виду. Во-первых, имеется в виду отграничить «правовое» как «самовластное воление» (притязание на господство над подчиненными праву индивидами независимо от их согласия либо несогласия) от норм нравственности. Во-вторых, размежевать «право» и «произвол» (действия законодателя, противоречащие общим принципам права). В-третьих, выделить в качестве решающей особенности права его «ненарушимость», под коей надо разуметь стремление предписывающего норму самому быть связанным ею; пока такая зависимость существует в равной мере для подчиненного и для того, кто норму установил, пока она одинаково обязательна для них обоих, право наличествует.
Можно и нужно строго объективно и критически подходить к штаммлеровскому правопониманию (впрочем, как ко всякому иному). Но не следует с порога исключать какую бы то ни было возможность присутствия в нем тех или иных рациональных моментов, позитивных знаний, расширяющих представление о мире права.
Последние, в частности, заметны в оценке Штаммлером соотношения государства и права. Она принципиально отличается от позиции его современника Рудольфа фон Иеринга, который, как известно, был убежден в том, что право есть категория силы и что вне государства, помимо государственного принуждения нет права как такового. По мнению Штаммлера, юридические нормы возникают, устанавливаются и начинают действовать независимо от государственной организации: «Нельзя одобрить воззрения, что право есть социальное правило, за которым стоит сила. Подобное отождествление права и фактической силы неправильно... Не всякое социальное предписание власти имеет юридический характер, а только часть из них». Другой вопрос – каким конкретно образом толкует Штаммлер несомненно существующую в цивилизованном обществе весьма сложную связь между правом и государством.
Штаммлер проводит дифференциацию права в целом на справедливое и несправедливое. Идея такого разграничения состоит в конечном итоге в том, чтобы доказать: «нет никаких особых правовых положений, которые бы включали в свое условное содержание безусловный состав». Иными словами, нет правовых положений, являющихся раз и навсегда только справедливыми или исключительно несправедливыми в любых ситуациях. «Безусловно действуют лишь формальные условия...» Сумма этих формальных условий, набор наиболее абстрактных признаков, с помощью которых охватывается и квалифицируется весь «изменяющийся и изменчивый правовой материал», образует своего рода «естественное право».
Самому праву по его сути внутренне свойственно воление достигать объективно справедливого упорядочения социальной жизни, ему внутренне свойственно движение к социальному идеалу. Но оно (воление) никогда не останавливается окончательно в каком-то одном историческом пункте. Постоянно происходит изменение содержания, прежде считавшегося материально справедливым, «и человечеству суждено всегда вынашивать все лучшее и лучшее понимание того, что является справедливым по определенньм вопросам». Тем самым Штаммлер вводит в систему своих правовых воззрений принцип развития, воплощением которого выступает категория «естественного права с меняющимся содержанием». Ее дух оказался созвучным наступившему в XX в. (особенно в Европе) процессу возрождения концепций естественного права.
- Политико-правовые идеи солидаризма Леона Дюги
В первой половине XX века широкое распространение получило политико-правовое учение солидаризма, главным представителем которого был Леон Дюги (1859 -1928 ) теоретик права, конституционалист, декан юридического факультета в Бордо.
Он, опираясь на идеи французских социологов О. Конта, Э. Дюркгейма и Л. Бурнежуа, развил концепцию социальной солидарности. В теории Л. Дюги связи, объединяющие людей в обществе, являются узами социальной солидарности.
Общество делится на классы, каждый класс выполняет свою миссию, свой долг, свою социальную функцию по обеспечению солидарности и гармонии общества. Эти социальные связи основаны на разделении труда. Сотрудничество классов в процессе разделения труда приведет к преодолению теневых сторон капитализма мирным путем, без революций.
Факт общественной солидарности, говорил Л. Дюги, осознается индивидами и порождает норму социальной справедливости: "не делать ничего, что нарушает социальную справедливость, и делать все возможное для ее реализации и увеличения". Социальная норма солидарности составляет основу всего объективного права.
Юридическая норма - это "верхний пласт" социальной нормы. Отдельные нормы в их многообразии значительны лишь поскольку, постольку они отвечают социальной норме солидарности. Л. Дюги утверждает, что право вытекает непосредственно из социальной солидарности и поэтому стоит над государством. Юридическая норма возникает спонтанно в условиях общественных взаимосвязей. Законодатель лишь констатирует, но не создает ее. В этом аспекте теория Л. Дюги связана с социологической юриспруденцией.
Норма социальной солидарности создает для индивида лишь право выполнять "социальную обязанность", определенную социальную функцию, в соответствии с положением которой, данное лицо занимает в системе общественной солидарности и нет других прав.
Существует лишь объективное право - юридическая норма, которая никому: ни индивиду, ни коллективу не дает субъективных прав.
Человек лишь винтик в социальном организме. Индивид - это не цель, а средство выполнять известную работу в деле социального строительства. Для права есть только обязанности. Для каждого класса существуют свои социальные функции.
Государство налагает руку на собственность, которая должна выполнять социальную функцию. Л. Дюги говорил, что собственность социализируется и перестает быть абсолютным правом и трансформируется для собственника в социальный долг.
Л. Дюги говорил о социальной реформе общества. Он высказывал уверенность, что современное общество движется к известному роду федерализации классов, соорганизованных в синдикаты -синдикальный федерализм.
Всеобщее индивидуалистическое избирательное право предлагал заменить организаторским пропорциональным представительством партий и профессиональных организаций. Для этого классовое общество перестраивается на основе синдикатов. Каждый класс объединяется по профессиональному признаку в профессиональные союзы. Отношения между классами регулируется не законами, а договорами.
Соединение синдикатов в федерацию приведет к децентрализации политической власти, к политическому и правовому плюрализму. Власть будет распределяться между различными синдикатами, к которым перейдет вся практическая работа по осуществлению социально-экономических и социально-политических задач.
Деятельность центрального правительства будет направляться палатой, образованной из представителей всех синдикатов.
Некоторые идеи, которые выдвинул Л. Дюги, находят и сегодня применение, так в Норвегии продолжительность рабочего дня и минимальная оплата рабочего часа определяется соглашением организаций предпринимателей и рабочих. Этот договор является договорным.
Вывод: теория солидаризма выделяет следующие постулаты:
1. Общества складывается из связей, объединяющих людей на основе солидарности;
2. Сотрудничество классов, социальных групп регулируется социальной нормой солидарности;
3. Сущность права заключается в общественной солидарности, с которой должно считаться государство;
4. Отвергается самостоятельный статус субъекта права и в особенности его субъективные права.
Социологическая юриспруденция подвергла критике формально-догматическое направление, прежде всего за смешение права и закона. Но, с другой стороны, она сама страдает серьезными изъянами. Так, противопоставляются нормы и правопорядок, отрицается нормативный характер права, отвергается нормативная сила законов, исключаются из правовой науки сущностные и аксеологические проблемы права.
- Политико-правовое учение Фридриха Ницше
Фридрих Вильгельм Ницше (1844–1900) – одна из значительных фигур в истории философской и политико-правовой мысли. Вопросы политики, государства и права освещаются, в частности, в таких его работах, как "Греческое государство", "Воля к власти", "Так говорил Заратустра", "По ту сторону добра и зла", "Происхождение морали" и др.
Государство, право, законодательство, политика представляют собой, по концепции Ницше, служебные орудия, средства, инструментарий культуры, которая, в свою очередь, есть проявление, обнаружение и образование космической по своим масштабам борьбы сил и воли.
Воля к накоплению силы и увеличению власти трактуется им как специфическое свойство всех явлений, в том числе социальных и политико-правовых. Причем воля к власти – это повсеместно самая примитивная форма аффекта, а именно – "аффект команды". В свете этого все учение Ницше предстает как морфология воли к власти.
Представления о прогрессивном характере развития он считал ошибочными.
Ценность, согласно Ницше, – это наивысшее количество власти, которое человек в состоянии себе усвоить. Человечество же лишь средство, но не цель. Именно немногочисленные великие личности (типа Цезаря, Наполеона), несмотря на кратковременность их существования и непередаваемость их качеств по наследству, и являются, по Ницше, единственным смыслом, целью и оправданием происходящего и всей борьбы различных воль за власть.
Всю социально-политическую историю Ницше характеризует как борьбу двух воль к власти – воли сильных (высших видов, аристократических господ) и воли слабых (массы, рабов, толпы, стада).
Аристократическая воля к власти, по Ницше, это инстинкт подъема, воля к жизни; рабская воля к власти – инстинкт упадка, воля к смерти, к ничему. Высокая культура аристократична, господство же "толпы" ведет к вырождению культуры, к декадансу. Мораль – орудие рабов против господ, нравственные суждения и установления слабых против сильных, оправдание господства стада над высшими видами. История человечества нескольких последних тысячелетий (от господства древней аристократии до современности) расценивается Ницше как процесс постепенного вырождения здоровых жизненных начал, как, в конечном счете, победа многочисленной массы слабых и угнетенных над немногочисленной аристократией сильных.
Но то, что уже раз было в прошлом, возможно и в будущем – такова идея вечного возвращения. И в поисках образца для строя новой аристократии Ницше обращается к истории господства древней аристократии (в Индии, Греции и т.д.), превращая свою трактовку прошлого в социально-политическую программу планируемого им вечного возвращения.
С различными вариациями Ницше повторял ведущую идею своей аристократической концепции: высокая культура и развитие высших видов людей нуждаются в рабстве, в подневольном труде громадного большинства для освобождения немногочисленного привилегированного класса от физического труда и нужд борьбы за существование.
Отвергая различные концепции происхождения и роли государства, Ницше считал, что государство является средством возникновения и продолжения того насильственного социального процесса, в ходе которого происходит рождение привилегированного культурного человека, господствующего над остальной массой.
Придерживаясь глобальной перспективы аристократического эстетизма, Ницше дает принципиальное предпочтение культуре и гению перед государством и политикой – там, где такое различение, расхождение и столкновение имеет, по его мнению, место. Он – убежденный приверженец аристократической культуры, возможной лишь в условиях господства немногих и рабства остальных, он – элитист, но не государственник, не этатист. Он положительно отзывается о государстве и политике и даже восхваляет их лишь постольку, поскольку они надлежаще исполняют свою роль в качестве подходящих орудий и средств на службе у аристократической культуры и гения.
Восхваляя аристократический кастовый строй времен законов Ману, Ницше стремился к биологическому обоснованию кастовых идеалов. В каждом "здоровом" обществе, полагал он, имеются три различных, но взаимотяготеющих физиологических типа со своей собственной "гигиеной" и сферой приложения: 1) гениальные люди – немногие; 2) исполнители идей гениев, их правая рука и лучшие ученики – стражи права, порядка и безопасности (царь, воины, судьи и другие блюстители закона); 3) прочая масса посредственных людей.
Устойчивость высокой культуры и содействующего ей типа государства, по утверждению Ницше, ценнее свободы.
Ницше различает два основных типа государственности – аристократический и демократический. Аристократические государства он называет теплицами для высокой культуры и сильной породы людей. Демократия характеризуется им как упадочная форма государства. В качестве "самой величественной формы организации" характеризует Ницше Римскую империю. Высоко оценивает он и императорскую Россию.
Образцом совершенной политики, по его оценкам, является макиавеллизм. Переворачивая наизнанку все ценности в сфере культуры, государства, политики и морали, Ницше стремился к тому, чтобы стандарты макиавеллистской политики, уже освобожденной от морали, вновь внедрить в сферу моральных оценок и ориентации – в виде принципов "великой политики добродетели".
Ницше развивает аристократическую концепцию права.
Право, по Ницше, нечто вторичное, производное от воли к власти, ее рефлекс. С этих позиций он атакует различные версии исторически прогрессивной интерпретации естественно-правовой доктрины, отвергает идеи свободы и равенства в человеческих отношениях, обосновывает правомерность привилегий, преимуществ и неравенства.
Неравенство прав Ницше рассматривал как условие того, что права вообще существуют. Право есть преимущество. Каждый вид бытия имеет свое преимущество. Справедливость, по Ницше, состоит в том, что люди не равны, и правовая справедливость, таким образом, исходит из принципа неравенства правовых притязаний различных индивидов – в зависимости от того, относятся ли они к сильным, аристократическим верхам или представляют собой ординарные "нули" толпы, смысл и предназначение которой – в служении "вождям" и "пастырям" стада. Человек сам по себе, взятый вне контекста его служения верхам, не обладает ни правами, ни достоинствами, ни обязанностями.
Отвергая прочие трактовки естественного права, Ницше вместе с тем стремится выдать именно свои представления о праве войны и победителя, аристократически-кастовом правопорядке и т.д. за подлинное естественное право.
С позиций такого правопонимания он отмечает, что, подобно праву необходимой обороны, следует признать и право необходимой агрессии. Право победителя в войне тем самым резюмирует борьбу различных воль к власти и служит основой аристократического правопорядка.
Если по своим истокам право есть право войны, то устоявшееся право, право в обстановке сформировавшегося правопорядка фиксирует результаты войны различных воль к властии, следовательно, предполагает некое соглашение, некоторый договор борющихся сил. В этом смысле право характеризуется им как признанная и засвидетельствованная власть. К договору о праве (правах и долге) и его соблюдению ведут соображения разума, страха и осторожности. В соответствии с договорным правом наш долг- это права других на нас, а наши права – та доля нашей силы, которую другие не только признали, но и охраняют. В контексте вечной борьбы различных воль к власти, насильственного характера самой жизни Ницше развивал и свои взгляды на войну. При этом он нередко, подобно Гераклиту, называл войной всякую борьбу в потоке становления. В таком по преимуществу философско-мировоззренческом аспекте Ницше восхвалял войну и отвергал мир.
Как реально-политическое явление войну Ницше освещал, исходя из тех же критериев, что и при трактовке государства и политики вообще. Он за войну на службе у аристократической культуры, а не за культуру на службе у войны.