Опасности, подстерегавшие папу Льва 2 страница

Графы также отвечали за сбор большей части королевской армии. Монархи династии Каролингов содержали в своих дворцах и их окрестностях ядро военных профессионалов. Это была смесь опытных кадровых офицеров и временно прикомандированных более молодых отпрысков некоторых главных землевладельцев. Основная часть армии Каролингов (как и их предшественников Меровингов) состояла не из этих профессиональных войск, а из местных землевладельцев и определенного числа их челяди. Обязанность землевладельцев служить была не бесконечна и ограничивалась тремя месяцами в году, но, когда приходил королевский приказ, в обязанность графа входило мобилизовать подлежащих призыву людей и встретиться с королем в условленном месте в оговоренное время. Отряд также должен был быть соответствующе вооружен и снабжен необходимым продовольствием на предстоящую войну.

Так как графы сами являлись выходцами по большей части из числа возглавляемых ими землевладельцев, то правление Каролингов по своей сути представляло собой партнерство между правителем и местным землевладельческим сообществом, доверившим графу выполнение своих различных обязанностей в целях нормальной работы всей системы. Определенный объем проверки был типовым, отчасти осуществлявшимся правителем лично в тех регионах своего королевства, где он обычно и находился. Для Карла Великого в последние годы его власти и Людовика в большую часть его правления этими регионами стали центральные земли франков в Северной Европе, по обе стороны от Рейна. Несмотря на непомерные расстояния, которые Карл Великий проехал за свою жизнь, даже будучи молодым, он не колесил регулярно по стране с целью объездить все свои территории, и многие отдаленные районы империи лишь однажды видели редкий королевский кортеж. Для большей части империи роль проверяющего исполнял missi, который – когда эта система стала приобретать все более упорядоченный вид при Людовике Благочестивом – обычно состоял из пары высокопоставленных чиновников: церковника и светского человека.

Но даже проверки имели свои границы, особенно общественно-политические, так как missi оказывались в основном связанными с тем же сообществом аристократов и мелкопоместного дворянства, что и графы, и пределы, в которых они были готовы вмешиваться, вполне могли зависеть от существовавших ранее отношений. Выбор времени епископом Вулфадом Буржским для попытки завладеть поместьем в Бургундии, например, был отнесен – вполне правдоподобно – на счет того, что одного из его родственников недавно там назначили missus (хотя фактически его попытка провалилась). Поэтому в основном эффективность власти зависела от наличия хороших отношений между королем и его графами. И если эти отношения были плохими, то графы применяли разные способы саботажа на королевской службе, так что им вовсе не нужно было поднимать открытый мятеж. Например, когда дело доходило до военной службы, все, что от вас требовалось, – это прибыть чуть позже или прийти на встречу немного не в том месте, и этого могло быть достаточно, чтобы расстроить военный поход[226].

Поэтому империю Карла Великого скрепляли узы личной верности и взаимоотношения, которые ее правители сумели наладить с представителями местной землевладельческой элиты, которые занимали места графов и иным образом управляли местными общинами. Ко дню Рождества Христова 800 г. положение Карла Великого было чрезвычайно прочным, и ни один граф не собирался слишком явно выбиваться из общего строя. Но так было не всегда. Если бы его брат не умер так внезапно, например, то два представителя рода Каролингов соперничали бы за лояльность магнатов на протяжении длительного времени, и тогда его политическое положение оказалось бы совсем другим. В ходе одного недавнего исследования королевства, построенного одним из внуков Карла Великого к востоку от Рейна, был предложен приближенный подсчет: правителю в начале Средних веков (в противоположность римлянам) требовались в среднем десять лет на то, чтобы построить взаимоотношения и наладить узы верности с местными лидерами, что означало, что он действительно контролирует свое королевство. То есть десять лет уходило на то, чтобы выявить круг людей из числа крупных землевладельцев, которые в случае их назначения графами будут в целом служить ему верно и эффективно.

В случае Карла Великого ранняя смерть его брата в соединении с неожиданным масштабом и легкостью победы над лангобардами, вероятно, ускорила ход вещей, но основной политический механизм сохранялся в начале правления каждого монарха независимо от размера королевства. Людовик Благочестивый, например, прошел через то же самое в меньшем масштабе, когда стал субкоролем в Аквитании: отсюда и его проблема, когда он внезапно перенесся в Ахен после смерти его братьев. В течение этих десяти лет – или пяти, если вам действительно повезло, – вам нужно было, во-первых, раздать кучу подарков того или иного рода как можно большему числу землевладельцев, включая назначение нужных людей на все графские должности, имевшиеся в вашем распоряжении. Это показывало, что вы щедрый властитель, который требовался раннесредневековой идеологии. Там, где у нас есть хорошая серия хартий (доку ментов, фиксирующих разнообразные дары), выданных королем периода раннего Средневековья, они неизменно демонстрируют, что короли должны были раздать очень многое в начале своего правления, так как именно в этот момент они набирали себе на службу верных слуг, которые должны были управлять на местах ради их блага. Людовик Благочестивый, к примеру, когда выметал шлюх и коррупцию из Ахена, сделал более сотни подношений по хартии в первые три года своего правления. Впоследствии это снизилось в среднем до двенадцати даров в год. Если подобно Карлу Великому вы могли еще добиться и крупной победы за эти три года, а также провести крупномасштабные экспроприации у проигравших, то тогда вы могли соответствующим образом ускорить процесс, повысить свой авторитет и дополнительно получить массу всего того, что можно раздать.

То, что вы распределяли за эти годы, была не просто земля, хотя и она являлась основной формой важнейшего богатства в этом преимущественно аграрном мире, так что, естественно, все хотели ее иметь. Но существовало и множество других способов показать свою благосклонность: дать человеку право владеть рынком (и, значит, собирать пошлины), например, или обеспечить ему вашу поддержку в судебном деле, или даже устроить желанный брак для одного из его отпрысков. Призвав себе на помощь немного воображения, новый король мог найти бесчисленные способы наладить тесные отношения с функционировавшей сетью своих крупных землевладельцев.

Однако чего нельзя было делать – это раздавать все это волей-неволей. Дары должны были стать целевыми, то есть вы должны были хорошо узнать своих магнатов, чтобы правильно определить цену их лояльности и понять, кому из них вы действительно можете доверить важную графскую должность. Некоторые могли удовлетвориться подарком, который другого человека заставил бы начать плести против вас интриги; цена каждого становилась выше в том случае, если имелось много Каролингов, из которых нужно было выбирать. А некоторым вы так никогда и не смогли бы доверять, сколько бы им ни дали. Такую информацию вы получали посредством встреч и контактов, которыми перемежался год, в который вы короновались и, прежде всего, наверное, когда вы отправлялись в военный поход.

К тому времени, когда Карл Великий занял трон, для королей давно уже стало традицией проводить ежегодные ассамблеи в начале военного сезона (те же самые ассамблеи, которые позднее часто составляли тексты капитуляриев). Это был великий час не только для принятия решений по серьезным насущным вопросам, но и для сбора информации и взаимного обмена услугами. Обычно за такой ассамблеей следовал реальный военный поход. За девяносто лет от восшествия на престол Карла Мартелла до 803–804 гг. основная армия франков находилась на поле боя, воюя с иноземными врагами, каждый год, за исключением пяти лет: три года (749–751 гг.), когда Пипин дергал за необходимые веревочки, чтобы организовать себе коронацию, 759 и 790 гг. А когда не было военного похода, этот факт всегда комментировался в источниках. Ведение войны, особенно успешной, которая характеризовала царствование Карла Великого, становилось важным моментом для создания практических уз верности, которые давали возможность правителю добиться мира, так как обычно за войнами следовало распределение попавших в руки трофеев.

Но так как люди всегда остаются людьми, можно с высокой долей вероятности гарантировать, что не все магнаты окажутся в равной степени удовлетворены или вообще довольны. Соперничество между магнатами одной местности было одной явной проблемой, так как если вы продемонстрировали благосклонность к одному, то другого восстанавливали против себя, а иногда – с учетом братской любви в высших слоях общества – возвысив одного из братьев, вы делали другого пожизненным врагом. Поэтому следующим шагом, который нужно было сделать, особенно в начале правления, становилось искоренение недовольных. Быть жестким в отношении мятежа и еще жестче в отношении его причин являлся отличным лозунгом Каролингов, и ни один из них в этих условиях не сидел сложа руки. Карл Великий не остановился ни перед чем – он преодолел Альпы, чтобы убрать со своего пути семью собственного брата как потенциальный магнит для недовольных. Затем он жестоко подавил два последовавших один за другим мятежа: один организованный магнатами восточных областей, недовольных своим насильственным включением в государственную машину Каролингов; другой поднял один из его сыновей – Пипин Горбун, не попавший в правопреемники. Сам Пипин закончил свою жизнь в монастыре, а всех его сторонников казнили[227].

Поэтому отец Европы, воспетый одним из своих придворных поэтов, выглядит гораздо больше как крестный отец Европы. По существу, Карл Великий разделил на процентной основе доходы, получаемые в различных уголках своей империи, среди избранных местных представителей класса крупных землевладельцев. Чтобы это работало, регионами должны были управлять люди, которым правитель мог доверять. И правитель использовал сочетание щедрости, дружбы и запугивания, чтобы обеспечить получение положенной ему доли. Все это работало прекрасно (хотя и не без некоторых серьезных сбоев), когда имелся лишь один представитель рода Каролингов, а регулярные победы становились основой для роста его репутации и пополнения имперской казны. Как эта машина начала давать осечки, а затем развалилась, когда исчезли эти условия – все это с поражающей ясностью выяснится в период правления внуков Карла Великого.

«Не было страшней резни»

Ретроспективный взгляд – замечательная вещь, но иногда в нем нет необходимости. Даже в те времена современники прекрасно знали, что 25 июня 841 г. – день, когда борьба за власть в империи Карла Великого достигла совершенно беспрецедентного уровня жестокости. Трое сыновей Людовика Благочестивого сошлись в битве у небольшой бельгийской деревушки Фонтенуа. Никакого обмана, шантажа, помрачения и пребывания в заведениях типа монастырей: перчатки были брошены. В результате франки стали убивать франков, что можно было выразить либо прозой, как в летописях, либо в стихах неизвестного Энгельберта, который бился на стороне Лотаря, старшего из трех сыновей:

Не было страшней резни ни на одном поле боя;
Законы христианские были порушены этим кровопролитием.
Был праздник для преисподней и пастей ее трехголового пса…
Пусть не будет этого проклятого дня в календаре,
Пусть он будет стерт из памяти,
Да не падут туда лучи солнца и не взойдет заря после его сумерек.

Энгельберт сражался на проигравшей стороне, но даже победители приказали три дня служить мессы, чтобы загладить ужас гражданской войны между христианами, и не только кислый виноград навеял нашему поэту грустные размышления. Битва при Фонтенуа была первой в серии катастрофических неудач Каролингов рационально передать власть от одного поколения к другому.

Эта неспособность уходила корнями в ту же ситуацию, которая заставила сыновей Людовика восстать против него еще при его жизни. К моменту смерти их отца 20 июня 840 г. один из сыновей Ирмингарды Пипин уже умер, что дало возможность Людовику сделать, наверное, еще обладавшего шевелюрой Карла Лысого королем Аквитании. Умерший Пипин оставил более или менее взрослого сына – еще одного Пипина, так что за год до битвы при Фонтенуа два брата, единокровный брат и племянник вели переговоры, хитрили и грозились, пока не загнали себя в угол у небольшой деревушки в Бельгии, где их солдаты заплатили по полной. Или как написал Энгельберт:

Какое горе и стенания! Лежат голые мертвецы,
А стервятники, вороны и волки кровожадно пожирают их плоть.
Они сотрясаются, потому что у них нет могил, а их трупы лежат там в большом количестве.

Любому искушению переложить вину за все это на сексуальную распущенность отца следует противостоять самым решительным образом[228].

Три относительно мирные передачи власти от одного-единственного правителя из рода Каролингов другому за 125-летний период, охватывающий время правления Карла Мартелла и Людовика Благочестивого (714–840), потребовали поразительного везения. Карл Мартелл сумел так легко захватить власть только потому, что двое его единокровных братьев умерли. Путь Пипину облегчил отъезд его брата в Италию, Карлу Великому – ранняя смерть его брата, а Людовику – случившаяся кстати смерть двух старших братьев. Эти смерти и отъезды не убрали все потенциальные причины династических распрей, но они оставили одного человека в каждом поколении, дав ему решающее преимущество в глазах магнатов – аналогов помощников и второстепенных лидеров, которые столь тщательно оценивают сыновей крестного отца. И каждый из наследников затем воспользовался этим преимуществом, действуя решительно с целью устранения родственников по боковой линии младшего возраста. Более длительное изучение истории династии Каролингов предлагает два важных ракурса, которые на самом деле должны свести к нулю любое искушение свалить вину на Людовика Благочестивого.

Во-первых, даже без добавления Карла, которому был брошен вызов, трое других сыновей Людовика – ничего, что они появились из одного и того же лона, – непременно должны были вступить в конфликт в какой-то момент: не обязательно на поле боя, возможно, но наверняка возникла бы какая-нибудь безвыходная ситуация. Добавление Карла ощутимо не усугубило проблему, как показывают частности, так как у Фонтенуа он и младший сын Людовик Немецкий выступили вместе против Лотаря. Во-вторых, на каждом этапе династическое упрощение предпринималось только после смерти предыдущего короля, а не при его жизни, как в случае, когда Людовик Благочестивый удалил Бернарда из Италии или когда Карл Великий и его отец разобрались с семьями своих братьев. Вы можете сказать, что устранение династических сложностей – дело каждого того поколения, при котором решается вопрос о власти, а не предыдущих, что опять-таки снимает Людовика с любого крючка, на который вам, возможно, захотелось бы его повесить.

Имелись веские причины, по которым именно так и происходило. Во-первых, смерть – всегда неожиданная гостья. Это верно и сейчас, но еще более неожиданной она была в начале Средних веков. Король не мог сокращать число своих наследников не только потому, что он – предположительно – любил своих детей (даже если они не любили друг друга), но и потому, что нельзя было знать, кто из них выживет. В 806 г. Карл Великий имел троих взрослых сыновей, но ко времени его смерти менее чем восемью годами позже остался только один из них. И если наличие более одного наследника создавало проблемы, то их отсутствие было самым страшным кошмаром (как мы это вскоре увидим). Вы можете управлять браками ваших дочерей, так как не захотите умножать количество внуков с полузаконными притязаниями на трон. Хорошие деньги – вот что Карл Великий имел в виду, равно как и свою любовь к ним, когда не позволял своим дочерям выходить замуж и покидать свой двор. Но убивать сыновей было глупо. В равной степени важным – что имело огромное значение в спорах о престолонаследии – стало восприятие способностей и качеств кандидатов магнатами, так как именно выбор, кому отдать свою лояльность, решал, какой оборот примут дела. Как оказалось, недостаточно усилий двух магнатов Карломана, готовых отбивать амбиции Пипина и Карла Великого, защищая отпрысков своих бывших королей в 748–749 гг. и 771–772 гг., так что власть быстро и относительно мирно перешла к одному представителю Каролингов. В этом смысле Людовик прекрасно справился со своей работой. Он обеспечил в следующем поколении приличное количество взрослых наследников мужского пола, и от них зависело теперь, что будет дальше.

На этом удача династии иссякла, так что вместо одного хорошо обоснованного взрослого наследника мужского пола, который мог разобраться со всеми родственниками по боковой линии сравнительно легко, в 840-х гг. появились два вполне законных правителя в лице Лотаря и Людовика Немецкого и еще одного такого же – Карла Лысого. На самом деле, вероятно, тот факт, что Карл смог воспользоваться политической «ничейной землей», возникшей в единоборстве его двух братьев по отцу, позволил ему жить довольно долго и прочно взять в свои руки власть в Аквитании, которую его отец ему обеспечил лишь за два года до своей смерти. В результате, несмотря на битву при Фонтенуа, никто не смог добиться решающего преимущества, так что временный раскол, оставшийся после смерти отца, был подтвержден договором в Вердене в 843 г. (карта 13, с. 332). Лотарь сохранил титул императора, переданный его отцом еще в 817 г., и был чуть богаче, чем его братья, но все трое прочно владели обширными королевствами. Младший Пипин, сын умершего Пипина, остался в Бордо, и его борьба с Карлом Лысым продолжалась еще какое-то время, но к 848 г. стало ясно, что его дядя по отцу – более подходящий человек. И поддержка магнатов поэтому ослабла. К 851–852 гг. Пипин наслаждался полным пансионом и проживанием в монастыре Сен-Медар в Суассоне, и, хотя снова бежал и даже объединился с какими-то викингами в 860-х гг., он так и не сумел привлечь на свою сторону достаточное число магнатов, чтобы стать реальным соперником Карлу Лысому[229].

К счастью, нам не нужно погружаться во все сложные подробности того, что случилось потом. В некотором смысле братья продемонстрировали совершенно противоречивые особенности поведения. С одной стороны, в своих публичных заявлениях они делали сильный акцент на идее братской любви – важности честно делиться. И это все не было пустой болтовней. Они провели, что удивительно, семьдесят братских встреч на высшем уровне, и на некоторых из них они даже выработали согласованную совместную политику. В то же время каждый из них зорко следил за главным шансом и продолжал использовать любую появлявшуюся возможность добиться существенного преимущества над своими братьями. Поэтому бесконечно шли небольшие и средние войны, вроде того эпизода в 854 г., когда Людовик Немецкий отправил своего сына Людовика Младшего в Аквитанию в надежде подорвать там власть своего брата по отцу.

Именно этот конфликт еще больше накалил обстановку, так как закончился он тем, что и Карл, и Людовик изгнали из своих королевств тех магнатов, которые, по их мнению, были слишком склонны поддерживать другую сторону.

Вопрос, который по-настоящему всколыхнул все, касался судьбы королевства императора Лотаря. Он умер первым – 29 сентября 855 г. – задолго до Людовика и Карла. Его преемниками стали трое его сыновей, но один из них вскоре умер, не оставив наследников, и его земли были поделены между оставшимися двумя – Лотарем II и Людовиком II – королем Италии. Проблема заключалась в том, что Лотарь II не имел наследников мужского пола от своей жены Теутберги, поэтому он хотел развестись с ней и жениться на наложнице, от которой у него уже был сын. Увидев шанс, Людовик Немецкий и Карл Лысый изо всех сил воспротивились разводу (хотя Людовик II оказался более сговорчивым). Когда Лотарь II умер в 869 г., вопрос остался нерешенным, и следующая братская встреча на высшем уровне в Мерсене в 870 г. привела к тому, что дядья разделили большую часть территории, откупившись от Людовика II скромным куском (карта 13, с. 333).

Несмотря на все эти авантюры, требовалось обязательно получить поддержку магнатов: либо обеспечить, чтобы ваши собственные землевладельцы твердо стояли на вашей стороне, и попытаться переманить на свою сторону представителей этой группы, но из королевства брата по отцу, либо обратиться к тем, кто остался без руководства после смерти короля, не оставившего потомства. Схожие процессы повторяющегося обращения пригодились, когда спустя время вступил в игру второй аспект политической деятельности – тогда дети Людовика Немецкого и Карла Лысого сами достигли совершеннолетия. У Карла Лысого было шестеро сыновей от двух жен, из которых двое доросли до политически активного зрелого возраста – Людовик Косноязычный и Карломан. Людовик имел троих наследников – Карломана (опять), Людовика Младшего и Карла Толстого. Как истинные Каролинги, эти принцы ожидали получить свою долю власти еще при жизни своих отцов и были готовы восстать в случае, если они не получат ничего либо если то, что они получат, не соответствовало бы их ожиданиям. Обычно они могли найти какую-то поддержку у землевладельцев из числа тех, у которых дела шли не так хорошо, как у других, при власти их отцов, и, разумеется, любой представитель этого следующего поколения имел живущего дядю (по отцу), всегда готового немножко подгадить своему брату по той же линии. Так, Людовик Немецкий поддержал мятежи сыновей Карла Лысого, особенно бунт Карломана, отказавшегося принять церковную стезю, которую уготовил ему его отец. Он упорствовал до такой степени, что в начале 870-х гг. отец приказал его ослепить и заточить в монастырь (хотя он впоследствии снова бежал и дожил остаток своих дней в королевстве дяди по отцу). Карл, аналогично, был рад отомстить, когда другой Карломан пошел против Людовика Немецкого в начале 860-х гг., а его братья последовали его примеру[230].

Пока Карл и Людовик, выдержав первые бури уязвимости, были весьма непреклонны с 850 г., политика франков оставалась стабильной как по внутридинастическим причинам, так и потому, что вторжение викингов добавляло интересный дополнительный аспект к жизни в верхах. Парадоксально, но третья и критическая порция нестабильности вытекала из долгожительства королей. Все было хорошо, пока они жили, но потом появились проблемы: после смерти Людовика Немецкого, которая произошла 28 августа 876 г. в возрасте семидесяти лет; вскоре в возрасте пятидесяти четырех лет умер Карл Лысый – 6 октября 877 г. Уже давно замечено, что после ухода из жизни этих двух ветеранов наступила критическая ситуация – череда быстрых смертей среди Каролингов мужского пола: не менее чем еще семи всего за пять лет с 879 г., начиная с избранного Карлом Лысым наследника Людовика Косноязычного. В число умерших вошли все три сына Людовика Немецкого, и здесь долгожительство их отца стало главной причиной. В среднем представители рода Каролингов мужского пола, которые выжили в детстве, доживали до пятидесяти лет или около того. Людовик дожил до семидесяти, так что на момент его смерти его сыновьям было уже сорок шесть, сорок один и тридцать семь лет. Поэтому совсем неудивительно, что они умерли вскоре после него.

И Карл Лысый тоже оказался в замешательстве, хотя и по-другому. По-видимому, получив урок из поведения себя самого и собственных братьев, он хотел расчистить путь для своего единственного избранного сына-наследника Людовика Косноязычного, для чего он физически – и довольно жестоко – устранил потенциальных соперников из числа своих отпрысков, вроде ослепленного по его приказу Карломана. Но, как показал пример Карла Великого, никогда нельзя быть уверенным в том, что одного наследника достаточно, так как, если средняя продолжительность жизни была пятьдесят лет, это означает, что приблизительно половина Каролингов умирала в более молодом возрасте. И действительно, стратегия Карла дала осечку. Вместо того чтобы дать возможность каждому поколению позаботиться о себе, его попытки помочь Людовику Косноязычному лишь запутали все, когда сам Людовик умер в 879 г. в возрасте тридцати трех лет. У него было двое сыновей-подростков, но они оба умерли, не оставив наследников мужского пола. Вскоре после этого из жизни ушли: другой Людовик – в 882 г. и другой Карломан – в конце 884 г.

Поэтому к середине 880-х гг. в династии быстро закончились наследники, что породило последний краткий миг единства империи, когда самый младший сын Людовика Немецкого Карл Толстый добился преданности решающего числа магнатов в королевствах и своего отца, и дяди по отцовской линии. У меня было искушение назвать этот раздел «Немец, Лысый и Толстый» в его честь, но решил, что это будет несколько непочтительно. Рожденному в 839 г. Карлу было уже за сорок к тому времени, когда он добился признания в Западной Франкии в 884 г., и лучшая часть его жизни осталась уже позади. Неясно, повлияло ли это на его знаменитую неудачу прорвать кольцо большого войска викингов, окруживших Париж в 886 г., но она, безусловно, оказала сильное влияние на то, что произошло потом. Когда его власть в Западной Франкии начала заметно ослабевать, незаконнорожденный сын его брата Карломана Арнульф из Каринтии совершил против него государственный переворот осенью 887 г. Карлу был нанесен удар прежде, чем он смог ответить, и начиная с 888 г. старое королевство Людовика Немецкого оказалось уже в руках его незаконнорожденного внука[231].

По-настоящему значительным событием, однако, стало то, что случилось в этот момент в Западной Франкии. Да, Арнульф не был законнорожденным, но он являлся Каролингом и имел преимущество, будучи крепким двадцатисемилетним молодым человеком, и у него впереди – будем надеяться – были еще двадцать лет политической жизни. Однако магнаты в Западной Франкии предпочли совершенно другой путь, выбрав вместо него королем одного представителя из своей среды – аристократа-землевладельца по имени Одо. И это был не первый момент, когда западно-франкские аристократы не предпочли Каролинга. После смерти Людовика Косноязычного в 879 г. епископы и аристократы из регионов по берегам рек Рона и Сона созвали синод в Мантайе и избрали своим королем Босо Прованского. Его связь с королевской семьей состояла в том, что его тетка Теутберга была замужем за Лотарем II (та самая женщина, с которой тот так отчаянно хотел развестись), в то время как он сам служил Карлу Лысому, а затем его сыну. Фактически оставшиеся в живых Каролинги – хоть и косила их смерть – нашли в себе достаточно энергии и согласованности действий, чтобы более или менее топнуть на этого узурпатора. Одо, напротив, процветал – до этого момента, добившись большого авторитета тем, что вымел викингов из окрестностей Парижа. Со временем часть его аристократов предпочла поддержать Каролинга – сына Людовика Косноязычного, родившегося после смерти отца – Карла Простоватого, и после смерти Одо в 898 г. все королевство вернулось к Каролингам и оставалось в их руках еще добрую половину столетия[232].

Так зачем вся эта назойливая реклама Одо? Зачем поднимать ажиотаж вокруг февраля 888 г., когда это было временным явлением? В очевидном смысле это оказался всего лишь временный всплеск: в пределах десяти лет королевский титул вернулся династии Каролингов. Но в другом смысле это было все что угодно, только не временный всплеск. Особенно если к картине добавить Босо, этот феномен становится весьма необычным. Ведь более столетия короли-императоры из династии Каролингов правили без помех, но внезапно мы находим двух аристократов, которые в этом же десятилетии не видят причины, почему бы им не выдвинуть себя в короли, и землевладельцев, которые совершенно счастливы их поддержать. Чистая вода, которая благодаря деятельности Карла Мартелла, Пипина Короткого и Карла Великого разделяла Каролингов и тех, кто изначально был их сподвижниками-аристократами, почти исчезла. Этот жестокий факт не прошел незамеченным. Вот как выразился один современник Регино из Прума:

«После смерти Карла Толстого королевства… потеряли свою структуру и распались на части и теперь не искали себе господина благородного происхождения, и каждая часть королевства начала создавать короля внутри себя. Это событие породило много импульсов начать войну, не потому, что у франков не было принцев достаточно благородного происхождения, сильных и мудрых, чтобы править королевствами, а потому, что среди них равенство в щедрости, достоинстве и силе углубило разногласия. Ни один из них не превосходил других настолько, чтобы они сочли подобающим подчиниться его власти»[233].

Да и возвращение Каролингов в лице Карла Простоватого по существу не изменило ситуацию. Он ни в коем случае не был маловлиятельным (и простоватым тоже; его прозвище, вероятно, следует переводить как Карл Честный). Но дело в том, что монархи-Каролинги в X в. в Западной Франкии занимали гораздо менее влиятельное положение в противоположность своей знати по сравнению с Карлом Великим и Людовиком Благочестивым. Разница в богатстве между ними и самыми крупными аристократическими фамилиями не была такой большой, они контролировали меньше монастырей и епископств; с географической точки зрения их реальная власть оказалась ограничена Иль-де-Франсом и ближайшими окрестностями, а в других местах почти монархической властью (включая такие старые королевские монополии, как право вершить суд и чеканить монету) обладали ведущие аристократические дома в каждом конкретном регионе (хотя модели внутрирегиональной власти были далеки от стабильных от поколения к поколению)[234].