Основные теоретические подходы к определению природы и сущности власти

Первый шаг к анализу происхождения и сущности власти был сделан натуралистическойшколой. В рамках натуралистического подхода власть описывается как « исключительно человеческий феномен », не существующий без своего носителя – «естественного человека », и в силу этого – как зависимая от его индивидуальных особенностей как природного существа. Эта теоретическая предпосылка позволяет говорить о том, что сущность власти обусловливается преимущественно особенностями человеческой природы, т. е. присущим человеку от природы, естественным стремлением к доминированию, превосходству и связанными с ними привилегиями. Впервые такой подход к изучению природных свойств власти был представлен в работах Н. Макиавелли, затем продолжен Т. Гоббсом, Ж.‑Ж. Руссо и Дж. Локком.

Современные натуралистические интерпретации природы власти рассматривают потребность во власти и стремление к власти , а также связанную с этим жажду подчинить одних индивидуумов и возвыситься над другими неотъемлемым свойством человеческой природы, присущим субъектам политико‑властных отношений. И действительно, человеческий мотив, свойства человеческого «материала», индивидуальные наклонности субъектов власти всегда играли важную роль в политической истории, когда в соответствии со сложившимися правилами политической игры или вопреки им, люди вступали в борьбу за свои выгоды, привилегии и статусы. Из вышесказанного можно сделать ряд выводов.

Во‑первых , власть понимается здесь как свойство человеческой природы: «сущность власти – в самих индивидах» (А. Берль). Причем специфические черты индивидуума как субъекта власти находят свое преломление и в организации власти, которая функционально может проявлять себя и как сила, принуждающая или побуждающая объект власти к подчинению. Во‑вторых , естественная человеческая страсть к власти и славе интерпретируется в рамках данного направления как главный закон, объясняющий социально‑политический процесс. Именно поэтому обе страсти (стремление к власти и стремление к славе) должны стать предметом тщательного научного исследования (Б. Рассел). В‑третьих , исторический опыт, современные антропологические и психологические исследования позволяют утверждать, что стремление человека к доминированию и к власти по‑прежнему остается одним из основных механизмов ее самовоспроизводства. Индивидуальный аспект природы власти играет существенную роль, особенно в тех обществах, где налицо кризис власти, где «власть открыта для всех», где она «продается и покупается» и где отсутствуют такие социальные ограничители, как закон, мораль, традиция.

Натуралистическую теорию развивает и дополняет поведенческий (бихевиоралистский) подход.Традиционно стремление к доминированию как проявление жизненных характеристик человека представляется в качестве актуализации некоторого изначально волевого устремления, придающего политический смысл любому политическому акту. Таким устремлением бихевиористы считали достижение и использование власти. Стремление к власти как свойство человеческой психики и сознания становится определяющей формой политической активности человека, исходным пунктом и конечной целью его политического существования (Ч. Мерриам, Г. Лассуэлл, Дж. Кетлин и др.). Поэтому эмпирический анализ поведения людей в сфере политики стал главной исследовательской установкой бихевиористов.

Однако сегодня в теоретическом плане наибольший интерес представляют созданные в рамках данного направления три концепции власти: силовая модель власти, рыночная модель власти и игровая модель власти. Они в полной мере востребованы и практикой современных демократических обществ.

Идея силовой модели власти содержит, во‑первых , методологическую установку: власть рассматривается как преимущественно господствующая политическая воля, реализуемая исключительно посредством принуждения и силы. Аналогия власти с силовым (физическим) воздействием может быть применена здесь к ситуациям, когда в противоборство вступают политические субъекты, в действиях и намерениях которых нет иного содержания, кроме «чистой» воли к власти, страсти или патологической любви к ней. Во‑вторых , здесь акцентируется природная и естественная для человеческого поведения доминанта силы и насилия в политико‑властных отношениях, истоками которых выступают зачастую низменные, эгоистические, бессознательные, иррациональные мотивы. Без способности власти провести свою волю, добиться подчинения, власть бесплодна (Г. Лассуэл). В‑третьих , оправданием такой модели власти служит незыблемость высшего авторитета в политике и его абсолютное доминирование как средства закрепления достигнутого успеха (Дж. Кетлин). Как следствие, возникающие на практике отношения господства‑подчинения позволяют достичь максимальной концентрации властной воли, а вместе с этим – и централизации властных решений и всех «внешних» по отношению к объекту влияния органов властного воздействия.

Тем не менее в целом характерная для натуралистической и поведенческой школы силоваяинтерпретация власти в контексте современной политической практики признается недостаточной, поскольку существенно обедняет реальное бытие власти, принижая значение ее правовых и морально‑этических аспектов.

В этом смысле рыночная модель властинередко оказывается единственно возможной (универсальной) формой рациональной организации человеческих устремлений к власти, которая должна быть освобождена от разрушающих ее «патологических крайностей и извращений» (Ч. Мерриам). Здесь важен «договорный» аспект отношений, из которых следуют особые отношения «обмена потенциалами власти… по образцу товарно‑денежных отношений». Как следствие, «политическая арена становится рынком власти» (Дж. Кетлин), т. е. сферой, в которой собственность превращается во власть. Бизнес господствует во всех проявлениях власти (Ч. Мерриам), так что сама власть обретает потребительную стоимость. Она покупается и продается. Она испытывает на себе действие рыночных законов: спроса и предложения, стремления к выгоде, конкуренции и т. д. Здесь возможны как честные, так и нечестные правила игры: нарушение законов, пренебрежение моралью, грубое воздействие силой, подкуп должностных лиц, демагогия, шантаж и пр. На рынке власти заключаются сделки, производится обмен ресурсами и потенциалом власти, идет торговля голосами представительных учреждений (лоббирование), осуществляется раздел сфер влияния… Здесь, наконец, идет самая жесткая конкуренция за наиболее выгодные условия политического влияния, за точки приложения силы и обладание рычагами государственного контроля и управления политическими процессами.

В итоге политический процесс представляется аналогом рынка, где право голоса, например, становится эквивалентом денег, которые можно обменивать на что‑то необходимое избирателю. С одной стороны, это рынок, где различные политические силы и партии непосредственно получают доступ к распределению сырья на этом рынке, делают свои ставки, согласовывая свои экономические интересы и цели с возможностями правительства, финансами, бюджетом, налогами.

С другой стороны, рынок – это прежде всего механизм, с помощью которого определяется общественная ценность любого товара, в том числе и такого специфического, как власть. С точки зрения рыночной парадигмы в условиях рынка власть и некоторые ее атрибуты становятся товаром, но товаром специфическим. Только рынок определяет ее «потребительские свойства» и «цену». Т. Парсонс сравнивает власть с деньгами, поскольку она представляет собой определенный «вид ресурсов», и не столько экономических, сколько политических. Г. Лассуэлл и А. Каплан уподобляют власть ограниченному количеству товара, так что, если ее больше у одной партии, у другой должно быть меньше. Если власть перераспределяется, то это «всегда влечет за собой потерю» для той или другой группы. Таким образом, власть интерпретируется и как товар, и как ресурс, и как средство обмена в политике, тогда как сфера политико‑властных отношений обретает значение специфического «аналога рынка».

Игровая модель власти призвана подчеркнуть влияние индивидуальных различий участников политического процесса на работу механизмов распределения и перераспределения власти. На политическом рынке субъекты власти различаются не только по «запасам» власти и интенсивности волевого импульса к власти, но и по своим стратегиям поведения: способностям достигать целей, выбирать методы и способы достижения успеха, идти на риск и т. д. Политическая мотивация может приобретать черты психологической игры. Здесь мы видим интерпретацию политического рынка власти как всеобщего «пространства игры», где успех или проигрыш напрямую зависит от субъективных качеств играющих.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что поведенческий (бихевиоралисткий) подход к исследованию власти, продолжая традиции натуралистической школы, уходит от изучения объективных оснований природы власти как социального явления, выделяя в особую сферу научного анализа причины, преимущественно коренящиеся в самой естественной сущности человека.

Дальнейшее развитие представлений о сущности власти находит свое выражение в ролевой теории власти.Здесь акцент сделан прежде всего на правомерности разделения общества на управляющих и управляемых, властвующих и подчиненных. Главная идея заключается в том, что властные отношения рассматриваются как специфический (достаточно сложный) вид человеческой деятельности, предполагающий выполнение определенных ролей в обществе теми или иными социальными группами, особыми сословиями, кастами, профессиями, классами или отдельными индивидами. Выполнение этих ролей обычно предполагает либо особое социальное положение (статус), знания или образование, либо связь с реальным авторитетом отдельных личностей, стоящих на вершине общественной пирамиды, в силу чего они способны влиять, контролировать или управлять делами государства и общества. Исторически главной формой политического взаимоотношения между членами общества была зависимость. В этом смысле сила начальства была и остается первым необходимым элементом политико‑властных отношений. Начальствующие и подчиненные здесь – две необходимые стороны властных отношений. «Присвоение чужой воли» и односторонняя зависимость становятся сутью отношений политического господства. Эта суть, возникшая из определенной общественной потребности, находит свое выражение и в природе современной власти: «власть – обобщенное право (начальствующего) требовать выполнения обязательств в интересах достижения коллективных целей» (Т. Парсонс).

Появление реляционистского подходак власти позволило «объективировать» субъект власти, объяснить его через отношения с другими участниками политико‑властных отношений и понять власть как межличностное субъектно‑объектное отношение, которое позволяет одним индивидам (субъектам власти) оказывать свое определяющее воздействие, направлять или изменять поведение других (объект влияния).

Главным достоинством такого подхода является стремление акцентировать значение конкретных принципов, методов, способов властного принуждения или влияния. Так, например, концепция «подчинения и сопротивления» (Д. Картрайт, Дж. Френч, Б. Рейвен), развивая идею «сильной» власти, рассматривает власть как право и способность субъекта к принуждению и подавлению сопротивления объекта. Согласно концепции легитимного господства М. Вебера, власть – это демонстрация чужой доминирующей воли, способной заставить другого подчиниться вопреки его собственной воле. Причем основания для подчинения такой власти могут быть различными. Вопрос о мотивации подчинения власти – это вопрос о методах стимулирования политической активности людей как участников политического процесса, и наряду с этим – это вопрос о психологической адаптации политических агентов к друг другу и к непривычным для них условиям политической деятельности.

Концепция «обмена ресурсами» (П. Блау, Д. Хиксон, К. Хайнингс) рассматривает возможность влияния как реализацию потребностей потенциального объекта власти в необходимых ему ресурсах, которыми располагает потенциальный субъект власти. Это значит, что власть проистекает из отношения неравенства взаимодействующих лиц, поскольку «взаимосвязь и взаимное влияние равных сил указывают на отсутствие власти» (П. Блау). В этом смысле данная концепция заключает в себе идею «распределения», «обмена» и «потребления» власти. Реальная власть принадлежит тому, кто имеет возможность влияния, потому что обладает другими необходимыми ресурсами. Концепция раздела зон влияния (Д. Ронг и др.) отличается тем, что рассматривает реальные отношения власти как неравные (асимметричные), но тем не менее взаимно уравновешивающие и дополняющие друг друга путем фактического распределения зон влияния, когда один контролирует поведение другого преимущественно в одних сферах, а другой может делать это в каких‑либо других сферах. Понятие «власть интегральная» используется ими для обозначения власти централизованной, забирающей всю инициативу, тогда как понятие «власть интеркурсивная» обозначает баланс отношений власти и разделение сфер влияния между сторонами.

Идея «применения ресурсов», или способов воздействия, находит свое развитие в концепциях М. Роджерса и Э. Этзиони. В процессе политической деятельности субъекты власти используют «инструментальные» ресурсы, т. е. необходимые в условиях политического производства средства умножения силы и влияния. Эти ресурсы власти можно разделить на утилитарные, принудительные и нормативные. Утилитарные (например, материальное вознаграждение) используются как средство подчинения в обмен на какие‑либо иные материальные блага или вознаграждение. При применении принудительных ресурсов подчинение достигается методами устрашения, угрозой наказания и т. п. Нормативные ресурсы используются путем изменения через механизм нормотворчества или путем формирования определенного набора и контроля выбора вариантов предпочтений объекта власти, но никак не путем изменения самой объективной ситуации.

Таким образом, во всех вышеназванных теоретических подходах, представленных в свое время различными концепциями, показаны наиболее характерные и часто встречающиеся интерпретации природы и сущности власти, основанные не на объективной логике самого политического процесса, а преимущественно на его субъективной составляющей. Поэтому основное внимание в них уделяется человеческому (личному) фактору политико‑властной деятельности, свойствам и личным качествам субъектов власти.