Пространственный и национальный индексы в анализе политических структур

Не менее важным, чем учет исторической перспективы, в которой рассматривается процесс политической модернизации, является учет географического, пространственного фактора.
Пространственный фактор, как исторический, может быть рассмотрен с двух сторон. Есть количественное пространство физического мира - протяженность. В нем протекают материальные процессы, располагаются тела и предметы. Человеческое бытие развертывается в ином пространстве - в качественном. Качественное пространство принято называть "географией".
История как качественное время связана со смысловой картиной последовательного развертывания событий. В зависимости от того, какова последовательность событий, меняется их историческое значение. Но не менее важно и то, где именно происходят события. Географический смысл дополняет смысл исторический. События, происходящие в разные моменты истории, качественно различаются, и в этом проявляется привносимая историей дистанция. Точно так же различаются между собой события, происходящие в разных точках земли: но на сей раз дистанцию привносит география -- дисциплина, описывающая качественное пространство.
Качественное время (история) и качественное пространство (география) формируют парадигмальный контекст человеческого бытия. Бытие человечества делает из времени историю, а из пространства - географию. Термин "история" фундаментально изучен, термин "география" обычно толкуют более узко. Качественное пространство концептуализировано гораздо меньше, нежели качественное время. Причина этого состоит в том, что временной, последовательный модус восприятия бытия в последнее века получил преимущественное распространение. Временной, исторический подход преобладал, и поэтому сам исторический метод часто становился объектом пристального внимания. На этом основании возникло явление "историцизма".
Историцизм видит события в поступательном развитии. Противоположным концептуальным полюсом является такое философское направление, как "географический детерминизм" (Ф.Ратцель(1844-1904))(844), В. де ля Блаш (1845-1918) и т.д.) Эти подходы - вполне симметричные с точки зрения чистой теории - отнюдь не равнозначны по масштабу: историцизм является общераспространенным, почти аксиоматическим явлением в современной науке, тогда как "географический детерминизм" представляет собой довольно локальное явление, свойственное отдельным историческим и политологическим школам(177).
.Философы и политологи, подчеркивавшие влияние пространственного фактора на историю человечества, выработали для обозначения качественного пространства специальный термин. Философы-евразийцы (Н.Трубецкой(1890-1938), П.Савицкий(1895-1968), Н.Алексеев (1879-1964) и т.д.) говорили о "месторазвитии" (161). С точки зрения теории месторазвития, то или иное событие происходит в том или ином месте именно потому, что само это место влияет на ход истории вполне определенным образом, вызывая это событие к жизни. Кроме того, сходные события, происходящие в разных местах, могут иметь в зависимости от контекста различный смысл. Эта теория рассматривает структуру истории не столько в последовательном, хронологическом аспекте, сколько синхронически.
Традиционные общества воспринимали влияние пространства на человеческое бытие в терминах "сакральной географии" (174). У древних греков матрицей сакральной географии было учение о "климатах", каждый из которых связывался с тем или иным божеством (или группой божеств), и народы и государства воспринимались - по своим внешнему виду, культурным формам, специфике политического устройства и т.д. - через принадлежность к конкретной "климатической зоне".
Типичным примером такого описания служит вторая книга "Четырехкнижия" Клавдия Птолемея (841), где пространно изложена взаимосвязь между цветом кожи, характером, физической формой (фенотипом) и психологией различных народов и знаками зодиака, влияющих на их климатические регионы. Птолемей предлагает "понять естественную взаимосвязь всех вещей, включая строения тел и нравы разных народов, зависящие от природных свойств звезд и знаков (зодиака), в чьей власти они находятся". (841,75). Вот что, в частности, говорится о жителях севера. "Те, кто живет под северными широтами, и у кого Большая Медведица находится прямо над головой, те удалены от зодиака и от солнечного тепла, и поэтому они холодны и сдержаны, и полны влагой, которой питается их тело. Поскольку они не иссушены жарой, они белого цвета, у них длинные волосы и высокое туловище, холодное и исполненное влагой. Из-за постоянных холодов у этих людей нравы дикие, так как зимы там долгие, то деревья высокие и звери дикие. Мы называем их собирательным именем "скифы". (841,76).
"Сакральная география" давала символическое описание Вселенной, в которой земной диск был расположен, как остров, посреди океана, держался на трех китах (или трех слонах), в центре него располагалась священная гора (гора мира) и т.д. Эта картина была не описанием физической материальной реальности, но духовным образом, символической схемой, где каждый элемент играл важную смысловую роль. Это была карта онтологии. Центральная гора - Олимп греков, Меру индусов, Альборз (Эльбрус) древних персов и т.д. - символ оси мира. Воды, окружающие диск земли - хаотические стихии. Три кита (три слона) - основные принципы (дух, душа, тело) и т.д. Физический мир виделся как уплотнение онтологической карты. Между конкретным местом, островом, скалой, гротом, рекой или пещерой и миром богов находился промежуточный слой, населенный духами, фавнами, наядами, гномами, сатирами, нимфами, русалками и т.д. "Сакральное пространство" было живым, пронизанным веяниями души мира, и соответственно, системой смыслов. (174)(110)(668)
Сакральная география не делала различия между естественным, искусственным и сверхъестественным. Природные условия, человеческий характер, поклонение тем или иным богам и специфика политического устройства - все это неразрывно связывалось одно с другим, составляло единый комплекс. Таким образом, при анализе традиционного общества мы получаем возможность установить основу географической шкалы для определения Политического. Каждая "климатическая зона" может иметь свою форму Политического, свои политические институты и структуры, связанные с качественным пространством. Скифы Птолемея имеют политическую структуру более "холодную и жесткую", более "варварскую", нежели греки, изнеженные мягким климатом Средиземноморья. Эта же дистанция наблюдается и между коллективной психологией народов и темпераментом их божеств. Сакральная география строится на предпосылке, свойственной самой основе мышления традиционных обществ, однородности человеческого и нечеловеческого пространства, кульминацией которой является область политики.
Важнейший тезис Традиции утверждает полную аналогию между микрокосмом и макрокосмом. Тело мира - природного (окружающая среда) и культурного (социально-политическое устройство) -- аналогично телу человека, и наоборот. На этом основании существует устойчивая параллель между представлениями о "сакральной географии" и "сакральной анатомии"(633). У земли есть сердце и разум, плечи, руки и ноги, чрево, печень, артерии, кости и т.д. Точно так же и человеческий организм, состоящий из тех же стихий, что и внешний мир, несет в себе реки (вены), ветра (легкие), вулканы (печень) и т.д. Между сердцем (центром организма) и горой мира (центром вселенной) существует прямая аналогия (631)(632)(717). Это придает сакральной географии особое измерение. Мир видится как живое существо, а человек как сфокусированный мир. Эта же аналогия проецируется и на политическую структуру, образуя остов "сакральной политики". Как пространство повторяет человека, так политическая система повторяет священной пространство и человеческий организм одновременно.
Политические институты выстроены здесь таким образом: высшие инстанции власти соответствуют голове или "центру мира", "священной горе"; средние классы уподобляются предгорьям, плодородным долинам и руками и жизненно важными органами; и наконец, массы сравниваются с прахом и со ступнями.
Восток, запад, юг и север приобретают качественный универсальный символический характер. Из материальных ориентаций они становятся онтологическими ориентациями.
В каждой конкретной традиции существовали свои модели сакральной географии, связанные с той картиной мира, которая была свойственна именно данному народу.
Идея качественного пространства проявляется не только в мифологических системах. В современных научных дисциплинах - археологии, истории, политологии -- есть направления, которые выделяют пространственный фактор как приоритетный.
В области этнографии и археологии таким подходом является теория "культурных кругов", по-немецки "Kulturkreise". Ее основателями были немецкие ученые Лео Фробениус(1873-1938), Фриц Гребнер(1877-1934), Вильгельм Шмидт(1868-1954) и т.д.
Культура для Фробениуса есть органическое существо. В признании аналогии культуры и организма он нередко доходит до их отождествления. Лео Фробениус являлся классическим выразителем перманентистского подхода к истории: он утверждал, что культуры рождаются, живут и умирают, как и другие живые существа, человек же, скорее, продукт культуры, чем ее творец. По Фробениусу, "культура растет сама по себе, без человека, без народа"(685). Культура рождается из природных условий. Как организм, культура может быть пересажена на другую "почву", и в новых условиях приобретет иное направление развития. Новые культуры рождаются из соприкосновения и взаимодействия старых. В то же время культура не может обходиться без человека, так как у нее нет ног. Поэтому человек - носитель (в прямом смысле) культуры. Смысл теории "культурных кругов" (или иначе "диффузионизм") сводится к тому, что развитие древних культур рассматривается с привязкой к конкретной географической области. Такой подход аффектирует представление о политической структуре, которая есть сублимация культуры, перевод ее предпосылок в формальные рамки. "Культурные круги" Фробениуса позволяют в рамках древнего мира проследить миграцию многих политических институтов, которые распространялись по территории земли вместе с этносами, меняя в зависимости от месторасположения свое содержание. Этно-национальное содержание политических форм, фиксируемое в таком подходе, позволяет выявить конкретный характер политических процессов с привязкой к качественному пространству. Географическая локализация того или иного общества, племени, народа, страны дает возможность при использовании метода "культурных кругов" точнее исследовать объект, соотнеся его с тем, что можно считать его "матрицей" или "прообразом".
Культурологическое применение географического подхода положило начало особому направлению исследований, изучающих культурно-исторические типы или (цивилизации). Это направление параллельно развивалось в России (139) - причем Данилевский пришел к своим выводам значительно раньше Шпенглера) и в Германии (О. Шпенглер). Идеи Шпенглера подхватил англичанин А.Тойнби(424). К нему вплотную примыкают русские евразийцы, выдвинувшие тезис о "месторазвитии" и объяснившие особости великоросского этноса через наложение степного (туранского, кочевого, тюркско-монгольского) и лесного (славянского, оседлого) "культурных кругов"(161).
Цивилизационный подход помещает конкретный народ, государство, цивилизацию (культурно-исторический тип) в определенное географическое пространство, которое рассматривается как относительно замкнутое. Границы цивилизаций имеют довольно устойчивый характер, и каждая из них живет в собственном историческом времени, которое может не совпадать с историческим циклом другой цивилизации. Это предполагает анализ каждой культуры изолированно и в соответствии с внутренней, присущей только ей шкалой. При переходе от одной цивилизации к другой полностью меняется язык, смысловая и содержательная нагрузка даже схожих (или почти идентичных) терминов. От универсального отношения к единому историческому процессу (свойственного историцизму) мы переходим здесь к историческому релятивизму. Применяя такой подход к России и Восточной Европе, Данилевский(139) обосновывал необходимость для славянского мира обособиться от Европы, чтобы сохранить молодые жизненные силы от разрушительного влияния более старой, увядающей западно-европейской цивилизации.
Несовпадение исторического ритма восточно-европейского и западно-европейского культурных типов не позволяет, по Данилевскому, говорить о едином направлении развития. Западная Европа стоит на грани культурного вырождения, славянский мир и особенно Россия, напротив, еще имеет огромный нерастраченный запас исторических энергий.
Согласно теории Данилевского, все народы могут быть поделены на "молодые" и "старые". Цикл жизни культурно-исторического типа, по Данилевскому, состоит из четырех периодов и продолжается около 1500 лет, из которых 1000 лет составляет подготовительный, "этнографический" период; примерно 400 лет -- становление государственности, а 50-100 лет -- расцвет творческих возможностей того или иного народа. Завершается цикл длительным периодом упадка и разложения(139).
Отрицая существование единой мировой культуры, Данилевский выделял 10 культурно-исторических типов (египетский, китайский, ассиро-вавилонский, индийский, иранский и др.), частично или полностью исчерпавших возможности своего развития. Одной из позднейших стала европейская романо-германская культурная общность(139).
Освальд Шпенглер пришел к сходному выводу, который описан в знаменитой книге "Закат Европы" (516). Шпенглер противопоставлял понятия "культуры" (творческого жизненного импульса) и "цивилизации" (технического развития), считая, что "цивилизация" есть продукт отчуждения "культуры" от своего ядра, результат "остывания". Запад вступил в период "цивилизации", и поэтому находится в стадии "заката".
Нечто аналогичное утверждал и Арнольд Тойнби (423)(424), отказывая западной цивилизации в том, что она выработала эталоны универсальных ценностей, и утверждая, что она представляет собой лишь один из возможных путей развития наряду с множеством других - прошлых, настоящих и будущих. Тойнби расширил реестр типов культур и цивилизаций, придав интуициям Шпенглера более систематический характер.
Введение географического индекса применительно к изучению политических систем и политических институтов обнаруживает двусмысленность понятия политической модернизации, и делает необходимым боле детальную локализацию изучаемого феномена. По логике Шпенглера, Тойнби и отчасти Данилевского, политическая модернизация традиционных обществ чаще всего скрывает под собой феномен имитации "молодыми" народами, пребывающими на стадии "культуры", политических форм, отражающих продукт исторического развития "старых народов", пребывающих на стадии "цивилизации" или прямого навязывания им этих форм. Общества Востока в целом и особенно "молодые народы" пребывают в пределах тех политических форм, которые соответствуют фазе их собственного развития. Эти формы могут подвергаться трансформациям или, напротив, консервироваться исходя из внутренней логики. Технологическая, идеологическая, экономическая и колониальная экспансия западно-европейского мира жестоко вмешивается в это, форсируя искусственным образом политические процессы, обращая их к цели, ни как не предполагавшейся логикой развития этих регионов. Политическая модернизация осмысляется здесь как "вестернизация", как неправомочное и негативное навязывание продуктов одной строго локализуемой политической формы результатов своего собственного развития другим зонам, развивающимся в другом ритме, в другом направлении и пребывающем на совершенно иной циклической стадии.
Такой учет географического фактора открывает возможность конкретизировать сущность политических структур в строгой привязке к национальному контексту, выяснить контуры вероятных конфликтов между естественно развивающейся политической культурой народов и искусственно навязываемой со стороны Запада политической цивилизацией. Из идей политологов, приоритетно учитывающих географический фактор, можно вывести важнейший принцип политической науки: принцип плюрализма политических форм, которые связываются приоритетно с локальным пространственным контекстом, позволяющим точно выявить автономную семантику основных политических процессов, а также отделить органические тенденции от внешнего воздействия политических структур, претендующих на универсальность, но, по сути, отражающих лишь обобщенный опыт иной локальной системы.
В этом же ключе следует толковать и внедрение западных политических институтов в незападные страны: эти институции (парламент, конституция, президентская власть, выборная система, разделение властей и т.д.) в конкретном национальном контексте либо фундаментально меняют свое значение, либо превращаются в конфликтный модуль, искусственно внедренный в чуждый культурный контекст.
Еще одной разновидностью географического подхода к политике является геополитика. (177).
Большое влияние на становление геополитики оказали идеи Фридриха Ратцеля, основателя "политической географии" или "антропогеографии" (844).
Из факта географического размещения и перемещения этнографических предметов делался вывод о пространственном распространении культур, о родстве в происхождении последних.
"Государства на всех стадиях своего развития рассматриваются как организмы, которые с необходимостью сохраняют связь со своей почвой и поэтому должны изучаться с географической точки зрения. Как показывают этнография и история, государства развиваются на пространственной базе, все более и более сопрягаясь и сливаясь с ней, извлекая из нее все больше и больше энергии. Таким образом, государства оказываются пространственными явлениями, управляемыми и оживляемыми этим пространством; и описывать, сравнивать, измерять их должна география. Государства вписываются в серию явлений экспансии Жизни, являясь высшей точкой этих явлений" (845, 45)
Ратцель в "Политической географии" впервые предложил современной науке ввести понятие "пространство" в качестве важнейшей составляющей исторического анализа, наделив его качественной характеристикой. "Пространство" Ратцеля является жизненным, не физическим, но витальным, откуда его теория "Lebensraum" -- "живое пространство", неверно истолкованное позже как "жизненной пространство" (изначально речь велась именно об органическом понимании пространственной среды, а не о месте для проживания)(844). Кроме того, "пространство" имеет самодостаточный смысл, отсюда теория "пространственного смысла", "Raumsinn". С точки зрения такого подхода, пространство определяет смысловые структуры, код социально-политического бытия. Ландшафт и климат предопределяют общественные и политические модели, диктуя людям форму, цель и скорости исторического развития.
Идеи Ратцеля развил швед Рудольф Челлен(754), который является создателем термина "геополитика". Геополитика, по Челлену, есть "наука о Государстве как географическом организме, воплощенном в пространстве"(755)(759)(754)(756).
Фундаментальный вклад в развитие геополитики внес англичанин Хэлфорд Дж. Макиндер (1861 - 1947) (781)(782)(783)(177, 491-507). Макиндер разделил все пространство планеты на два основных полюса - "суша" (Евразия, континент, "срединная земля") и "море" (океаническое пространство, омывающее евразийский материк + острова, в нем расположенные и захваченные океанической стихией моря, осознанной как культурный архетип, а не физическое пространство). Дуализм двух качественных пространств, вскрытых Макиндером, лег в основу современной геополитики. Между "морем" и "сушей" ведется извечная борьба, запечатленная в пунических войнах (Карфаген против Рима), в войнах Великобритании против Германии и России, США против СССР. "Море" означает здесь "морскую цивилизацию", диктующую ряд культурно-исторических особенностей всем народам и государствам, попадающим в орбиту его влияния. "Море" диктует взгляд на сушу с позиции корабля. Психология мореплавателя вытесняет психологию сухопутного жителя. Подвижность морской стихии навязывает динамическое развитие, торговые отношения. Неприручаемость морских животных, отчужденность водной стихии поощряет индивидуализм, отношение людей к внешнему миру, как к декорации, к механической сцене, где живым и осмысленным является только экипаж корабля. На море нет строгих границ, дух авантюризма и предприимчивости заменяет касты, иерархии, социально-политические традиции. Инициатива "морской цивилизации" в истории постепенно переходит от одной страны к другой: от Карфагена к Испании, Западной Европе, и особенно к англосаксам, к Великобритании, сегодня к США. Это называется также понятием "атлантизм". "Суша" и ее культурный тип прямо противоположны "морю" во всем. Это консервативная цивилизация, связанная с устойчивой системой ценностей, постоянством социально-политических структур. До определенного времени сухопутный культурный тип доминировал среди всех народов. Но начиная с определенного периода истории - особенно после эпохи великих географических открытий -- "морская" картина мира стала преобладать.
По Макиндеру, смысл истории последних веков есть дуэль между "сушей" (Евразией - т.е. Россией, Германией, азиатскими государствами) и "морем" (Англией, Францией, США) за контроль над евразийским материком. В такой картине мира география выступает как основной судьбоносный фактор: политические системы, культурные комплексы, религиозные институты подлежат определяющему влиянию пространственного (геополитического) индекса. Макиндер выделяет еще одну важную, но промежуточную категорию - "береговую зону" (англ. "rimland"). Это пространство на всем протяжении евразийского материка, - от Западной Европы до Дальнего Востока, - на котором установились промежуточные смешанные культурно-политические системы и где ярче всего проступает невидимая парадигмальная битва внутренних импульсов "суши" и внешних импульсов "моря"(177).
Карл Шмитт в своей книге "Земля и Море"(177, 840-884) утверждал изначальную связь политической культуры с пространством. Не только Государство, но вся политика, вся социальная реальность и, в частности, право проистекают из качественной организации пространства. Отсюда Шмитт вывел концепцию "номоса " (греч. "nomoz"). Этот греческий термин обозначает "нечто взятое, оформленное, упорядоченное, организованное" в смысле пространства, близок к понятиям "рельеф" у Ратцеля и "месторазвитие" у русских евразийцев (Савицкий). Шмитт показывает, что "номос" есть такая форма политической организации бытия, которая устанавливает наиболее гармоничные соотношения как внутри социального ансамбля, так и между этими ансамблями. "Номос" -- выражение особого синтетического сочетания субъективных и объективных факторов, органически проявляющихся в создании политической и юридической систем. В "номосе" проявляются природные и культурные особенности человеческого коллектива в сочетании с окружающей средой(857).
Шмитт разработал геополитическую теорию "большого пространства " (Grossraum). Она рассматривает процесс развития государств как стремление к обретению наибольшего территориального объема. Принцип имперской интеграции является выражением логического и естественного человеческого стремления к синтезу. Этапы территориального расширения государства, таким образом, соответствуют этапам движения человеческого духа к обобщению(182, 161-165). Этот геополитический закон распространяется и на техническую и на экономическую сферы. Шмитт показывает, что начиная с некоторого момента техническое и экономическое развитие государства требует количественного и качественного увеличения его территорий. При этом не обязательно речь идет о колонизации, аннексии, военном вторжении. Становление "Grossraum" ("большого пространства") может проходить и по иным законам на основании принятия несколькими государствами или народами единой религиозной или культурной формы. По Шмитту, развитие "номоса" Земли должно привести к появлению Государства-континента(509). Этапы движения к Государству-континенту проходят от городов-государств через государства территории. Появление сухопутного Государства-континента, материкового Grossraum'а является исторической и геополитической необходимостью.
Геополитическая модель синтетически обобщает подходы тех представителей политической науки, которые уделяли пространственному фактору главенствующее значение и разделяет все политические системы на две парадигмальные формы - "морскую" и "сухопутную". Каждой форме соответствуют свои политические структуры, институты и системы; каждая форма предопределяет характер, логику и смысл политических процессов.
"Морская" структура политики поощряет динамизм, эволюцию, модернизацию. Она близка буржуазному, торговому духу, духу авантюры и предпринимательства. "Морская" система благоприятствует техническому развитию и индивидуализму. В описаниях геополитиков политическая парадигма современности точнее всего соответствует именно этому геополитическому полюсу. Политическая модернизация является отличительной чертой именно этих обществ.
"Сухопутная" модель Политического, напротив, описывается как преимущественно консервативная. Здесь политические процессы проходят по логике традиционного общества: высшей ценностью наделено "прошлое", "верность корням", "сохранение устоев". Честь и достоинство ценятся выше, чем успех и предприимчивость. Преобладает не торговая, а производительная, трудовая ментальность. Трансформации политических систем в таком контексте направлена либо в реставрационистском ключе, "утопия золотого века", либо воспринимается негативно.
Такой планетарный геополитический дуализм заставляет рассматривать явление политической модернизации как "атлантический", "морской" феномен, тогда как "сухопутная", "евразийская" политическая система не наделяет это автоматически позитивной нагрузкой, и либо противиться этому как злу, либо придает "модернизации" особый специфически "континентальный" характер, ориентируя ее "вспять", используя реформы для того, чтобы восстановить изначальные пропорции. Такая "евразийская модернизация" точнее всего описывается термином "консервативная революция". Она может также быть определена, как "ресакрализация политики", чему посвящена отдельная глава данного диссертационного исследования.
Восток в "сакральной географии" и в реальной истории выступает как пространственный полюс, где компактно сосредоточено устойчивое традиционное общество, сохраняющее основные параметры дольше, чем в регионах Запада(174). Иными словами, "индекс Востока" как географического сектора несет в себе отчетливое качественное содержание. Восток как полюс Традиции тяготеет к пониманию истории как регресса (или как системы циклов), является зоной, предрасположенной и предрасполагающей к архаике, фундаментализму и консерватизму. Это находит свое прямое подтверждение в теории цивилизаций и геополитике.
Запад, напротив, является колыбелью современности. Историческая география здесь полностью подтверждается качеством цивилизационных процессов. Именно на Западе происходит переход от "культуры" к "цивилизации" (по Шпенглеру(516), рождается прогрессизм, исторически побеждают "морские тенденции", "торговый строй". Понятие "западный" приобретает особое значение, особый "пространственный смысл" (по Ратцелю(844)), состоящий в концентрации и консолидации всех "современных" тенденций.
Анализ политических структур и институтов зависит от того, в каком пространственном контексте мы его осуществляем - в западном или восточном. Строго говоря, каждое пространство, каждая цивилизация, каждый "культурный круг" имеет свое представление о Политическом, вытекающее из общего контекста культуры, от особенности циклического момента ее развития и т.д. В зависимости от той или иной системы выделения типов цивилизаций (или культурных кругов) мы получим соответствующее число моделей Политического. Для наглядной иллюстрации этого тезиса возьмем два наиболее общих пространственных понятия - Восток и Запад.
Политическое для культур и народов Востока является онтологическим, целостным и тотальным, что соответствует подходу, свойственному традиционному обществу. Восточное и традиционное (в том числе религиозное) понимание Политического сопряжено с мифом о деградации.
"Западное" понимание политических процессов неразрывно связано с прогрессизмом, отождествлением западного пути развития и западной цивилизации со всеобщим эталоном, следовать которому призываются все остальные регионы и народы земли. Показательно, что историцизм здесь преобладает: особенности незападного человечества воспринимаются людьми Запада как признаки "отсталости", "несовершенства", "дикости", т.е. как чисто отрицательный количественный фактор, подлежащий постепенному "преодолению". "Западное" и "современное", "прогрессивное" отождествляются. Политическое для Запада это и есть модернизация, нечто противоположное консерватизму. Это -- ценности становления и развития, оптимизации, технического совершенствования. Запад вбирает динамику "моря", воспевает преимущества "торгового строя", в рамках которого исторически сложились современные западные государства.
Из такого дуализма в понимании Политического вытекают его различные формы при переходе к конкретным структурам политических идеологий и режимов. Онтологическое отношение к Политическому (т.е. "системы Востока") ценит Традицию, иерархию, авторитарный принцип власти, определяет общество как единый организм, ставит своей основной целью противостоять волнам распада, которые несет с собой объективное развертывание качественного времени - истории, движущейся от рая к Апокалипсису, от золотого века к железному. Из этого можно вывести базовую формулу политического отношения Востока к Западу, не сводимой исключительно к реакции на колониализм. В самой философской сути обществ Востока, лежит отторжение Запада, недоверие к нему, стремление защититься от него или освободиться в тех случаях, когда он уже присутствует на Востоке. Конечно, в определенных случаях эти собственно восточные аспекты Политического подавлены искусственным путем (часто как результат прямой, военно-политической, или косвенной, экономической, колонизации), но они не исчезают совершенно.
Точно так же Политическое, понятое "по-западному", входит в конфликт с традиционными социально-культурными и политическими институтами, противодействует консервативным тенденциям, стремится раскачать и отменить вековые устои. Политика здесь видится как инструмент преобразования общества, его постоянного реформирования. Смысл ее состоит в социальной динамике, в развитии, в постоянном изменении.
Для адекватного оперирования с этими пространственными индексами применительно к Политическому необходимо учитывать, что они неравнозначны. Политическое в западном понимании сегодня является актуальным и эксплицитным, а в восточном - потенциальным и имплицитным. Сегодня и Восток и Запад оперируют преимущественно с западным концептуальным инструментарием, взятым как "универсальный эталон". Однако данный инструментарий может подсознательно перетолковываться в обществах Востока в весьма своеобразном ключе - на основании восточного понимания Политического. Это промежуточное состояние очень важно учитывать: всякий раз, когда влияние Запада по той или иной причине ослабевает, мы видим, что общества Востока вновь обращаются к естественным для них парадигмам, и в таких случаях, мы имеем дело с "консервативной революцией", волевым возвратом к традиционному социальному укладу. Ярким примером такой "консервативной революции" является Иранская революция Хомейни 1979 года.
Но даже если такого прорыва не происходит, и потенциал восточной политики не переходит в актуальность, эти тенденции продолжают сохраняться подспудно, существенно изменяя содержательную сторону внешне западных политических учений. Это мы можем наблюдать в коммунистических режимах Востока (Россия, Китай, Вьетнам, Корея и т.д.), где внешне западные марксистские идеологии оказались прикрытием для глубинных архаических тенденций эсхатологического характера, свойственных традиционному обществу.
Учет наличия различных концепций логики и смысла исторического развития и важности пространственного индекса применительно к исследованию трансформации политических структур и институтов в процессе модернизации традиционных обществ приводит снабжает нас методологическим инструментарием, который в дальнейшем поможет рассмотреть эту тему глубоко и всесторонне. Вместе с тем, уже на данном этапе диссертационного исследования мы обнаруживаем, что процесс политической модернизации является чрезвычайно сложным и неоднозначным и может рассматриваться и изучаться с противоположных сторон, что в корне меняет не просто его качественную политологическую оценку, но и само содержание.





Глава 2. Политические структуры и институты традиционного общества, их эволюции в контексте монотеистических религий, политической модернизации языческих систем в ходе христианизации

2.1 Политические структуры и институты традиционного общества в сакральном парадигмальном аспекте, кастовая иерархия и деградация каст
Для адекватного исследования процесса модернизации традиционных обществ необходимо дать описание того, что в политической науке понимают плод этим термином, выявить его характеристики, основные черты, структуры и институты. В первом разделе данного диссертационного исследования была показана многозначность самого явления "модернизации", которое получает различное содержательное толкование в зависимости от того, в какой системе координат мы его рассматриваем. Это обстоятельство ставит перед автором трудную задачу предложить такое описание традиционного общества, которое было бы с одной стороны, обобщающим и точным, а с другой, не выносило бы заранее суждение о содержательной стороне этого явления, учитывая спектр многообразных позиций, существующих у представителей различных методологических и политологических школ. Поэтому нижеследующее описание политических структур и институтов традиционного общества, данное обобщенно, предпринято в структуралистской манере и исходит из задачи обрисовать это явление вне каких бы то ни было ценностных суждений - эксплицитных или имплицитных, в духе реконструкций структуралистской политологической школы и опираясь на подходы беспристрастных историков религий и политологов традиционалистского направления, которыми объект исследования изучается не извне, но изнутри.
На данном этапе нам предстоит описать обобщающую парадигму той политической структуры, которая собственно и подвергается модернизации. Без выяснения качественного содержания сути традиционного общества наше дальнейшее изучение этого процесса будет неполным и одномерным. Для этого необходимо выяснить, природу этого общества, его основные признаки.
Традиционное общество было основано на фундаментальном принципе, согласно которому все в мире является сакральным. В буквальном переводе "сакральное" означает "священное", но в русском языке слово "священное" относится в основном к церкви и религии, поэтому в политических науках и социологии используется преимущественно термин "са

Наши рекомендации