Глава девятая Дорога на Маастрихт

Год мучительных, полных раздражения и часто изну­рительно скучных переговоров завершился подписанием 10 декабря 1991 года в голландском городке Маастрихте соглашения о новом устройстве Европы. Две межправи­тельственные конференции, посвященные образованию ЭВС и политического союза, продвигались вперед через ежемесячные встречи министров иностранных дел и ми­нистров финансов, еженедельные заседания чиновников, «неформальные» беседы министров на уик-эндах, рабо­чие совещания, подачи памятных записок и представле­ния проектов договорных текстов — через все то, что со стороны казалось почти непостижимым.

Но за всеми этими дополнениями к договорным ста­тьям, за сложным юридическим жаргоном и препиратель­ствами «по порядку ведения» стояли большие, принципи­альные вопросы. Пойдет Сообщество путем федерализма, проложенным Монне, или направится к голлистской «Ев­ропе отечеств»? Быть одному цельному Сообществу или нескольким образующим его организациям? Будут права Еврокомиссии расширены или урезаны? Какова будет роль ЕС в области социальной политики? Что намечае­мый договор сделает для восполнения «дефицита демо­кратии»? Какими ограничениями свяжет государства ЕС их общая внешняя политика? Должны ли 12 стран дого-

-289-

вориться о собственной военной организации или им сле­дует по-прежнему полагаться на НАТО? Когда должен начать свою жизнь Валютный союз?

Вспоминая о тех двух МПК, Делор говорит, что это был «сущий кошмар». Поставив на конференции по поли­тическому союзу слишком амбициозную цель, он потерял контроль над течением переговоров. Успехи 1988 и 1989 го­дов — выполнение Программы-1992, принятие пакета Де-лора, создание Комитета Делора — сделали его излишне самоуверенным. В 1990 году у Делора появились призна­ки зазнайства, но его влияние оставалось очень большим. В 1991 году он проталкивал повестку дня, нацеленную на федерализацию, забывая, судя по всему, о растущем в наци­ональных столицах неприятии Еврокомиссии.

Выступив за модель политического союза, которая не имела никаких шансов быть принятой, Делор подорвал свой авторитет. Казалось, его суждения теряли вес из-за твердости его позиций. Он страстно верил, что ставкой были процветание или упадок Европы. Это была ситуа­ция выбора, когда, вопреки своей природе, он не мог идти на компромиссы.

Объем забот ЕС сам по себе, вероятно, располагал к тактическим промахам: переговоры об образовании Евро­пейского экономического пространства, переговоры о «европейских соглашениях» с Польшей, Венгрией и Че­хословакией, старания возобновить переговоры в рамках ГАТТ и пересмотр Общей сельскохозяйственной полити­ки — все это «съедало» его время и энергию. В программе работы Комиссии на 1991 год Делор перечислил не менее 11 первоочередных задач. Трудностей добавили войны в Заливе и Югославии: они подорвали престиж ЕС, а, сле­довательно, и Делора.

Тем не менее, на Межправительственной конферен­ции по Валютному союзу Делор показал свою мощь. Эта конференция была уже хорошо подготовлена и шла более гладко, чем другая, посвященная созданию политическо­го союза. Стержнем дискуссий были вопросы, связанные

-290-

с переходным этапом: чем заниматься центральному ин­ституту, когда он будет образован, и что послужит ЕС ос­нованием для решения о начале заключительного этапа? Делор, французы и правительства большинства стран хо­тели работать как можно больше и как можно быстрее. Немцы и голландцы — как можно меньше и как можно дольше.

Англичане значительную часть конференции про­водили на обочине. Их проект договора, который возрож­дал идею валютного фонда для выпуска на втором этапе становления ЭВС «твердых экю», покрывался пылью. Норман Ламонт, канцлер казначейства, проявлял мало интереса к главным спорам, разворачивавшимся на МПК, и все внимание отдавал обоснованию британского реше­ния оставаться за пределами Валютного союза.

Проекты договора, представленные Комиссией и Францией, призывали к образованию Европейского цен­трального банка (ЕЦБ) в начале второго этапа в 1994 го­ду. Третий этап ЭВС предлагалось открыть, когда за это выскажется квалифицированное большинство прави­тельств. Проект Германии, с шумом брошенный на стол конференции в марте, предлагал просто учредить на вто­ром этапе Совет управляющих центральными банками. Ни о каком ЕЦБ речь не могла идти до тех пор, пока Ев­ропейский совет не примет единогласного решения о на­чале третьего этапа. Германский проект не оставлял со­мнений, что в пределах второго этапа он намечал отдать валютную политику в руки управляющих центральными банками (точнее сказать, одним из этих банков).

Делор уполномочил своего представителя Бруно Детома заявить, что немцы нарушили заключительные положения первого Римского саммита. Назвав это обви­нение «абсурдом», Гельмут Коль заметил: «Жак Делор умный человек и никак не может сказать такую глу­пость». Канцлер был прав, ибо в римском заключитель­ном документе речь шла о создании «нового института», а не центрального банка.

-291-

В первой половине года Люксембург председатель­ствовал в ЕС и, соответственно, на конференции. В мае Люксембург представил проект договора, вобравший в се­бя по частям предложения, разделявшие немцев и францу­зов: совет управляющих намечалось создать в 1994, а ЕЦБ в 1996 году. Встретившись в мае в Люксембурге, министры договорились о трех принципах, которыми страны долж­ны руководствоваться при переходе к третьему этапу: ни­какого принуждения, никакого вето и никаких произволь­ных отставок. Эти принципы означали, что другие страны не могут принудительно загонять Британию в Союз, что Британия не может останавливать продвижение других государств к Союзу, и что ни одной стране, достигшей тре­буемого уровня экономической конвергенции, нельзя ме­шать в дальнейшем продвижении вперед.

Когда в июле председательство перешло к голланд­цам, они — не без помощи немцев — подготовили еще один проект договора. Прежние проекты исходили из то­го, что решение о начале третьего этапа будет принимать ЕС в целом, а отставшие от этого процесса государства получат право на временные послабления в обязательст­вах перед Валютным союзом. Но голландцы предложили, чтобы при наличии в конце 1996 года шести или более го­сударств, готовых идти вперед и на протяжении двух лет удовлетворяющих критериям конвергенции, этим стра­нам было позволено учредить Валютный союз между со­бой. Критериями будут служить самые низкие в ЕС про­центные ставки и темпы инфляции, никаких чрезмерных бюджетных дефицитов и никаких девальваций в рамках МВК. Страны этой передовой группы смогут налагать ве­то на присоединение к Союзу той или иной страны, если сочтут, что она не отвечает установленным критериям. Для отставших не предусматривалось даже никакого уте­шительного порядка временных послаблений.

Когда 9 сентября министры финансов обсуждали этот проект, Делор перешел в яростное наступление. Он заявил, что «двухскоростной» ЭВС противоречит приня-

тому в Сообществе принципу единства целей — даже в случае, если для кого-то предусматриваются отдельные послабления. К перечню критериев конвергенции Делор попросил также добавить уровень занятости.

Идею двух скоростей отстаивали только немцы, так что Вим Кок, голландский министр, вынужден был пред­ложить пересмотр некоторых положений. Он предло­жил, чтобы решение о переходе к третьему этапу прини­мал Европейский совет в целом, чтобы условием его на­чала было удовлетворение критериев конвергенции семью или восемью странами и чтобы отставшим могли быть сделаны временные послабления. Эти изменения имели не столько содержательный, сколько символичес­кий характер, но они очень много значили для таких стран, как Испания, Португалия и Италия, которые опа­сались, что в первую группу они не попадут. На 1994 год было намечено создание Европейского валютного инсти­тута, которому с началом третьего этапа надлежало пре­вратиться в ЕЦБ.

В этих дебатах наибольший вес имела позиция Гер­мании, поскольку другие государства все еще беспокои­лись по поводу ее отношения к ЭВС. В течение трех ме­сяцев (до сентября) Тео Вайгель, германский министр, по причине «слишком большой занятости» отсутствовал на министерских заседаниях МПК. Немцы продолжали доказывать необходимость санкций в отношении стран «с чрезмерными дефицитами». Только объединившиеся в странном союзе Делор и Ламонт выступали за центра­лизацию налоговой политики. Делор утверждал, что санкции ЕС были бы нарушением принципа субсидиар­ное™, и к тому же ненужными: любому столкнувшемуся с трудностями правительству понадобится заем ЕС, а его дадут на определенных условиях, на таких, напри­мер, как сокращение бюджетных расходов. Ламонт гово­рил, что рынки будут дисциплинировать расточитель­ные правительства, вынуждая повышать процентные ставки.

-292

-293-

Вайгель отвечал, что полагаться на рынки нельзя: они никогда не будут принимать всерьез — согласованное между всеми — правило, согласно которому ЕС не собира­ется брать на поруки ни одно обанкротившееся правитель­ство, а потому они будут ожидать предоставления Евросо­юзом займов даже самым расточительным правительст­вам. Пьер Береговуа, французский министр финансов, поддерживал обязывающие правила по другим причинам. Он рассматривал налоговую политику ЕС как противовес денежной политике ЕЦБ и полагал, что установление правил заимствования было бы шагом в этом направле­нии. В октябре Делор и Ламонт признали свое поражение: правительства, по-прежнему допускающие «чрезмерные дефициты», должны будут, после публичных предупрежде­ний со стороны Евросоюза, нести финансовые наказания.

В ноябре министры вели споры о характере Евро­пейского валютного института (ЕВИ). Французы хотели видеть в нем прочное, солидное учреждение, а немцы — легкую постройку. Достигнутым в конечном счете ком­промиссом французы остались довольны, потому что ЕВИ обрел собственную столицу и возможность управ­лять инвалютными резервами государств-членов, кото­рые того пожелают. Немцам же понравилось, что ЕВИ по­лучал право координировать, но не направлять денежную политику стран Евросоюза.

Многие министры финансов скептически относи­лись к самому предмету обсуждения — возможно потому, что ЭВС должен был стать ограничителем их собствен­ной власти. Но в недели, предшествовавшие саммиту, Де­лор и французы стали все чаще одерживать верх. Не столь скептически настроенные премьер-министры и министры иностранных дел давили на своих министров финансов, стараясь свести к минимуму риск, что та или иная из их стран сможет воспрепятствовать переходу к заключи­тельному этапу.

Последняя перед саммитом встреча министров от­крылась 1 декабря в голландском курортном городке Ше-

венинген и завершилась в Брюсселе после трех дней и трех ночей непрерывных переговоров. Обсуждавшийся голландский проект Делор подверг критике за то, что он давал любому государству право воздержаться от со­блюдения требований третьего этапа. Хотя об этом не было сказано прямо, у него возникло опасение, что Гер­мания может воспользоваться оговоркой, включенной в договор, чтобы ублажить Великобританию. Делор пред­ложил присовокупить к тексту юридически обязываю­щий протокол, по которому право на послабления пре­доставлялось только Англии. Ламонт, не желавший, что­бы Англия выглядела страной с особыми привилегиями, потребовал распространить это право на все государст­ва. Делор возразил, что «всеобщее право на исключения будет висеть над ЭВС дамокловым мечом». Датский ми­нистр высказал пожелание, чтобы и его стране было да­но право на несоблюдение каких-то требований ЭВС, и в начале заседания поддержал Ламонта. Позднее, однако, он сказал, что предпочел бы иметь протокол, составлен­ный специально для Дании. В итоге 11 министров вы­ступили против Ламонта. Председательствующий Кок вычеркнул из текста положение о всеобщем праве на по­слабления.

Береговуа предложил, чтобы в 1996 году было про­ведено голосование с целью выяснить, набирается ли, по меньшей мере, семь стран, отвечающих критериям кон­вергенции. Если все единодушно это признают, будет на­чат переход к третьему этапу. Если нет, в 1998 году состо­ится новое голосование, и тогда для начала третьего этапа достаточно будет простого большинства. План Береговуа нашел широкую поддержку, ибо он гарантировал, что Ве­ликобритания не сможет налагать вето на фиксирован­ные ставки валютных курсов. Ко времени открытия Маа­стрихтского саммита почти все раздоры вокруг ЭВС были улажены. Появившийся в итоге саммита текст договора представлял собой сплав доклада Делора и германского списка первоочередных задач.

-294-

-295-

Проект Делора

В период, когда 12 государств ЕС трудились над проектами договора, им пришлось иметь дело с войной против Саддама Хусейна, началом военных действий в Югославии и развалом Советского Союза. Все 12 стара­лись держаться общей линии и эффективно отвечать на эти вызовы, но их неуклюжие действия не оправдывали надежд, которые связывались с намечавшимся образова­нием политического союза.

К началу 1991 года стал рушиться единый фронт стран ЕС в Заливе. Франция хотела, чтобы выступление с европейской мирной инициативой состоялось до 15 ян­варя, то есть до крайнего срока, назначенного Организа­цией Объединенных Наций для ухода Ирака из Кувей­та. Ролан Дюма, французский министр иностранных дел, уговорил своих коллег по ЕС пригласить Тарика Азиза на встречу в Люксембурге, но иракский министр приглашение отклонил. Тогда Миттеран направил в Ирак Клода Шейссона с миссией, которая не дала ника­ких результатов. Рокару, французскому премьеру, Де-лор сказал с сожалением, что соло-дипломатия наносит Евросоюзу урон.

14 января министры иностранных дел стран ЕС решили, что дальнейшие мирные инициативы бессмыс­ленны. Однако французские дипломаты ворчали, что Англия подорвала силы Евросоюза, помешав ему дейст­вовать независимо от Америки. Франция представила Совету безопасности ООН план, увязывающий уход Ирака из Кувейта с мирной конференцией по Ближне­му Востоку. Великобритания и Америка французский план отвергли, и крайний срок наступил в условиях препирательств между союзниками. Когда 17 января началась операция Буря в пустыне, Иордания, Египет и Турция еще не получили двух миллиардов долларов, обещанных им Евросоюзом в сентябре (деньги поступи­ли в феврале).

-296-

Строго говоря, нельзя возлагать на Сообщество вину за большинство этих проколов, не делающих ему чести, по­скольку организационно дипломатия находилась в ведении Европейского политического сотрудничества. Правительст­ва, настроенные в пользу федерализма, говорили, что этот беспорядок лишний раз свидетельствует о необходимости общей внешней политики. Но Делор знал, что вред уже на­несен. «Говоря честно и прямо, общественное мнение чувст­вует, что Европа довольно-таки малоэффективна», — сказал он 23 января в Европейском парламенте. Разнобой в реак­ции на развитие событий «высветил недостатки Европы».

Казалось, война в Заливе отвратила европейские страны от мыслей об общем будущем и повернула их вспять к историческим различиям: Англию к непоколебимому ат-лантизму, Францию к сосредоточению на поисках влияния в арабском мире и независимости от Америки, а Германию к пацифистскому отпору нацизму. Опросы общественного мнения показывали, что около 80 процентов англичан счи­тали войну оправданной. Так же думали 65 процентов французов, но 80 процентов немцев оправданий для вой­ны не находили. Немцы проводили демонстрации перед посольством США, но не перед посольством Ирака. Про­тив войны выступали большинство голландцев, датчан, испанцев и греков. Бельгия отказалась снабжать оружием британские войска в Заливе.

К 28 февраля, дню окончания военных действий в Заливе, Делор замкнулся, впал в мрачное расположение духа. Начало МПК, посвященной политическому союзу, не радовало. На стол конференции правительства поло­жили более пятидесяти предложений, но никакие сущест­венные уступки с их стороны еще не последовали. В ин­тервью «Wall Street Journal» он сказал:

Если мы собираемся стать великой мировой держа­вой в партнерстве с американцами, нам следует запла­тить положенную цену. Я буду судить о европейцах по уровню их устремлений. Если этот уровень окажется все­го-навсего средним, я хлопну дверью.

-297-

Он сказал, что настроен менее оптимистично, чем год назад.

Из более чем 34-летней истории ЕС 18 лет были за­стойными, шесть кризисными и десять пришлись на дина­мичное развитие; я все спрашиваю себя: откуда явятся следующий застой и очередной кризис?

В марте Делор выступил в лондонском Институте стратегических исследований, где впервые в жизни говорил о проблемах безопасности. Он призвал ЕС «разделить бре­мя политической и военной ответственности, лежащее на наших многоопытных нациях». Выразил пожелание, чтобы Западноевропейский союз (ЗЕС) обзавелся собственными международными силами и поставил их под крыло ЕС. Своим содержанием речь едва ли могла потрясти, но мно­гие дипломаты, не привыкшие слышать из уст комиссаров военные термины, такие как «командные структуры», недо­вольно ворчали, что Делор, мол, берется не за свое дело.

Развернувшиеся на МПК споры вокруг проблемы обороны принадлежали к числу самых ожесточенных. Представленный в феврале совместный франко-герман­ский доклад призывал возложить на Европейский совет общее руководство оборонной политикой ЗЕС. Этой ор­ганизации надлежало превратиться в европейскую опору НАТО и наращивать «органические связи» с ЕС. Делору такая схема нравилась, как нравилась она и министрам иностранных дел Испании, Италии, Португалии, Греции, Бельгии и Люксембурга. Не входившие в ЗЕС нейтраль­ная Ирландия и пацифистски настроенная Дания возра­жали против его связей с Сообществом. Англия и Голлан­дия ничего не имели против установления каких-то свя­зей, но считали, что франко-германский план ведет к слишком тесной взаимной привязке этих организаций и тем самым создает угрозу для НАТО.

Франция набрала очки в дискуссии об обороне, со­стоявшейся 8 апреля на Люксембургском саммите ЕС. Когда все согласились с тем, что надо направить помощь курдам в Северном Ираке, Франция, председательствую-

-298-

щая тогда в ЗЕС, созвала членов этой организации на краткое совещание, чтобы обсудить возможность созда­ния воздушного моста. Мэйджор согласился на такую де­монстрацию «органических связей» в обмен на поддерж­ку Миттераном его собственной идеи устройства надеж­ных убежищ для курдов в Ираке.

Вскоре после этого Джеймс Бейкер, госсекретарь президента Буша, направил министрам стран ЕС преду­преждение: если страны, составляющие ядро ЕС, исклю­чат Америку из обсуждения европейской безопасности, она предпочтет вернуть свои войска домой. Любая «опор­ная свая» европейской обороны должна, дескать, нахо­диться внутри НАТО и иметь в своем составе членов аль­янса, не входящих в ЗЕС. Делор ответил, что в заботах о собственных стратегических планах НАТО «бросает че­ресчур сладострастные взоры на межправительственную конференцию по политическому союзу — будто это ка­кое-то порнографическое шоу».

МПК превратилась в шоу, вызывавшее у Делора все большее отвращение. Пьер де Буасьё, французский предста­витель, предложил схему-модель Европейского союза, напо­минавшую фасад греческого храма. Три колонны поддержи­вали портик — Европейский совет. Одна колонна, представ­лявшая Европейское сообщество, включала в себя ЭВС, и в ее основании лежал Римский договор. Вторая колонна — об­щая внешняя политика и политика безопасности, а третья — сотрудничество министерств внутренних дел в области ре­гулирования иммиграции, выдачи виз, предоставления убе­жища и работы полиции. В этом «сооружении» Комиссия и Европарламент играли бы меньшую роль, чем в ЕС.

В министерствах иностранных дел стран ЕС этот французский проект вызвал ассоциации с далеким исто­рическим прошлым. Делор и Ханс ван ден Брук, министр иностранных дел Голландии, утверждают, что со стороны де Буасьё это была попытка возродить направленный против ЕС замысел его дедушки — «план Фуше». Англи­чане сказали, что храм красиво смотрится.

-299-

Обнародованный в апреле люксембургский проект договора принял колонны Буасьё. Разделы об общей внеш­ней политике и политике безопасности соответствовали франко-германским идеям: Европейскому совету предла­галось устанавливать, в каких сферах достигнут уровень, достаточный для перехода к совместной политике, а связи ЗЕС с Союзом подлежали уточнению в 1996 году. В опре­деленных, немногих, сферах Парламенту намечалось дать право «сопринятия» законов, то есть право не допускать их принятия. Люксембургский проект был суров в отно­шении Комиссии — предлагал, в частности, лишить ее всякой роли в подготовке и осуществлении общих внеш­неполитических действий.

Проект политического договора, подготовленный са­мой Комиссией, Люксембург оставил без внимания. В этом документе предусматривалось смещение институцио­нального центра тяжести в ЕС в сторону федерализма, притом, что ряд правительств тянул в противоположное направление. Делор допустил огромный тактический промах, полностью одобрив этот документ, отражавший его собственные, личные предпочтения. Немногие прави­тельства восприняли проект всерьез, и это отодвинуло Делора на обочину МПК.

Многое в проекте — например, разделы о голосова­нии большинством, о социальной политике, о взаимной обороне — воспроизводили ранее выносившиеся Комис­сией «заключения». Другие разделы шли дальше. В про­екте предлагалась новая система законодательства. Вмес­то издания подробных директив Совет министров и Евро-парламент должны были согласовывать между собой «законы», закладывающие общие принципы. Так, закон мог бы установить, что в питьевой воде не должны содер­жаться такие-то загрязняющие ее вещества. Комиссия должна была бы затем составить правила, подробно опре­деляющие, например, предельно допустимое присутствие каждого загрязнителя в единицах на миллион частиц. Как Европарламент, так и Совет министров предлагалось на-

-300-

делить правом вето на любое вводимое правило до его вступления в силу. Национальные правительства издава­ли бы в соответствии с законами ЕС подкрепляющие их правила, которые не требуют соблюдения одинаково все­ми государствами-членами.

Делор говорил, что такой подход к делу освободил бы Европарламент от ненужных прений по поводу тех­нических подробностей и способствовал бы упрочению принципа субсидиарности, поскольку позволил бы ши­ре развернуться национальным парламентам. Возмож­но, предложения Комиссии могли бы посодействовать повышению эффективности законотворческого процес­са, но в них не учитывалось, что несколько государств были решительно настроены против расширения влас­ти Комиссии.

Многое другое в проекте также вызывало раздраже­ние правительств. Комиссия должна была заменить госу­дарства ЕС в международных организациях, таких как МВФ. В комитетах управления единым рынком полно­мочия Комиссии предлагалось расширить, а права госу­дарств урезать. Особая статья предусматривала разреше­ние Евросоюзу вводить собственные налоги.

Раздел о внешней политике оказался наиболее вы­зывающим. Право на инициативу предоставлялось Ко­миссии или председателю ЕС, или группе в составе, по меньшей, мере пяти государств-членов, но не правитель­ствам отдельных стран. Комиссия, секретариат Совета министров и послы при ЕС (но не руководители полити­ческих учреждений, находящиеся в своих национальных столицах) должны были заниматься подготовкой и ис­полнением общих внешнеполитических действий.

«Комиссия, похоже, больше всего заботилась о рас­ширении собственной власти», — эти слова испанского министра по делам Европы были одним из типичных от­кликов. «Задачей Комиссии должен быть поиск почвы для согласия, заняв же крайнюю позицию, она повела се­бя как еще одно, 13-е государство в составе ЕС».

-301-

Каково бы ни было содержание проекта, сама за­держка с его представлением уменьшила воздействие, ко­торое он мог бы оказать на ход дела. Обещанный на ян­варь, документ поступал частями с февраля по июнь. Франсуа Ламурё, писавший большую часть, говорит, что другие комиссары задерживали бумагу дотошным ее изу­чением. Франс Андриессен старался придать документу больший уклон в сторону федерализма, тогда как Леон Бриттан стремился эту линию приглушать. Коллеги Де-лора не были расположены давать ему карт-бланш, кото­рую он от них получил при подготовке Единого европей­ского акта.

В 1985 году при подготовке проектов документов МПК Делор и его советники работали в тесном контак­те с председателем (и в прошлый раз это был Люксем­бург) и генеральным секретарем Совета министров Нильсом Эрсболлом. В 1991 году Жозеф Вейланд, председательствующий на МПК люксембургский посол при ЕС, работал вместе с Эрсболлом, но исключая пер­вые месяцы, без Комиссии. «От Комиссии никто не по­являлся, когда мы и секретариат Совета приглашали их к себе, — говорит Вейланд. — Мы подозревали, что Де­лор не хочет связывать себя текстом, исходящим от страны-председателя ».

Делору же память подсказывает, что «люксембурж-цы отказывались работать с нами, а вовсе не мы отказы­вались работать с ними». Отношения между службой председателя и Комиссией оказались отравленными. В Комиссии говорят, что когда Люксембург принял идею колонн, Делор велел Дэвиду Уильямсону, делегату Ко­миссии на МПК, избегать контактов со службой предсе­дателя. По словам Ламурё, Люксембург к этому времени «сидел в кармане у французов и секретариата Совета», то есть у Буасьё и Эрсболла, двух способных и коварных людей, решительно настроенных на обуздание власти Комиссии.

-302-

Дрезден и Белград

Всю свою энергию Делор направил на сокрушение люксембургского проекта политического союза. Он встретился с несколькими главами правительств, вклю­чая Коля, и распространил памятную записку, в которой, в частности, говорилось:

Руководством для МПК должен служить образ мыс­ли, складывавшийся в течение сорока лет строительства Европы, а именно понимание, что все достижения на пути экономической, валютной, социальной или политической интеграции должны сводиться вместе и воплощаться в едином Сообществе как предтече Европейского союза.

Колонны «поломали бы существующую модель». В за­писке предлагалось дополнить проект вводной частью или шапкой, чтобы, не опрокидывая колонн, соединить их между собой. Еще одна поправка разрешила бы Комиссии «в полной мере участвовать» во внешнеполитической де­ятельности ЕС.

В июне министры иностранных дел собрались в Дрез­дене — впервые в пределах бывшей Восточной Германии. Дипломатия Делора принесла плоды: по ходу «Дрезден­ской битвы», как окрестили встречу, Голландия, Бельгия, Греция, Испания, Италия, Португалия и Германия поддер­живали критику, которой он подверг люксембургский про­ект. Марк Эйскенс, бельгийский министр, сказал, что Евро­союзу требуется не храм с колоннами, а дерево с ветвями.

Дюма отстаивал храм, настойчиво указывая, как сложно будет Евросоюзу заниматься внешней политикой, поскольку — и с этим соглашался Делор — к ней не могут быть применены обычные процедуры принятия решений. Он предупреждал об опасности договора, изобилующего «исключениями, особыми условиями и оговорками о вре­менных послаблениях и изъятиях из механизмов ЕС — словом, грешащего юридической неразберихой». Только Херд от Великобритании и Элльманн-Йенсен от Дании поддержали Дюма и люксембургский проект.

-303-

Глубоко расстроенные люксембуржцы пообещали пересмотреть свой текст. Делор покидал поле битвы в приподнятом настроении, уверенный, что семь или во­семь стран разделяют идею единого сообщества, и что ему удалось вернуть себе место в центре переговоров. Херд оставлял Дрезден подавленным и опасался, что модель храма не пройдет. Однако ни Делор, ни Херд не осознава­ли, что некоторые правительства готовы будут расстаться с деревом, если у них сложится впечатление, что настаи­вать на этой модели означало бы поставить под угрозу об­щее соглашение.

Уэйлэнд попросил Делора помочь ему написать но­вый вводный раздел договора. В результате появилась ссылка на «процесс, постепенно ведущий к образованию Союза, цель которого — федерация». Любая страна, всту­пающая в Союз, должна будет в полном объеме принять на себя соответствующие обязательства. «Единое инсти­туциональное устройство должно обеспечить преемст­венность и последовательность». Предстоящая межпра­вительственная конференция должна будет «усилить фе­деративный характер Союза».

Большинство стран одобрило пересмотренный люксембургский проект. Однако Эйскенс и ван ден Брук сказали, что шапки недостаточно и что государствам ЕС требуется все-таки дерево, а не храм. Херд заявил, что Британский парламент ни за что не примет слова «феде­ративный». Делор ответил — имея в виду предвыборную обстановку в Великобритании, — что некоторые минист­ры больше пекутся о предстоящих выборах, чем о долго­временных интересах Сообщества.

События, происходившие в реальном мире, мало способствовали спокойной подготовке конференции по политическому союзу. Едва улеглись военные действия в Заливе, как начался распад Югославской федерации. Де­лор считал, что, поддержи Запад экономические реформы премьер-министра Анте Марковича, оказав ему достаточ­ную материальную помощь, и федерация могла бы вы-

-304-

жить. Но, посетив Югославию в мае 1991 года, он обнару­жил, что руководители составляющих ее республик не расположены к совместной работе с Марковичем. Они, казалось, не замечали выгод, которые дает пребывание в Экономическом союзе. Эта поездка заставила Делора пес­симистически оценить шансы ЕС на содействие эффек­тивному решению проблемы. (То же впечатление Делор вынес из июньской поездки в Советский Союз, где только Горбачев прислушался к его проповеди о том, что респуб­ликам необходим Экономический и валютный союз).

В ответ на появившиеся 25 июня декларации о неза­висимости Словении и Хорватии контролируемая серба­ми федеральная армия начала военные действия. На вто­ром Люксембургском саммите, проходившем 28 и 29 ию­ня 1991 года, Коль высказался в пользу самоопределения Словении и Хорватии. Гонсалес, Миттеран и Мэйджор подчеркивали необходимость сохранить целостность Югославского государства. В разгар саммита главы пра­вительств отправили в Югославию срочно образованную «тройку» миротворцев в составе министров иностранных дел государств-председателей ЕС — предыдущего, ны­нешнего и следующего.

Не располагая никакими средствами давления, кро­ме угрозы приостановить поступающую от ЕС помощь, Джанни де Микелис от Италии, Жак Поо от Люксембур­га и Ханс ван ден Брук от Голландии убедили сопернича­ющие югославские стороны принять предложенный им мирный план. Следующим федеральным президентом должен был стать хорват, югославским войскам надлежа­ло вернуться в казармы, декларации о независимости приостанавливались, и предполагалось начать конститу­ционные переговоры. Когда менее чем через 24 часа тор­жествующая «тройка» вернулась на Люксембургский сам­мит, де Микелис сказал, что Америку проинформирова­ли, но с ней не консультировались. «Это час Европы, а не Америки», — заявил Поо. Никто из участников югослав­ского конфликта взятых на себя обязательств не соблю-

-305-

дал. Тем не менее, 7 июля после еще двух визитов «трой­ки» все собрались на острове Бриони и согласились с мирным планом. Сообщество отложило рассмотрение во­проса о признании Хорватии и Словении и направило 200 своих наблюдателей (включая нескольких от Еврокомис-сии), чтобы следить за выполнением соглашений. В тече­ние нескольких недель казалось, что Евросоюзу удалось решить югославскую проблему.

Однако к августу между сербами и хорватами нача­лась война, а странам ЕС с трудом удавалось поддержи­вать единство своих рядов. Великобритания возражала против любого военного участия и в сентябре отвергла франко-германо-итальянский план отправки в Югосла­вию миротворческих сил ЗЕС. В том же месяце под пред­седательством лорда Каррингтона в Гааге открылась мир­ная конференция ЕС. Сербы продолжали территориаль­ные захваты и в ноябре вынудили ЕС приостановить мирную конференцию и ввести санкции против остав­шейся части Югославии. Развернутая немцами кампания за признание Словении и Хорватии (исторически связан­ных с Германией) подняла во Франции (имевшей связи с Сербией) волну обвинений в том, что Германия пытается создать на Балканах сферу австро-германского влияния.

Когда 17 декабря министры иностранных дел стран ЕС обсуждали положение в Югославии, Херд, ван ден Брук и лорд Каррингтон выступили с предупреждением, что признание Словении и Хорватии может распростра­нить конфликт на Македонию и Боснию. Геншер отмах­нулся от этих предупреждений и, вопреки советам своих чиновников, заявил, что Германия признает новые неза­висимые республики в любом случае. Другие, полагая, что дух только-только состоявшегося Маастрихтского саммита обязывает все 12 стран держаться общей линии, уступили германскому нажиму. 15 января 1992 года было принято согласованное решение признавать любую юго­славскую республику, отвечающую определенным усло­виям, включая соблюдение прав меньшинств.

Два дня спустя Геншер объявил, что Германия при­знает Словению и Хорватию, хотя последняя не гаранти­ровала соблюдения у себя прав сербского меньшинства. ЕС не мог больше обходить стороной вопрос о признании Боснии. 15 января министры сделали роковое заявление, что Босния будет признана, если проведет референдум о независимости.

На протяжении всей МПК по политическому союзу Франция и Германия выступали за общую внешнюю по­литику. Однако Франция с ее январской дипломатичес­кой позицией в Заливе, Германия с ее декабрьским при­знанием Словении и Хорватии подорвали перспективу общей внешней политики, показав, что если дело касает­ся их жизненных интересов, они готовы действовать без оглядки на партнеров.

В делах, касавшихся Югославии, ЭВС и политиче­ского союза, объединенная Германия показала себя мощной и влиятельной силой. В переговорах по ЭВС Делору требовалась поддержка Франции, чтобы пре­одолевать германскую тактику проволочек, тогда как в своих стараниях продвинуться к политическому союзу он опирался на Германию, помогавшую выправлять французский крен в сторону межправительственного подхода к делу. Коль никогда не уставал напоминать своим партнерам, что Германия не сможет проглотить Валютный союз, если он не будет смягчен политичес­ким единением. Немецкие политики толковали об «ок­не возможностей», ограниченном отрезке времени, в те­чение которого другие европейцы могли бы использо­вать и свои страхи перед немцами, и европейский энтузиазм самих немцев, связав всех более глубокими союзническими обязательствами. Политическая элита Германии давно утвердилась во мнении, что собствен­ный интерес их страны требовал европейской интегра­ции. Сообщество представлялось им приемлемым, нена­ционалистическим средством, позволявшим Германии добиться большего могущества.

-306-

-307-

На Люксембургском саммите в июне 1991 года Коль объявил о новых заботах Германии. На страну обрушился поток искателей убежища от хаоса в Восточной Европе и на Балканах. Либеральная конституция не позволяла Гер­мании отказать им в приеме, и Коль обращал свой взор к ЕС в надежде на какое-то решение проблемы. Он призвал к выработке общей политики предоставления убежища, выдачи виз и иммиграции и выдвинул план с<