Величайшее достижение Делора
Делор получил в наследство бюрократию, совершенно не похожую ни на одну национальную администрацию. В большинстве демократических стран гражданская служба выполняет чисто управленческую роль, тогда как выборные правительства выступают с политическими инициативами и принимают большие решения. Евроко-миссия проводит в жизнь политику Европейского союза, например, управляет оказанием помощи регионам, и добивается соблюдения законов и договоров, при необходимости привлекая правительства к ответственности перед Европейским судом. Но также от имени Союза она ведет переговоры с другими странами, например, о заключении торговых соглашений или по поводу их заявок на вступление в ЕС. Ей же принадлежит монопольное право предлагать европейские законы.
Комиссия, таким образом, представляет собой политическую гражданскую службу с собственным кругом обязанностей. В ее повестке дня всегда стояли и, по-видимому, будут стоять задачи преимущественно федерального значения, поскольку интересам Комиссии соответствует более тесное объединение Европы. Полномочия, данные этому учреждению, находятся в руках комиссаров, которых ко времени прибытия Делора насчитывалось 14. Каждое крупное государство назначает двух комиссаров, а малые страны по одному (комиссаров стало 17 после вступления в ЕЭС Испании и Португалии в январе 1986 года).
В начале первого срока своего пребывания на посту председателя Комиссии, — с января 1985 по декабрь 1988 года, — Делор обнаружил, что экономические взгляды некоторых влиятельных коллег сильно расходятся с его собственными. Лорд Артур Кокфилд, бывший британский министр торговли и единомышленник Тэтчер, стал комиссаром по делам единого рынка. Личное обаяние, задиристость и вера в рыночные силы отличали бывшего генерального прокурора Ирландии Питера Сазерлэнда на посту комиссара по развитию конкуренции. Бельгиец Вилли де Клерк, ведавший торговлей, и итальянец Ло-ренцо Натали, который вел переговоры с Испанией и Португалией — и который, имея за плечами восемь лет службы в Комиссии, выступал в роли мудрого дядюшки-наставника, — были не столь горячими приверженцами либерализма. Но во всяком случае среди комиссаров не было ни одного социалиста.
Осень 1984 года Делор провел в поисках Великой
идеи, которая позволила бы ЕЭС обрести второе дыхание.
Он размышлял о реформе институционального устройст
ва, о Валютном союзе, о более тесном сотрудничестве в
делах обороны и об экономическом возрождении на осно
ве законченного образования внутриевропейского рынка.
Он посетил все столицы, чтобы обсудить эти идеи. Лишь
внутриевропейский рынок находил себе поддержку всех
десяти правительств. / ?
-104-
- 105
Той осенью в Брюсселе Делор встретился с группой официальных лиц и промышленников, приглашенных Максом Конштаммом, бывшим главным помощником Монне. После смерти Монне в 1979 году Конштамм стал одним из хранителей священного огня федерализма. Собранная Конштаммом группа посоветовала Делору сделать создание внутриевропейского рынка первоочередной задачей и составить на восемь лет вперед (срок работы двух комиссий) расписание действий, необходимых для достижения этой цели. Идею расписания подсказывал Римский договор с его 12-летней программой создания таможенного союза. Группа предупредила Делора, что на пути к общему внутриевропейскому рынку в Совете министров потребуется чаще принимать решения большинством голосов. В то же время Виссе Деккер, президент компании Philips, выступил несколько раз с призывами к 1990 году устранить в ЕЭС внутренние барьеры.
Делор подхватил Великую идею, время которой как раз приспело. Маргарет Тэтчер была на вершине своего могущества и горячо желала, чтобы ЕЭС наметил себе практичную и либеральную цель. В Западной Германии коалиция христианских и свободных демократов, если и не на деле, то в принципе, выступала за свободу рынков. Французские социалисты развернулись в сторону благоприятствования бизнесу и финансового дерегулирования. Коалиции политических сил, склонявшихся вправо, стояли у власти в Голландии, Бельгии, Италии и Дании. Идеи приватизации, снижения налогов и конкуренции носились в воздухе. И самое главное, в ЕЭС увеличился годовой экономический показатель роста. При среднем показателе за период 1982-1984 годов 1,6 он вырос до 2,6 за годы 1985-1987, а в 1988-1990 составил 3,6. Сообщество всегда процветало в периоды стремительного подъема и погружалось в застой при спаде.
14 января 1985 года Делор объявил Европейскому парламенту, что Комиссия намерена убрать к концу 1992 года все внутренние барьеры в ЕЭС. Он указал на факт ин-
-106-
ституционального паралича и вину за него возложил на процедуры принятия решений, требовавшие единогласия. Он сказал, что справиться с этой бедой в рамках существующих нормативных правил можно, если правительства согласятся не прибегать к люксембургскому компромиссу. Но этого недостаточно: нужен новый договор.
Делор не выказывал восторгов по поводу единого рынка, ибо он был прирожденным сторонником дерегулирования. Он считал, что единый рынок остановит упадок Европы, прекратит ее экономическое отставание от Америки и стран Азии. По поводу места Европы в мире Делор проявлял озабоченность, сходную с переживаниями де Голля в отношении Франции. Будущее Европы безнадежно, заявил он Парламенту, если она не научится
говорить в один голос и действовать сообща.... Но способны ли на такое мы, европейцы? Возьмем ли вопрос об устойчивости валют, взглянем ли на запретительные процентные ставки, обратим ли внимание на скрытый протекционизм, на сокращение помощи беднейшим странам, всюду ответ: нет, Европа не знает, как идти вперед, как влиять на ход событий.
Речь Делора имела именно тот результат, какого он добивался на протяжении четырех лет своей работы в Комиссии. «Европейское социальное пространство» выдвигалось в ряд первоочередных целей.
Что с нами станет, если мы не сблизим хотя бы в минимальной степени наши правила социальной жизни? Что мы видим уже сейчас? Некоторые государства-члены и некоторые компании стараются... захватить преимущества перед своими конкурентами за счет того, что следует назвать социальным отступлением.
В ближайшие четыре года денежного союза не создать. Однако «существенное укрепление валютного сотрудничества и контролируемое расширение роли экю — это нам по силам, а тогда можно было бы отыскать и столь желанные для нас пути к Экономическому и валютному союзу».
- 107-
Намеченный Делором план создания общего рынка не мог быть воплощен в жизнь без выполнения трех условий. Деловые люди должны были осознать смысл поставленной цели и мобилизовать силы на ее достижение. Комиссия должна была выступить с пакетом продуманных и практичных предложений. А правительствам надлежало позаботиться, чтобы эти предложения стали законами.
Воображение не только деловых кругов и банкиров, но и широкой публики захватил лозунг «1992». Лорд Кокфилд утверждает, что это он придумал назначить крайний срок на конец 1992 года. Паскаль Лами, в то время начальник канцелярии Делора, говорит, что дата-лозунг родилась на совещании с участием Делора, его самого, Гюнтера Бургхардта (тогда заместителя начальника канцелярии) и Франсуа Ламурё (эксперта Делора по институциональному устройству) после того, как они последовательно отказались от сроков 1990, 1995 и 2000. Как Делор, так и Кокфилд говорят, что они выбрали 1992, потому что таким образом для достижения цели отводились два срока работы Комиссии.
Делор мало чего ждал от 62-летнего Кокфилда. Ни тому, ни другому не удалось добиться избрания в свои национальные парламенты, но во всем остальном между собой они имели мало общего. Мишель Петит, поработавший в канцеляриях и того, и другого, говорит, что нельзя было бы найти двух людей, более разных по складу ума.
Кокфилд — холодный картезианец, обладающий той убийственной логикой, которая постоянно толкает к крайним выводам. Устроенный таким образом ум необходим для оценки возможных последствий упразднения границ. Делор не так последователен, как Кокфилд, но он более инициативен и гибок. Делор лучше чувствует политику, и ему в большей мере дано видение будущего.
Тем не менее, французский социалист, выходец из низов, и британский аристократ-консерватор, составившие странную пару, хорошо ладили между собой и в сочетании друг с другом образовали мощную силу. «Успех
-108-
Программы-1992 в большой степени зависел от наших взаимоотношений, — говорит Кокфилд. — Делор предоставил мне продвигать ее. Я ее усыновил, запустил в действие и направлял вплоть до успешного воплощения в жизнь». Хотя Кокфилд никогда не был склонен преуменьшать собственные заслуги, такая его оценка своей роли справедлива.
Белую книгу под названием «Завершение строительства единого рынка», содержавшую 297 предложений и расписание мер по их воплощению в жизнь, Кокфилд обнародовал как раз перед Миланским саммитом, намеченным на июнь 1985 года. Первая глава была посвящена устранению физических барьеров, разделявших все страны ЕЭС. Таможенные формальности отменялись. Перевозимые растения, животные и продукты питания подлежали досмотру в месте отправления, а не на границе. Государства ЕЭС должны были отказаться от введения ограничительных квот на импорт из третьих стран.
Во второй главе речь шла об устранении технических барьеров в торговле товарами и услугами. «Взаимное признание» должно было означать, что никакое государство не могло воспрепятствовать ввозу товаров другого государства, ссылаясь на их несоответствие национальным стандартам. Всякое изделие, отвечающее стандартам какого-либо государства-члена ЕЭС допускалось к продаже в любой стране Сообщества, коль скоро оно соответствовало минимальному уровню требований охраны здоровья и безопасности, установленных директивами ЕЭС.
Белая книга предусматривала ужесточение правил
проведения тендеров на крупные государственные кон
тракты и распространение этих правил на секторы транс
порта, электроэнергии, водоснабжения и телекоммуника
ций. Принятие законов о взаимном признании дипломов
и свидетельств о профессиональной квалификации долж
но было содействовать свободе передвижения людей. В не
сколько неопределенной форме говорилось о либерализа
ции условий движения капиталов.
-109-
Одной из самых оригинальных идей Белой книги было распространение принципа взаимного признания на сферу услуг. В банковском деле, брокерском бизнесе, страховании жизни и доверительных трестов «единый паспорт» должен был позволить фирме, имеющей лицензию в одном государстве, получить регистрацию в другом и предоставлять свои услуги через границы. Авиалинии и тарифы на авиаперевозки подлежали частичной либерализации. Для компаний, занятых автомобильными перевозками, предусматривалось право действовать в любой стране ЕЭС. Телевизионным компаниям предоставлялась возможность вести вещание в любом месте ЕЭС при условии, что они будут соблюдать нормы общего приличия, выполнять правила рекламы и наполнять передачи европейским содержанием. Интеллектуальная собственность подлежала защите торговым знаком Сообщества.
Темой третьей и заключительной главы документа стали фискальные барьеры. Если пограничный контроль снимается, а ощутимые различия в ставках НДС и размерах пошлин остаются, покупатели извратят движение торговых потоков, скапливаясь в странах с низкими налогами. Поэтому Кокфилд предлагал сблизить налоги на добавленную стоимость и уровни взимаемых пошлин. Создаваемая в ЕЭС система сбора налога с добавленной стоимости устанавливала, что при экспорте товаров из одного государства Сообщества в другое, в стране происхождения пошлины с них не взимаются, на границе об этом делается отметка, а в стране назначения с них уплачивается НДС. Кокфилд хотел отменить пограничный контроль за счет сбора НДС в стране происхождения товара; для всей внутриевропейской торговли он имел в виду ввести обычный режим внутренней торговли западного государства. При такой системе доходы от НДС из стран с большими объемами импорта переместились бы в страны, преимущественно экспортирующие. Поэтому Кокфилд предлагал учредить своего рода клиринговый дом для уравновешивания доходов, чтобы ни одна сторона ничего не теряла.
-110-
Все предложенное в Белой книге, кроме системы сбора НДС, вошло в 1993 году в законы. Правительства не поддержали идеи клирингового дома и сконструировали временную систему, которая стала действовать с января 1993 года. Она предусматривает сбор НДС в стране происхождения товара, но потребовав от компаний сообщать налоговым властям о своих торговых связях с другими странами, позволила покончить с проверкой на границе. Полностью ввести систему Кокфилда правительства решили в 1997 году.
У Комиссии было желание, чтобы государства-члены отменили паспортный контроль на своих границах друг с другом, но в Белой книге об этом ничего не было сказано за отсутствием на то юридических полномочий. Великобритания, Ирландия и Дания решили паспортный контроль сохранить, тогда как остальные девять государств, подписавших Шенгенское соглашение (по названию деревушки в Люксембурге), собирались его отменить.
Кокфилд и его сотрудники написали большую часть Белой книги, хотя Делор внес в нее разделы о корпоративном праве и сближении ставок НДС. Более существенным вкладом председателя была полная энергии и энтузиазма пропаганда Программы-92. Он выступал на многих конференциях работодателей и регулярно участвовал в работе Европейского круглого стола, группы промышленников, которую возглавлял тогда руководитель Volvo Пер Гилленхаммар. Среди тех, кого обхаживал Делор, были Жан Солвэ из фирмы Solvay, Жан-Луи Беффа из группы Saint-Gobain, Карл-Хейнц Каске от Siemens — и все они выступали сторонниками планов Комиссии.
Оказывая поддержку Белой книге, Делор должен был «проглотить» большие, чем ему хотелось бы, дозы дерегулирования. Госпоже Тэтчер, напротив, более всего нравились положения о либерализации финансовых услуг. Она ворчала насчет того, что меры, предусматриваемые в разделах о пограничном контроле и косвенных налогах, способны подорвать национальный суверенитет.
-111-
Вскоре она жаловалась, что Кокфилд стал жертвой «чужого влияния». «Кокфилд утратил любовь Тэтчер и завоевал любовь Делора», — вспоминает ее дипломатический советник Чарльз Пауэлл.
Единый рынок Тэтчер считала самоцелью. Для Делора же и Кокфидда, как разъяснялось в заключительных положениях Белой книги, единый рынок был только средством достижения цели. «Как таможенный союз должен был предшествовать экономической интеграции, точно так же экономическая интеграция должна предшествовать европейскому единству». В 1993 году, выступая на французском радио, Делор говорил, с некоторым преувеличением, что «если бы задача сводилась к созданию единого рынка, я не пошел бы в 1985 году на эту работу. Мы здесь не для того, чтобы создавать единый рынок — это меня не интересует, — а для того, чтобы создать политический союз».
Возможно, единый рынок и не интересовал Делора, но он разглядел стратегическое значение этого начинания, способного получить поддержку сил, представляющих почти все оттенки политического спектра. Делор предвидел, что он будет иметь не только экономические, но и политические последствия. Как только в программе Сообщества появится такая амбициозная задача, давление в пользу институциональной реформы станет расти. Лучше многих британских политиков Делор понимал, что, если европейские страны хотят иметь эффективно работающий рынок с честной конкуренцией и без национального протекционизма, они должны будут передать Сообществу значительную часть своего суверенитета.
Мышь зарычала
Испания и Португалия добивались вступления в Сообщество с 1970-х годов. Переговоры об их приеме стали для нового председателя Комиссии первым крупным вызовом и позволили раскрыться как лучшим, так и худшим его качествам. В феврале 1985 года по завершении
-112-
очередного заседания Делор предстал перед группой испанских тележурналистов. Он подверг испанцев критике за их притязания и недостаточно широкий взгляд на вещи. «C'est аи pied du mur qu 'on rencontre les masons», — объявил он с презрительным видом. Эта французская пословица (буквально: каменщиков надо искать у основания стены) означала, что мы, мол, еще посмотрим, хватит ли им прочности, когда пойдут трещины. Однако в Испании многие телезрители посчитали, что Делор их оскорбил, назвав не более чем строительными рабочими. «Похоже, он пропустил стаканчик-другой, — вспоминает один испанский дипломат. — Как бы там ни было с вином, но его вспышка гнева была расчетливо разыграна, чтобы смягчить нашу позицию на переговорах».
Испанцы вскоре простили Делору его вину, поскольку он проявил свою бесподобную способность отыскивать почву для компромиссов там, где другим это не удавалось никак. В марте Делор выступил с пакетом предложений, включавшим «Сводную средиземноморскую программу» (региональной помощи странам оливкового пояса), предусматривающую скидки на взносы в общий бюджет и ряд хитроумных форм отчетности по рыболовным квотам, что в совокупности снимало разногласия между странами Иберийского полуострова и десятью государствами Сообщества.
Обнародованный в том же месяце доклад Дуджа разжег межправительственную битву по поводу будущего Сообщества. Предстоявшее в июне на саммите в Милане завершение срока своего председательства в ЕЭС Италия рассчитывала отметить созывом конференции для пересмотра Римского договора. Поддерживали Италию только страны Бенилюкса. Джеффри Хау, британский министр иностранных дел, возглавил контрнаступление, ставящее целью усовершенствовать правила принятия решений без изменения договора. Он предлагал, чтобы правительства заключили джентльменское соглашение, по которому в случае своего несогласия с законами о внутриевропеиском
-113-
рынке они воздерживались бы от голосования, а не пускали в ход люксембургский компромисс. Предложил он также заключить новый договор о Европейском политическом сотрудничестве, который бы нормативно закрепил существующую практику и вобрал в себя некоторые рекомендации доклада Дуджа. В начале июня на встрече министров иностранных дел в итальянском городе Стреза большинство высказалось в поддержку Хау.
За день до начала встречи в Милане Франция и Германия обнародовали проект договора о Европейском союзе, предусматривающий введение должности генерального секретаря, облеченного расширенными полномочиями для руководства внешней политикой союза. Этот план привел Делора в бешенство, поскольку положенный в его основу «межправительственный» подход к делу естественным образом подрывал значение Комиссии. «Я это прочитал и, разъяренный, помчался к Миттерану и сказал ему: "налицо план Фуше". Это было равносильно оскорблению, и он проект отозвал». Большинство правительств отвергло затею по тем же основаниям.
Когда итальянский премьер-министр Беттино Кракси открыл 28 июня встречу в верхах, британский план джентльменских соглашений оказался в центре дебатов и, по всем признакам, его должны были принять. Тэтчер, однако, без околичностей заявила, что, поскольку пересмотр договора возможен лишь на основе единогласия, а Британия выступает против, ничего подобного произойти не может. После этих резких слов поддержка британских предложений стала угасать. К великому неудовольствию Гэррет Фицджеральд, премьер-министра Ирландии, Тэтчер неоднократно повторяла: «мы с ирландцами полагаем...». Хау вспоминает:
Ее тон понравился Андреасу Папандреу, премьер-министру Греции, как понравился он и датчанам. Мы стали частью кровожадного меньшинства вместо того, чтобы сотрудничать с нашими партнерами в поисках общих решений. Так что мы спровоцировали Кракси.
-114-
Делор говорил, что если ЕЭС всерьез намерено воплощать в жизнь предложения Белой книги по внутриев-ропейскому рынку, в договор необходимо внести изменения. Даже если правительства согласятся не прибегать к люксембургскому компромиссу, для большинства предложений Белой книги, потребуется, согласно Римскому договору, единогласное утверждение. Он напомнил, что закону, позволяющему архитекторам работать в любой стране ЕЭС, потребовалось 15 лет, чтобы пробиться через Совет министров, и что закон о проверке (межфирменных) слияний «торчит там с 1973 года». Он предложил немедленно внести в три статьи Римского договора поправки, которые позволили бы совету принимать большинством голосов решения по всем законам, касающимся единого рынка, и наделили бы Европейский парламент полномочиями вносить дополнительные изменения. Де-лор предложил внести эти поправки в договор о приеме Испании и Португалии, который был подписан 12 июня, но еще подлежал ратификации.
Выступление Делора отвратило собравшихся от поддержки британской политики сохранения договора в неизменном виде. Подводя итоги первого дня встречи, Кракси поддержал план Делора и попросил министров подготовить к завтрашнему заседанию предложение о поправках к договору. Однако Великобритания, Греция и Дания дали ясно понять, что на любые поправки наложат вето. Поэтому ночью Джулио Андреотти, министр иностранных дел Италии, с помощью служащих Делора подготовил альтернативное предложение, для принятия которого единогласие не требовалось.
Открывая заседания второго дня встречи на высшем уровне, Кракси пошел на беспрецедентный шаг. По наущению Андреотти, Кракси поставил на голосование вопрос о созыве межправительственной конференции (МПК). Статья 236 Римского договора гласит, что Совет министров может принять решение о созыве МПК простым большинством голосов. Ошеломленная Тэтчер воз-
-115-
разила, сославшись на то, что Европейский Совет всегда действует на основе консенсуса. Поул Шлютер, датский премьер, заговорил о насилии, а Папандреу — о государственном перевороте. Но семеро, включая Коля и Миттерана, проголосовали за МП К.
В июле подошла очередь Люксембурга быть председателем ЕЭС, и вместе с секретариатом Совета министров он занялся проведением межправительственной конференции. С сентября в рамках МПК состоялось несколько встреч министров иностранных дел и их помощников. Испания и Португалия присутствовали в качестве наблюдателей. Их предстоявшее вступление в ЕЭС подкрепляло доводы в пользу порядка принятия решений большинством голосов: двенадцати государствам добиться единогласия было бы труднее, чем десяти.
Формально Комиссии никакой роли на МПК не отводилось, но Делор присутствовал на заседаниях министров иностранных дел, а Эмиль Ноэль, генеральный секретарь Комиссии участвовал в работе чиновников аппарата. Делор, Ноэль и Ламурё самостоятельно, без консультаций с комиссарами, готовили проекты выступлений от имени Комиссии.
В первые недели конференции набор предложений Комиссии позволил определить повестку дня и удержал многие правительства от выдвижения собственных идей. Первый доклад Делора, проект главы о внутриевропей-ском рынке, понравился англичанам, поскольку в нем подчеркивалась важность Программы-1992. Англичане, начинавшие с возражений против пересмотра договора, теперь стали склоняться к мысли, что из МПК может выйти что-нибудь путное.
Делор представил проекты статей об охране окружающей среды, исследованиях и «сплочении» (содействии развитию отсталых регионов), то есть о сферах деятельности, в которых ЕЭС проявлял активность, хотя в Римском договоре о них не говорилось ни слова, а также проект статьи о Европейском парламенте. Он отстаивал
ту точку зрения, что как только министры введут порядок принятия решений большинством голосов, надо будет расширить полномочия Европейского парламента, потому что у национальных парламентов не останется рычагов воздействия на исход голосования. На этом основании он предложил «процедуру сотрудничества», которая позволяла бы Европарламенту навязывать определенные поправки Совету министров, коль скоро Комиссия их принимает, а совет в своих возражениях не единодушен.
До конца ноября Делор придерживал свой проект главы об Экономическом и валютном союзе (ЭВС). В нем утверждалась сложившаяся практика Европейской валютной системы и содержалось положение, позволявшее правительствам единогласно принять решение об образовании самостоятельного Европейского валютного фонда — зачаточной формы центрального банка. Для немцев, англичан и голландцев это было чересчур — допускать в договоре какие бы то ни было упоминания об ЭВС они не хотели.
Министры иностранных дел выводили Делора из себя длинным списком оговорок, которые они вносили в его предложения о едином рынке, и заменой определения конечной цели как «пространства без границ» расхожим выражением «общий рынок». На заседании министров иностранных дел, состоявшемся 25 и 26 ноября, Делор с неудовольствием отметил, что в тексте образовалось «дырок больше, чем в Грюйере [швейцарском сыре]», и пригрозил бойкотировать оставшуюся часть конференции. Делор повидался с Колем и Миттераном — и не безрезультатно. На следующем заседании министров на основе совместной франко-германской инициативы была восстановлена его версия главы о внутриевропейском рынке.
Межправительственная конференция завершилась 2-3 декабря в Люксембурге. Делор помог Миттерану и Колю договориться о неформальной сделке: Германия, изменив Великобритании, согласится на скромное упоминание об ЭВС, а Франция признает принцип свободного дви-
116-
-117-
жения капиталов. Таким образом, новая преамбула договора должна была перекликаться с принятым в 1972 году обязательством о «постепенном образовании Экономического и валютного союза». В главе, названной «Сотрудничество в экономической и денежной политике (Экономический и валютный союз)», всего в 110 словах излагалось, что для любых перемен в денежных институтах Европы потребуются решения МПК.
Глава об ЭВС и многое другое в новом договоре привели в ярость Тэтчер, которая была на грани применения вето. К концу второго и последнего дня конференции, совсем близко к полуночи, собственное министерство иностранных дел убедило ее, что крушение встречи в верхах не послужит интересам Британии. Главы десяти правительств одобрили два документа: пересмотренный Римский договор о Европейском экономическом сообществе и новый межправительственный договор о Европейском политическом сотрудничестве.
После саммита Тэтчер заявила на пресс-конференции, что содержащиеся в договоре слова об ЭВС ровным счетом ничего не значат, а будь, мол, это не так, она бы никогда под ними не подписалась. В глазах Делора, однако, эта крохотная статья смотрелась вехой на пути в будущее. «Это похоже на сказку про то, как потерявшийся в лесу мальчик-с-пальчик бросал белые камешки, чтобы по ним его могли отыскать. По пути я разбрасывал белые камешки, чтобы мы могли снова выйти на дорогу к Валютному союзу».
Несмотря на упоминание об ЭВС, новый договор далеко не отвечал федералистским устремлениям Делора. Наутро после конференции Делор обрушил на собравшихся министров иностранных дел назидательную речь, полную упреков за то, что они не смогли ответить на брошенный им вызов сделать что-нибудь для Европы и произвели на свет «нечто чудовищное». Он пытался возобновить разговор на смутную тему «комитологии», которую он — но никто больше — считал чрезвычайно важной. Де-лору хотелось бы видеть в договоре четкое указание, что
-118-
Комиссия, а не представители национальных бюрократий, должна иметь решающее слово в комитетах, управляющих единым рынком. Министры оставили его слова без внимания.
Тем не менее, когда 19 декабря министры снова собрались, чтобы причесать текст, Делор убедил их, что если межправительственный документ о Европейском политическом сотрудничестве так и будет существовать отдельно от нового договора, это может ослабить институциональные принципы Сообщества. Поэтому они объединили оба документа, связав их общей преамбулой, которая повторяла федералистскую риторику Штутгартской декларации и подчеркивала общность задач ЕПС и Сообщества в строительстве союза. Министры приняли также предложение Делора именовать всю связку документов Единым европейским актом или просто Единым актом, чтобы подчеркнуть неразрывность обеих составляющих его частей.
Единый акт не мог вступить в силу прежде, чем его ратифицируют все 12 государств. В десяти из них это было сделано парламентским голосованием. Датчане провели в 1986 году референдум и одобрили Единый акт 56 процентами голосов. В Ирландии референдум состоялся в марте 1986 года, и 70 процентов его участников тоже сказали «да». Единый европейский акт вступил в силу, 1 июля 1987 года.
Новый договор привлек к себе мало внимания вне кругов евробюрократии. Тэтчер назвала его «скромным решением». Журнал «The Economist» определил его как «улыбающуюся мышь», имея в виду, что при всех содержавшихся в нем добрых намерениях, сам по себе он был настолько мелким событием, что не мог иметь сколько-нибудь существенного значения. Немногие политики или обозреватели допускали, что договор изменит природу Европейского экономического сообщества, самое название которого новый договор сделал устаревшим, заменив его на Европейское сообщество (ЕС).
-119-
Но мышь была с острыми зубами. Глава о едином рынке обязывала ЕС к концу 1992 года устранить все вну-триевропейские барьеры. Совету министров предстояло решать проблемы единого рынка «квалифицированным большинством голосов», хотя в том, что касается свободного передвижения людей, прав наемных работников или налогообложения, сохранялось правило единогласия. С учетом принятой в совете сложной системы взвешенных голосов квалифицированное большинство означает, что три страны — две крупные и одна небольшая — могут наложить вето на любой закон. Решения по законам об охране здоровья и безопасности работников на производстве должны были отныне приниматься квалифицированным большинством. Новые главы, посвященные охране среды, сплочению, исследованиям и конструкторским разработкам и Парламенту, — с применением ко всему этому «процедуры сотрудничества» — более или менее соответствовали первоначальным предложениям Делора.
По договору о Европейском политическом сотрудничестве (ЕПС) 12 государств брали на себя обязательство «стараться совместно формулировать и осуществлять европейскую внешнюю политику», проводить взаимные консультации и учитывать интересы друг друга, прежде чем совершать какие-либо действия. Они должны были сотрудничать в решении политических и экономических вопросов безопасности. Комиссии надлежало «в полной мере ассоциироваться» с ЕПС, которое будет иметь в Брюсселе свой секретариат.
Будь то мышь или чудовище, но Единый европейский акт оказался приемлемым для правительств с определенно разным видением долговременных целей ЕС. Южные страны, те, что победнее, надеялись — не безосновательно, как оно получилось на деле, — что в статьях о региональной политике появятся конкретные обязательства о выделении денег. Прагматичные британцы и датчане полагали, что Акт предназначен главным образом для выполнения Программы-1992. Более идеалис-
тично настроенные государства-основатели на первый план ставили разделы, посвященные ЭВС и Европейскому парламенту, и смотрели на договор, как на ступеньку лестницы, ведущей в Европу, устроенную на более федеративных началах. Несмотря на свою вспышку после Люксембургского саммита, Делор признавался: «Я знал, что если договор пройдет, это станет важным событием и историки в один прекрасный день обнаружат у мыши высокие достоинства».
Сейчас о Едином европейском акте он говорит с нежностью отца, наблюдающего, как его отпрыск становится звездой. Он говорит, что хотел
сделать договор в стиле того, что лежит в основе Сообщества угля и стали, деловым, то есть без излишеств. [Единый акт] получился четким — в отличие от Маастрихтского договора. Мы ясно сказали, что нам следует и чего не следует делать.
Единый акт отличается, как он говорит, ясностью и четкостью, которых нет в гораздо более пространных Римском и Маастрихтском договорах. Но представление Делора, будто Единый акт на 85 процентов написан им и его сотрудниками, — преувеличение. Другие участники той межправительственной конференции полагают, что правильнее было бы говорить о 60-70 процентах.
Лишь когда Единый акт вступил в силу, политические деятели Европы начали осознавать, как основательно изменил он распределение власти, сместив ее от национальных правительств к учреждениям Сообщества — и к Комиссии от Парламента. Новые статьи договора определили новые «предметы ведения» Комиссии — сферы, в которых она могла предлагать законы. Еще важнее было то, что расширение круга вопросов, решать которые можно было большинством голосов, открыло дорогу к превращению в законы гораздо большему числу предложений Комиссии. Пока действовало правило единогласия, мало кого интересовали проекты Комиссии, ибо они редко могли пройти через Совет министров.
- 120-
-121-
Брюссельский царь
Успехи Программы-1992 и Единого европейского акта были неразрывно связаны между собой. Не было бы Единого акта без Белой книги Кокфилда. Точно так же многие из предложений Белой книги не были бы осуществлены, не будь новых правил голосования, введенных Единым актом.
Делору единый рынок и Единый акт представлялись двумя составными частями того, что он называл «триптихом» реформ. Согласованный в феврале 1988 года бюджетный «пакет Делора» он считал не менее важным, чем два другие достижения его первой Комиссии. Под председательством Делора Сообщество продвинулось к федеративному устройству по двум направлениям. На основании институциональных изменений и новых законов государства передавали ряд своих полномочий институтам ЕС. Они также переводили деньги из собственных бюджетов в бюджет Сообщества.
Наиболее трудно улаживаемые споры внутри Сообщества всегда касались денег. Ничто не поглощало столько времени и энергии, не требовало столько доброй воли, сколько ежегодные бюджетные дрязги с участием государств, Комиссии и Европейского парламента. Около двух третей бюджета приходилось на Общую сельскохозяйственную политику (ОСП). Она оказывала поддержку фермерам, обещая покупать их продовольственную продукцию по искусственно завышенным ценам даже при отсутствии спроса. Такое стимулирование перепроизводства вело к тому, что хранилища были забиты зерном, говядиной и маслом. ОСП субсидировала экспорт этих излишков, продававшихся по бросовым ценам на рынках стран третьего мира, что время от времени ударяло по жизненному уровню тамошних крестьян.
На Лондонском саммите 5 и 6 декабря 1986 года Де-лор сделал подробный доклад о состоянии финансов ЕС, сказав в заключение, что в течение года им грозит полный
- 122 -
крах. Тэтчер попросила его разработать план для решения ряда проблем, в том числе растущих затрат на хранение сельскохозяйственных излишков, а также требований бедных стран об увеличении фондов структуризации и общих размеров бюджета.
До этого между Делором и Тэтчер поддерживались вполне хорошие отношения. Она едва ли могла быть противницей той ставки, которую делал Делор на единый рынок. Впервые нелады между ними возникли на совместной пресс-конференции по окончании Лондонского саммита. Тэтче