Социально-экономический строй.
Хотя осваивалась Америка разными европейскими державами и в разные исторические эпохи, тем не менее социально-экономический строй в колониях определялся не различиями между колонизаторами, а прежде всего природно-климатическими и демографическими особенностями колонизуемых территорий. Так, на расположенных в тропиках и субтропиках островах Карибского бассейна, побережье Венесуэлы, Новой Гранады (современная Колумбия), Бразилии и в Гвиане до появления европейцев проживали индейские племена охотников, собирателей и примитивных земледельцев, мало или вовсе не пригодные для эксплуатации. И независимо от того, достались ли эти земли иберийским колонизаторам или же англичанам, французам, голландцам, здесь повсеместно коренное население исчезло; основой же экономики стало плантационное хозяйство, доставлявшее Европе тростниковый сахар, хлопок, какао, кофе и другие тропические культуры, а для работы на плантациях из Африки завозились чернокожие рабы.
Безжалостно истреблялись кочевые племена индейцев также в умеренных и близких к ним климатических зонах, как то: на Ла-Плате, в Чили, юго-западных районах Бразилии, на севере Мексики. И хотя хозяйничали на этих территориях иберийцы, здесь складывались крупные центры скотоводства и хлебопашества, которые и по этническому составу населения мало чем отличались от английских, французских, голландских переселенческих колоний в Северной Америке, Южной Африке, Австралии или Новой Зеландии.
Иное дело захваченные Испанией центральные и южные Мексика и Новая Гранада, Гватемала, Сальвадор, Перу (ныне Перу и Боливия). Их сказочные богатства составляли не только месторождения золота, серебра, изумрудов, но и коренное население, создавшее высокоразвитые индейские цивилизации майя, ацтеков, инков, чибча. Эти народы находились на той ступени общественного развития, которая была характерна для древних стран Востока с азиатским способом производства и государством в форме деспотии. Они обладали тысячелетними трудовыми навыками в земледелии, ремеслах, горнодобыче, были привычны к эксплуатации своей государственной бюрократией и представляли для колонизаторов ценную рабочую силу. Разумеется, зверства испанцев случались и здесь, но все же общим правилом их поведения было стремление использовать в своих интересах общинную организацию и обычаи аборигенов, точно так же как в похожих условиях Индонезии, Индокитая, Индии или Ближнего Востока поступали голландские, французские и английские колонизаторы.
Начальной формой эксплуатации индейской общины была энкомьенда, заключавшаяся в передаче отличившимся конкистадорам некоторого числа общин на «попечение». Индейцы продолжали вести хозяйство на общинной земле под управлением своих вождей - касиков или кураков, но за «опеку» отдавали часть произведенного продукта и оказывали «личные услуги» конкистадорам, трудясь на принадлежавших тем полях, приисках, мануфактурах, в рудниках или по дому. По форме это были те же «азиатские» повинности, которые прежде общины несли в пользу своей знати и государства. И оброк, и отработки индейцев предприимчивые «попечители» использовали не только для личного потребления, но и как товары, в том числе продавая отработки своих индейцев тем из колонистов, которые энкомьендой не обладали.
Когда численность предпринимателей выросла, а индейцев - сократилась и общая нехватка рабочих рук начала вызывать недовольство у арендаторов «личных услуг», эта система была изменена так называемыми Новыми законами (40-е годы XVI в.). Число энкомьенд резко сократилось, а у их владельцев было отнято право на «личные услуги». Общинное землевладение укреплялось установлением минимальных размеров пашни и эхидо - общинного пастбища. Подавляющее большинство общинников оказалось под непосредственной опекой короны и облагалось подушной податью в денежной форме. В основном деньгами предписывалось взимать и оброк в энкомьендах.
Вынужденные добывать деньга общины втягивались в товарно-денежные отношения различными способами. Наиболее распространенный из них опять-таки опирался на «азиатскую» традицию индейской общины, состоявшую в том, что в доколумбовые времена индейцы-общинники, подобно древним египтянам, поочередно отбывали трудовую повинность на строительстве пирамид, храмов, каналов, дорог и других объектов общегосударственного значения. Отменив «личные услуги», колониальные власти организовали отправку индейцев тоже на «общие» работы и даже сохранили индейские названия такой повинности - мита в Южной Америке, коатекиль в Мексике и т. п. Однако число рекрутов и продолжительность отработок увеличились, а местом их отбывания стали главным образом рудники, владельцы которых обязывались оплачивать труд индейцев через общинные кассы. Эта система оставалась главной формой эксплуатации индейской общины в Испанской Америке до начала XVIII в.
Негры-рабы и индейское общинное крестьянство были самыми угнетенными, но не единственными общественными классами, составлявшими основание социальной пирамиды в колониях. Хотя европейцы устремлялись в Новый Свет ради быстрой наживы и крупные состояния действительно случалось сколотить как знатному дворянину Эрнану Кортесу, покорителю Мексики, так и неграмотному в прошлом свинопасу Франсиско Писарро, завоевателю Перу, большинство переселенцев и их белых потомков, креолов, оставались все же бедняками. Вместе с группами смешанного населения - метисами, мулатами, самбо или вольноотпущенными неграми и покидавшими общины индейцами - белые бедняки иногда наделялись мелкими парцеллами, а чаще самочинно оседали на реаленговых (королевских) пустырях, ведя мелкотоварное, полу- и полностью натуральное крестьянское хозяйство, охотились на одичавший скот, становились арендаторами в крупных поместьях, нанимались на сезонные работы в деревне, занимались мелкой торговлей и ремеслами в городах, трудились в горнодобывающих центрах, перебивались случайными заработками. Вся эта социально и этнически пестрая масса свободного мелкого крестьянства и городских низов также подвергалась эксплуатации, но в иных формах и иной степени.
Верхнюю ступень общества занимали высшие чиновники колониального аппарата и церкви, владельцы золотых приисков и рудников, преуспевавшие торговцы, судовладельцы и промышленники, крупные землевладельцы, к числу которых в Иберо-Америке относились католическая церковь и монашеские ордена. Поскольку недра принадлежали короне и только сдавались в аренду, самой надежной и престижной собственностью считалась недвижимость, в первую очередь земля. Собственность на нее сохраняла родимые пятна феодального права в течение всей колониальной эпохи, так как легальным каналом ее получения оставалось лишь королевское пожалование. Но и в XVI в. частные лица через четыре года после пожалования обретали полные права на участки и могли распоряжаться ими как угодно, в том числе продавать. В испанских колониях, кроме того, с 1591 г. нелегальные пользователи землей могли узаконить владения за определенную плату в казну; ас 1631 г. пожалование и плата в казну осуществлялись одновременно, что фактически напоминало уже продажу земли в частную собственность. Неотчуждаемыми и неделимыми, помимо земель индейских общин и реаленговых пустырей, оставались обширные церковные владения и немногочисленные майораты.
Хозяйства частных лиц, за исключением отдаленных и изолированных районов, создавались с самого начала в основном для производства товаров на внешний и внутренний рынок. Распространялся в колониях и наемный труд, особенно в горнодобыче ряда районов Мексики и в сельском хозяйстве Иберо-Америки. Однако слабая заселенность Нового Света, наличие там громадных массивов незанятой земли да и сам раннекапиталистический характер эпохи препятствовали массовой экспроприации непосредственных производителей и формированию рынка дешевой рабочей силы, и, как следствие, наемные рабочие руки обходились слишком дорого. Так, например, в XVIII в. шахтеры мексиканских серебряных рудников получали за свой труд до восьмой части добытого серебра и не раз забастовками срывали попытки хозяев снизить эту долю или заменить ее денежной формой заработной платы. По этой причине в чистом виде наемный труд применялся редко и чаще там, где (как, например, в экстенсивном скотоводстве) требовалось немного работников. Зато широкое распространение во всех отраслях производства получили либо смешанные формы эксплуатации - например, привязывание работников к хозяевам долговой кабалой, принуждение общинников к оплачиваемому труду (мита), либо даже прямое внеэкономическое принуждение - труд каторжников из Европы, рабство негров и т. п.
Социальные различия в колониях усложнялись расовыми. Теоретически цвет кожи сам по себе не определял социального положения индивида, отчего в низших слоях общества встречались белые бедняки, а среди богатой верхушки - индейцы, владевшие крупными латифундиями, или мулаты и даже вольноотпущенные негры, которым, например, на французской части Гаити принадлежала четверть всех плантаций и пятая часть рабов. Однако белый цвет кожи имел решающее значение при занятии постов в колониальном аппарате, участии в органах местного самоуправления (аюнтамьенто и кабильдо в Испанской Америке, муниципальных палатах в Бразилии, колониальных собраниях в Британской Вест-Индии), ношении оружия и европейской одежды, доступе к образованию и т. п.
Среди белого населения имелось немало трений между выходцами из метрополий и креолами, поскольку в органах управления на уровне вице-королевства, генерал-капитанства или губернаторства господствовали первые, в то время как за вторыми оставались органы местного самоуправления и колониальное ополчение, призванное вместе с гарнизонами регулярных войск отражать внешнюю агрессию или поддерживать внутренний порядок. Но и те и другие ревностно отстаивали свои привилегии от притязаний со стороны «цветных».