Мозаичная карта из с. Мадаба (Мадеба). VI в. 39 страница
Медицина была включена в школьную программу. Ее наряду с предметами квадривиума изучали Василий Великий и Кесарий, брат Григория Богослова (PG, t. 35, col. 761—764).
В Константинопольском университете читали лекции по медицине приглашенный из Александрии Агапий, а в царствование Ираклия протоспафарий Феофил 53.
Обучали своих слушателей данному предмету и александрийские преподаватели философии: Елий, Псевдо-Давид, Стефан Афинский. Хорошо знал и нередко цитировал сочинения из Корпуса Гиппократа Олимпиодор.
Давид составил комментарий к «Прогностику» Гиппократа, а Стефан Александрийский — к трудам Гиппократа и Галена. Сергий Решайнский, завершивший свое медицинское образование в Александрии, перевел на сирийский язык ряд трактатов Галена и афоризмы Гиппократа 54.
Александрийская медицинская школа, учрежденная еще Птолемеями, в ранней Византии пользовалась огромной популярностью. Учиться в ней стремились все желающие стать врачами. Не только Сергий Решайнский но и другие знаменитые византийские медики: Оривасий, Кесарий, Иаков, {426} Аэций из Амиды, Павел Эгинский, Гесихий, Дамаский, Асклепиодот, Палладий, а также менее известные врачи получили свое образование в Александрии. Арабы, захватившие город, не закрыли медицинского училища, и оно продолжало функционировать до конца VII — начала VIII в.
Основным учебным пособием по медицине были отобранные еще в античности для школьных целей 12 трактатов Гиппократа и 16 работ Галена. Первоначально штудировали произведения последнего, а затем переходили к сочинениям первого. Свои лекции преподаватели обычно начинали с выяснения четырех главных, по их мнению, вопросов: существует ли медицина, что она собою представляет, каковы ее части и какова ее цель. После этого они приступали к изучению трудов античных медиков. От своих слушателей профессора требовали основательных знаний по математике, астрономии и философии. По словам Галена, первоклассным врачом может быть только философ, который приобрел истинно философское самообладание 55.
После завершения образования, сдачи экзаменов и предоставления соответствующих свидетельств окончившие медицинские школы могли получить государственные должности и звание старшего врача, архиатра. В большинстве своем они занимались частной практикой. Блестящую карьеру сделали Оривасий, Кесарий, Иаков, Аэций из Амиды, ставшие императорскими врачами, первый при Юлиане, второй — при Иовиане и Валенте, третий — при Льве I, последний — при Юстиниане I 56.
Некоторые из них прославились не только как лечащие врачи, но и как писатели, перу которых принадлежали популярные в Византии руководства по медицине.
Ряд медицинских трактатов оставил после себя уроженец Пергама, личный врач Юлиана, Оривасий (325—403). По поручению своего венценосного друга он подготовил не дошедшее до нас краткое изложение сочинений Галена, а также медицинскую энциклопедию, представлявшую собой собрание эксцерптов из произведений выдающихся медиков древности. Этот труд, озаглавленный «Врачебное собрание», состоял из 70 книг, из которых до нас сохранилось только 27. В нем в систематическом порядке была изложена вся сумма знаний по медицине, приобретенных предшественниками Оривасия, начиная с Гиппократа и кончая Галеном. «Врачебное собрание» пользовалось в Византии широкой известностью. Материал из него заимствовали многие авторы.
По просьбе своего сына Евстафия, занимавшегося медициной, Оривасий произвел сокращение этого обширного свода и создал пособие в девяти книгах для изучающих врачебные науки, так называемый Синопсис.
От Оривасия до нас дошла еще одна работа — «Общедоступные лекарства», в четырех книгах которой речь шла о лекарствах, изготовляемых в домашних условиях и используемых для лечения в отсутствие врача. Этот трактат, являвшийся кратким извлечением из Синопсиса, был предназначен для людей, не имевших специального медицинского образования 57.
В VI в. появилась большая медицинская энциклопедия, состоявшая из 16 книг. Она была написана Аэцием из Амиды, использовавшим массу {427} сведений из сочинений Гиппократа, Галена, Оривасия, Дионисия и других античных медиков. Работа отличалась ясностью изложения и содержала данные, необходимые врачам-практикам 58.
Младшим современником Аэция из Амиды был выдающийся врач своего времени Александр из Тралл (около 525—605), брат видного математика и знаменитого строителя св. Софии Анфимия. Им было написано несколько работ по медицине, в том числе сочинение по патологии и терапии внутренних болезней в 12 книгах, а также трактаты о глазных болезнях, лихорадке и др. Основной материал дала ему его собственная врачебная деятельность. Именно как врач-практик он иногда не соглашается с выводами Галена и даже пытается его критиковать. Точность в постановке диагнозов и стремление выяснить причины болезней выгодно отличают Александра от современных ему медиков. Главной задачей врача он считал профилактику. Труды Александра из Тралл пользовались громадной популярностью и на Западе, и на Востоке и служили источником и основным руководством многим поколениям византийских врачей 59.
Первой половиной VII в. датирован ряд медицинских трактатов по анатомии и физиологии человека, приписываемых в манускриптах Феофилу, носящему, однако, разные прозвища: протоспафария, протоспафария и архиатра, монаха, философа, исследователи полагают, что это одно лицо, а именно — врач, живший в царствование Ираклия. Анализ сочинений Феофила показывает, что он был врачом-христианином. В своих произведениях, основанных на трудах Галена и Гиппократа, он неоднократно упоминает бога-вседержителя, уповает на помощь Христа, приводит цитаты из Писания.
Некоторые из его работ написаны в форме вопросов-ответов. По всей вероятности, они были предназначены для обучения, что подтверждается простотой, ясностью и доступностью изложения материала 60.
Учеником Феофила был Стефан Афинянин, которого идентифицируют со Стефаном Александрийским, вызванным Ираклием из Александрии в Константинополь для преподавания предметов квадривиума и составившим толкования к трудам Гиппократа и Галена. Кроме того, ему принадлежит трактат о воздействии лекарств на больных лихорадкой.
Комментарий к произведениям Гиппократа и Галена был также составлен его современником Иоанном Александрийским, после захвата Александрии арабами оставшимся жить в ней. Своими работами он оказал значительное влияние на арабскую медицину 61.
Остался в Александрии и Павел Эгинский, знаменитый хирург и акушер, автор одного из лучших ранневизантийских руководств о болезнях и их лечении. Хотя его пособие, по сути дела, было сводом извлечений из античных работ, оно включало и сведения, полученные им самим в результате практической деятельности. Оно отличалось краткостью, ясностью и доступностью изложения. Предназначенное для учебных целей, оно в то же время содержало необходимую информацию и для врачей-практиков, особенно в разделе о хирургии, где Павел Эгинский де-{428}лился собственным опытом. Труд его, переведенный на латинский язык, вызвал большой интерес у медиков Запада и Востока 62.
Помимо указанных трактатов, от этого периода до нас дошла масса текстов, в которых рассматриваются частные медицинские вопросы. Чаще всего это анонимные работы, однако некоторые из них принадлежат известным врачам: Палладию, Павлу Никейскому, Аарону и др. Как правило, данные сочинения опирались на труды античных медиков 63.
В большинстве своем ранневизантийские медицинские работы носят компилятивный характер, эклектичны, нередко весьма поверхностны, хотя и содержат подчас верные наблюдения, касавшиеся диагностики болезней и их лечения. Но, черпая материал из трактатов выдающихся ученых древности, византийцы таким образом спасли их от забвения и передали последующим поколениям, пусть и в сокращенном виде. Используя на практике достижения античной медицины, они доказали правильность ее основных положений. Собственный же опыт позволил им внести коррективы в изучение ряда вопросов (симптоматика болезней, фармакология и т. д.).
Если в сфере математики, астрономии, физики, зоологии, ботаники, медицины византийцы опирались на практические и теоретические достижения античности, то в отношении химии этого сказать нельзя. Химии как науки в древности не существовало — лишь изредка делались попытки осмыслить и объяснить наблюдаемые химические превращения. В основном же шло количественное и качественное накопление сведений практического характера в результате деятельности многих поколений ремесленников. Именно они сыграли прогрессивную роль в деле развития химико-технических знаний. Металлисты, красильщики, гончары, кожевники, меховщики, стекольщики, фармацевты совершенствовали старые и внедряли новые способы обработки материалов, способствовали созданию новых видов производства.
Опыт и знания, приобретенные в древней Греции, Риме, Сирии, Египте в металлургии, красильном и гончарном искусстве, фармакологии и т. п., были творчески усвоены византийцами и нашли применение в ремесленном производстве, характер которого претерпел существенные изменения. Наряду с ремесленниками-одиночками появились мастерские, в которых трудился не один десяток людей: мастера и подмастерья. Успешное использование химико-технических знаний на практике позволило византийцам превзойти предшественников.
Значительный прогресс был достигнут в области производства тканей, разработки новых приемов и методов крашения, изготовления различных красителей. Наравне с известными ранее минеральными и растительными красителями были обнаружены новые, в частности те, которые дают пурпуровую окраску. Был усовершенствован процесс закрепления красок. Дальнейшее развитие получила обработка металлов, их закаливание и очищение, улучшились методы плавки и шлифовки их, изготовления сплавов и подделок благородных металлов. Для сохранения и дубления кож стали применять не только известь, но и растительные дубильные вещества. Совершенствовались способы окрашивания стекла и приготовления медикаментов. Возрос объем знаний о таких химических процес-{429}сах, как брожение, свертывание, разложение и т. п., которые использовались в повседневной жизни в ходе приготовления хлеба, пива, вина, уксуса, масла и других продуктов питания.
Эти химико-технические знания, приобретавшиеся в процессе производства, передавались от мастера к подмастерью, от родителей к детям, которые нередко наследовали профессию своих отцов. Создавались и специальные руководства по производству разнообразных веществ, главным образом рецепты по изготовлению красителей и лекарств 64.
Накоплению определенных химических знаний способствовала алхимия, возникшая в первые века новой эры и достигшая наивысшего расцвета в эпоху средневековья. Эта лженаука интересовалась трансмутацией металлов с целью изготовления искусственным путем золота, серебра, драгоценных камней, занималась поисками философского камня — чудодейственного универсального средства, способного превратить в благородные металлы неблагородные, эликсира долголетия, который избавил бы от болезней и обеспечил не только долгую жизнь, но даже бессмертие. Теоретическое обоснование своим поискам алхимики нашли в учении Аристотеля о превращении элементов, разработанном в четвертой книге «Метеорологики». Базисом для их теорий служили сведения, добытые в ходе наблюдения за химическими процессами в ремесленных производствах, и прежде всего в металлургии и изготовлении предметов украшений. Непонимание истинной сути этих процессов породило мысль о возможности посредством надлежащей обработки превращать то или иное сырье в благородные металлы.
Теоретические положения алхимии были развиты в трудах представителей Александрийской школы, для которых самым важным было отыскание философского камня. Их не удовлетворяла концепция Аристотеля о 4-х элементах, и они выдвинули иные точки зрения на строение металлов.
Большое влияние на развитие алхимии оказал Зосима из Панополя (V—VI вв.), тесно связанный с Александрийской школой. В Византии его называли «божественным». Его обширное сочинение состоящее из 28 книг, пользовалось широкой популярностью. До нас оно дошло лишь частично в сирийских переводах и с большими искажениями. Используя достижения своих предшественников и собственные наблюдения, автор изложил основные принципы «тайного священного искусства», охарактеризовал приемы, употребляемые в алхимии, рассмотрел вопросы о «фиксации ртути», «божественной воде», способах изготовления золота и серебра, четырех элементах, философском камне, описал приборы, применяемые алхимиками: печи, перегонные аппараты и др. Значительное место в его труде занимают малопонятные рецепты мистического содержания, которые, по его утверждению, были разработаны в Египте и хранились жрецами в величайшей тайне. Зосима полностью разделял мнение своих предшественников о воздействии планет, и прежде всего Меркурия, на благоприятный исход алхимических процессов.
Это учение было развито в целую систему неоплатоником Олимпиодором, который соотнес семь известных в древности металлов с семью планетами: золото с Солнцем, серебро с Луной, медь с Венерой, железо с Марсом, свинец с Сатурном, олово с Юпитером, ртуть с Меркурием. Он {430} первым ввел обозначение металлов соответствующими, употреблявшимися еще в древности знаками небесных светил, связанных с ними.
От ранневизантийского периода до нас дошло много памятников алхимической литературы как целиком, так и во фрагментах. В большинстве своем это анонимные произведения, содержащие описание разнообразных приемов и операций по производству золота, серебра, их сплавов и всевозможных подделок драгоценных металлов и камней. Авторами многих из них называют либо мифических персонажей, либо императоров, либо античных философов, чаще всего Демокрита из Абдеры.
Под его именем до нас, сохранился со многими лакунами и большими искажениями трактат, названный издателем «Физика и мистика» Псевдо-Демокрита. В нем приведены как теоретические рассуждения о превращении вещества, так и практические рецепты, описывающие процессы изготовления золота и серебра, а также окраски в пурпур. В ранней Византии это произведение было весьма популярно. Его неоднократно комментировали. Самым известным был комментарий, составленный в VI в. Синесием Александрийским. В VI—VII вв. трактат был переведен на сирийский язык.
С именем Стефана Александрийского связывают девять лекций, в которых дано общее изложение теории алхимии, и оккультного содержания работу «Об изготовлении золота». Несмотря на заглавие, в ней нельзя найти сведений о наилучшем способе его производства. От этого периода до нас дошло 4 стихотворения алхимического содержания. Авторами их названы Илиодор, Феофраст, Иерофей и Архелай. Среди авторов алхимических сочинений встречаются имена императоров Юстиниана I и Ираклия 66.
Отличительными чертами указанных произведений являются религиозно-мистический характер изложения и использование труднопонимаемых выражений, аллегорий, заклинаний. Сочинения полны символики, туманных рассуждений и ложных выводов. Смысл их затемнен и непонятен непосвященным. Это объясняется с одной стороны, невысоким уровнем образования большинства их составителей, с другой — желанием скрыть секреты «тайного священного искусства».
По своему содержанию византийские памятники алхимической литературы довольно разнообразны. Это и унаследованные от поздней античности рецептурные сборники, дополненные новыми данными, и оригинальные произведения, в которых дана теоретическая разработка основных положений алхимии и отражены достижения ремесленного производства. Хотя посылка, из которой исходили алхимики, была ложной, но, стремясь к увеличению объема производства золота, серебра, они способствовали углублению и расширению знания химико-технических процессов в области металлургии (паяние, закаливание, очищение и обогащение металлов), изготовления бронзы, сплавов, красок, стекла и т. д.
Византия IV—первой половины VII в. важная веха в истории науки, ее вклад в мировую сокровищницу знаний довольно велик. Византийцы не только сохранили и передали будущим поколениям достижения древности, но сумели накопить новые данные, которые внесли коррективы в отдельные теоретические положения античных мыслителей. Это помогло существенно продвинуться в изучении старых, традиционных отраслей знания и разработать новые принципы научного творчества. {431}
Развитие
Географической мысли
В области географической теории, как и в прочих сферах культуры, византийская научная мысль обнаруживает прямую зависимость от античной традиции. Античная география прошла тысячелетний путь развития, имела целый ряд важнейших достижений, которые оказались в IV—V вв. в распоряжении ранневизантийских географов.
Безусловно, главным завоеванием античной географической мысли было представление о Земле-шаре. Мысль о шарообразности Земли, по-видимому, была впервые сформулирована в V в. до н. э., возможно, Парменидом или пифагорейцами, развита Евдоксом Книдским (ок. 406— 355 до н. э.) и нашла полное выражение в работах Платона и Аристотеля. Прежде всего, благодаря трудам этих двух крупнейших философов античности она стала достоянием раннесредневековой космогонической теории.
В то же время в античной науке существовало не менее стойкое представление о Земле как о плоском диске, идущее от Гекатея из Милета (ок. 546—480 до н. э.) и Демокрита и развитое в работах Эфора и Ктесия (IV в. до н. э.). Однако исследования географов этого направления были гораздо хуже известны в раннее средневековье, и идеологи христианства, придерживавшиеся плоскостной теории, исходили в своих умозаключениях не из трудов античных классиков, а из Библии.
В связи с идеей земной шарообразности стоит теория природной широтной зональности, сопутствовавшая античной науке на всем протяжении ее развития (начиная, видимо, с Евдокса Книдского). В общих чертах смысл ее в том, что земной шар делится в широтном направлении на ряд тепловых поясов. Как правило, считалось, что поясов этих — пять: северный холодный, северный умеренный, центральный жаркий, южный умеренный и южный холодный. Лишь оба умеренных пояса приспособлены для жизни людей: в холодных поясах царит слишком большая стужа, в срединном жарком — ужасный зной. Именно поэтому никто из жителей северного умеренного пояса, где была расположена древняя ойкумена, не побывал в южном. Однако в южном умеренном поясе также имеется населенная земля, где живут «антиподы». Гипотеза о земле антиподов стала в дальнейшем предметом дискуссий в раннесредневековой науке.
Античная география сформулировала понятие широты и долготы и умела определять местоположение точки на земной поверхности. Античные географы предпринимали попытки установить размеры Земли и от-{432}дельных крупных географических объектов (областей, островов и т. д.). Колоссальный античный опыт в области прикладной географии был обобщен Клавдием Птолемеем, чьи труды пользовались в раннее средневековье огромной популярностью как на западе, так и на востоке Средиземноморья. На них базировалась система средневекового обучения географии.
К сказанному необходимо добавить, что античная география установила и обобщила множество конкретно-географических реалий, связанных с местоположением различных земель и стран, направлением морских течений, тектоническими процессами, изменяющими форму земной коры, и т. д. Таким образом, географическая наука накопила к IV—V вв. значительный потенциал теоретического и конкретно-прикладного знания. Часть этого сложного комплекса географических идей, гипотез и фактов оказалась в распоряжении ранневизантийских географов и послужила основой для их собственных научных построений. Однако их теоретический арсенал не исчерпывался унаследованной от древности географической традицией.
Решающую роль в формировании раннесредневековой географической теории сыграли представители латинской и греческой патристики. В этой сфере, как и во всех иных, их главным исследовательским методом стада экзегеза — толкование Священного писания. Естественно поэтому, что содержавшиеся в Библии географические положения и выводы предопределили как особый интерес экзегетов к определенным аспектам географической проблематики, так и их основные теоретические заключения.
Следует отметить, что Библия не содержит сколько-нибудь определенной географической концепции и позволяет составить лишь самое общее и суммарное представление об устройстве мироздания. Так, в Ветхом завете часто (хотя и не повсеместно) земля предстает плоским кругом, ограниченным куполообразным небесным сводом. Впрочем, из некоторых высказываний следует, что земная плоскость имеет концы (т. е. она — не круг), а небо зиждется на опорах и столпах, но не лежит непосредственно на земле. По форме небо напоминает шатер (скинию) или тонкую ткань, распростертую над землей (новое противоречие!). При этом, говоря о небесах, Библия использует два термина — ορανός и στερέωμα — и, очевидно, имеет в виду два разных неба. Нижнее — στερέωμα — «Твердь небесная». На ней снизу крепятся светила, ее противоположная плоскость служит дном небесного моря. Верхнее небо — ορανός — крыша своеобразного двухэтажного здания, которое образует Вселенная. Впрочем, во втором Послании к коринфянам у апостола Павла есть упоминание и о третьем небе.
Воды, сосредоточенные над «твердью небесной», проливаются на землю в виде дождя через особые окна. Однако в другом месте говорится об облаках, как о хранилище воды. Земные же воды окружают всю сушу, но не способны ее затопить.
Протяженность земли и высота небес недоступны человеческому уразумению. В Ветхом завете декларируется принципиальная невозможность для человека установить их размеры, что заставляло в дальнейшем христианских богословов скептически воспринимать попытки античных ученых вычислить длину и ширину ойкумены.
Писание содержит несколько конкретно-географических постулатов, оказавшихся в центре внимания раннесредневековой географии. Это ут-{433}верждение о том, что в середине земли находится Иерусалим, указание о земном местоположении Рая и о четырех райских реках: Тигре, Евфрате, Геоне и Фисоне, а также краткие и смутные упоминания о народах Гоге и Магоге. Перед христианскими географами вставали проблемы идентификации Геона и Фисона, разрешения противоречия между определением Тигра и Евфрата как райских рек и тем фактом, что все их течение от истоков до, устья было хорошо известно ученым средневековья, наконец проблемы локализации Рая и места обитания Гога и Магога.
Сказанным в основном исчерпывается содержащийся в Библии географический и космологический материал. Его крайняя противоречивость и фрагментарность предоставляли экзегетам широкие возможности для дискуссий, и не случайно раннехристианские географы с одинаковым успехом подкрепляли библейскими цитатами взаимоисключающие суждения. В то же время именно Библия заставила большинство деятелей патристики принять некоторые космогонические догмы (например, о двух небесах), не связанные с античной традицией и не вытекающие из непосредственного опыта, а также отвлекла интеллектуальные силы теоретиков географии на решение надуманных псевдогеографических проблем.
Бóльшая часть памятников, в которых христианские богословы разрабатывают проблемы космогонии — это «Гексамероны». т. е. комментарии к 1-й Книге Бытия («Шестодневу»). Приводимое в ней описание творения мира богом, весьма темное и непоследовательное, ставило перед комментаторами задачи доработки, доведения до конца, воссоздания картины мироустройства. С другой стороны, «Шестоднев» был единственной частью Библии, дававшей христианскому мыслителю повод поразмыслить об этих важнейших научных и философских проблемах. Неудивительно, что «Гексамероны» составили целый жанр богословской литературы и создавались с III по XVII в. в большинстве христианских стран (в настоящее время известно около 125 «Гексамеронов»). Однако расцвет жанра пришелся на время Поздней Римской империи и раннего средневековья (III—VI вв., на Востоке — до VIII в.), когда были написаны десятки «Гексамеронов» под самыми разными названиями («Гомилии на „Бытие“», «Комментарии к „Шестодневу“», «О творении мира» и т. д.) 1. В многочисленных иных произведениях патристики встречаются лишь частные высказывания по вопросам космогонии.
На протяжении IV—VII вв. в восточно-христианском богословии сложились две основные космогонические школы, которые ориентировочно можно обозначить как антиохийскую и каппадокийско-александрийскую. Их отличия определялись степенью зависимости от античного наследия (очень сильной в Александрии, незначительной в Сирии) и привязанностью богословов этих школ к разным методикам экзегезы: буквалисти-{434}кой у антиохийцев, аллегорической у египтян, и частично у каппадо-
Олицетворение Индии. Блюдо, 520—530 гг
.Стамбул. Археологический музей
кийцев.
Все без исключения представители антиохийской школы отвергали теорию шарообразности земли и считали ее плоской. Так, о Феодоре Мопсуэстийском Иоанн Филопон сообщает (III, 9, 10), что он представлял себе мир в виде рассеченного по оси цилиндра, так что в основании его находился плоский четырехугольник, длина которого была больше ширины. «Края неба», по мнению Феодора, лежали на земле. Противником учения о Земле-шаре называет патриарх Фотий Диодора Тарсского (PG, t. 103, col. 837). Идею сферичности земли отвергал в своих гомилиях {435} Иоанн Златоуст (PG, t. 52, col. 507). Ефрем Сирин (t. I, р. 121) считал землю плоским кругом (не прямоугольником, как большинство антиохийцев). С ним солидаризировался и Равеннский Аноним VI в. (р. 1—12).
Для теологов антиохийской школы признание земли плоской исключало идею ее вращения. О небе-скинии, лежащем на земле, как шапка, писал Диодор Тарсский (PG, t. 33, col. 837). Неизвестный малоазийский богослов IV в., обычно именуемый Псевдо-Кесарием, вновь напоминал читателям библейскую цитату о том, что небо распростерто над землей, как шатер. Но поскольку шатер не может быть распростерт над вращающейся основой, земля должна быть неподвижной. Отсюда следует, что небо имеет начало и конец и опирается о землю (PG, t. 38, col. 964). Последнее соображение содержит отрицание сферичности небес — положение, принципиально важное для антиохийских богословов. Примыкавший к ним в этом вопросе Лактанций пояснял, что если считать небо сферическим, то необходимо признать таковой и землю, «ибо невозможно, чтобы не было шарообразным то, что заключено в шаре» (De opificio Dei, III, 24).
Идея шарообразности земли была близко связана с важнейшей для античной географии концепцией существования антиподов. Тот же Лактанций прямо заявлял, что если земля — шар, то на противоположной ее стороне должны существовать горы, реки, поля, моря, звери, люди. Принять эту точку зрения — значит согласиться с тем, что существуют люди, которые ходят вверх ногами, кусты и деревья, растущие наоборот, моря и горы, висящие в воздухе, снег и дождь, падающие вверх. Кроме того, плоская форма земли согласуется с Писанием (Ibid.). Аргументацию Лактанция, направленную против антиподов, повторил в дальнейшем Косьма Индикоплов.
Все антиохийские богословы, за исключением Иоанна Златоуста, были уверены в существовании нижнего неба, расположенного под верхним и служащего для поддержания небесных вод. Весьма характерны в этом плане соображения их общего учителя Феофила Антиохийского (II в.). Он писал, что «твердь небесная» отличается от собственно небес: это небо, видимое человеческому глазу. Над ним находится вода, которая в виде дождя и росы выпадает на землю. Антиохийцы полагали, что «твердь небесная» состоит из воды, иногда отмечая, что это — отвердевшая вода 2.
Представление о плоской земле и распростертом над нею в виде шатра небе ставило перед антиохийскими и сирийскими экзегетами важную проблему: куда исчезает Солнце на ночь, пройдя свой путь с востока на запад, и как утром оно вновь оказывается на востоке? Мысль о том, что Солнце освещает противоположную сторону земли, исключалась антиохийской концепцией мироздания. Так впервые появляется в богословской географической литературе идея о высоких горах на севере земной плоскости. Заслоненное ими Солнце возвращается ночью с запада на восток, проходя свой путь близко к земной поверхности и невидимо для людей. О двух огромных кристаллических горах на крайнем севере говорил Ефрем Сирин (t. I, р. 121). Псевдо-Кесарий, проявляя на редкость узкий географический кругозор, считал, что эти горы расположены на севере Каппадокии (PG, t. 103, col. 904). В данном случае идеи антиохийцев странным образом перекликались с античной традицией, идущей еще от Анаксимена и утверждавшей, что земной диск приподнят к северу и опу-{436}щен к югу. Мысль о Солнце, прячущемся за горами, привлекала в дальнейшем многих средневековых географов.
Привязанные к буквальному истолкованию Писания, представители антиохийского богословского направления воспринимали библейское «собрание вод», как единый океан. Этот океан, по их мнению, омывал землю со всех сторон. У Ефрема Сирина он окружает землю, «как стена — город» (t. I, р. 121). У Псевдо-Кесария он «по кругу опоясывает землю» (PG, t. 38, col. 932). Феодорит пишет о море, охватывающем всю сушу, которое одни зовут Океаном, другие — Атлантическим морем (PG, t. 80, col. 93). В этом вопросе с антиохийцами были солидарны и многие западные богословы (Амвросий, Августин).
До начала V в. космогонические представления антиохийских и сирийских теологов не были закреплены и выражены в виде целостной системы. Своеобразный итог предшествующему развитию антиохийской космогонии подвел Севериан из Габалы.