Война на Северном Кавказе. Имам Шамиль
В начале XIX в. после присоединения Грузии и победоносного окончания русско-турецких войн 1806–1812, 1828–1829 гг. и русско-персидских (иранских) войн 1804–1813 и 1826–1828 гг. к России перешел весь обширный район Кавказа от Черного до Каспийского моря. Здесь жили разные народы, часто длительное время враждовавшие между собой. После присоединения к России эти конфликты мало-помалу начали затихать, а новая власть делала все, чтобы не допускать подобных межплеменных столкновений впредь. Однако действительный контроль русское правительство и верные ему вожди и правители местных племен осуществляли лишь на равнинах, где существовала система надежных коммуникаций, укрепленная сеть опорных пунктов и поселений. Значительная же часть Кавказа – труднопроходимые горные массивы – находилась за пределами контроля.
В северо-восточной части Кавказского хребта издавна обитали горские племена черкесов, чеченцев, лезгин, ингушей, кумыков, аварцев, не подчинявшиеся, никаким чужим законам. Они отличались чрезвычайной воинственностью, не обрабатывали землю, а традиционно занимались скотоводством и промышляли грабежом. Их жестокие набеги постоянно испытывали на себе жители и равнинных территорий Северного Кавказа, и долин Закавказья. В XIX в. почти все они исповедовали ислам, причем здесь распространение получило его наиболее воинственное течение – мюридизм, требовавший полного подчинения религиозному вождю-имаму и провозглашавший священную войну («газават») с немусульманами, с «неверными» («гяурами») до полной победы над ними.
Они не признавали власть «белого царя» и по мере укрепления позиций России все чаще и чаще атаковали русские воинские посты, грабили и жгли населенные центры, а людей или убивали, или превращали в рабов. Их жестокие издевательства над «неверными» были ужасны. Естественно, что иметь среди своих владений не просто независимый, но и откровенно враждебный анклав не могло позволить ни одно государство. Не могла подобного терпеть и Россия.
С горцами пытались договориться, их вождям предлагались выгодные условия, сохранение всех их привилегий при условии признания власти царя и прекращения набегов на равнинные районы. Но все было тщетно. Воинственный дух горцев, их подчинение только племенным вождям и религиозным авторитетам долго препятствовали примирению. В интересах сохранения целостности и крепости Российской империи усмирение горных районов Кавказа становилось настоятельно необходимым.
Особенно упорные военные действия разгорелись в 30–40-е гг. XIX в., когда горные племена Дагестана и Чечни объединил под своим руководством имам Шамиль (1797–1871). Он родился в горах Дагестана, в аварском ауле Гимры в крестьянской семье. Воспитывался в среде мусульманского духовенства, получил хорошее исламское образование, прекрасно знал Коран и арабскую литературу.
Это был мужественный человек, для которого война с «гяурами» являлась служением Аллаху. Клинок его шашки украшала надпись, гласившая: «Тот не храбрец, кто в бранном деле думает о последствиях». В 1834 г., после смерти своего предшественника Гамзат-бека, Шамиль стал имамом и на протяжении последующих 25 лет возглавлял войну против России и других вождей и правителей, не желавших подчиняться власти имама.
Эта борьба являлась жестокой и кровопролитной. Русским воинским частям приходилось действовать в труднодоступной местности, удаляясь от своих баз на десятки и сотни километров. К тому же военные действия можно было вести лишь в летние месяцы; зимой все заносило снегом, и горные районы делались неприступными. Но не только природные и географические условия мешали быстрому окончанию войны.
Русским военным отрядам приходилось действовать среди населения, где существовали специфические нормы и законы, нарушить которые значило лишь умножить силу сопротивления. Русское командование и гражданские чиновники не сразу осознали необходимость осторожного обращения с горскими народами, но со временем научились не причинять ненужных обид. В 1839 г., перед походом русской военной экспедиции, которую поддерживали отряды 45 горских князей, командующий генерал П. X. Граббе издал приказ, где говорилось, что многие горцы «желают, наконец, покоя под защитой нашего оружия. Отличим их от непокорных там, где они явятся. Женщинам же и детям непременно и везде – пощада! Не будьте страшны для безоружных».
Верные Шамилю горцы действовали смело, нападали неожиданно и затем так же внезапно исчезали. Но русская армия медленно, но неуклонно, шаг за шагом, продвигалась в горные районы. Неоднократно Шамилю предлагали заключить почетный для него мир. Но тот с презрением отвергал такие предложения. Несколько раз Шамиль терпел поражения, и казалось, что его участь решена и война скоро закончится. Однако в последний момент ему удавалось ускользать, а через некоторое время в горных селениях Дагестана и Чечни он снова собирал под знаменем «священной войны» новые тысячи мусульман, готовых стать «мучениками за веру», т. е. умереть в бою и сразу же попасть в рай.
К концу 40-х гг. XIX в. власть Шамиля распространялась на большие территории. Около 400 тысяч человек, живших в горной Чечне и горном Дагестане, признавали его своим земным владыкой, имевшим полное право казнить и миловать по своему усмотрению. В этом своеобразном государстве – имамате – царили жесточайшие порядки. За любой проступок неизбежно наказывали и чаще всего – смертью. Сам имам пытался изменить устоявшиеся нравы и заставить своих подчиненных жить по законам пророка Мухаммеда (Магомета), изложенным в священной книге мусульман – Коране.
Казней было много, но желаемых результатов имам так и не добился. Позднее Шамиль признавался: «Правду сказать, я употреблял против горцев жестокие меры: много людей убито по моему приказанию... Бил я и шатойцев, и андийцев, и тадбутинцев, и ичкерийцев; но я бил их не за преданность русским – они её никогда не выказывали, а за их скверную натуру, склонность к грабительству и разбоям».
После окончания Крымской войны было решено покончить с враждебным имамом. Наместник на Кавказе князь А. И. Барятинский понимал, что с горцами надо бороться не только силой оружия. Куда успешней ему представлялись другие средства: устройство поселений, прокладка дорог. Но главным «неотразимым оружием» князя стали деньги. Он проводил дружественную политику по отношению к мирным горцам, задабривая деньгами и дарами их вождей, которые один за другим приносили клятву на верность России. Шамиля начинали покидать многие соратники. В 1859 г. кольцо русской армии вокруг резиденции Шамиля в ауле Ведено замкнулось.
В начале августа 1859 г. с отрядом в несколько десятков человек – остатками своего «священного воинства» – Шамиль отправился в высокогорный аул Гуниб, расположенный среди неприступных скал Дагестана. За день до прибытия туда, ночью, горцы соседних селений напали на обоз Шамиля и полностью его разграбили. Это оказалось для имама тяжелым ударом. В Гуниб Шамиль прибыл, имея только то оружие, которое оставалось у него в руках, и одну лошадь, на которой сидел.
18 августа 1859 г. Шамиль получил предложение А. И. Барятинского сдаться на почетных условиях: имам и его близкие не будут арестованы, им разрешат выехать за пределы России. Шамиль не ответил. Он не верил, что русские способны на подобное великодушие. Русская армия начала штурм. Положение имама становилось безвыходным. Даже его сыновья заявили, что если он не сдастся, то они перейдут на сторону русских. В конце концов 25 августа Шамиль капитулировал и был поражен тем, что, когда спускался из своего укрепления, русские солдаты кричали «Ура!».
Его встретил сам наместник, ему оказывали почести, как главе побежденного государства. Ничего подобного Шамиль не ожидал. Для него была приготовлена специальная карета, ему позволили сохранить при себе оружие, и в сопровождении караула, напоминавшего почетный эскорт, непокорный имам выехал на север, в Россию, где должен был провести остаток своей жизни. Он думал, что его отправят в кандалах в Сибирь, но все происходило совсем иначе. Имам был просто потрясен проявленным к нему великодушием. Под Харьковом его принял император Александр И, который сказал почетному пленнику: «Я очень рад, что ты наконец в России, жалею, что этого не случилось ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями».
Местом постоянного жительства имама была определена Калуга, где для Шамиля специально отделали один из лучших особняков в городе. При доме имелись обширный сад для прогулок и небольшая мечеть. Сюда же из Дагестана перевезли его семью (двух жен, детей, внуков, других родственников, всего 22 человека). На содержание Шамиля и его близких из казны выделялись ежегодно несколько десятков тысяч рублей. В 1870 г. Шамилю позволили совершить паломничество в священный город мусульман Мекку. Там он и умер 4 февраля 1871 г., а тело его было погребено на мусульманском кладбище в городе Медина (недалеко от Мекки).
Россия и европейские дела
Николай I в вопросах международной политики старался поддерживать дружеские отношения с монархическими государствами. Он являлся сторонником того политического порядка в Европе, который установили страны – победительницы Наполеона на Венском конгрессе 1815 г. В основе его лежал принцип легитимности – сохранение стабильности путем поддержки правителей «милостью Божией».
Подобный подход в международных делах неизбежно сулил осложнения. Во-первых, Россия традиционно симпатизировала христианским народам, восстававшим против жестокой власти турецкого султана («законного правителя») на Балканах и в других частях Османской империи. Во-вторых, за время правления Николая I в некоторых европейских странах произошли революции, к власти приходили правители, не отвечавшие легитимному принципу. После восстания в Польше в 1830–1831 гг., революций во Франции и Бельгии в 1830 г. Николай I встал на путь борьбы с революциями в Европе.
В 1833 г. Россия, Австрия и Пруссия заключили соглашение, согласно которому обязывались «поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять её там, где она слабеет, и защищать её там, где на нее нападают». Ещё раньше, вскоре после подавления мятежа декабристов, Николай I завил: «Революция на пороге России, но, клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока я буду императором». Все 30 лет правления Николай I неизменно выступал на стороне традиции, преемственности и всегда осуждал все выступления против монархов.
Когда в 1830 г. во Франции революция свергла Карла X Бурбона, а королем стал не прямой наследник, а Луи-Филипп Орлеанский, представитель боковой ветви династии Бурбонов, то у царя даже зародилась идея готовиться к военному походу на Францию для свержения «нового узурпатора» (первым был Наполеон). Царя возмущали не только нарушение принципа «легитимности», но и репутация нового короля: он слыл заядлым либералом и в 1793 г., будучи членом Конвента (парламента), даже голосовал за смертную казнь короля Людовика XVI. Такое не забывалось и не прощалось. Однако намерение вмешаться во французские дела не встретило нигде поддержки, и мысль о войне была оставлена. Отношения же с Францией так и не улучшились.
Николай I понимал, что для поддержания прочного мира и укрепления позиций России требуется взаимопонимание с Англией, мощнейшей экономической державой того времени. Царь с детства питал особое расположение к Англии. Политическая стабильность и промышленный прогресс, которые она демонстрировала, лишь множили эти симпатии. В Петербурге отчетливо осознавали, что если Российская империя желает обеспечить долгосрочную мирную перспективу, стабильное и прочное геополитическое положение, то взаимопонимание с Британией необходимо. В 1835 г. Россия передала английскому правительству предложения, направленные на разрешение англо-русских противоречий.
Суть их сводилась к следующему. Христианские балканские народы образуют собственные государства, Константинополь переходит под власть России или становится свободным портом под международным контролем, Египет и Крит переходят к Англии, Турция превращается в национальное государство в Азии. В Лондоне эту разумную программу проигнорировали. Правящие круги Великобритании, загипнотизированные мифической «русской опасностью», упустили важный шанс англо-русского сближения.
Миролюбивые импульсы не находили благоприятного отклика на берегах Альбиона. Царь считал, что необходимо лично встретиться с королевой Викторией и её министрами, и тогда можно будет уладить все недоразумения между державами. Несколько раз он намекал на свое желание приехать в Лондон, но Виктория и английское правительство не реагировали. Наконец он прямо сказал английскому послу в Петербурге, что желает «нанести визит королеве», которая призналась своим приближенным, что «не желает этого визита». Однако отказать царю не посмела.
Николай I находился с визитом в Англии две недели в июне 1844 г. Цель его вояжа выходила далеко за рамки личного царского интереса к главной «мастерской мира». Император намеревался напрямую переговорить с королевой и её министрами по поводу международных проблем, разделявших две державы, и попытаться урегулировать разногласия путем выработки согласованных решений.
В этом ряду главным являлся старый и острый «восточный вопрос». Николай I предложил программу совместных действий в Турции на случай, если «этот больной человек Европы (так называли Турцию) скончается». Вниманию англичан был представлен специальный меморандум, учитывавший интересы сторон. Министры Её Величества ознакомились с документом и на словах выразили одобрение. Царь был доволен, полагая, что добился важных межгосударственных договоренностей, открывавших дорогу к дружескому сосуществованию двух держав.
Однако Николай Павлович ошибся. Никаких соглашений с Россией в Лондоне заключать не собирались, воспринимая царскую инициативу как «простой обмен мнениями». Правящие круги Британии не устраивал равный учет интересов обеих сторон: с российскими интересами они считаться не желали.
Защита монархических основ европейского мира, поддержка принципа легитимности заставили царя в 1849 г. послать 100-тысячную русскую армию на защиту своего союзника, австрийского императора. Революция в Австрии была подавлена, что лишь усилило антирусские настроения во многих странах, а наиболее непримиримые стали именовать царскую империю «жандармом Европы». Вскоре началась Крымская война (её ещё называли Восточной), и царю пришлось с горечью убедиться, что у России союзников нет, что все те, кому он помогал, кого поддерживал (Австрия и Пруссия), оказались во враждебном России лагере.