Ампутируй гангрену своей души и воспрянь от летаргического сна»: Курбский ставит точку в споре

После прихода к власти в Речи Посполитой в 1575 году Стефана Батория в Ливонской войне постепенно происходил перелом. 1576 – 1578 годы король потратил на улаживание конфликтов внутри страны, реформирование армии и системы ее комплектования и финансирования, дипломатические усилия по укреплению международного положения. Он даже отдал Ивану Грозному в 1577 году на растерзание Ливонию. Благодаря политике Стефана к 1579 году Речь Посполитая серьезно окрепла и перешла в наступление. Оно оказалось успешным. Армия Батория громила русских. Правда, происходило это в основном благодаря не польским гусарам и литовской шляхетской коннице, а европейским наемникам, которых Стефан в большом количестве призвал под свои знамена – преимущественно венграм и германцам, а также итальянцам, французам, даже шотландским стрелкам.

Поляки и литовцы были для воинов Ивана Грозного врагом знакомым, которого не раз бивали. А вот европейские профессиональные военные, наемники, продавшие свои шпаги Стефану Баторию, оказались противником новым и сильным. Европейцы, переживавшие так называемую «военную революцию», пришли в Россию носителями принципиально новой, прогрессивной военной тактики. Армия Ивана Грозного по сравнению с ними была отсталой, феодальной. Русские воины смогли их остановить только на третьем году войны под стенами Пскова в 1581 году. Боевые действия 1579 – 1580 годов происходили при полном преимуществе армии Батория. Пали Полоцк, Сокол, Озерище, Велиж, Великие Луки, враг осадил псковские пригороды и в конце концов дошел до самого Пскова.

Курбский, как уже говорилось, воевал под Полоцком в 1579 году, участвовал во взятии этой крепости и боях под соседним Соколом. Прямо там, в лагере, он написал новое письмо царю, которое, казалось бы, должно было поставить точку в затянувшемся споре. В эти же годы князь обдумывал замысел большого антигрозненского сочинения – «История о великом князе Московском». Оно было закончено в начале 1580-х годов. Идеи, изложенные в Третьем послании Курбского и «Истории...», сходны, поэтому можно объединить эти сочинения.

К этому времени Курбский сильно изменился. Во-первых, он успел основательно подзабыть свою былую родину. Жизнь князя в Литве была слишком бурной и разнообразной, полной новых впечатлений. На этом фоне воспоминания о прошлом, к тому же далеко не всегда приятные, тускнели и либо исчезали вовсе, либо заменялись личными мифами, в которые сам эмигрант искренне верил.

Теплых чувств к православной России у Курбского осталось мало. Слишком много он успел повоевать с русской армией, слишком долго убеждал себя и своих читателей, что этой заблудшей страной правит тиран-еретик, который превратил ее в мрачное царство невежества и разгула дьявольских сил. Курбский теперь верил только в это. Для него Святорусское царство, о котором он писал в первых своих посланиях с невыразимой нежностью и болью, погибло навсегда. Шансов у России нет. Поэтому у Курбского изменилось отношение ко всему русскому: все лучшее в прошлом, его погубил Иван IV. Царь истребил святых мужей и лучших воевод – «избранных во Израили». Вместо них остались одни «калеки». Поэтому князь злорадствует и торжествует, описывая унижения русских пленных, которых, связанными, бросают к ногам гордых воинов Речи Посполитой. Он радуется, когда русская армия разбита и бежит. Она «...как будто состоит не из людей, а становится подобным стаду овец или стае зайцев, не имеющих пастуха, которые боятся гонимого ветром листа». Эмигрант пишет об «огромном и вечном стыде» царя и «всей Святорусской земли», о «сраме народов – сынов русских».

К тому же к концу 1570-х годов Курбский приобрел солидный философский багаж. Вместе с Амброджием в середине 1570-х годов Курбский переводил сочинения Иоанна Златоуста, объединенные в сборник под названием «Новый Маргарит». К весне того же 1575 года Курбский замыслил сам перевести «Богословие» Иоанна Дамаскина, третью и главную часть его догматического труда «Источник знания». К 1579 году князь перевел и другие части – «Диалектику» со статьей «О силлогизме» и отдельные фрагменты труда Дамаскина. Если раньше князь критиковал Ивана Грозного главным образом на основе Священного Писания и некоторых теологических трудов, то теперь его теоретические знания значительно расширились.

Эти тексты были необычайно важны для формирования мышления Курбского. До этого, несмотря на определенную начитанность и большой энтузиазм, мышление Курбского все же было достаточно хаотичным. Он считал Ивана IV отступником от правильной веры, «ненастоящим царем». Для обличения Ивана Грозного князь использовал библейские цитаты и аналогии из церковной истории. Себя он мыслил, как он сам писал в письме пастору Иоганну, подражателем библейского Давида. Но концепции, четкого сценария драмы мировой истории, действующими лицами которой были тиран Иван и праведник Курбский, до 1570-х годов у эмигранта еще не было.

Именно при работе над переводом «Нового Маргарита» князь довел до апогея свою идею о погублении Святорусского царства предтечей Антихриста – Иваном Грозным. Он обосновал разработанную в деталях концепцию исторической катастрофы. По его мнению, православной вере угрожают два «дракона»: внешний и внутренний. «Внешний дракон» – это гонитель христиан, царь-тиран, подобный язычнику Нерону. Основам православной веры он не опасен, а только сплачивает христиан в противостоянии деспоту.

Однако гораздо опаснее «дракон внутренний». Это замаскированный враг, который рядится в личину христианского государя и тайно изнутри разрушает православную державу. Он сумел подменить основы истинной веры и насаждает ересь, поклонение страстям и служение Сатане. Причем внешне царь выступает защитником православия и даже якобы борется за его чистоту, но под флагом этой борьбы он на самом деле преследует праведников – «новых христианских мучеников». Цель этого прислужника Дьявола и его пособников – превратить Святорусское царство, последнее богоизбранное царство, в огромную вотчину Антихриста.

В. В. Калугин пришел к выводу, что именно из «Богословия» Иоанна Дамаскина Курбский заимствовал образ царя-мучителя, связанный с концепцией о приходе в мир Антихриста. Этот образ князь и положил в основу разоблачения неправедных деяний Грозного. Даже биографию царя Курбский в своей «Истории...», написанной в начале 1580-х годов, изображал по образцу биографии Антихриста у Дамаскина. Антихрист родится от блуда (и Грозный родился от второго, неблагочестивого брака Василия III). Он будет «воспитан в тайне» (и детство Ивана протекало отнюдь не по-царски, в «срамных» забавах). В начале своего правления Антихрист «повинуется доброхотам» (и Иван Грозный правит, повинуясь советам праведников, так называемой «Избранной раде»). Затем он начинает гонения на праведников и церковь, являет свое истинное лицо и вступает на явный Антихристов путь. Заканчивается и «Богословие» Дамаскина, и «История...» описанием грядущего с небес во всей славе Христа и гибелью Сатаны и его приспешников.

Именно в Третьем послании царю и «Истории...» Курбский окончательно сформулировал свою знаменитую концепцию «двух Иванов» – «хорошего» царя Ивана во времена правления «Избранной рады», когда он находился под контролем праведников А. Ф. Адашева и Сильвестра, и «плохого», лютого тирана, которым царь стал после того, как злые советники-«ласкатели» оклеветали «святых мужей» и в России возгорелся «пожар лютости». Курбский в «Истории...» очень колоритно описывает, каким образом Сильвестр сумел смирить буйный и жестокий нрав 17-летнего царя Ивана. Он обманул подростка, «открывая ему чудеса и как бы знаменья от Бога, – не знаю, истинные ли, или так, чтоб запугать, сам все это придумал... ведь часто и отцы приказывают слугам выдуманными страхами отпугивать детей от чрезмерных игр с дурными сверстниками. Так и блаженный, я полагаю, прибавил немного благих козней, которыми задумал исцелить большое зло... блаженный этот, хитрец ради истины... душу великого князя он исцелил было и очистил от ран проказы, а развращенный нрав поправил, наставляя то так, то этак на верный путь».

Принципиальное изменение трактовки Курбским русской истории на страницах его поздних сочинений заключалось в следующем. Как отметил К. Ю. Ерусалимский, в более ранних текстах Курбского «Избранные во Израили» лучшие мужи государства выступают пассивными жертвами царского произвола. Князь еще не утверждает, что они «правили Русской землею». Зато теперь он принимает идею царя, что в их руках действительно была сосредочена власть. Только если для Грозного это были придворные-узурпаторы и изменники, то под пером Курбского они превратились в правительство праведников, «Избранную раду».

Святые правители (Адашев, по словам Курбского, был вообще «ангелам подобен») прежде всего обратили царя к благочестию: «...они настраивают царя на покаяние и, очистив его внутренний сосуд, приводят, как положено к Богу... и возводят его, прежде окаянного, на такую высоту, что многие соседние народы вынуждены удивляться его обращению и благочестию... назывались же тогда эти его советники избранной радой». Они устроили в стране праведный суд, давали справедливые награды воеводам (воистину это «воздаяние по заслугам» было идеей фикс Курбского), разогнали из окружения царя плохих подданных: «А паразиты или тунеядцы, то есть прихлебатели или застольные дружки, которые живут фиглярством и шуточками... не только не получали тогда наград, но изгонялись вместе со скоморохами и им подобными скверными и коварными людьми».

Благодаря этим святым советникам царя Россия стала успешно бить мусульман, восторжествовало православие. Однако царь не оценил великой Божьей благодати: «что же после этого устраивает наш царь? Когда с Божьей помощью храбрецы защитили его от враждебных соседей, тогда он и воздал им: тогда самой злобой отплачивает он за самую доброту, самой жестокостью за самую преданность, коварством и хитростью за добрую и верную их службу». Клеветники обвинили Адашева и Сильвестра в том, что они извели царицу Анастасию колдовством. При этом суд над ними был заочный – царя убедили в том, что с членами «Избранной рады» больше нельзя видеться: заколдуют и царя, не сходя с места. Адашев отправился воеводой на фронт, а Сильвестр – в монастырь. С этого момента в стране разворачивается форменный террор. И князь посвящает большую часть своего главного труда – «Истории...» – составлению мартиролога новых христианских мучеников, избиенных от злобесного царя. Их перечень столь велик, что разбит на три главы – отдельно князья, отдельно священнослужители и отдельно дворяне. Курбский подробно описывает виды казней и кошмарные истории кровавых расправ над лучшими людьми государства.

При этом Курбский, как это ни поразительно, ни словом не упоминает ни о введении опричнины, ни о ее отмене. Ему было надо подогнать дату изменения политики царя под удаление от двора Сильвестра (конец 1550-х) и смерть Адашева (1560/61). Было бы странно утверждать, что царь подождал четыре года, а потом в 1565 году начал опричный террор. Реальная история не вписывалась в придуманную схему, согласно которой царь превращался в слугу Сатаны после удаления от него праведных советников. Поэтому Курбский, разоблачая преступления царя, в угоду авторскому замыслу умудрился умолчать об опричнине – самом страшном из деяний Ивана Грозного...

В исторической концепции Курбского неповиновение Грозному принимало характер «Священной войны» с Антихристом. Всякий погибший от рук царя превращался в христианского мученика: «Верой служа своему царю и христианскому обществу, какую плату получили они здесь от свирепого и бесчеловечного царя? Разве не воздаст им Христос, не их украсит мученическими венцами?.. А потому, без сомнения, поедут они или поплывут на облаках навстречу Господу в первом воскресении».

Насколько историческая концепция Курбского отражает реалии отечественной истории? У ученых нет однозначного ответа на этот вопрос. Одни склонны доверять князю и пишут русскую историю «по Курбскому»: рассматривают «Избранную раду» как реальное «правительство А. Ф. Адашева – Сильвестра». Другие считают, что «Рада» была выдумана Курбским, когда он сочинял концепцию правления Ивана Грозного по схеме, вычитанной у Иоанна Дамаскина. Истина, как всегда, где-то посредине: легендарность известий Курбского о правительстве «ангелоподобных мужей» очевидна, и в то же время, видимо, и Сильвестр, и особенно Адашев действительно играли неординарную роль при дворе. Только в чем именно она заключалась – мы больше догадываемся и строим гипотезы. Вот уже более 200 лет ученые, поэты, политики, просто люди, неравнодушные к судьбам России, вчитываются в сочинения Грозного и Курбского в поисках правды о прошлом, в поисках ответов на извечные вопросы русской истории.

А это значит, что спор царя Ивана и князя Андрея не закончен, а продолжается. Курбский неоднократно обещал положить свои грамоты, обличавшие царя-тирана, с собой в гроб. Но они не исчезли во мгле веков вместе с его могилой, а, наоборот, обрели самостоятельную жизнь. Пока нас будет интересовать история Ивана Грозного – мы будем помнить и о Курбском. Место царя и опального князя в исторической памяти можно охарактеризовать словами булгаковского Иешуа, обращенными к Понтию Пилату: «Мы теперь всегда будем вместе, – говорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с золотым копьем. – Раз один – то, значит, тут же и другой! Помянут меня, – сейчас же помянут и тебя».

[1] Это первое послание А. М. Курбского Ивану Грозному, написанное, как полагают, вскоре после побега в 1564 г.

[2] Федор Ростиславич — предок Курбского, смоленский князь.

[3] Крон — Кронос (др.-греч. миф.).

[4] Предположительно речь идет об одном из вдохновителей опричнины, А. Д. Басманове (казнен в 1570 г.).

[5] Ответ датируется предположительно началом 70-х гг. XVI в.

[6] Это первое послание Ивана Грозного Андрею Курбскому от 5 июля 1564г.