Сегодня мы — впервые — вместе с очевидцами и участниками тех страшных событий попробуем их найти.
Мы заранее понимаем, что эта публикация вызовет очередной взрыв чиновничьего гнева. Власть не любит отвечать за свои слова и дела[172](здесь и далее в тексте цитируемых материалов сноски, а также выделение текста при них курсивом в некоторых случаях — наши).
Но смолчать сегодня — значит приговорить себя завтра к новым терактам, захватам, убийствам. А в том, что они будут, — сомнений, увы, ни у кого нет...
Когда начался захват, первое время никто вообще ничего не понимал. Поначалу были иллюзии, что возможно повторение сценария “Норд-Оста”: снабжать заложников водой и едой, отправлять парламентеров и тележурналистов. Но уже первые шаги боевиков показали: “мягкого” варианта не будет.
После того как их снабдили средствами связи, они передали: не включите воду — через десять минут двое заложников будут убиты. Не включили. Террористы убили двоих детей и выбросили тела.
“Не включите свет — снова убьём двоих!” Не включили. Через десять минут — ещё два трупа. (Накануне третьего дня осады, поздно вечером, боевиков предупредили: “Объявлено штормовое предупреждение. Возможно самопроизвольное отключение света”. — “Держите провода руками, — ответил главарь. — Иначе каждые 10 минут будем убивать по два заложника. И так — всю ночь”.)
Тут уже все поняли: ничего подобного Россия прежде не знала...
Первый день прошёл, по сути, впустую. В дзасоховском штабе царила неразбериха. Боевики требовали на переговоры кого-то из федеральных министров, но ехать никто не решался. (Заместитель генпрокурора Сергей Фридинский и полпред в ЮФО[173] Владимир Яковлев приехали в штаб 2 сентября в обед.)
Только с появлением в штабе руководителей ФСБ начало что-то делаться. По сути, именно они приняли на себя всё руководство. (И — добавлю — если бы не они, всё могло кончиться ещё страшнее.) Уже вечером были составлены списки заложников. С высокой долей вероятности стало понятно их количество — тысяча с небольшим. (Потом выяснится точно: 1024.)[174]
В срочном порядке в Беслан вызвали бывшего вице-спикера Госдумы и президента “Славнефти” Михаила Гуцериева (ныне — президента компании “Руснефть”), обладающего большим опытом ведения переговоров с боевиками и вообще серьёзным авторитетом на Кавказе.
Рано утром 2 сентября Гуцериев позвонил боевикам по мобильному телефону. Все разговоры шли с включённым динамиком.
От имени террористов переговоры вёл человек, назвавший себя “Шейху”[175] (ударение на последнем слоге). Судя по произношению, он был славянином. По крайней мере, когда Гуцериев попытался заговорить с ним на ингушском, тот отрезал: “Говорите только по-русски”.
“Кто вас уполномочил?” — спросил “Шейху” Гуцериева.
“Президент России и Федеральное правительство. Я пришёл спасти вас”.
“Спасти нас?” — засмеялся “Шейху”.
“Да, вас...”
До этого “Шейху” требовал, чтобы на переговоры с ним пошли четыре человека: Дзасохов, Зязиков, Аслаханов и доктор Рошаль. Аслаханов и Рошаль прилетели в Беслан. Зязикова нигде не было. (Его безмятежным нашли только на второй день, в московском “Президент-отеле”.)
Дзасохов всё время находился в штабе, однако в переговоры вступать не решался. Он боялся даже взять телефонную трубку. Тогда “Шейху” позвонил Рошаль: “Я готов сейчас прийти к вам, вместе с водой и медикаментами”.
“Если ты подойдёшь ближе, чем на 30 метров, — ответил террорист, — получишь пулю”.
Сам по себе Рошаль был им не нужен. Они хотели заполучить всех сразу, чтобы казнить на месте. К каждому у них был свой счёт. Дзасохова, Аслаханова и Зязикова они считали отступниками и предателями. Рошалю не могли простить того, что в “Норд-Осте” тот передавал всю информацию спецслужбам и не стесняясь признавался в этом перед телекамерами.
Дзасохов притащил в штаб кого-то из духовных лидеров мусульман, но “Шейху” говорить с ним не стал, бросил трубку. “Если мне позвонит кто-то ещё, кроме тебя, — заявил он Гуцериеву, — я убью десять новых заложников”.
Никакие посулы и уговоры на “Шейху” не действовали. Ему предлагали обменять детей на арестованных после ингушских событий людей (31 боевика), но он лишь смеялся в ответ: “Вы не понимаете! Мы пришли не торговаться и договариваться. Либо мы добьёмся своего, либо умрём вместе с детьми”. — “Какие ваши условия?” — “Мы передадим их письменно”. — “Кому? Может быть, Аушеву?” — “Аушев?.. Пусть идёт. Мы гарантируем ему жизнь”.
Спешно вызванный из Москвы генерал Аушев пошёл на переговоры. Никакой техники или оружия брать с собой он не стал (хотя его обыскивать и не стали: верили на слово). Боевики отдали Аушеву письмо. В переговоры они не вступали. Через полчаса после этого были освобождены грудные дети — самому Аушеву их не отдали, чтобы не создалось впечатление, будто тот в чём-то их убедил.
Текст письма был сразу же доложен президенту. Прямую связь с Путиным держал Дзасохов (он звонил ему в среднем каждые три часа). Оно было адресовано “Его превосходительству президенту Путину”. Подписал письмо “Раб Аллаха Шамиль Басаев”.
Документ содержал пять условий, при выполнении которых заложники получат свободу:
а) Путин должен подписать указ о прекращении войны в Чечне;
б) вывести оттуда войска;
в) Чечня как самостоятельное государство входит в СНГ;
г) Чечня остаётся в рублёвой зоне;
д) в Чечню и на Северный Кавказ вводятся миротворческие силы СНГ.
Отныне план боевиков стал ясен окончательно. Они рассчитали всё чётко. Без воды и еды уже на четвертые-пятые сутки дети начали бы умирать. Идти на штурм спецназ не мог: рядом со школой собрался весь город.
Обезумевшие люди готовы были растерзать каждого, кто ринется на штурм. У многих было оружие. Стихийно формировались отряды самообороны. Подкрепление привёл и президент Южной Осетии Эдуард Кокойты.
(Впрочем, руководство ФСБ и без того не хотело штурма. Первый замдиректора Владимир Проничев, руководивший до этого спецоперацией в “Норд-Осте”, с самого начала категорически возражал против любого силового сценария. Планов захвата школы ФСБ не разрабатывала в принципе.)
Сильнее всего на людей действовало то, что боевики не пропускали в здание ни воду, ни еду. Наверное, если бы не это обстоятельство, родственники вели бы себя гораздо спокойнее. Но, видя, как жадно, задыхаясь пьют воду освобождённые дети, толпа заходилась в неистовстве.
В таких условиях уже в ближайшие дни президент оказался бы перед страшным выбором: либо принять условия террористов. Либо — обречь детей на верную смерть.
И то и другое было для него неприемлемо, но третьего выхода, увы, не существовало. Правда, некоторые члены штаба предлагали подписать фальшивый указ, но это предложение завернули с ходу. Было очевидно, что террористы не удовлетворятся одной только бумагой и потребуют объявить указ по всем каналам телевидения. После этого обратного пути уже не было бы.
Тогда возникла другая идея — привлечь к переговорам Масхадова. Дзасохов и Аушев по телефону нашли Закаева. Тот пообещал доложить Масхадову и сообщить его условия. Перезвонил поздно ночью. “Масхадов готов связаться с людьми. Нужна гарантия, что вы не будете пеленговать разговор и не повторите дудаевский сценарий”. Решение вопроса отложили до утра.
На третий день Гуцериев убедил “Шейху” отдать тела погибших. К тому времени в здании находился уже 21 труп. Это были те заложники, которых бандиты убили в доказательство серьёзности своих намерений, и родители, погибшие в первые же минуты на общешкольной линейке. (У одного из отцов оказался с собой пистолет. Когда начался захват, он успел застрелить боевика, но тут же был убит.) Кроме того, ещё двух шахидок (изначально их было четыре) террористы расстреляли сами. Женщины отказались воевать с детьми. До начала “операции” им говорилось, что захватывать предстоит какой-то военный объект.
“Хорошо, — ответил “Шейху”, — пусть к школе, по левому борту, подойдет грузовик с четырьмя сотрудниками МЧС в форме. Двое — в кабине. Двое — в кузове. И никаких фокусов”.
Спасатели пошли в школу. Они старались держаться как можно спокойнее, хотя понятно было, что творилось у них на душе.
В 13.05 раздался первый взрыв...
Уже потом выяснится, что взорвалась мина, прикреплённая под потолком на скотче. От жары и духоты плёнка порвалась, и смертоносный заряд рухнул на пол[176].
Вслед за первым — громыхнул и второй взрыв. Это уже боевики, решив, что спецназ идёт на штурм, сами привели в действие мину. Взрывной волной вынесло все окна и двери.
Окровавленные, обессиленные дети принялись разбегаться в разные стороны. Вопреки официальной версии, террористы по ним не стреляли. Все, кто погиб у здания, — попали под перекрестный огонь, потому что, услышав взрывы, осетинские ополченцы открыли шквальный огонь. Боевики начали отстреливаться в ответ[177].
Вокруг школы царила страшная неразбериха. Толпа бесчинствовала. У омоновцев пытались отбирать автоматы. Пробовали ворваться даже в штаб. Двух людей, заподозренных в связи с террористами, разорвали на месте.[178] “Я политический труп! — вопил, бегая по штабу, Дзасохов. — Теперь мне — конец!” (Даже в такие минуты он думал в первую очередь о себе.)
“Что вы наделали?!!” — кричал в трубку Гуцериев. “Вы обманули нас, — орал в ответ “Шейху”. — Теперь вы несёте ответственность за всё!” — “Да нет никакого штурма, — убеждал Гуцериев. — Разберитесь у себя внутри”.
Однако ситуация уже вышла из-под контроля.[179] Когда стало ясно, что детей внутри нет, спецназ приготовился к штурму. Над зданием низко повисли три вертолета, но боевики настолько хорошо приготовились к обороне, что сумели автоматной очередью подбить один из них. (Потом в новостях скажут, что какой-то вертолёт был обстрелян в Чечне.)
Школа была превращена в неприступную крепость. Бандиты оборудовали бойницы, запаслись несметным количеством патронов и боеприпасов. Чтобы избежать подкопа, даже вскрыли полы.
Тем не менее бойцы спецназа ФСБ (“Альфа” и “Вымпел”) ринулись на штурм. (“Они сражались как герои”, — это единое мнение всех очевидцев и членов штаба.)
Последний телефонный разговор между Гуцериевым и “Шейху” состоялся примерно в шесть часов вечера. Впрочем, это был скорее не разговор, а один сплошной крик.
“Во всём виноваты вы и ваш Кремль”, — сказал на прощание террорист[180]. Гуцериев бросил трубку. После этого телефон “Шейху” больше уже не отвечал...
Бой закончился в час ночи, когда был убит последний боевик. Ни один бандит из здания не вышел. Правда, досталось это слишком дорогой ценой. Двадцать один чекист был ранен. Десять — погибли. Четверым из них посмертно присвоены звания Героев России...
О том, как президент наградил Дзасохова, Зязикова, полпреда Яковлева и т.п., нам пока ничего не известно...»
В общем, же изложение событий А.Хинштейном таково, что можно подумать, будто он везде был сам: и в штабе, и в школе, вследствие чего и повествует обо всём, как памятливый очевидец, который знает, кто как себя вёл и кто кому что сказал. Однако реально его публикация — коктейль из истинных свидетельств, а также из стихийно возникающих слухов, сплетен и целенаправленной пропаганды.
А вот версия Ш.Басаева, взявшего на себя ответственность за организацию теракта в Беслане, которую пересказывает сайт www.newsru.com в публикации “Басаев рассказал подробности про теракт в Беслане. Они не совпадают с данными Генпрокуратуры”, которую мы приводим ниже, опустив аннотацию:
«Басаев рассказал о требованиях террористов
В послании Басаева также изложены требования, которые были предъявлены в обмен на освобождение заложников в школе. Боевики требовали “немедленно остановить войну в Чечне и начать вывод войск”. “Если Путин не хочет мира, мы требуем немедленной отставки Путина с поста президента РФ”.
В знак поддержки своих требований террористы от имени заложников объявили бессрочную сухую голодовку.
В заявлении Басаева говорится, что “если Путин издаёт приказ немедленно остановить войну, все войска в казармы и начать вывод войск; мы даём всем воду”.
Ранее сообщалось, что Путин был готов выполнить другое условие террористов — вывести войска из Чечни и дать республике автономию. Об этом 8 сентября заявил в эфире радиостанции “Эхо Москвы” президент всемирного благотворительного фонда “Дети и молодёжь против терроризма и экстремизма” Николай Мосинцев-Озеранский. Особо следует отметить тот факт, что среди учредителей этого фонда — ФСБ России. А основными целями Фонда является содействие президенту России. По словам Мосинцева, после того как боевики потребовали предоставить автономию Чечне, “уже верстался указ, фактически был проект указа, что Чечня — отдельное государство”.
По словам Басаева, еду заложники получили бы после начала реального вывода войск.
“Как только выводятся войска с горных районов, мы отпускаем детей до 10 лет. Остальных — после полного вывода войск. Если Путин подаст в отставку — мы отпускаем всех детей и с остальными уходим в Чечню”.
Также через экс-президента Ингушетии Руслана Аушева и главу Северной Осетии Александра Дзасохова было передано от Басаева личное послание Путину[181], которое он обсуждал с другими террористами.
В заявлении Басаева говорится, что никого освободить из тюрем террористы не требовали. Напомним, ранее сообщалось, что террористы требовали освободить из тюрем всех арестованных боевиков, участвовавших в рейде на Ингушетию в ночь на 22 июня.
Кроме того, Басаев утверждает, что на “пустой” видеокассете была запись-обращение заложников к Путину.
Басаев также говорит о единственном террористе, которого удалось взять живым. Речь идёт о Нур-Паше Кулаеве, который сразу же начал давать показания.
“Всё, что говорит человек, клянущийся Аллахом, что он очень хочет жить, — несущественно. Братьев Кулаевых и двух их односельчан я набрал в группу в последний момент для количества в половине пятого вечера 31 августа, а в восемь вечера отправил на операцию. Из них я знал лично только Хан-Пашу у которого полностью отсутствовала правая рука. Ему я дал пистолет и одну гранату, остальным автоматы и по два-три рожка к ним, сказав им, что их обязанность — стоять на посту”.
В заявлении говорится, что “к взрывам самолётов и у метро кроме нас никто не имеет отношения”. По словам Басаева, эти теракты были приурочены к выборам президента в Чечне.
Басаев сообщил, что с Усамой бен Ладеном он не знаком и денег от него не получает. “В этом году от иностранцев я получил всего 10 тыс. долларов и 5500 евро. Воюю исключительно за счёт отчислений из бюджета России”.
Басаев назвал настоящее имя “Полковника”
Операцию “Норд-Вест” в Беслане возглавил некий “полковник Орстхоев”, говорится в заявлении Басаева. Напомним, что накануне Управление общественных связей Генеральной прокуратуры РФ сообщило, что личность руководителя банды, захватившей школу, по кличке “полковник” они ещё не установили. Но сегодня вечером, после того, как Басаев назвал имя этого человека, Генпрокуратура заявила, что имя “полковника” не Орстхоев, а Хочубаров.
Напомним, что ранее высказывались предположения, что за кличкой “полковник” скрывается боевик Магомед Евлоев по кличке Магас — бывший ингушский милиционер Тазиев Али Мусаевич, который с 1998 года числился как “героически погибший при исполнении служебного долга”.
Затем появилась версия, что “полковник” — это Хочубаров Руслан Тагирович, 12.11.72 года рождения, ингуш, уроженец села Галашки. С 1998 года он разыскивается УВД Орловской области за убийство. Приметы: ожог на шее с левой стороны, круглые глаза, маленькие губы, острый нос, густые брови и короткие волосы.
Но в своём заявлении Басаев заявляет, что главарь бандитов “полковник Орстхоев” несколько раз уже после начала штурма звонил из школы его заместителю и рассказал, что “русские стреляли в зал из пушки по пультам и перерезали провода (вероятно, имеются в виду провода к заложенным взрывным устройствам — Прим. ред.). После этого они пошли на прорыв. В последний раз он связывался в два часа ночи, сказав, что заканчивается зарядка телефона”.