Между дьяволом и глубоким синим морем 10 страница

– Здорово! – улыбнулась Даша.

Лосева тут же утащила ее в курилку, хотя обе не курили. «Там хоть поговорить можно», – объяснила она. В рекреации за стеклянными дверями на десятом этаже было пусто и накурено.

– Ну чего, родила? – Лосева в своей манере спрашивала сразу, без прелюдий.

– Ага. Мальчика! – гордо ответила Даша. – А ты?

– Родила.

– Кого?

– Не знаю.

– Как это? – обалдела Даша.

– Мне не сказали. Родила – и сразу забрали, больше ни разу не приносили. Забыла? Я ж неблагонадежная.

– Ужас…

– Да ладно! Какой ужас? Ну, увидела бы я ребенка, ну даже кормила бы его месяц, и чего? Легче было бы? Вот тебе легко сейчас, да?

Даша тяжело вздохнула:

– Меня каждый день трясет от того, что любая минута может оказаться для нас с Никитой последней.

– Ого! Ты ему даже имя дала? В честь отца, да? «Мне просто понравился один мальчик», – передразнила ее Лосева.

– Да хватит тебе! И так тошно. Это мой ребенок, понимаешь?! Не могу я его отдать никому. Это как руку отрезать!

Лосева фыркнула, всем своим видом показывая: «А я же предупреждала!»

– Слушай, а ты можешь узнать, кому его отдадут? Ну, наверняка же можно получить как-то доступ в базы центра планирования. А я просто буду иногда проходить мимо той семьи и смотреть, как там мой Никитка.

– Идиотка – это диагноз. И почему у нас не лечат дурость? – театрально воскликнула подруга. – Не-е-ет! Слышишь меня, дурочка? Я не сделаю этого, даже если бы могла. Ты не понимаешь, о чем просишь. Ты о самоубийстве просишь! Причем в особо извращенной форме. Это у тебя от секса с мальчиками мозги набекрень встали.

– Я не просила этого секса, – огрызнулась Даша.

– Вот и забудь его как страшный сон!

– Страшный сон у меня будет всю оставшуюся жизнь, если я отдам сына! Как ты не понимаешь? У тебя же была мама!

– Заткнись, идиотка! – Лосева вдруг стала страшной, и Даша поняла, что та перестала шутить.

Обе увидели через стеклянные двери, как мимо курилки проходит Оксана. Что из разговора она слышала? Достаточно было одной фразы, чтобы тут появился Демконтроль.

– Доорешься счас до тюряги, – прошипела Лосева.

– Ты мне поможешь?

– Я тебе помогу! Тем, что не дам совершить большущую глупость.

– Достань адрес. Любые деньги.

– Засунь себе в одно место свои деньги.

– Да или нет?

– Нет. И точка! Достала!

– Ну и проваливай! Без тебя разберусь! – Даша бегом бросилась из курилки, оставив Лосеву одну.

Молодая мама действительно потеряла бдительность, потому что во время следующего кормления прямо при медсестре сказала:

– Ну что, Никитка, будем обедать?

– Как ты его назвала? – встрепенулась та.

Даша промямлила что-то типа «ну не триста тринадцатым же номером мне его звать», но поняла, что это конец. Сестра ничего не сказала, просто молча ушла, а у Даши потекли слезы ручьем, так что Никитка тоже расхныкался.

– Ну-ну, маленький мой, не плачь. Мама тебя больше никогда не увидит, но ты расти большим и здоровым. Тебя будут любить дяди, и я надеюсь, ты будешь счастлив. В отличие от мамы.

Она зацеловала его от макушки до пят, так, что соседки по палате решили, что она сошла с ума, и притихли.

– Я люблю тебя, сынок, и всегда буду любить, – шептала она в маленькое ушко, убаюкивая и успокаивая.

Когда медсестра вернулась, Даша последний раз обняла ребенка, поцеловала в лоб и отдала. Больше Никиту на кормление не приносили. Долгое время Даша пролежала, уткнувшись в мокрую уже подушку.

На следующий день доктор сообщил, что ее срок службы в центре коррекции демографии подошел к концу. Долгожданный дембель! Только она ничуть не обрадовалась.

– Может, тебе стоит обратиться к психологу? – предложил он.

Даша представила, как ее начнут уверять, что любить собственного ребенка, особенно мальчика – это неестественно для женщины, пропишут антидепрессанты, подавляющие все эмоции, и покачала головой.

– Со мной все нормально, – попыталась она улыбнуться.

– Ну хорошо. Сегодня мы возьмем у тебя анализы еще раз, чтобы убедиться, что ты здорова, и, если все будет в норме, завтра можешь ехать домой.

Даша понимала, что у нее не может быть все в норме, ведь ей только что отрезали часть плоти. Навсегда. И это никогда не заживет. Впрочем, анализы показали обратное, и к обеду следующего дня она уже сложила стопку книжек и стопку одежды (чуть поменьше) и гуляла по коридору в ожидании. Тетя Саша обещала забрать ее на машине. Находиться в палате не было сил – после той сцены с Никитой соседки ее явно сторонились.

Оксана ее, видимо, ждала, потому что появилась именно тогда, когда из лифта, с другой стороны коридора вышла тетя Саша. Она сунула Даше в руку листок бумаги со словами:

– Это то, что ты просила у своей подруги.

И быстро ушла. Даша не успела от удивления даже рта раскрыть. В записке был телефон и имя: Лиана Тамаровна. Она не могла ни о чем спросить Оксану – тетя Саша уже почти подошла, но ей и не надо было ничего спрашивать. Все понятно: Оксана слышала разговор в курилке и решила помочь вместо Лосевой.

Узнать, в какую семью передают ребенка под номером 313562, оказалось на порядок дешевле, чем откосить от службы в «корде», хотя и то, и другое было одинаково незаконно. А может, просто пожилой грузинке Лиане Тамаровне не так нужны были деньги, как молодой Анне Валентиновне. Даша узнала не только адрес и фамилию семьи, но и личную информацию «отцов». В центре планирования семьи была огромная база, в которой содержалась только перепроверенная информация о семьях, пожелавших иметь детей.

Эрик Бакмет, тридцать восемь лет, служил в армии, судимостей нет, здоровье хорошее, ресторатор. Владелец ресторана «Приват». Личный годовой доход – 2,7 миллиона. Антон Бакмет, двадцать три года, студент четвертого курса художественного института. Не служил, судимостей нет, здоровье удовлетворительное.

Даша тут же возненавидела эту парочку, ведь очевидно, что богатенький Эрик просто «отмазал» своего Антона от армии!

В браке пять лет, родители обоих живы, находятся на пенсии.

«Странно, родили их одни, а родителями называют других», – удивилась она вдруг привычному для нее термину.

Даша редко бывала в южных районах города и почувствовала себя заезжей туристкой. Высотные дома из стали и стекла, больше похожие на офисы, спортивные автомобили, бары и рестораны на каждом углу и, конечно, много мужчин. Вроде бы никто особо не пялился, но она спиной чувствовала их удивление и немой вопрос: «Что она тут делает?» От этого и от мыслей о Демконтроле под порывистым ветром стало холодно. Она еще не сделала почти ничего противозаконного, но до запретной грани оставался один шаг. Если поймают на покупке секретной информации из центра планирования семьи – ее ждут серьезные неприятности. Но если застукают в доме Бакметов – будет в сто раз хуже. Впрочем, Даша уже больше недели не видела сына, поэтому сейчас перла как танк, наплевав на Демконтроль и все остальное.

До нужной улицы пришлось еще долго ехать на автобусе, а потом идти пешком: они жили за городом, в частном доме. Когда добралась, практически стемнело. Впрочем, это было даже хорошо: так она меньше попадалась на глаза случайным прохожим.

Опасение, что дом будет огорожен двухметровым сплошным забором, не подтвердилось. Забор оказался ажурным, скорее декоративным, и Даша с третьей попытки его перелезла. Двухэтажный дом из красного кирпича выглядел элегантно и стильно. Резные наличники, кованые чугунные вензеля на балконе, большие высокие окна, через которые видно всю гостиную, если не задернуть тяжелые бежевые портьеры. Именно там на ковре у камина сидел Антон с Никиткой на руках. Даша застыла, боясь пошевелиться.

Свежеиспеченный родитель тряс перед носом ее сына погремушкой, пока тот не заплакал. Тогда он начал трясти уже ребенка, неумело укачивая, расхаживая по комнате. Никита не утихал. «Не так! Ему так не нравится!» – хотела крикнуть Даша, но не могла пошевелиться.

– Ты кто такая и что тебе тут надо?

От неожиданности Даша дернулась и чуть не упала. Высокий мужчина с бородой эспаньолкой стоял у нее за спиной. Это не мог быть никто кроме Эрика Бакмета.

– Я… я Даша, – пролепетала она.

– Воровка?

– Нет…

– А кто?

Даша попыталась взять себя в руки и решила вести себя как Лосева:

– Я – мать этого ребенка!

Эрик схватил ее за шиворот и поволок к выходу. Даша упиралась как могла, отказывалась идти, висла, поджимая ноги.

– Нет! Вы не понимаете! Это мой ребенок! Да послушайте же!

– Если ты не уберешься с моего двора, я вызову полицию! – Голос у Эрика был резким и хлестким. Неудачливая нарушительница понимала, что если сейчас ее выкинут за калитку, шансов хотя бы дотронуться до сына у нее никаких не будет.

– Давайте хоть поговорим! – взмолилась она.

– О чем?

– О ребенке!

– Вон отсюда!

– Я же от вас не отстану! Буду приходить каждый день и стоять у забора! Это не запрещено, и меня нельзя будет забрать в полицию! Я клянусь, что сделаю это, если вы меня сейчас не выслушаете! – Шантаж был так себе, ведь Дашу уже можно было привлечь к уголовной ответственности, но он сработал. Эрик, видимо, не успел задаться вопросом, откуда она вообще взяла их адрес.

– Ладно. – Он отпустил ее воротник. – Пойдем в дом. Но при одном условии: к ребенку не прикасаться! Иначе я сразу звоню в полицию.

Даша кивнула. Выбора особо не было.

Нужно было видеть обалдевшее лицо Антона, когда они оба ввалились в коридор, но Дашу больше волновала не его реакция, а то, что Никита до сих пор плакал. Она сжалась вся, но сдержалась, ничего не сказала и не прикоснулась к нему.

– Знакомься, это… как там тебя?

– Даша…

– Это Даша, – представил ее Эрик. – Куртку повесь сюда, – это уже ей.

Жар камина распространялся по всей комнате (а может, это было центральное отопление), и только тут Даша поняла, как продрогла у окна: май в этом году выдался очень холодным.

– Принести чаю? – спросил Антон, ничего не понимая.

– Не сейчас. Сначала мы послушаем вот эту девицу. Боюсь, нам будет не до чая.

Эрик задернул портьеру, и они расселись вокруг журнального столика. Никита все плакал. Даша не выдержала:

– Он не любит, когда его так трясут. Если его прижать к груди и гладить по голове, то он скоро успокоится.

Антон недоуменно посмотрел на Эрика, тот пожал плечами. Совет действительно помог, и ребенок вскоре утих.

– Итак, ты его мать. Что дальше?

Темно-синий костюм, белоснежная рубашка, манжеты, выступающие из-под рукавов пиджака на пару сантиметров, как и положено, серебряные запонки… Образ старшего Бакмета был идеален. И разговаривал он с ней как с назойливой мухой, от которой другим способом сложно избавиться. А Даша не знала, что дальше. Не придумала. Ей и в голову не приходило, что можно вот так по-дурацки попасться. В планах было просто посмотреть на сыночка и уехать, а опасалась она лишь Демконтроля, но никак не вернувшегося с работы главу семьи.

– Я просто хотела посмотреть на него.

– Прекрасно, ты посмотрела. Теперь уезжай.

Тут Дашу прорвало. Захлебываясь словами, боясь, что ей не дадут договорить, она заголосила:

– Вы не понимаете! Это мой сын! Мой! Я его выносила, рожала целые сутки, а это, между прочим, очень больно! И у него мои глаза, и такой смешной носик, а губы от… неважно. Я люблю его и не могу жить без него. Он когда улыбается – будто весь мир улыбается для меня, а если плачет, то я сделаю что угодно, только бы ему опять стало хорошо. Это мой ребенок, вы это слышите!

– Слышим, слышим. Это все? – На Эрика речь не произвела никакого эффекта.

– Отдайте его мне, – вдруг прошептала она.

– Что-о-о-о? – тут уже возмутился Антон. – С какой стати? Да мы пять лет ждали ребенка! Это наш сын!

– Неправда! Это мой Никита!

– Стоп! – рявкнул Эрик. – Во-первых, его зовут Максим. Во-вторых, по всем человеческим и божеским законам, это наш сын, а в-третьих, я звоню в Демконтроль.

«Максим? Только не Максим! Это ужасное, ужасное имя! Это же Никита, неужели они не понимают!» – обожгло Дашу, но вместо этого она выпалила:

– Родила его я, значит, я его родитель, а не вы.

– Да, ты его биологическая мать, и что? Разве это дает тебе какое-то право на ребенка? Давай-ка почитаем закон «О правах родителей и детей». Статья третья – «Об усыновлении». Пункт первый: ребенка мужского пола может усыновить только мужская семейная пара, ребенка женского пола – только женская. Ты уже не подходишь. Пункт второй: для усыновления необходима семейная пара, прожившая минимум пять лет в браке, не имеющая разводов. Ты вообще жената? Пункт третий: один из родителей должен быть не младше тридцати лет и не старше пятидесяти. Девочка, ты когда перестала играть в куклы? Пункт четвертый: совокупный доход семьи не может быть ниже удвоенной средней зарплаты в регионе проживания. У нас сейчас это около восьмидесяти тысяч. Ты столько зарабатываешь? И пятый пункт: детей не могут усыновлять семейные пары нетрадиционной ориентации, типа гетеросексуалов, бисексуалов, транссексуалов и тому подобное. Ну, тут даже спрашивать ничего не буду. Можешь не сомневаться, закон я процитировал дословно. За столько лет обивания порогов центра планирования семьи выучил его наизусть. Итак, где говорится хоть слово о биологическом родстве?

Даша молчала. Собственно, сказать было нечего.

– Ты вообще соображаешь, что творишь? Тебя за это Демконтроль засадит лет на семь. Подумай о своих родителях!

– Можно я хотя бы буду иногда приходить смотреть на Никиту? – Она старалась держать себя в руках, но слезы капали, и ничего с этим поделать Даша не могла.

– Ты, кажется, меня не слышишь или не понимаешь. На каком языке тебе объяснить? Забудь сюда дорогу и про ребенка. Нет у тебя никакого ребенка и никогда не было! Вот этот вот мальчик, который уснул на руках Антона, – это наш сын, и только наш.

Эрик наконец заметил слезы, замолчал. Потом кивнул Бакмету-младшему:

– Тош, уложи Максимку и принеси нам чаю.

Молодой папаша кивнул и осторожно, чтобы не разбудить ребенка, вышел.

– А с тобой давай поступим так: я сейчас позвоню другу, попрошу, чтобы он тебя отвез домой, и мы забываем весь этот разговор и то, что ты вообще тут была. Ты никому никогда об этом не рассказываешь, а я не обращаюсь в Демконтроль и не задаю вопрос, откуда ты узнала адрес усыновителей. Но если я еще раз увижу тебя тут или узнаю, что ты каким-то образом добиваешься возврата ребенка, – тут же набираю их номер и рассказываю все. После этого тебя, конечно, посадят, а нам придется переехать, зато Максим будет в безопасности. Я не позволю, чтобы какая-то истеричка портила ему жизнь.

Даше вспомнилось, как она первый раз пришла в «корду». Наверное, имя Максим ей это напомнило. Как и тогда, сейчас она чувствовала себя изнасилованной тряпичной куклой, которой все равно, что с ней делают. Поэтому она просто кивнула.

Дома ее ждал сюрприз.

– Даш, ты где пропадаешь? Тут такая беда, такая беда…

Она напряглась: тетя Саша всякую ерунду бедой не называла.

– Помнишь, девочка с тобой в палате лежала? Тихонькая такая? Тебя еще при выписке провожала?

– Оксана? – Даша похолодела.

– Наверное. Сегодня узнала, что она убилась. Прыгнула с моста на рельсы!

Даша испугалась не на шутку. Самоубийство? Или инсценировка? Неужто Демконтроль прознал про ту записку…

– Теть, почему?

– Говорят, не смогла пережить, что у нее «кордового» ребенка забрали. Я знаю, такое бывает. Бедная, бедная девочка.

Тетя Саша затушила окурок в пепельнице и потянулась за следующей сигаретой, а Даша вдруг очень ясно поняла, что ей делать дальше.

Для того чтобы собрать необходимые ингредиенты, потребовалось не так много времени. Уротропин скупила в ближайших аптеках, за азотной кислотой пришлось ехать на юго-восток, в «Химмаркет» и потом тащить через весь город 28-литровую бутыль – меньшей расфасовки в магазине просто не было. С дистиллированной водой и остальной мелочовкой проблем не возникло. Мензурки и прочее оборудование дома валялись и так: есть свои плюсы в том, что один из родителей – химик-технолог.

Самое сложное и страшное было потом, когда образовалась горка белого порошка. Всего несколько десятков граммов могли взорваться от малейшего колебания с такой силой, что от квартиры бы ничего не осталось, а Даше нужны были килограммы этого вещества!

Конечно, произведенная таким кустарным образом взрывчатка была опасна прежде всего для нее самой, и далеко не с первого раза удалось добиться, чтобы она именно взрывалась, а не просто горела. Испытания Даша бегала производить на пустырь за пару кварталов. К тому времени, как все получилось, нервы у нее сдали окончательно. По сути, Даша каждую минуту ходила по грани жизни и смерти (а вдруг порошок сдетонирует?). Зато это прекрасно отвлекало от мыслей о Никитке.

Чтобы хоть как-то обезопасить себя и окружающих, она накупила детских наборов пластилина и лепила цветные взрывоопасные кубики. Воск, а пластилин – это тот же воск, немного снижал чувствительность взрывчатки, так что у Даши появлялся шанс добраться со всем этим добром до места, не подорвав по дороге окружающих.

Все готово было к концу мая, ей оставалось лишь купить широкий длинный плащ. Еще вечером Даша поцеловала обоих родителей, сестренку, увиделась с Мариной. Почему-то грустней всего было осознавать, что она спит в своей кровати последний раз в жизни. И никогда больше не увидит дурацкую картину с подпрыгнувшей пятнистой длинноухой собакой, которую купила как-то после школы у бродячего художника. Никогда не посидит на широченном подоконнике, разглядывая кленовые ветки, норовящие залезть в окно.

Утром родители ушли на работу, сестра – в школу, и Даше тоже было пора. Пластилин, обмотанный ватой, был аккуратно сложен в два чемодана. В плаще было еще прохладно, но это не имело значения.

Говорят, раньше в этом здании размещалась служба государственной безопасности. Толкая тяжелую дверь, Даша в этом не усомнилась. И хотя название «Демографический контроль» не из военного лексикона, да и работали там сейчас гражданские, методы у них были те же.

Перед тем как войти, она на соседней улице вынула все пластилиновые кубики и набила ими широкий кусок ткани, обвязавшись им, как поясом, а пустые чемоданы просто выкинула. Шесть килограммов ощутимо тянули к земле, стало почти нестер-пимо жарко. Предательски задрожали руки, и Даша сунула их в карманы.

На входе стояла арка металлодетектора – об этом юная террористка узнала заранее, когда приезжала сюда на разведку. Пластилин не звенел, так что охранник молча пропустил ее в большой круглый зал. Справа располагалась стойка регистрации, за которой три девушки, мило улыбаясь, общались с посетителями. Даша заняла очередь за старичком в темно-сером плаще. Все было продумано до мелочей. Возможные варианты ответов она отрепетировала еще неделю назад. Сейчас главное – не показать, как ей страшно. Улыбаться, вести себя естественно и непринужденно. Это оказалось очень сложно с дрожащими руками и шестью килограммами взрывчатки на талии.

– Здравствуйте, чем могу помочь? – улыбнулась секретарша через стекло, отгораживающее стойку от посетителей.

– Мне нужно переговорить с начальником отдела защиты информации. – Даша попыталась улыбнуться в ответ, но не смогла.

– Вам назначено?

– Нет, но я по важному вопросу.

– Что за вопрос?

– Мне бы не хотелось говорить о нем здесь… – Даша постаралась сделать загадочное лицо.

– Извините, но я не могу просто так вас записать к нему на прием.

«Записать?! Мне надо сейчас!» – хотела воскликнуть террористка, но сдержалась.

– У меня есть сведения, что из вашей базы данных воруют информацию. Понимаете, я не могу вам сообщить подробности, но дело срочное. – Даша надеялась, что секретарша не слышит набат, который било ее сердце.

– Минутку.

Девушка с кем-то поговорила по телефону, но до Даши не доносилось через стекло ни слова.

– Вас ждут в кабинете 1112, – это уже Даше. – Одиннадцатый этаж. Возьмите вот этот магнитный пропуск.

Пришлось вынуть руку из кармана, чтобы взять карточку на веревочке и повесить ее на шею. Вроде бы пальцы не слишком сильно дрожали.

Одиннадцатый этаж – это прекрасно. По той информации, которую ей удалось раздобыть, где-то в районе двенадцатого этажа находились базы данных на всех рожавших. Уничтожить их – программа-максимум. Ведь тогда никто не будет искать мать, сбежавшую с ребенком, – она просто нигде не будет фигурировать.

Сквозь стеклянную кабину лифта Даша разглядывала огромное величественное здание Демконтроля. Одиннадцать этажей вниз, и еще столько же вверх, в центре – пустота, по окружности которой – камень и стекло. Все это напоминало ей сводчатые подземные дворцы гномов из сказок.

Табличка под номером 1112 гласила: Корнелюк Сергей Сергеевич. Робко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. Корнелюк оказался сорокалетним бородатым усталым человеком. Он поднял на нее взгляд, пробормотал: «Присаживайтесь» и забарабанил по клавиатуре. Даша осталась стоять.

– Присаживайтесь, – уже громче сказал Сергей Сергеевич, отрываясь от компьютера.

– Я постою…

– Да вы не бойтесь.

– Я… верните моего сына, – вымолвила она наконец. Язык вдруг стал большим и неуклюжим и с трудом ворочался во рту.

– Я? При чем тут я?

– Вы начальник отдела защиты информации. Можете убрать информацию обо мне из базы, я заберу сына и исчезну с ним.

Ей очень не хотелось делать то, ради чего она сюда пришла. И этот бородатый мужчина с большими карими глазами… наверное, его ждут дома родные и друзья. Он ни в чем не виноват. Не он создавал эту систему. «Но он ее поддерживает, – сказал внутренний голос. – А значит, пусть отвечает».

Сергей Сергеевич покачал головой:

– Девочка, ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь!

Даша сбросила плащ, и службист увидел, что она обвешана цветными бомбочками.

– На мне шесть кило октогена, и сдетонировать он может в любой момент. Убьете меня – я взорвусь, не выполните мои требования – я взорвусь, напугаете меня – я взорвусь!

– Тихо! Успокойся! Я сейчас посмотрю, что можно сделать. Только не дергайся, очень тебя прошу! Мне нужно позвонить.

Даша кивнула. Пусть звонит. Ей уже все равно. Она уже перешла границу жизни и смерти после того, как сбросила плащ. Понятно, что Никитку ей не отдадут. А тогда зачем жить? Может быть, хоть своей смертью она поможет таким отщепенцам, как Лосевы, выжить.

Ей вдруг стало нестерпимо жалко этого сгорбленного над телефоном человека в голубой рубашке с мокрыми пятнами под мышками.

– У вас есть сын? – вдруг спросила она.

Он медленно опустил трубку, из которой еще доносился голос.

– Да.

– Никитой зовут?

– Да… – удивился Корнелюк.

Даша вдруг почувствовала себя спокойно и расслабленно. Губы сами собой расползлись в улыбке.

– Теперь еще и внук будет. Навестите как-нибудь семейство Бакметов, поцелуйте за меня ребенка. А теперь – идите отсюда! Быстро!

Он, кажется, понял, что сейчас произойдет. Стараясь не поворачиваться спиной, дошел до двери, открыл. Даша увидела, что коридор заполонили люди в черных шлемах и бронежилетах. Автоматы были наведены на дверь кабинета 1112.

– Уходи! Подальше! – крикнула она и закрыла глаза.

Ломались перекрытия, полы и потолки обрушились на два этажа, заваливая балками военных, дымом заволокло все здание, которое содрогнулось, но выстояло. Но Даша ничего этого уже не слышала.

Тим Скоренко