Разжалование Дрейфуса на Марсовом Поле.
Деятельность Пикара стала угрожать тем, кто был заинтересован эту тайну сохранить. 14 сентября 1896 года через Анри с помощью газеты "L'Eclair" стало известно, что в имеющемся в генеральном штабе тайном документе Дрейфус назван полным именем и предъявление этого документа военному суду явилось основанием для единогласного осуждения Дрейфуса. Некоторые республиканцы ввиду очевидного нарушения закона предлагали разобраться в махинациях военного министра, скрывавшего документ от обвиняемого и его защитника. Полемика возбудила общее внимание; Бернар Лазар в выпущенной им брошюре о Дрейфусе доказывал, что в штабе нет документа с упоминанием его фамилии, а говорится лишь о каналье D., причем эта буква не относится к Дрейфусу. Через несколько дней в газете "Matin" появилось факсимиле бордеро, и страна заговорила о еврейском синдикате, стремящемся спасти изменника и вовлечь Францию в войну с Германией. Депутат Кастеллен требовал в парламенте начать следствие по сообщникам Дрейфуса — Бернару Лазару, офицеру Вейлю, тестю Дрейфуса Гадамару. Новый военный министр Бильо заявил, что Дрейфус осужден законно, и просил палату прекратить опасные дебаты. По совету Анри он отправил Пикара "собирать сведения о состоянии защиты границ" на восток Франции, а затем в Африку. Вопреки утверждению Пикара о том, что в досье нет ни одного доказательства вины Дрейфуса, его помощник представил такое доказательство, сфабриковав его из обрывков писем итальянского атташе Паниццарди в виде документа, в котором вполне определенно говорилось об измене "еврея" своему отечеству. Появление в "Matin" факсимиле бордеро дало возможность Бернару Лазару ознакомить французских и иностранных графологов с почерком Дрейфуса, и большинство экспертов признало, что Дрейфус не мог быть автором приписываемого ему документа. Тогда же вице-председатель сената Шерер-Кестнер, давно сомневавшийся в виновности Дрейфуса, был извещен другом Пикара адвокатом Леблуа, что на самом деле изменником является Эстергази. 15 ноября 1897 года Матье Дрейфус представил военному министру заявление, утверждавшее, что автор бордеро, из-за которого осужден его брат, не кто иной, как Эстергази, и он просит предпринять по этому делу дополнительное следствие.
С этого момента "дело Дрейфуса" принимает новый оборот. Антисемиты распространяют слухи о том самом еврейском синдикате, который намерен скомпрометировать генеральный штаб, устроить Франции новый Седан и т.д. С криками "Да здравствует армия, долой жидов!" по всей стране прокатился ряд погромов. Министерство Мелина предупреждает, что не допустит перерастания дела, касающегося лишь судебного ведомства, в мероприятие политической агитации. Министр Бильо грозит отставкой, если его заставят "жертвовать интересами государства" из-за дела, которое разбиралось "правильно", с полным соблюдением законности. Возмущенная страна во всем винит евреев, против которых устраиваются многочисленные митинги- протесты. Политические партии стараются использовать взбудораженное общественное мнение: монархисты заявляют, что король не позволил бы изменникам поднимать голову; клерикалы и антисемиты настаивают на необходимости принять строгие меры против евреев и протестантов, которые делают все для того, чтобы погубить "старшую дочь католической церкви" — Францию; умеренные республиканцы усматривают в действиях друзей Дрейфуса социалистический заговор, имеющий целью подорвать авторитет армии; радикалы обвиняют министерство Мелина в заигрывании с богатой еврейской буржуазией; социалисты недоумевают по поводу того, что из-за офицера-буржуа поднимается столько шума; наконец, анархисты нападают на армию, ее генералов, защищающих скорее интересы иезуитов, чем отечества.
В ходе следствия по делу Эстергази генерал Пелье, который вел это дело, а в дальнейшем и суд исходили из уверенности, что Дрейфус изменник. И если это так, то Эстергази — лишь еврейская жертва: евреи-де подделали его почерк, и суд 11 января 1898 года единогласно вынес ему оправдательный приговор. Страна с чувством удовлетворения и радости встретила неправедное решение суда, усмотрев в нем и "окончательное решение" по делу Дрейфуса; "клеветник" полковник Пикар вынужден был подать в отставку, мало того — он был заключен в тюрьму. Однако поведение военных властей, их явное давление на судей, расправа с Пикаром, нежелание суда выслушать Матье Дрейфуса и адвоката Лабори, защищавшего несчастного капитана, произвели на значительную часть французского общества удручающее впечатление, число людей, перестающих верить в виновность Дрейфуса, возросло.
13 января 1898 года в газете Клемансо "L'Aurore" появилось открытое письмо Эмиля Золя "Я обвиняю" президенту республики Феликсу Фору. Писатель обвинял генеральный штаб, военных министров Мерсье и Бильо, генералов Буадефра, Гонза и Пелье, ряд офицеров, наконец, оба военных суда в том, что они сознательно губили ненавистного им невиновного Дрейфуса, чтобы выгородить преступника Эстергази. Обвинив весь генеральный штаб и всех причастных к делу Дрейфуса, Золя закончил свое смелое выступление словами: "Я жду" (суда над собой за клевету). Действительно, противники Дрейфуса выдвинули против писателя обвинение в оскорблении всей армии и военного суда.
В стране начались сильные антисемитские беспорядки: в Нанте 17 января толпа заставила почтмейстера Дрейфуса отказаться от своей службы; в Бордо, Марселе, Монпелье, Лилле, Нанси, Анже и многих других местах еврейские лавки подвергали ограблению и уничтожали, а в Алжире лилась еврейская кровь. Взрыв антисемитизма, сопровождаемый сценами, которых Франция не знала с конца XVIII века, открыл глаза наиболее дальновидным политикам республики, защитников Дрейфуса, получивших название дрейфусаров, с каждым днем становилось все больше. Особенно важен был переход на сторону дрейфусаров лидера социалистической партии Жореса, с необыкновенной энергией взявшегося за агитацию против "военной и клерикальной диктатуры", связавшего судьбу Дрейфуса с судьбой самой республики. Дрейфусары, последовавшие примеру Жореса, устраивали в стране многочисленные митинги, но "улица" по-прежнему принадлежала противникам Дрейфуса, которые нападали на сомневавшихся в его виновности, называя их изменниками, продавшимися Германии и евреям.
23 февраля 1898 года суд присяжных признал Эмиля Золя виновным в клевете, приговорил его к году тюрьмы и 3000 франкам штрафа; после кассации (по формальным причинам) приговора дело вторично рассматривалось в суде, писатель снова был признан виновным и бежал в Англию. Генерал Пелье представил в качестве еще одного доказательства виновности Дрейфуса перехваченное письмо одного иностранного атташе к другому, в котором речь шла "об этом еврее" (естественно, Дрейфусе), и процесс Золя стал новой победой генерального штаба.
Наступившие парламентские выборы показали, что страна уверена в виновности Дрейфуса: его главные защитники (Жорес, Рейнак и др.) были забаллотированы. Почти все кандидаты обещали своим избирателям не допустить пересмотра дела Дрейфуса; с триумфом прошел Дрюмон в Алжире, а еврейский депутат Клотц заявил: "Прежде всего патриот, я с самого начала порицал отвратительную кампанию против армии республики и теперь заявляю, что всегда буду выступать против пересмотра дела Дрейфуса". Новая палата выделила из своего состава радикальное министерство с Бриссоном во главе, портфель военного министра достался Кавеньяку, ярому противнику дрейфусаров. Еще до этого будущий министр требовал провозглашения с парламентской трибуны несомненной виновности Дрейфуса, а став министром, 7 июля 1898 года решил окончательно убедить в этом палату и страну, положить конец опасной агитации. В своей речи Кавеньяк сослался на документ со словами "cette canaille de D.", затем на другой, в котором значилась та же буква D., и в заключение процитировал почти целиком документ, о котором говорилось на суде по делу Золя, свидетельствовавший о связи "еврея" с иностранными атташе. Произнесенная с большой искренностью речь Кавеньяка произвела сильнейшее впечатление на палату, и было решено расклеить ее текст во всех общинах Франции.
На следующий день премьер Бриссон получил открытое письмо полковника Пикара, содержащее заявление о том, что документ с буквой D. не относится к Дрейфусу, а другой, в котором говорится о "еврее", поддерживавшем отношения с иностранными атташе, носит все признаки сфабрикованного. Пикар просил организовать ему встречу с компетентными лицами. Тогда-то он и был арестован; антисемитская печать заговорила о нем как о втором изменнике и требовала предать его суду по обвинению в разглашении служебных тайн. Но вскоре у самого Кавеньяка появилась неуверенность в отношении всех этих документов, и он поручил проверить их подлинность майору Кинье, не замедлившему установить подложность того документа, на который ссылались Пелье на процессе Золя и Кавеньяк в палате депутатов. Этот документ, так называемый faux Henry, представлял собой записку Паниццарди к Шварцкоппену с упоминанием "еврея".
30 августа был арестован Анри, вынужденный в присутствии министра Кавеньяка, генералов Буадефра, Гонза и Роже сознаться в подлоге, на следующий день покончивший с собой в тюрьме. В тот же день Эстергази бежал в Лондон, а генерал Буадефр подал в отставку. С юридической точки зрения дело Дрейфуса, казалось бы, не оставляло сомнений, пересмотр его можно было считать неизбежным: один из документов, на которые опирались военный министр и начальник генерального штаба, был фальшивым, а бежавший Эстергази теперь открыто объявил себя автором криминального бордеро.
Но дело Дрейфуса давно уже перешагнуло за юридические рамки обыкновенного преступления. Антисемитско-клерикальная партия продолжала идти к своей цели и стремилась ввести в стране военную диктатуру. Анри за его "патриотический подлог" был провозглашен "спасителем отечества", в поругание жидам, масонам и врагам Франции ему собирались воздвигнуть национальный памятник. Как в дни Буланже, страна разделилась на два лагеря, причем в большинстве своем буланжисты стали называть себя националистами, антидрейфусарами, противники же Буланже были сторонниками Дрейфуса. Республике угрожала со стороны клерикальной реакции серьезная опасность. В парламентские каникулы Бриссон постановил, чтобы военное министерство приступило к решению вопроса о передаче дела Дрейфуса в соответствующую инстанцию для пересмотра. Кавеньяку, заявившему, что он в данный момент еще больше, чем когда-либо, уверен в измене Дрейфуса, премьер предложил подать в отставку и на его место назначил генерала Цурлиндена, считавшегося сторонником пересмотра дела Дрейфуса.
Враждебно встреченный антисемитско-клерикальной партией, новый военный министр на просьбу министра юстиции передать ему досье Дрейфуса ответил письмом, в котором доказывались виновность Дрейфуса и нецелесообразность пересмотра его дела. Действия генерала Цурлиндена свидетельствовали о существовании заговора, охватившего самые верхи военной иерархии. На совете министров, носившем крайне бурный характер, Бриссон отправил в отставку и Цурлиндена, на место военного министра был назначен генерал Шануан. Дело Дрейфуса поступило наконец в уголовную палату кассационного суда. Но противники Дрейфуса, ободренные действиями Кавеньяка и Цурлиндена, не прекращали своей антиреспубликанской агитации, в стране происходили еврейские и протестантские погромы, на улицах избивали дрейфусаров, полиция и военные были единодушны в своем враждебном отношении к дрейфусарам, проповедовался военно-клерикальный союз.
Военный министр, встреченный антисемитской печатью настороженно, а затем милостиво, повел себя крайне загадочно; никто не мог предвидеть, как он поступит при открытии парламента. С другой стороны, дрейфусары крепли с каждым днем, Лига защиты прав гражданина, возглавляемая бывшим министром юстиции Трарье, вызывала все больше симпатий у республиканцев, рабочие массы под влиянием Жореса выступали на многочисленных митингах в пользу республики, интеллигенция вслед за Эмилем Золя настаивала на невиновности Дрейфуса. Во время дебатов по этому поводу генерал Шануан неожиданно для всех заявил, что уверен в виновности Дрейфуса, и с парламентской трибуны, не известив предварительно премьера, сообщил о своем выходе в отставку.
Это явилось сильным ударом по кабинету Бриссона, который вынужден был выйти в отставку. Его заменило министерство Дюпюи с Фрейсинэ в качестве военного министра. Уход Бриссона воодушевил антисемитов, посыпались нападки на кассационную палату, усмотревшую в подлоге Анри "новый факт", дающий основание для пересмотра процесса 1894 года. Смерть президента республики Феликса Фора объединила их вокруг имени Мелин, который, будучи премьером, в течение двух лет покрывал своим авторитетом все неблаговидные дела военно-клерикальной партии. Откровенность реакции открыла глаза республиканцам, под влиянием Клемансо и Жореса сомкнувшим свои ряды; им удалось провести в президенты республики Лубе, сочувствовавшего делу пересмотра дела Дрейфуса. Реакция пыталась свергнуть республику, но она крепла с каждым днем. Наступил момент, когда кассационная палата единогласно постановила передать дело Дрейфуса на повторный разбор, принимая во внимание присутствие в досье ряда фальшивых документов и факт передачи судьям первого военного суда таких бумаг, которые не были известны ни обвиняемому, ни его адвокату.