Смерть «левого фанатика»: Пеппино Импастато

В 1970-е годы – иначе «годы свинца» – итальянской демократии пришлось выдержать самые тяжелые со времен фашизма испытания. В очередной раз борьба с мафией оказалась далеко не на первом месте в списке национальных приоритетов. 12 декабря 1969 года, через два дня после нападения на Кобру Микеле Каватайо, ознаменовавшего собой возвращение мафии к активной деятельности после затишья середины 1960-х, произошел взрыв бомбы в банковском здании на Пьяцца Фонтана в центре Милана, погибли шестнадцать человек, десятки были ранены. Еще через три дня некий анархист, задержанный по подозрению в причастности к этому взрыву, выбросился из окна комнаты для допросов на четвертом этаже здания полицейского управления Милана. Вскоре появились косвенные доказательства причастности к этому взрыву неофашистских группировок, а также подозрения в связи некоторых сотрудников итальянских спецслужб с неофашистами. Воинствующие левые устраивали демонстрации под лозунгом: «Государство воюет со своими гражданами». Они далеко не единственные считали, что демократии в стране угрожает опасность. В наличии антидемократического заговора сомневаться не приходилось, вопрос заключался в том – и он открыт до сих пор, – насколько глубоко этот заговор проник в структуры власти. В Италии реализовывалась «стратегия напряжения», программа террористических действий, призванная подготовить почву для правого переворота.

Эта стратегия была реакцией правых на растущее влияние левого крыла. В 1967-1968 годах по стране прокатились студенческие беспорядки, при подавлении которых полиция зачастую действовала неоправданно жестоко. «Горячей осенью» 1969 года страну охватили забастовки и демонстрации; казалось даже, что рабочее движение вот-вот перещеголяет радикализмом мнений итальянскую компартию.

Взрыв на Пьяцца Фонтана символизировал начало эпохи политической нестабильности и насилия. На протяжении последующего десятилетия в Италии то и дело случались террористические акты, организованные правыми. Наиболее громкий резонанс вызвал взрыв на вокзале в Болонье в августе 1980 года, жертвами которого стали восемьдесят пять человек. Впрочем, политическое насилие отнюдь не оставалось прерогативой исключительно правых. В середине 1970-х годов, когда мировой экономический кризис помог властям несколько утихомирить воинственность рабочего движения, шумливые радикалы из состава коммунистической партии начали осознавать, что, вопреки их чаяниям, революция пока не за углом. Для части этих радикалов вооруженная борьба с властями с целью углубления социальных конфликтов и «пробуждения» рабочего класса была логичным ответом на сокращение числа забастовок и «государственные преступления». Красные Бригады призвали к «ударам в сердце государства»; в конце 1970-х и начале 1980-х годов члены Бригад организовали ряд убийств – полицейских, магистратов, бизнесменов, журналистов и даже коммунистов, заподозренных в сотрудничестве с «государством эксплуататоров».

Участие мафии в разработке и реализации «стратегии напряжения» и заговоре правых – одна из излюбленных тем для рассуждений приверженцев теории заговора. Однако эти теории подтверждаются весьма немногочисленными фактами. В декабре 1970 года некий фашиствующий князь занял министерство внутренних дел в попытке государственного переворота; несколько часов спустя он мирно удалился, а общество узнало о случившемся много позже. Томмазо Бушетта и другие pentiti рассказывали, что боссам мафии предлагали принять участие в заговоре в обмен на отмену ряда обвинительных приговоров. Бушетта и Птенчик Греко летом 1970 года даже пересекли Атлантику, чтобы провести консультации с Леджо и прочими боссами в Катании, Риме, Милане и Цюрихе. Можно предположить, что многие боссы сомневались в целесообразности участия в заговоре. По словам одного pentito, в то время как раз разыгрывался Кубок мира по футболу, Италия уверенно двигалась по турнирной сетке к финальному матчу с Бразилией, так что большинство «людей чести» интересовалось не столько неофашистской революцией, сколько футболом. В конце концов мафия согласилась участвовать в мятеже, однако согласие это, похоже, было продиктовано желанием держать, что называется, руку на пульсе, а вовсе не стремлением помочь. Преследования, которым мафия подвергалась во времена «железного префекта» Чезаре Мори, по-прежнему заставляли Коза Ностру относиться к крайне правым с недоверием.

Помимо формального участия в заговоре 1970 года, мафия содействовала правым радикалам в установке бомбы в поезде Милан-Неаполь; взрыв произошел 23 декабря.1984 года и унес жизни шестнадцати человек. Подобные эпизоды способствовали появлению слухов о том, что Коза Ностра – всего лишь видимость организации, а на самом деле ею руководят из римских коридоров власти и над высшими эшелонами мафии простерта длань неведомого кукловода. В этих слухах не было ни капли истины. История мафии доказывает, что, идя на сотрудничество с правыми, Коза Ностра выдвигает собственные условия, на которых она жестко настаивает и примером которых может служить требование отменить обвинительные приговоры осужденным мафиози.

«Кровавый туман» конца 1960-х- начала 1970-х годов скрывал перемены, происходившие в итальянской юстиции, а между тем этим переменам было суждено оказать значительное влияние на дальнейшую историю мафии. На Сицилии, как и во многих других областях Италии, старые магистраты и судьи придерживались консервативных взглядов, некоторые из них были связаны с политиками родственными узами или масонскими ритуалами. Даже если среди них и не было тех, кто добровольно и преднамеренно сотрудничал с Коза Построй, этим мужчинам – а все судьи и магистраты поголовно были мужчинами – попросту не хватало духа завязать полноценную борьбу с организованной преступностью.

В 1960-е годы, с распространением высшего образования, началась смена поколений; вдобавок магистратура наконец получила собственные органы управления и относительную независимость от правительства, как это было в других европейских странах. К концу десятилетия организация молодых магистратов под названием «Магистратура Демократика» возглавила движение за реформу юридической системы. Некоторые из молодых магистратов всерьез вознамерились заняться новыми преступниками, этими «белыми воротничками» криминала – строительными мошенниками, политиками-коррупционерами, производителями, загрязнявшими окружающую среду.

Чем сильнее становилось влияние магистратов, тем больше они политизировались и тем чаще организовывали нечто вроде политических партий в миниатюре. В итоге появились жалобы на то, что магистраты начинают расследования и передают дела в суд, руководствуясь неприязнью к политическим противникам. Тем не менее, несмотря на все эти несомненные перегибы, успеха в борьбе с мафией в предстоящие годы без реформы итальянской юридической системы достичь было бы невозможно. К сожалению, такие реформы не происходят быстро, и эта не была исключением.

Порой в «годы свинца» казалось, что итальянская демократия не выдержит двойного давления «стратегии напряжения» и леворадикального терроризма. Самым напряженным моментом оказался день 16 марта 1978 года, когда Красные Бригады похитили наиболее крупную политическую фигуру партии христианских демократов, бывшего премьер-министра страны Альдо Моро, причем при похищении были убиты все охранники Моро и его личный водитель. Пятьдесят пять дней Италия, затаив дыхание, слушала споры политиков различных партий о том, что предпринять – отвергнуть требования похитителей или вступить в переговоры и попытаться спасти жизнь Моро. 9 мая Моро был казнен, его тело обнаружили в багажнике красного «рено», припаркованного на римской улочке, в нескольких десятках метров от штаб-квартиры христианских демократов и управления полиции.

Вполне естественно, что эти террористические атаки затмили собой озабоченность возрождением мафии и «режимом террора», установившимся в Западной Сицилии. Наглядным примером этого может служить история, произошедшая в тот же самый день, когда в Риме нашли тело Моро. Консервативная миланская газета «Согпеге della Sera» сообщила об инциденте в Чинизи, крохотном городке на западном побережье Сицилии, вдалеке от «сердца государства». Заголовок краткого сообщения гласил: «Левый фанатик разорван на куски собственной бомбой».

Тридцатилетнего «левого фанатика» звали Джузеппе (он предпочитал имя Пеппино) Импастато. Его гибель была не результатом неосторожного обращения со взрывным устройством и не самоубийством, как утверждалось позднее. Импастато был убит мафией Чинизи; чтобы установить это, потребовалось пятнадцать лет и многочисленные обращения к властям друзей и родственников погибшего. Чтобы понять, почему случай Импастато имеет историческое значение, достаточно взглянуть на фотографию группы «уважаемых людей» из Чинизи, приведенную в этой книге; снимок сделан в начале 1950-х годов. Пеппино – меньший из двух ребятишек в коротких штанишках, левой рукой он держится за руку отца.

Да, этот маленький мальчик вырос в человека радикальных убеждений, получил хорошее образование и посвятил половину жизни борьбе с капиталистами и угнетателями. Подобно многим молодым итальянцам того времени, он охотно участвовал в жарких идеологических спорах, что велись на вышедшем сегодня из употребления загадочном марксистском жаргоне; он был готов спорить обо всем на свете, начиная с войны во Вьетнаме и заканчивая нудизмом; он переходил из фракции во фракцию, увлеченный революционными идеями и при этом постоянно впадавший то в эйфорию, то в отчаяние (личные и романтические отношения были для него затруднительны). Однако для истории Пеппино важно не столько его увлечение политикой, сколько то обстоятельство, что вырос он в одном из наиболее мафиозных районов острова. Отец Пеппино был мафиозо, рядовым членом семьи Чинизи; среди родственников также насчитывалось несколько «людей чести», так что бунт Пеппино воспринимался окружающими как нечто немыслимое.

Выжившие родичи Импастато позднее вспоминали, что недовольство Пеппино окружавшей его с детских лет обстановкой впервые проявилось в 1963 году. Когда мальчику было пятнадцать лет, его двоюродный дядя и босс мафии Чинизи Чезаре Манцелла погиб от взрыва начиненной тротилом «Альфа Ромео Джульетты». Юный Пеппино был потрясен гибелью дяди. Весь город знал, что тело Чезаре разметало взрывом на сотни метров от кратера. Пеппино спросил у другого своего дяди: «Что он чувствовал?» Ответ – «Все произошло в мгновение ока» – нисколько не успокоил мальчика.

К семнадцати годам Пеппино всерьез увлекся политикой, выступал на митингах и подвизался в новостном листке «Социалистическая идея". Конфликт с мафией был неизбежным, ведь в этом городке хорошо помнили о жестоких расправах мафиози с вожаками крестьянского движения в послевоенные годы. В 1966 году он написал статью, озаглавленную: «Мафия: гора дерьма». Прочитав эту статью, один из родственников-мафиози предостерег его отца: «Будь он моим сыном, я бы его живьем закопал». Разгорелся домашний скандал, и Пеппино выгнали из дома.

Чинизи, несмотря на крохотные размеры, был одним из оплотов мафии в Западной Сицилии. В конце 1950-х годов там построили новый аэропорт Палермо, представлявший собой, безусловно, лакомый кусочек для вымогателей и контрабандистов. Из 8000 человек, составлявших население Чинизи, у 80 процентов имелись родственники в Соединенных Штатах. Естественно, что город превратился в крупный перевалочный пункт транспортировки наркотиков за океан. Босс Чинизи дон Тано Бадаламенти поддерживал тесные контакты с детройтскими гангстерами, имел «промежуточные» базы сбыта наркотиков в Риме и Милане и владел целой сетью строительных компаний. В Коза Ностре он пользовался большим влиянием, помогал Томмазо Бушетте в составлении положения о Комиссии в 1957 году и вошел в состав триумвирата в 1970 году. По словам одного pentito, заняв место в триумвирате, он перво-наперво приказал убрать одну мелкую сошку из Неаполя. Этот неаполитанец был тем самым человеком, который годами ранее дал на скачках пощечину Счастливчику Лучано. Через восемь лет после смерти Лучано Бадаламенти восстановил его поруганную честь, о чем не преминул сообщить американской Коза Ностре. Когда в 1974 году триумвират расширился до Комиссии, именно Бадаламенти доверили пост председателя.

Изгнание Пеппино раскололо семейство Импастато. Мать юноши, Фелисия Бартолотта Импастато, тайком подкармливала сына. Она была «замужем за мафией», но кровных родственников среди «людей чести» не имела. Отец Пеппино, настоящий мужлан, выпускал жену из дома только для того, чтобы она могла пообщаться с женами других мафиози. Он обвинял супругу в том, что она «опозорила» его, родив и воспитав такого сына. Позднее Фелисия признавалась: «Отчаяние… Страх… Он был настоящим диктатором. Когда я слышала, как он возвращается, у меня душа уходила в пятки». Фелисия была слишком запугана, чтобы в открытую поддержать сына, однако она пыталась убедить его хотя бы немного умерить пыл: «Джузеппе, послушай, я тоже не люблю мафию. Но разве ты не знаешь, каков твой отец? Поосторожнее, сынок».

Несмотря на угрозы мафии и просьбы матери, Пеппино продолжал лезть на рожон. Повторяя слова его матери, он боролся за «честность и справедливость», а ни того, ни другого мафия не принимала и не одобряла. Пеппино включился в кампанию защиты крестьян, у которых собирались отобрать их земли, чтобы проложить новую взлетно-посадочную полосу. Он также поддерживал рабочих-строителей, протестовавших против произвола подрядчиков. В середине 1970-х годов значительную часть своего времени он посвящал борьбе с «историческим компромиссом» итальянской компартии, решившей поддержать христианских демократов, которые, по мнению руководства партии, вели страну в правильном направлении. Радикалы громко возмущались, однако, вполне возможно, «исторический компромисс» спас Италию от повторения судьбы Чили, где военный заговор привел к свержению в 1973 году демократического правительства. Но, каковы бы ни были плюсы и минусы избранной коммунистами тактики в общенациональном масштабе, на Сицилии примирение компартии с христианскими демократами было воспринято как согласие коммунистов плясать под дудку мафии.

Пеппино не упускал случая в пух и прах раскритиковать идеологию хиппи, основавших свою первую в Италии коммуну на заброшенной вилле Флорио он считал, что люди не имеют права отказываться от политики ради секса и каннабиса. В 1977 году он основал радиостанцию «Radio Aut», которая вечерами передавала музыку чередовавшуюся с язвительными замечаниями в адрес «Мафиополиса» и «Мафияпа-литета», то есть города Чинизи и его городского совета с христианскими демократами во главе. Сатирические скетчи высмеивали местных мафиози и их темные делишки в образах персонажей «Божественной комедии» или героев Дикого Запада; босса Тано Бадаламенти вывели под прозрачным псевдонимом Тано Седуто («сидящий громила»). В очередной статье Пеппино упомянул о Бадаламенти как о «известном любителе приторговывать наркотиками и палить из дробовика». Весной 1978 года Пеппино помог организовать в городе фотовыставку «Мафия и ландшафт»: снимки наглядно демонстрировали ущерб, причиненный городу и окрестностям бурным строительством. Тем временем его выдвинули кандидатом на выборах в городской совет. Сохранилась одна жутковатая фотография, на которой несколько «уважаемых людей» пристально разглядывают экспонаты фотовыставки; эта фотография сделана за сутки до гибели Пеппино.

Импастато знал, чем рискует. Мать предупреждала его, что мафиози «хуже животных», что для них «прихлопнуть человека – пара пустяков». Вероятно, Пеппино рассчитывал, что его будет прикрывать принадлежность к семье потомственных мафиози. Сегодня известно наверняка, что отец Пеппино и вправду подумывал выступить против Бадаламенти в защиту сына. Но в сентябре 1977 года его сбила машина. Многие годы семейство Импастато считало, что это был несчастный случай, однако постепенно они пришли к выводу, что на самом деле это было спланированное убийство. Так или иначе, Пеппино лишился защиты. Но похоронах отца он отказался обменяться рукопожатиями с мафиози, которые пришли выразить уважение покойному, и тем нанес им страшное оскорбление; в последующие месяцы он постоянно обрушивался на мафию в своих выступлениях и статьях. Такое впечатление, будто он сознательно нарывался на пулю.

В ночь с 8 на 9 мая 1978 года Пеппино похитили на пути из радиостудии и на его собственной машине отвезли в заброшенный дом на окраине Палермо, поблизости от железной дороги и границы территории аэропорта. Там его били и пытали, а йотом, полуживого, бросили на железнодорожные пути с несколькими динамитными шашками, привязанными к телу.

На следующее утро обходчики сообщили, что полотно повреждено. Прибывшие на место карабинеры обнаружили машину Пеппино, его башмаки и очки рядом с кратером, оставшимся после взрыва. Фрагменты тела и одежды разбросало на триста метров вокруг; относительно целыми были только ноги, часть лица и несколько пальцев. Гибель Пеппино словно повторила гибель его дяди-мафиози в 1963 году, ту самую смерть, которая тогда заставила его спросить: «Что он чувствовал?» – и начать личную войну с мафией.

Двадцать два года спустя, 6 декабря 2000 года, парламентская комиссия представила доклад относительно действий властей по расследованию обстоятельств смерти Пеппино Импастато. В докладе делался вывод, что расследование проводилось торопливо и небрежно, в результате чего полиция, как того и добивались убийцы, зафиксировала смерть Пеппино Импастато как результат неосторожного обращения со взрывным устройством. Друзья и родственники Пеппино утверждали, что все не так просто, но к их мнению не прислушались.

Поразительно, но, вопреки широко известной в Чинизи и окрестностях кампании Пеппино против мафии, вопреки тому, что Чинизи издавна пользовался репутацией оплота мафии, вопреки угрозам, которые получали активисты левого движения, вопреки, наконец, тому, что сами карабинеры ранее извещали власти: «Импастато и его друзья не способны совершить террористический акт», – вопреки всему этому следователи не рассматривали версию о его убийстве как таковом, не говоря уже об убийстве, совершенном «людьми чести». Свидетели, принимавшие участие в первоначальном осмотре места трагедии, в том числе патологоанатом, собиравший фрагменты тела, в один голос утверждали, что видели пятна крови на стенах дома, в котором Пеппино мучили перед смертью. Поскольку со стороны железной дороги в этом доме не было ни дверей, ни окон, пятна крови не могли появиться на стенах после взрыва. Однако в отчете карабинеров о доме даже не упоминается, хотя машина Пеппино стояла рядом с ним.

На следующее утро после гибели Пеппино карабинеры провели обыск в студии «Radio Aut» и в домах родственников и друзей погибшего. Мать узнала о смерти сына только после того, как обыск завершился. В доме тетки Пеппино нашли его письмо, датированное несколькими месяцами ранее; в этом письме он сокрушался по поводу своих неудач «как мужчины и как революционера» и намекал, что подумывает свести счеты с жизнью. Письмо оказалось той самой уликой, на которой полиция выстроила гипотезу о «террористе-самоубийце». Пресса подхватила гипотезу; в следующие несколько дней были сознательно допущены утечки информации, чтобы объяснить пятна крови на стенах заброшенного дома. В анонимном материале в «Giornale di Sicilia» утверждалось, что это менструальная кровь и что в доме обнаружено несколько использованных тампонов. (Чистейший вымысел!) Друзья Пеппино отправились к заброшенному дому и потратили целый день, подбирая фрагменты тела и одежды Импастато, которые власти не удосужились собрать. В самом доме они наткнулись на камень, обагренный кровью; независимый судебный медэксперт, которому предъявили этот камень, установил, что кровь на нем – той же редкой группы, как и у Пеппино.

В последующие дни дома всех без исключения друзей Пеппино подверглись взлому. По Чинизи ходили слухи, что Пеппино располагал досье на местную мафию и на ее политических покровителей (он сам намекал на это), однако слухи так и остались слухами. Напряжение возрастало; на похоронах Пеппино тысяча молодых людей несла транспаранты: «Пеппино убила мафия», «С идеями Пеппино – вперед!». Позже молодежь собралась у дома Тано Бадаламенти и принялась скандировать: «Мясник!»

Парламентское расследование 2000 года представляет собой печальный каталог недочетов и подозрительных упущений. Брат Пеппино сообщил парламентариям, что местная мафия поддерживала дружеские отношения с карабинерами. «Я часто видел их (карабинеров) рука под руку с Тано Бадаламенти и его присными. Разве можно верить властям, когда мафиози ходят в обнимку с карабинерами?» Вывод комиссии таков: перед нами очередное доказательство традиционного сосуществования властей и мафии в городах, подобных Чинизи.

Каковы бы ни были истинные причины небрежности следователей, к тому времени, когда за дело взялись более компетентные магистраты, след успел остыть. Магистратам в 1984 году оставалось лишь подтвердить, что Пеппино пал от рук мафии и что установить конкретных виновников убийства невозможно.

Восемь лет спустя дело возобновили стараниями родственников Пеппино (прежде всего его матери и брата) и историка Умберто Сантино. Но даже в 1992 году следствие постановило, что имеющихся улик недостаточно для начала судебного процесса. Показания новых pentiti в конце концов привели в 1999 году дона Тано Бадаламенти на скамью подсудимых (его доставили из США, где он отбывал в тюрьме Нью-Джерси наказание за распространение наркотиков). Во время процесса над Бадаламенти и во время работы парламентской комиссии на Венецианском кинофестивале был показан фильм под названием «cento passi» – «Сотня шагов»; между домами Импастато и Бадаламенти было ровно сто шагов. Фильм получил премию «Золотой лев».

В апреле 2002 года дона Тано признали виновным в убийстве и приговорили к пожизненному заключению. Реакция Фелисии Бартолотты Импастато на этот приговор оказалась в высшей степени достойной:

«Я никогда и никому не собиралась мстить. Я всего лишь добивалась справедливости для своего сына. Признаюсь, после стольких лет ожидания я почти потеряла веру… Уж не думала, что мы когда-нибудь узнаем правду. Но, слава Господу, все закончилось так, как должно было закончиться. Я-то знала, как все было… Бадаламенти частенько звонил моему мужу Луиджи и жаловался на Пеппино, а муж просил его не убивать мальчика…»

Эти слова демонстрируют, сколь широка пропасть между такими людьми, как мать Пеппино Импастато, и законами пресловутой чести и омерты, на протяжении многих лет определявшими ее жизнь. Рассказы Фелисии Бартолотты позволили лучше понять роль женщин в Коза Ностре. Именно через женщин из семей, близких к Коза Ностре, традиционные ценности мафии – кодекс чести, презрение к закону, одобрение насилия – внушаются будущим мафиози с юных лет и передаются из поколения в поколение. В интервью 2001 года мать Пеппино объяснила, сколь важны женщины для мафии и как гордились некоторые женщины Чинизи тем, что могут назвать себя mafiose; она процитировала слова одной горожанки: «Мои братья родились мафиози. Одни рождаются глупыми, а другие- мафиози; так вот, мои братья родились мафиози!»

Сегодня борцы с мафией уже не так одиноки и не так далеки от властей, как Пеппино Импастато. На Сицилии существует целый ряд антимафиозных ассоциаций и организаций. Фелисия Бартолотта Импастато, как и ее сын, стала одним из символов этого общественного движения. Тем не менее не может не огорчать, что Сицилии по-прежнему нужны такие символы. И трудно отказаться от мысли, что справедливость, которую Фелисия и ее соратники восстановили после пятнадцати лет отчаянных усилий, по большому счету справедливостью не является.

Героин: «дело о пицце»

Боссы, которых начали выпускать из тюрьмы после решений судов в 1968-1969 годах, потеряли очень много денег. Судебные издержки и расходы на тюремное содержание опустошили их сундуки. Мафиози из Катании Антонино Кальдероне, впоследствии ставший свидетелем обвинения и в 1987 году беседовавший с магистратом Фальконе, вспоминал весьма любопытные подробности. По его словам, Коротышка Тото Риина рыдал как младенец, потому что не мог заплатить за то, чтобы его мать пустили к нему перед судом. Кальдероне также прибавил, что ситуация коренным образом изменилась, когда мафия снова набрала силу. «Все стали миллионерами. Внезапно, за какие-то два года. Благодаря наркотикам». История Козы Ностры в 1970-е годы неразрывно связана с наркоторговлей. Волна наркотиков захлестнула Сицилию, принесла мгновенное обогащение – и привела к самой кровопролитной схватке в истории мафии.

Не то чтобы мафиози Палермо в 1970 году были совсем уж нищими. Греко, «королевское семейство» Коза Ностры, чувствовали себя более чем комфортно. В Чинизи бизнес дона Тано Бадаламенти, основанный на заокеанских контактах, благополучно пережил первую войну мафии. Но многие другие капо нуждались в деньгах, и к корлеонцам это относилось в наибольшей степени. Поначалу они обратились к киднеппингу как к наиболее простому и доступному средству получить искомые средства и приумножить капитал. Главными целями являлись отпрыски ведущих сицилийских бизнесменов; вырученные деньги вкладывались в развитие нелегальной коммерции. На 1970-е годы пришелся расцвет контрабанды табака, основной перевалочной базой для которой служил Неаполь. В 1950-е годы Томмазо Бушетта перевозил с Сицилии на материк сотни ящиков с сигаретами, теперь же неаполитанские контрабандисты и их сицилийские подельники оперировали кораблями и флотилиями. Шеф каморры Микеле Заза по прозвищу Безумный Майк позднее признал, что ежемесячный оборот составлял 50 000 ящиков сигарет. Все больше и больше мафиози отправлялись в Неаполь в надежде урвать кусочек от столь сытного пирога.

Но даже доходы от контрабанды табака не шли ни в какое сравнение с доходами от поставок героина. Президент США Ричард Никсон объявил вскоре после своей инаугурации в 1969 году «войну наркотикам». Как и большинство подобных войн, эта оказалась быстро проигранной. Вынудив закрыть фабрики по очистке героина, находившиеся в Марселе и управлявшиеся корсиканцами, администрация Никсона добилась лишь того, что Сицилии представился шанс стать опорным пунктом на долгом пути героина от маковых полей Дальнего и Ближнего Востока на улицы американских городов. В 1975 году турецкий наркоторговец и торговец оружием, главный поставщик прикрытых властями фабрик Марселя, обратился с деловым предложением к Коза Ностре. Вскоре па западном побережье Сицилии одна за другой стали появляться лаборатории, персонал которых составляли химики, бежавшие из Марселя. В 1977 году количество «подсевших» на героин в Европе и Северной Америке резко возросло – сицилийские фабрики вышли на расчетную мощность. В период с 1974 по 1982 год мировой оборот героина вырос в шесть с половиной раз, а сицилийская мафия заняла доминирующее положение на этом рынке.

Однако мафиози не собирались довольствоваться положением «очистителей» и импортеров; при помощи американских коллег они намеревались создать собственную сеть сбыта. Томмазо Бушетта открыл первую пиццерию в Америке еще в 1966 году на кредит, полученный от нью-йоркского клана Гамбино. К концу 1970-х каждые девять из десяти незаконных иммигрантов, депортированных из США на Сицилию, были задержаны в пиццериях. Так что не удивительно, что поставки продуктов в итальянские рестораны по всей территории США были монополизированы сицилийской мафией. «Дело о пицце» 1986 года доказывает, что многие из этих ресторанов торговали не только маргаритой или пиццей «четыре сыра». Итальянские пиццерии стали узлами транснациональной сети транспортировки и продажи героина.

К 1982 году мафиози контролировали до 80 процентов от общего объема героина, доставляемого и распространяемого на северо-востоке Соединенных Штатов. Доходы, поступавшие на Сицилию, наверняка исчислялись сотнями миллионов долларов год, хотя точных цифр, разумеется, никто, кроме первых лиц мафии, никогда не узнает. В конце 1970-х годов Коза Ностра стала богаче и могущественнее, чем когда-либо прежде.

«Пицца-бизнес» привел к формированию новой системы отношений между двумя ветвями Коза Ностры. Сицилийцы – или «зипы», как пренебрежительно называли их боевики американской мафии – перестали быть дешевой рабочей силой для американских боссов. Главари мафии США больше не могли позволить себе того покровительственного тона, каким изъяснялся в 1957 году на острове Джо Банан. С их численностью, их организацией и их казавшимися неисчерпаемыми запасами героина сицилийцы добились в США определенной автономии.

Никербокер-авеню на территории клана Бонанно в Бруклине стала сицилийской колонией и терминалом доставки наркотиков. Один из федеральных агентов, внедрившийся в филадельфийскую семью Коза Ностры, выяснил, что Бруклином сегодня управляет сицилийская мафия, которую необходимо отличать от итало-американской Коза Ностры. Между ними существуют очевидные различия… Через Бруклин поступает весь героин, доставляемый в США… Сицилийцы пользуются услугами итало-американцев, чтобы распространять героин.

«Зипы» не только основали в США синдикат предпринимательства, они предпринимали попытки, вполне успешные, закрепиться в американском синдикате власти. Специальный агент Джозеф Д. Пистоне (он же Донни Браско), работал под прикрытием в семье Бонанно в Нью-Йорке с 1975 по 1981 год. Ему удалось, в частности, записать следующий диалог американских «людей чести», прослышавших, что сицилийцы метят в начальники:

«…Эти парни хотят захапать все. Еще чего не хватало – подчиняться им. Да что от нас тогда останется!..

…Эти долбаные зипы никого не желают слушать. Им палец в рот не клади, если не сейчас, так через три года точно оттяпают. И похоронят. Нельзя их наверх пускать, нельзя! Им плевать на все. Плевать на наших боссов. Никакого уважения».

В 1979 году сицилийский мафиозо возглавил клан Бонанно и правил им два года. По слухам, он отказался от верховной власти только потому, что плохо говорил по-английски.

Но сицилийцы и американцы далеко не всегда были соперниками на героиновом рынке. На деле многие из них состояли в кровном родстве. Когда мафиозо требуются надежные партнеры и работники, да еще в столь щекотливом деле, как наркобизнес, он перво-наперво обращается к родственникам, отдавая предпочтение тем, кто уже посвящен в мафию. В эпоху «героинового расцвета» 1970-х годов многие «люди чести» немедленно сориентировались и перестроили существовавший у них трансатлантический бизнес под новые условия. Это прежде всего относится к тем городам на побережье, которые имели наиболее тесные связи с США – например, Чинизи, обитель дона Тано Бадаламенти, или Кастелламаре дель Гольфо, откуда родом многие итало-американские преступные династии, скажем, Бонанно или Магаддино. У мафии Палермо тоже имелись родственники за океаном! Сальваторе Индзерилло, капо уважаемой семьи Пассо Ди Ригано и крупный наркоторговец, приходился кузеном Карло Гамбино, возглавлявшему самую могущественную из пяти нью-йоркских группировок вплоть до своей смерти в 1976 году.. Кланы Индзерилло, Бадаламенти и Магаддино путешествовали туда и обратно через Атлантику, американские и сицилийские кузены и кузины женились друг на друге и выходили замуж на протяжении поколений. «Трансокеанское» генеалогическое древо клана Индзерилло заставило судью Фальконе долго чесать в затылке и размышлять о «превратностях родственных связей».

В наркоторговле основное – надежные контакты и умение подобрать работоспособный коллектив: от инвесторов до поставщиков, от техников, очищающих сырье, до транспортировщиков, от уличных дилеров до финансистов, обладающих опытом уклонения от налогов и от чересчур пристального внимания Guardia di Finanza (итальянской налоговой полиции). Такие сети по определению транснациональны и охватывают общество снизу доверху. При этом между ними и мафией нельзя ставить знак равенства.

Мафиози связаны с наркотиками с тех самых пор, как наркотики появились в обороте. Но мафия сама по себе никогда не была «героиновым конгломератом». Как заметил Бушетта: «В наркобизнесе каждый сам по себе. Люди, обладающие наилучшими экономическими возможностями, выполняют большую часть работы». Под «экономическими возможностями» имеются в виду связи и контакты со специалистами за пределами мафии.

Разумеется, речь не идет о полной автономии; любой поступок «человека чести» имеет внутри Коза Ностры политические последствия. Семья обладает правом обложить налогом любую экономическую деятельность на своей территории или потребовать отступного с любого своего члена, вовлеченного в операции за пределами этой территории. Боссу мафии проще всего получать доход с «защиты» торговцев наркотиками. У этого способа есть и дополнительное преимущество: он позволяет вести бизнес на удалении, что немаловажно – ведь торговцы наркотиками не связаны омертой, а значит, если их арестуют, могут рассказать полиции то, что последней знать не положено.

Чем выше доходы, тем, естественно, острее конкуренция между семьями, и тут в дело вступает Комиссия. А Комиссия втягивает бизнес, по поводу которого возникли разногласия, в структуру Коза Ностры (этакий криминальный эквивалент передачи частной компании в государственное управление). Когда же группа старших боссов берется управлять бизнесом, это означает, что все они в нем разбираются – и что каждый из них претендует на свою долю.

Характерный пример – контрабанда табака через Неаполь в середине 1970-х годов. Комиссия выступала как консорциум или совместное предприятие, закупая табак через Безумного Майка Зазу (точно так же она приобретала героин до первой войны мафии). В 1974 году Зазу и некоторых других высших «сановников» каморры даже посвятили в члены Коза Ностры, чтобы польстить им и укрепить свое влияние. Тем не менее Комиссия не могла и не стала монополизировать ни контрабанду сигарет, ни наркобизнес. Хотя бы по той причине, что она представляла не весь остров, а лишь провинцию Палермо. Значительная часть героинового потока проходила мимо Комиссии, оставалась вне ее досягаемости. Эта огнеопасная атмосфера бизнеса, политики и взаимных подозрений весьма напоминала ту, которая привела к первой войне мафии.