Оценки личности Сталина современными специалистами

Характеризуя личность Сталина, многими историками отмечается склонность Сталина к чтению большого количества литературы. Сталин был очень читающим, эрудированным человеком и интересовался культурой, в том числе поэзией. Он много времени проводил за книгами, и после его смерти осталась его личная библиотека, состоящая из тысяч книг, на полях которых остались его пометки. Сталин, в частности, читал книги Ги де Мопассана, Оскара Уайльда, Н. В. Гоголя, Иоганна Вольфганга Гёте, Л. Д. Троцкого, Л. Б. Каменева. Как утверждает В. А. Разумный Сталин предпочитал Канта Гегелю . Среди авторов, которыми восхищался Сталин, — Эмиль Золя и Ф. М. Достоевский. Он цитировал длинные куски из Библии, трудов Бисмарка, произведений Чехова. Сам Сталин говорил некоторым посетителям, показывая на пачку книг на своём письменном столе: «Это моя дневная норма — страниц 500». В год таким образом получалось до тысячи книг. Историк Р. А. Медведев, выступая против «нередко крайне преувеличенных оценок уровня его образованности и интеллекта», в то же время предостерегает против его преуменьшения. Он отмечает, что Сталин читал много, и разносторонне, от художественной литературы до научно-популярной. В довоенное время основное внимание Сталин уделяет историческим и военно-техническим книгам, после войны переходит к чтению трудов политического направления, типа «Истории дипломатии», биографии Талейрана. Медведев отмечает, что Сталин, явившись виновником гибели большого количества писателей и уничтожения их книг, в то же время покровительствовал М. Шолохову, А. Толстому и др., возвращает из ссылки Е. В. Тарле, к чьей биографии Наполеона он отнёсся с большим интересом и лично курировал её издание, пресекая тенденциозные нападки на книгу. Медведев подчёркивает знание Сталиным национальной грузинской культуры, в 1940 году Сталин сам вносит правки в новый перевод «Витязя в тигровой шкуре»

Английский писатель и государственный деятель Чарльз Сноу также характеризовал образовательный уровень Сталина довольно высоко:

Одно из множества любопытных обстоятельств, имеющих отношение к Сталину: он был куда более образован в литературном смысле, чем любой из современных ему государственных деятелей. В сравнении с ним Ллойд Джордж и Черчилль — на диво плохо начитанные люди. Как, впрочем, и Рузвельт.

Есть свидетельства, что Сталин ещё в 20-х годах восемнадцать раз посещал пьесу «Дни Турбиных» писателя М. А. Булгакова. Личные контакты поддерживал Сталин также с другими деятелями культуры: музыкантами, актёрами кино, режиссёрами. Сталин лично вступил в полемику также с композитором Д. Д. Шостаковичем. Сталин также любил кино и охотно интересовался режиссёрской деятельностью. Одним из режиссёров, с которым лично был знаком Сталин, был А. П. Довженко. Сталину нравились такие фильмы этого режиссёра, как «Арсенал», «Аэроград». Сталин также лично редактировал сценарий фильма «Щорс».

Российский историк Л. М. Баткин, признавая любовь Сталина к чтению, считает, что он был читателем «эстетически дремучим». Баткин считает, что Сталин не имел представления «о существовании такого „предмета“, как искусство», об «особом художественном мире» и об устройстве этого мира. Согласно выводу Баткина, Сталин «некую энергию» полуобразованного и усреднённого слоя людей доводил до «чистой, волевой, выдающейся формы». По мнению Баткина, ораторский стиль Сталина крайне примитивен: его отличают «катехизисная форма, бесконечные повторы и переворачивания одного и того же, одна и та же фраза в виде вопроса и в виде утверждения и снова она же посредством отрицательной частицы». Израильский специалист по русской литературе Михаил Вайскопф также утверждает, что аргументация Сталина строилась «на более или менее скрытых тавтологиях, на эффекте одуряющего вдалбливания».

С другой стороны российский филолог Г. Г. Хазагеров возводит риторику Сталина к традициям торжественного, гомилетического красноречия и считает её дидактико-символической. По определению автора, «задача дидактики — исходя из символики как из аксиомы, упорядочить картину мира и эту упорядоченную картину доходчиво передать. Сталинская дидактика, однако, брала на себя и функции символики. Проявлялось это в том, что зона аксиом разрасталась до целых учебных программ, а доказательность, напротив, заменялась ссылкой на авторитет». Российский филолог В. В. Смолененкова отмечает сильное воздействие, которое речи Сталина оказывали на аудиторию. Смолененкова объясняет эффект речей Сталина тем, что они были вполне адекватны настроениям и ожиданиям аудитории. Английский историк С. Себаг-Монтефиоре отмечает, что стиль Сталина отличался чёткостью и, зачастую, утончённостью.