Ава —коллегия магистрата, ведавшая судом по уголовным делам. 42 страница
Административно-территориальное деление и управление. Официальное приказное делопроизводство всю территорию России XVII в. делило на области, получившие названия «городов», что было зафиксировано и в Соборном Уложении 1649 г. Вся европейская территория делилась на «Замосковные», «Поморские», «Заоцкие», «Рязанские», «Северские», «Украинные», «Польские», «Низовые», «Вятские», «Пермские» города, города «от Немецкой украины», «от Литовской украины» и др. Однако административное деление основывалось в большей степени на такой единице, как уезд: в XVII в. их насчитывалось около 250. Уезд включал главным образом земли бывших княжеств, поэтому они были разные по своим масштабам. Центром уезда был город. Уезд делился на волости и станы (в центре их находилось большое село). Последние на протяжении столетия постепенно вытесняли волостное деление.
Территориальные масштабы России, исторически сложившиеся традиции местного управления и в XVII в. вынуждали верховную власть сохранять многие архаичные формы административного устройства. Так, 22 уезда «Поморских городов» делились ещё и на погосты, земли (Двинская, Важская, Вымская, Вятская и др.), а также краи — Белозёрский, Печорский и др. Новгородские же территории делились традиционно на пятины — Водскую, Шелонскую, Деревскую, Обонежскую, Бежецкую, а те — на половины. Одновременно здесь существовало уездное деление.
Уездное управление распространялось и на присоединяемые земли, хотя параллельно здесь сохранялось местное специфическое устройство. Так, Уфимский уезд (а он включал всю Башкирию) делился на «дороги», они — на волости, те же — на «тюбы», а далее — на сотни, пятидесятки и десятки. В Калмыкии сохранили деление на улусы. С 30-х гг. в Левобережной Украине утвердилось административно-территориальное деление в виде полков: в 1650 г. их было 17. После 1667 г. на этой включённой в состав России территории царская администрация оставила 10 полков во главе с полковниками, подчинявшимся гетману. Низший уровень администрации здесь представляли сотники, атаманы и войты. Полковая система утверждалась и в Слободской Украине: с 1651 г. здесь выделились Сумский, Ахтырский, Изюмский, Харьковский, Острогожский полки. Автономное самоуправление продолжало существовать и на территории казачьих областей: Запорожской Сечи, донского, терского, яицкого казачества. Однако и здесь повсеместно вводилось воеводская система управления, дополняемая военно-территориальным делением на разряды (например, Московский, Новгородский и др.).
Столь громоздкая система отражала определённый этап в развитии российской государственности и относительную слабость верховной власти, продолжающийся процесс формирования территориальных границ и освоения в политическом отношении присоединяемых земель и народов.
Население России XVII в. количественно постоянно изменялось не только за счёт естественного прироста или смертности, но главным образом в силу отмеченных ранее территориальных потерь и приобретений. В целом наблюдался неуклонный его рост. Назвать же точную цифру весьма и весьма сложно. Историки сходятся во мнении, что в начале века в России проживало где-то 8—9 млн человек, в конце же XVII столетия — 15—16 млн. Это удвоение было достигнуто как за счёт высокой рождаемости (традиционные семейные устои крестьян, посадского населения в центральных уездах как бы гарантировали восполнение больших людских потерь в результате многочисленных кровопролитных войн, болезней, эпидемий высоким уровнем деторождаемости), так и за счёт населения новоприсоединяемых территорий. Например, к концу века на территории Левобережной и Слободской Украины проживало до 2 млн человек, а местное население всей Сибири составляло около 220 тысяч.
В целом же для XVII в. были характерными активные колонизационные процессы, постоянные переселения значительных масс населения с одних территорий на другие (в том числе из других государств). Во многом это объяснялось военными разорениями, усилением крепостнического гнёта. Однако следует принимать в расчёт и тенденции оживления экономики, рост значения товаро-денежных отношений. Вслед за первопроходцами шло распространение в новые районы не только масс населения, но и всей системы крепостнических отношений, поместного и вотчинного землевладения.
Формы землевладения и ренты: тенденции развития. Сразу после «Смуты» в хозяйственно разорённой России начался количественный рост земельной собственности. К середине века землевладение «чёрных» волостей центральных уездов было поглощено феодалами, а крестьяне попали в крепостную зависимость. Происходило это «поглощение» в основном через раздачу земельного фонда новой царской династией. Пики земельных раздач служилым людям (дворянству) пришлись на 20-е и 80-е гг. XVII в. Земельные пожалования осуществлялись даже из фондов дворцового ведомства, даже за счёт земель в чернозёмной пограничной полосе на юге страны (запрет на раздачу этих стратегически важных территорий был снят после подавления казацко-крестьянского восстания под руководством С. Разина). Одновременно дворяне самовольно растаскивали чёрные земли. В 20-30-е гг. власть провела массовый пересмотр владельческих документов на землю, а Соборное Уложение 1649 г. законодательно закрепило монопольное право вотчинников и дворян на землю. Переписи 40-х и 70—80-х гг. зафиксировали границы владений феодалов.
C конца XVI в. господствующей формой землевладения становилась поместная собственность. Относительно слабо она была развита только на севере страны, где чёрные земли захватывались главным образом монастырями. Но уже к 20-м гг. и в Тульском уезде, и в Казанском крае, и в Шелонской пятине, как и во многих других местах, поместное землевладение составляло от 65 до 95 %.
И тем не менее определяющей тенденцией в развитии владельческих прав на землю на протяжении чуть ли не всего XVII в. был рост вотчинного землевладения. Но это было развитие именно вотчинных прав, когда преимущественно дворяне получали право полной собственности на землю. Эта тенденция определяла сближение, а затем и слияние поместного и вотчинного землевладения со всеми правами последнего. Одновременно шёл его быстрый количественный рост: как за счёт раздач, так и путём продажи государством дворянству и купечеству т. н. пустых земель, а также их условных земельных держаний. Если в 20-е гг. в центре страны более 70 % земельных владений держались на поместном праве, то к 40-м гг. — 54 %, а к концу 70-х гг. — около 40 %. То есть вотчинные владения составляли до 60 % по всей стране, а в Московском уезде, например, и вовсе доминировали (до 85 %).
Полные права на земельные владения служилые люди приобретали разными путями. Так, в 1627 г. к вотчинам были приравнены т. н. выслуженные поместья. Согласно статьям Соборного Уложения на определённых условиях разрешалось менять поместья на вотчины, наследовать (в 1684 г. было разрешено передавать поместья детям), дарить, давать в качестве приданого (таких сделок только в конце века зафиксировано более 10 тыс.).
«Головной болью» для династии Романовых было существование в России огромного церковно-монастырского землевладения, которое располагало почти 13,5 % всех тяглых дворов. Стояла задача если не ликвидировать его, то хотя бы остановить рост. Около 400 монастырей владели почти 100 тыс. крестьянских дворов, а патриарх лично — более 7 тыс. Владения Троице-Сергиева монастыря имелись в 39 уездах, Кирилло-Белозерского — в 11 и т. д. Церковники яростно оберегали свои владения от посягательств нуждающихся в свободных землях государства и служилых людей. Но уже Соборное Уложение предписало церковникам не покупать и не брать в заклад «родовых и купленных вотчин», не брать «на помин души» земельные владения светских феодалов. И тем не менее, несмотря на все подобные запреты, церковное землевладение на протяжении XVII в. неуклонно возрастало.
Значительную эволюцию в XVII в. претерпела и феодальная рента. В первую очередь шло постоянное возрастание отработочной ренты, а одновременно — рост всех её форм. Для поместий центральных уездов России барщина была и ранее характерной, но по мере освоения новых территорий она распространилась на черноземные уезды, в Поволжье. Становилась распространённой смешенная форма ренты — барщина дополнялась денежными и продуктовыми сборами с крестьян.
Огромные масштабы России предопределяли разнообразие и специфику взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами. С другой стороны, на протяжении столетия формы и размеры ренты постоянно изменялись и не были какой-то застывшей данностью.
Между государством и населением также традиционно существовали рентные отношения, которые в данном случае выступали в форме податей (налогов). В XVII в. они взимались, согласно поземельных описей, по сохам и её долям (с XVI в. соха представляла собой определённое количество земли, которой располагали черносошные крестьяне). В 1679—1681 гг. была проведена финансовая реформа и единицей обложения (государственной повинности) стал двор. Барские крестьяне также были включены в орбиту государственных налогов: с начала XVII в. они платили три постоянных налога: т. н. полоняничные деньги, откуп за наместнический корм, ямские деньги, которые также были развёрстаны по сохам. Но всё же рост феодальной ренты в сравнении с основными государственными податями уже с середины века стал опережающим. А в ней определяющим был рост барщины и денежного оброка, хотя в большинстве случаев господствовала смешанная форма ренты.
Преодоление хозяйственного запустения в России XVII в. стало многолетним процессом ликвидации разорительных последствий «смутного времени». В условиях господства феодальной системы хозяйствования с её примитивными орудиями труда, незащищённостью производителя от сил природы и низкой заинтересованностью в повышении результатов своего труда, восстановление уровня «досмутного» времени в экономике страны растянулось на 20—50-е гг. XVII в.
Стремление властей и собственников земли выйти на новый уровень хозяйствования в основном сопровождалось вовлечением в оборот новых земель. То есть происходил экстенсивный путь развития сельского хозяйства: шла распашка ранее возделываемых земель и, главным образом, заселение новых территорий (Среднее Поволжье, Сибирь и др.) В России чуть ли на протяжении всего XVII в. не было иных (пожалуй, кроме производства хлеба на продажу) путей преодоления хозяйственного запустения.
В целом же определяющей тенденцией социально-экономического развития России XVII в. стало укрепление феодально-крепостных порядков, что выразилось в стирании граней развития между условным (служилым) и вотчинным землевладением, ужесточении мер борьбы с побегами зависимых крестьян, расширении как вотчинного, так и поместного землевладения и числа закрепощенных крестьян.
В результате событий «смутного времени» в полное запустение пришли до 1,7 млн десятин пашни. В документах первой четверти XVII в. констатируется, что «пашня поросла лесом», «пустошь, которая была деревней», а крестьяне её «сошли в мир», «збрели без вести» или «кормятся Христовым именем». В центральных уездах пахотные земли сократились в 20—25 раз. На царское имя служилые люди, которые более всего понесли разорение как землевладельцы, сотнями посылали свои челобитные, моля о помощи: «обедняли и одолжали великими долги…», «с поместья своего без государева жалованья быти не с чего» и т. д. А одновременно с этими жалобами дворяне, не без оснований считавшие себя опорой трона Романовых, требовали земельных пожалований и крестьян с полным правом на их труд и личность, отмены урочных лет. Правительство Михаила Фёдоровича достаточно оперативно реагировало на эти требования и рядом указов укрепило имущественное и правовое положение дворянства.
К 30-м гг. наметился постепенный рост пашни: в центральных уездах она составляла уже от 20 до 45 % к уровню конца XVI в. А в начале 80-х гг. было восстановлено более 60 % пахотных земель (барская запашка в среднем достигала 50 %, хотя в отдельных уездах до 90 % всех обрабатываемых земель приносили доход непосредственно вотчиннику или служилому землевладельцу). Сама царская фамилия только под Москвой имела 15 тыс. десятин пашни, а кроме того сады, огороды, рыбные ловли, фермы, ткацкие и иные слободы. Схожие по размерам и видам хозяйственной деятельности имения принадлежали ближайшему царскому окружению: боярам Морозовым, князю Одоевскому, Строгановым и др. И лишь в отдельных случаях продукты, производившиеся в этих крупных хозяйствах, шли на продажу, на рынок. Вместе с тем промысловые производства (солеварение, винокурение, поташное, железоделательное и др.) медленно, но развивались именно в таких хозяйствах, связываясь с рынком и наполняя его. Общая же картина была прежней — средние и мелкие по своим масштабам вотчины и поместья основывались на натуральном ведении хозяйственной деятельности.
Выход из хозяйственного разорения осуществлялся в значительной степени через освоение новых территорий: как ранее не распахивавшихся, так и присоединяемых к российской государственности в результате успешных внешнеполитических действий. В 40—50 гг. были освоены земли до Белгородской засечной черты, в 50—60-х гг. — в Поволжье, к 70-м гг. — до рек Хопр и Медведица. Стремительное освоение бескрайних просторов Сибири позволило к концу века превратить в житницы страны районы Верхотурска, Тюмени, Тобольска, Томска, Енисейска и др.: здесь было освоено до 100 тыс. десятин пашни, которая приносила около 4 млн пудов хлеба в год.
Развитие сельского хозяйства как основного вида деятельности россиян и в XVII в. сдерживалось крайним примитивизмом землепользования, техники и т. п. В основном по-прежнему господствовало трёхполье, дополняемое как перелогом и подсекой, так и пятипольем. Такое хозяйствование требовало огромного физического напряжения и, соответственно, большого количество рабочих (крестьянских) рук, принуждаемых к труду хозяевами-землевладельцами, всей системой государственной администрации, законов и т. д. Нередко даже в середине века мелкие служилые собственники земли могли распахивать не более 10 % своей пашни. Крайне низкой была урожайность: она в целом не превышала сам-1,5, сам-2, хотя на новых землях Сибири урожай ржи доходил до сам-10. Тем не менее с 30-х гг. Россия всё активнее заявляла о себе как о крупном европейском хлебном экспортёре. Из технических культур более всего выращивался лён, который также был предметом российского экспорта.
Совершенно новым явлением в сельскохозяйственной деятельности становилось её ориентация на внутренний и внешний рынки. Однако это происходило не столько за счёт именно производства сельскохозяйственной продукции, как через развитие не свойственных ранее российской деревне видов деятельности. В данном случае классическим примером можно назвать нижегородское село Павлово, принадлежавшее главе Боярской думы князю Ивану Черкасскому. В нём уже к 20-м гг. почти 40 % крестьян отошли от сельского хозяйства и занимались ремесленным производством и промыслами. В крупных российских городах (Москве, Новгороде и др.) трудились в качестве мастеровых крестьяне из самых различных уголков страны. Вместе с тем некоторые крестьяне (разумеется, черносошные) всё крепче связывались с рынком, выставляя на продажу именно сельскохозяйственную продукцию, которую производили они сами или вовлекали в эту деятельность своих односельчан, тем самым становясь хозяевами результатов их труда.
От ремесла к мануфактурам. Олицетворением новых явлений в хозяйственной жизни РоссииXVII в. в большей степени являлся город, в котором получили развитие разные формы промышленности: от простого ремесленного производства до достаточно крупных мануфактур, работавших исключительно на рынок. В городах, а в это время их насчитывалось более 250, промышленное производство концентрировалось в торгово-ремесленных посадах, которые насчитывали свыше 80 тыс. дворов.
Своей вершины достигло ремесло: оно насчитывало более 200 специальностей при значительной специализации внутри них (так, производством одежды занимались сарафанники, шубники и т. д., а всего до 10 специализаций). Специализация в ремесле стала характерной и для отдельных регионов России. Например, изделия из кожи производились в районе Казани и Ярославля, железоделательные производства концентрировались возле Тулы, Тихвина, Устюга Великого, а сёла Поволжья стали известны производством поташа, полотна, продуктов металлообработки и т. д.
Возросли и масштабы ремесленного производства. Так, в Москве в 40-е гг. насчитывалось почти 130 кузниц, 100 мастеров-скорняков, 600 ремесленников изготавливали продукты питания и т. д. Связь ремесленников с рынком осуществлялась преимущественно через посредников — скупщиков товара и поставщиков сырья. Сами ремесленники были совершенно неоднородной массой: среди них выделилась небольшая прослойка богатых (т. н. «ябедников»), но до 95 % составляла ремесленная беднота. Особое положение занимали мастера, работавшие на нужды царского двора, а также строительные мастеровые. Они считались привилегированной частью ремесленной братии.
Фактически из ремесла в XVII в. вырастала российская мануфактура с её спецификой, масштабами, направлением деятельности. Подавляющая её часть принадлежала государству, лично царскому двору, крупным боярам. Но были мануфактуры, принадлежавшие купцам, богатым крестьянам и ремесленникам, иностранцам. Последние, в сущности, и стали основателями первых в России мануфактур, определили характер и правила их деятельности. Уже в 1623 г. голландец К. Демулин в Холмогорах основал канатную мануфактуру, в 1631 г. на Урале возник Ницинский медеплавильный завод, в 1639 г. швед Е. Койет под Москвой развернул стекольное производство. В 1632 г. голландский купец А. Виниус заключил соглашение с царским правительством, а в 1637 г. построил вместе со своими компаньонами голландцем Ф. Акемой и датчанином П. Марселисом 3 железоделательных завода с водяными двигателями. Потом были построены ещё 4 завода, на которых работало около 120 мастеров, многие из которых были приглашены хозяевами из-за границы. Эти мануфактуры находились под опекой правительства: оно приписало к ним черносошных крестьян целой волости (под Каширой) для выполнения неквалифицированной работы. Особенно на первых порах эти мануфактуры освобождались от торговых пошлин, получали от казны денежную помощь.
В целом государство отслеживало, как действовали те или иные мануфактуры, так как они обеспечивали поставки стратегически важной продукции, работали на армейские нужды и т. д. В ряде случаев казна забирала к себе неэффективно действовавшие, но важные производства (так, завод боярина Морозова оказался под опекой Тайного приказа), а в других случаях давала преференции желающим наладить то или иное производство (так началась история чугуноплавильных заводов семейства Демидовых) или перераспределяла владельческие права в случае угасания производства (в 1690 г. боярин Л. Нарышкин получил от казны один из Тульско-Каширских заводов Марселиса).
Характеристика мануфактурного производства будет не полной, если не принять в расчёт количественные показатели, масштабы деятельности и степень влияния на экономику России. Необходимо констатировать, что мануфактура должна отождествляться с началом наступления новых, капиталистических, форм хозяйственной деятельности. И она в первую очередь знаменует Новое время российской истории. Однако вышеперечисленные количественные показатели в XVII в. были минимальны: всего за столетие можно насчитать не более 30 мануфактур, которые в ряде случаев вскоре после возникновения прекращали свою деятельность. Они не могли обеспечить сколь-нибудь широкий рынок и работали в основном на правительственные заказы. Они были опутаны плотной сетью крепостнических обстоятельств и условий и не могли не только поколебать крепостнические порядки, но сами их олицетворяли.
Можно утверждать, что не производство, которое поднялось лишь до уровня крепостнической мануфактуры, а торгово-денежные отношения, степень развития рынка определяли генезис российского капитализма именно в XVII в.
Торговля и финансы. Развитие этих сфер экономики в России XVII в. было наиболее важным проявлением становления капиталистического уклада. В масштабе всей страны на протяжении столетия постоянно углублявшаяся специализация производств и районов способствовала распространению рыночных отношений. Наблюдался как рост старых торговых центров (Москва, Поморье, Поволжье), так и появление новых — городов юга, Сибири, Украины и др. Шло оформление областных рынков и налаживание межобластных связей. Однако в основном характер торговли оставался прежним — и организация торгов, и ассортимент товаров, и продавцы и покупатели мало чем отличались от предшествующего столетия.
Вместе с тем уровень торговых сделок, объёмы продаваемых товаров, новый характер и смысл этой деятельности свидетельствовали о Новом времени российской истории. К концу века в Москве насчитывалось до 4 тыс. торговых помещений. Как и ранее городская торговля шла в «рядах», но их количество несравненно возросло. Так, снедью торговали в 43 рядах, одеждой — в 13, мехами — в 5, металлом — в 8, а всего торговые сделки совершались более чем в 150 рядах. В Москву товар на продажу везли со всей России: рыбу — из Поморья и Поволжья, овощи — из Мурома, Ростова, Вереи, кожи — из Костромы и Ярославля, пушнину — из Сибири, изделия из железа — из Тулы, Тихвина, Пскова и т. д.
И другие города играли в проведении торговых операций не только региональную, но и общероссийскую роль. Через Ярославль и в Сибирь, и в Поморье, и в Москву направлялись сукна, холст, одежда, мыло, кожи, зеркала и др. Здесь располагались дворы английских, голландских, немецких купцов, дворы наиболее крупных российских купцов — «гостей государевой сотни» и других корпораций купцов с особыми привилегиями («гости», «суконная сотня»). Астраханские торги связывали центральные уезды со странами Востока и приносили в казну многотысячные пошлины. Сибирские города (Тобольск, Томск, Енисейск и др.) также активно были включены в сферу внутренней и внешней российской торговли. Так, в Тобольске к 70-м гг. насчитывалось до 260 торговых помещений (для сравнения — в Москве их было около 4 тыс.).
Наиболее важной и отличительной чертой характера и уровня развития торговли в России XVII в. стало повсеместное возникновение ярмарок как регулярных сезонных распродаж товаров в определённых местах. Эта форма торговли была известна на Руси, как и в средневековой Европе. Но только в России XVII в. она приобрела столь широкие масштабы, что стала важнейшей составляющей формирующегося всероссийского рынка. Наибольшую известность и масштабы приобрели Макарьевская (близ Желтоводского Макарьевского монастыря около Нижнего Новгорода), Свенская (близ Свенского монастыря около Брянска), Ирбитская (возле Тюмени), Благовещенская (на р. Ваге), Архангельская и некоторые другие ярмарки. Продолжительность ярмарочных торгов была различной — от 1 дня до нескольких месяцев. Там продавались самые различные товары, но главным образом сельскохозяйственные продукты, скот, изделия промыслов и мануфактур, пушнина, кожи и др. Ярмарки приносили в казну большие доходы: отмечалось, что только Архангельская ярмарка, которая проходила в 3 летних месяца, давала государству доход не менее 100 тыс. золотых ежегодно.
Государство стремилось держать нити управления торговлей в своих руках, ограничивая деятельность одних и поощряя других. Ведь торговля как бы объединила всё население страны — и производителя, и скупщика, и купца, и покупателя. По-прежнему большую конкуренцию на рынке составляли иностранные купцы. В 1646 г. были отменены жалованные грамоты и привилегии, которые государство прежде даровало иностранцам, торговавшим в России. В 1650 г. были повышены пошлины на иностранные товары, ограничены места и сроки торгов. С другой стороны, в 1648 г. была подтверждена жалованная грамота купцам гостиной сотни. Они освобождались от тягла, посадских служб, поборов и др. А Соборное Уложение ограничило крестьянскую торговлю. Реагируя на челобитные московских купцов, правительство царя Алексея Михайловича в 1653 г. ввело общероссийский Таможенный (или Торговый) устав, который утверждал единую рублёвую пошлину (10 денег с 1 рубля, а с продаж соли — 20 денег). С иностранных купцов должны были взимать 6 % с цены товара. В продолжение статей Таможенного устава в следующем году была принята Уставная грамота, которая запрещала взимать пошлины при проезде купцов через владения феодалов.
Одним из активных реформаторов торговой сферы был глава Посольского приказа А. Л. Ордин-Нащокин. В 1667 г. по его инициативе правительство подготовило (кроме самого Ордин-Нащокина в разработке документа приняли участи дьяки Г. Дохтуров и Л. Голосов), а царь утвердил Новоторговый устав. Условия деятельности иностранных купцов стали ещё более ограниченными, но сама таможенная система была значительно упрощена и подтверждена рублёвая пошлина. В целом государство путём мелочной регламентации торговой деятельности сделало попытку полностью взять её под свою опеку. В 94 статьях Новоторгового устава прослеживалась забота о пополнении государственной казны и одновременно о поддержке российских купцов в их конкурентной борьбе с иностранными, утверждались принципы кредита. Торговля иностранных купцов ограничивалась приграничными городами, перечнем товаров, сроками продаж, вводился запрет на торговлю в розницу и между собой. Эти положения были схожи с таможенными правилами, которыми руководствовались в XVII в. во всей Европе.
Первые Романовы на российском царствовании.Парадоксом российской истории XVII в. было то, что «бунташные» внутри и —внешнеполитические процессы, охватившие страну буквально сразу после Смуты, протекали в период, когда на царском троне восседали два первых представителя новой династии Романовых, вошедших в историю как «тишайшие» государи. И Михаил Фёдорович (1613-1645), и Алексей Михайлович (1645-1676) отличались, как отмечали современники, «кротостью» и благообразностью, глубокой религиозностью. Как ни странно, преодоление последствий смутного времени, выражавшихся в глубочайшем разорении страны и экономическом кризисе, в неудовлетворённости своим положением всех социальных групп, в неустойчивом положении трона новой династии, в сложном и опасном международном положении России, стало возможным без применения «грозной» политики Ивана IV или очевидного интриганства времён Бориса Годунова и Василия Шуйского.
Родоначальник новой династии и его первый преемник-сын правили тихо, но продуктивно, хотя сложнейшие проблемные вопросы внутренней и внешней политики заставляли их принимать быстрые и радикальные решения. Главным, что обеспечивало в целом положительное решение этих вопросов, была постоянно крепнувшая власть этих государей, основывавшаяся на поддержке широких социальных слоёв населения. И служилые люди, и посад, и большинство крестьян, уставшие от Смуты, верили, что новое царствование избавит их от прежних бед и проблем. Потоки челобитных на царское имя свидетельствовали о характере массового настроения. Одновременно первые Романовы и их ближайшее окружение (двор, Боярская дума, православная церковь) всеми средствами поддерживали это настроение, воплощая в общероссийских законах и идеологических и религиозных доктринах исключительность, божественную данность царской власти (в 1625 г. титул «самодержец» был официально зафиксирован на государственной печати).
Как известно, в марте 1613 г. в Ипатьевском монастыре в Костроме Михаил Романов выразил согласие принять решение Земского собора об избрании его на царство, а в мае он был уже в Москве. Через два месяца в Успенском соборе Кремля состоялось торжественное венчание на царство первого из Романовых. Первые годы его царствования прошли в сложнейшей внешнеполитической борьбе, когда требовалось подтвердить своё право на престол Российского государства путём победы над интервентами и внутренними претендентами на власть. К 1619 г. молодой царь и его заинтересованное окружение успешно справились с первоочередными задачами: Столбовский мир (1617) со шведами и Деулинское перемирие (1618) с Речью Посполитой, разгром казачьего сопротивления, финансовая поддержка служилых людей и др. позволили новой власти переходить к решению созидательных задач. Тем более, что летом 1619 г из польско-литовского плена был возвращён отец царя Фёдор Никитич, поставленного патриархом Московским и всея Руси (1619-1633) под именем Филарет. Фактическая власть (и светская, и церковная) сконцентрировалась в руках патриарха — царского отца.
Относительность властных полномочий «самодержца» Михаила Фёдоровича долгое время подчёркивалась тем, что царь не был женат. Две попытки (1616 и 1624 гг.) его венчания оказались неудачными. И только в феврале 1626 г. он сочетался законным браком с Евдокией Стрешнёвой, что позволило в марте 1629 г. появиться на свет наследнику царского престола царевичу Алексею. Самостоятельность правления Михаила Фёдоровича стала ощутимой после смерти в 1633 г. патриарха Филарета. С этого времени именно царю стало возможным вменять в заслугу определённые успехи как во внутренней, так и в особенности во внешней политике. Он относительно безболезненно завершил Смоленскую войну, проявив жёсткость в наказании военачальников за оставление без его указа затянувшейся и безуспешной осады Смоленска (воевода боярин Михаил Борисович Шеин, окольничий Артемий Васильевич Измайлов с сыном Василием были обвинены в измене и казнены через отсечение голов). Вместе с тем царь мог быть милостивым и отменял смертные казни по «боярскому приговору», тем самым демонстрируя народу, кто держит в государстве верховную власть. На международной арене царские дипломаты в бесконечных переговорах с представителями короля Речи Посполитой в который раз смогли отстоять такой ненавистный западному соседу государев титул властителя именно «всея», а не только «своея» Руси. А в 1643 г. был заключён договор о границах с Речью Посполитой, положивший начало новому этапу пограничного межевания. На южном направлении в 1636 г. было развёрнуто строительство Белгородской засечной черты и новых городов-крепостей, хотя это ещё не смогло в 1637 г. предотвратить очередной разорительный набег крымчаков на южные российские уезды. На проведение сколь-нибудь активной внешней политики в южном направлении у новой власти ещё не было сил, поэтому авантюра донских казаков, в 1637 г. захвативших Азов и 5 лет его удерживавших, не нашла поддержки ни у самого царя, ни у Земского собора 1642 г. А между тем правление первого из Романовых опиралось на мнение Земских соборов, собирание которых как бы подчёркивало исключительность соборного решения 1613 г.