Фландрия, белград, циндао. 11 страница

Участок в низовьях Немана от позиций 10-й армии до Балтики русскому командованию прикрыть было нечем, там действовали только кавалерийские заслоны. Но считалось, что значительные силы здесь и не нужны, поскольку сам по себе данный участок бесперспективен для серьезных операций. Тут раскинулись обширные болота, песчаные пустоши и леса с глухими деревеньками. Важных стратегических пунктов поблизости не было. Развернуть крупные соединения сплошным фронтом было невозможно. А глубокое продвижение противника по немногочисленным дорогам легко было остановить, а то и “подрубить” под основание. Но… только при наличии резервов. Которых у Северо-Западного фронта не имелось – ведь теперь все, что имелось, отправлялось на Юго-Западный. Людендорф это учел. И, делая ставку на неожиданность и быстроту удара, стал его готовить именно здесь. За счет войск, снятых с других направлений, вблизи Куршского залива была создана группа “Неман” из 13 дивизий с большим количеством конницы.

Учитывалось и значительное превосходство германского флота. Немцам наконец-то удалось оборудовать достаточное количество тральщиков, отработать методы борьбы с минами, и их Балтийская эскадра получила возможность оказать поддержку сухопутным силам. И в апреле операция началась. Под прикрытием огня крейсеров части группы “Неман” форсировали эту реку вблизи устья, двинулись и по Куршской косе. Были высажены десанты. И русские войска отошли из недавно взятого Мемеля. Германское командование, обеспечив себе значительный плацдарм за Неманом, бросило несколько кавалерийских дивизий на север, вдоль побережья, а главные силы направило с поворотом на восток. На Кельмы (Кельме) и на Россиены (Расейняй), что позволяло обойти линию русских крепостей Ковно (Каунас) и Вильно (Вильнюс) и осуществить прорыв в тылы Северо-Западного фронта.

Одновременно германские войска перешли в наступление против 10-й русской армии, опять нацеливаясь на фланги – дивизии 8-й армии фон Белова снова ударили на Осовец, а 10-й Эйхгорна – в районе Сувалок и Кальварии. Осовец в который раз подвергся ожесточенной бомбардировке, засыпаемый крупнокалиберными снарядами. От их разрывов горели леса, торфяники, вся местность превратилась в огненный ад. И в этом аду крепость все так же держалась, отвечая залпами артиллерии, а очередные попытки штурма заканчивались для противника лишь новыми потерями. Враг здесь так и не прошел. А под Сувалками массированный удар Эйхгорна обрушился на позиции 26-го корпуса. Здесь были введены свежие соединения и, как в начале войны, после артподготовки полезли в атаку взводными колоннами. За что жестоко поплатились. Шрапнель русских орудий, очереди пулеметов, винтовки пехоты, бившей пачками, наносили врагу жуткие опустошения.

Но лезли снова, и цепями, и опять колоннами, пускали конницу. Как вспоминал Р.Я. Малиновский, только до обеда его “максим” выпустил 27 лент. Это 13.500 патронов! В редких передышках пулеметчики меняли перегревшиеся стволы, доливали в кожухи выкипевшую воду. Почти все поле перед окопами было рыжим от ранцев убитых немцев. А атаки не прекращались. Солдаты сбились со счета – сколько их было. Сами несли потери от вражеской артиллерии, особенно от бризантных гранат, рвавшихся на низкой высоте над землей – от них окопы не спасали. Но когда очередная волна противников все же добежала до русских позиций, ее встретили дружным броском сотен ручных гранат и ударили в штыки. Уже в сумерках была еще одна атака – и снова отбросили встречным штыковым контрударом. Лишь ночь прервала этот кошмар. Но едва стало светать, немцы возобновили сражение невиданной по силе бомбардировкой.

Да только русские войска уже имели опыт на этот счет. И за ночь измученные солдаты успели отрыть новую линию окопов – на 100-200 шагов впереди прежних. Львиная доля снарядов пришлась по пустому месту. В этот день атаковали уже какие-то другие соединения, лучше обученные, и продвигавшиеся перебежками по отделениям. Но и их отражали. Немецкое “хох” и русское “ура” сливались в рукопашных. Однако постепенно потрепанные и повыбитые русские части не выдерживали, начинали отходить. Откатились километра на 2 и снова отбивались, поскольку немцы продолжали наседать. Командование бросило в бой резервы, сняло несколько полков с неатакованных участков, и они, подоспев в критический момент, выправили положение – с ходу опрокинули врага и, не останавливаясь, погнали дальше. Немцы побежали в полном беспорядке, и к вечеру прежнее положение было восстановлено. Солдаты были совершенно вымотаны двухсуточным непрерывным боем. С наступлением темноты и тишины падали на землю и засыпали, где стояли.

Враг этим воспользовался. В районе г. Кальвария немцы подкрались без выстрелов и вырезали 2 батальона Коротохоятского полка, спавшие мертвым сном. И попытались здесь углубиться в расположение 10-й армии. К угрожаемому участку спешно перебросили подкрепления – поредевшую 64-ю дивизию, сибирских стрелков. И в ожесточенном встречном бою неприятеля разбили и отбросили. В этой схватке будущий маршал Малиновский заслужил свою первую в жизни награду – фланговым огнем пулемета перебил немцев, прорвавшихся на позиции Сибирского мортирного дивизиона, выкаченного на прямую наводку. Спас батарею, и она картечью погнала прочь атакующих. Малиновский получил Георгиевский крест IV степени и был произведен в ефрейторы. Смять фланги 10-й армии и устроить ей “мешок” враг так и не смог.

2.5, когда разыгралось сражение под Осовцом и Сувалками, австро-германские войска перешли в наступление и на других участках. Фактически одновременно по всему фронту, и в Литве, и в Польше, и в Карпатах. Под Праснышем 1-я русская армия 6 дней отбивала атаки немцев, имевших полуторное численное превосходство. И отбила. 9-я германская армия нанесла удар по обороне 2-й русской, прикрывавшей подступы к Варшаве. При этом на позиции 14-й Сибирской дивизии была произведена газобаллонная атака. 9 тыс. чел. получили отравления, значительная часть из них погибла. После чего немцы ринулись в наступление. Однако получили отпор. Даже некоторые отравленные, кто еще мог держать оружие, оставались в окопах и отстреливались. А потом прорыв был ликвидирован перебросками других соединений. 1-я австрийская армия в районе г.Опочно и Конска и германская группа Войрша в районе г.Андреева после жуткой бомбардировки обрушились на 4-ю армию Эверта. И тоже были отражены, причем в разыгравшемся сражении был наголову разгромлен целый австрийский корпус. И только на флангах, в Курляндии и Галиции, события приняли иной оборот…

Ведь если Людендорфу не удалось разгромить 10-ю армию, он добился другого результата – наше командование тоже не могло снять части 10-й армии для затыкания прорыва западнее, и здесь немцы получили время для свободного продвижения. 7.5 русский гарнизон без боя оставил Либаву (Лиепая) – в море выстроились 7 вражеских линкоров и крейсеров и 20 мелких кораблей и начали бомбардировать город, а с тыла к нему приближалась германская конница. А основные силы группы “Неман” развивали прорыв в двух направлениях. Одна часть продвигалась на северо-восток и с ходу захватила Шавли (Шауляй), угрожая дальнейшим ударом на Митаву (Елгава) и Ригу. Словом, намеревалась отрезать весь Курляндский полуостров от Балтики до Рижского залива. Другая группировка повернула на восток и взяла Россиены. Алексеев экстренно перебрасывал сюда войска из Польши. 5-я армия расформировывалась, некоторые ее соединения передвались соседям, другие – и из 5-й, и из соседних армий, располагавшиеся близко от железнодорожных станций, срочно отправлялись в Прибалтику. Здесь создавалась “новая 5-я” армия из 3 корпусов и 5 кавалерийских дивизий. Ее командующим стал Плеве. Войска вводились в бой с ходу, по мере прибытия, затыкая “дыру”.

В условиях продвижения германских частей, а навстречу им русских нередко возникала неопределенность – где свои, где чужие? Так, 10.5 германская разведка вступила в курляндское село Кужи. Но вечером сюда же подошел 151-й Пятигорский полк. Местные евреи, симпатизировавшие немцам, спрятали их у себя в подвалах, и те успели направить посыльного в свою часть. Полк расположился на ночлег – штаб и ряд подразделений в этом селе, остальные в соседнем. Но под покровом темноты подтянулись германские войска. Заставы пятигорцев были сняты. Схваченного при этом рядового 2-й роты Водяного командир вражеского разъезда попытался допросить, но тот отказался отвечать. И по приказу офицера немцы отрезали ему язык и уши. А село прятавшимися в нем разведчиками было подожжено в нескольких местах, и в атаку ринулись 2 батальона с кавалерией. Осадили штаб, русские офицеры и солдаты отстреливались из окон, и дом тоже подпалили. Командир полка Данилов приказал уничтожить знамя – его бросили в печь, а сам выскочил в окно и был убит. Но на пожар подоспели другие подразделения пятигорцев и выбили немцев из села. Обгоревшее знамя нашли в развалинах печи. Водяного тоже спасли. Император, извещенный о его подвиге, наградил его Георгиевским крестом с производством в еврейторы и лично распорядился позаботиться о герое, не увольнять, а подыскать подходящую службу.

В разыгравшихся сложных боях отличился и будущий маршал Рокоссовский. 5-я кавдивизия, снятая с Польского фронта, выгрузилась из эшелонов под Поневежем (Паневежис), когда бой шел в нескольких верстах северо-западнее станции. Противник стремился здесь перерезать железную дорогу, его конница теснила отступающие русские пехотные части. Дивизия во главе со своим начальником Скоропадским атаковала в конном строю, тремя полками. Вражеская кавалерия, стремившаяся в это время обойти пехотинцев, заметила несущуюся ей во фланг лавину и начала поворачивать назад. Но было поздно. Полки налетели на неприятеля, смяли и пошла сеча. Рокоссовский срубил двоих немцев и заметил, что впереди разворачивается вражеская батарея. Со своим другом Странкевичем и еще несколькими драгунами ринулся туда. Орудия не успели взять точный прицел и выстрелили только один раз – дальше Рокоссовский зарубил командира батареи, а прислуга стала разбегаться и сдаваться…

Бои шли и на море. В это время Балтийский флот понес тяжелую утрату – внезапно скончался его командующий, адмирал Н.О. Эссен, сердце пожилого человека не выдержало перегрузок. На его место был назначен вице-адмирал В.К. Канин, куда менее одаренный и менее решительный. В связи с этим возросла роль Колчака. Он стал выступать фактическим руководителем отрядов в боевых операциях. Оборона Рижского залива первоначально флотом не предусматривалась, для этого не хватало средства. Но и здесь делали все, что могли, стараясь не пропустить врага. Ставили мины. Отважно действовал дивизион подлодок под командованием Н. Л. Подгурского, срывая перевозки противника. Особенно прославились в боях субмарины “Окунь” и “Волк”, на счету каждой из них было по несколько вражеских транспортов. 21.5 “Окунь” обнаружил в Ирбенском проливе броненосный крейсер противника, идущий под сильным охранением. И дерзко попытался атаковать. Подлодку заметили, и немецкий миноносец устремился на нее, намереваясь протаранить. Лишь умелые действия экипажа и ювелирные маневры рулевого Р.В. Пескарева спасли “Окунь” от гибели. Однако и вражеский отряд после этой атаки решил поостеречься, отказался от мысли проникнуть в Рижский залив и повернул назад. На русском флоте впервые в мире весной 15-го стали применять авианосцы – корабли с палубными гидросамолетами М-9. Они совершали разведку, своевременно оповещая командование о судах противника, наносили бомбовые удары.

А Алексеев и Плеве, когда сил в Прибалтике стало достаточно, нанесли по наступающим немцам ряд чувствительных контрударов. Отбили Шавли, Россиены. А в Курляндии на р. Виндава (Вента) совершила блестящий рейд бригада Уссурийской казачьей дивизии под командованием ген. Крымова. При содействии частей 7-го Сибирского корпуса она прорвала фронт и углубилась в расположение противника. Пройдя 20-25 км, сперва уничтожила обозы немцев. Потом встретила колонну 6-й германской кавалерийской дивизии, шедшую к передовой, неожиданным налетом разбила и гнала 20 км. Прошлась по вражеским тылам взрывая мосты, разрушая станции и линии связи. И повернула назад. Немцы стягивали отовсюду войска, чтобы окружить дерзкую бригаду и не дать ей уйти за фронт. Но не тут-то было. По пути подвернулись части германской 8-й кавдивизии, и их тоже побили. Группы казаков гонялись за разбегающимися от них отрядами и штабными офицерами. Уссурийцы продолжили путь, и выдвинутая на перехват 23-я германская кавбригада с 2 батальонами пехоты предпочла с ними вообще не связываться. Пассивно наблюдала, как удаляются русские. И казаки, переправившись через р.Виндава, благополучно ушли к своим. По оценкам противника, рейд был проведен на высочайшем уровне. Связь на фронте была нарушена на 24 часа, обозы и склады на пути Крымова уничтожены, и все внимание германского командование на несколько дней приковано к своим тылам. Немецкий офицер писал о казаках: “Должен признаться, я ясно понял, сколь многому могла бы еще поучиться наша кавалерия у этих сынов степей”.

Всеми данными мерами прорыв в Прибалтике к июню удалось локализовать. Фронт стабилизировался по линии Виндавы и притока Немана Дубиссы. На этих рубежах заняла оборону армия Плеве, упираясь правым флангом в море, а левым сомкнувшить с 10-й. А за немцами осталась длинная прибрежная полоса, протянувшаяся от Восточной Пруссии до Курляндии.

ГОРЛИЦКИЙ ПРОРЫВ.

На Германской войне

Только пушки в цене…

Б. Окуджава

Одновременно с наступлением в Курляндии развивалась и операция в Галиции. Необходимо подчеркнуть, что не только русское или французское, но и германское командование в это время действовало “наощупь”, приспосабливаясь к изменившимся условиям войны. Скажем, план Людендорфа сокрушить Северо-Западный фронт провалились – но реализовался побочный эффект – продвижение в Прибалтике. А вот при подготовке наступления на Юго-Западный Фалькенгайн и Конрад вообще не ставили перед собой глобальных стратегических задач. Первоначально планировалось отбить лишь Западную Галицию: прорвать фронт у местечка Горлице и нанести удар на г.Санок – чтобы вынудить русских отойти от Карпат за р. Сан и устранить опасность их вторжения в Венгрию. Но готовилась операция тщательно и вместе с тем и очень быстро. Приказ был подписан кайзером 12.4, а переброска частей с Западного фронта началась 17.4. Чтобы обеспечить скрытность, эшелоны шли на Восток кружными путями. В это время на Дунайце велась авиаразведка, а немецкие офицеры, обязательно в австрийской форме, направлялись на передний край, изучая участки предстоящих атак и русскую оборону.

Как писал Фалькенгайн, “для прорыва были назначены особо испытанные части”, а “в части были назначены многочисленные офицеры, точно усвоившие на Западном фронте наиболее яркие из новых приемов войны”. Сосредотачивалось большое количество артиллерии, в том числе тяжелой, и новое по тому времени оружие – минометы. Снарядов для сокрушения русских позиций было завезено более миллиона. Выдвижение войск на передовые рубежи началось 25.4 и завершилось 28.4. Таким образом, вся подготовка заняла около 2 недель. И превосходство сил было обеспечено колоссальное. В 11-ю армию Макензена (начальник штаба фон Сект – будущий военный министр Веймарской республики), вошли Гвардейский, 41-й, сводный, и 6-й австро-венгерский корпуса. Причем 6-й тоже считался образцовым – он состоял только из мадьяр. В подчинение Макензену были переданы также 10-й германский корпус и 4-я австрийская армия. Всего ударная группировка насчитывала 357,4 тыс. штыков и сабель, 1272 легких и 334 тяжелых орудий, 660 пулеметов и 96 минометов. Вспомогательные удары должны были наноситься на всем Восточном фронте. А непосредственную поддержку оказывали 1-я австрийская армия, наступавшая у Макензена на левом фланге и 3-я австрийская на правом. Армиям, располагавшимся южнее – 2-й австрийской и Южной, предписывалось сковывать силы русских на своих участках, а если будет замечен отход – атаковать.

Противостояла удару 3-я армия Радко-Дмитриева – в ней было 219 тыс. бойцов, 675 легких и 4 тяжелых орудия, 600 пулеметов. Но путем концентрации войск на участке прорыва (около 35 км) немцы сумели достичь еще большего превосходства. На 1 км фронта у них приходилось тут 3600 солдат против 1700 русских, преимущество по пулеметам было обеспечено в 2,5 раза, по артиллерии в 6 раз, а по тяжелой – в 40 раз. Впрочем, это только по количеству стволов, а по силе огня – и считать не приходится. Потому что боеприпасов у Радко-Дмитриева оставалось всего ничего, и был уже установлен лимит – по 10 выстрелов в день на батарею. Тяжелых – по 1-2 сняряда в день на орудие, пехоте – по 25 патронов на винтовку. Несмотря на скрытность подготовки, русское командование об угрозе все же знало заранее. Первые данные поступили от Радко-Дмитриева 25.4. И теоретически было время принять необходимые меры для усиления этого участка. Но внимание Ставки было как раз в этот момент отвлечено прорывом Людендорфа в Прибалтике. А Иванов и его новый начштаба Драгомиров считали наступление врага на Дунайце маловероятным. Ведь было хорошо известно, что немцы всегда наносят главные удары по флангам. Откуда следовало, что ожидать попыток прорыва следует на юге, в Буковине, где таковые уже предпринимались. А против Радко-Дмитриева, как полагали, готовится лишь демонстрация. К тому же он успел заслужить репутацию “нытика”, доклады о накоплении противника перед его армией и просьбы о срочных подкреплениях шли в штаб фронта постоянно, хотя и другим в это время приходилось не легче. И к подобным сигналам с его стороны попросту привыкли.

Но в данном случае Радко-Дмитриева поддержал и Брусилов. Указывал, что в Буковине нанести серьезный удар для немцев затруднительно – Лесистые Карпаты, в отличие от Бескид, являются серьезной преградой, и при вторжении через них крупной группировки ее было бы трудно снабжать. Эти доводы и новые разведданные заставили поколебаться Иванова. Но не до конца. И резерв фронта, 3-й Кавказский корпус, он расположил в г.Старе Място – на полпути между 3-й армией и левофланговой 9-й, действующей у Черновиц. Однако и Радко-Дмитриева Брусилов позже совершенно справедливо упрекал в том, что тот, зная о готовящемся прорыве, ограничился лишь докладами наверх и не предпринял никаких мер имеющимися силами. Не усилил оборону, не подготовил заранее тыловых позиций и путей отхода, эвакуацию тылов, места сбора резервов. Хотя уж это-то мог сделать. Позиции армии оставались весьма слабыми, представляя собой 3… нет, не полосы обороны, а лишь 3 линии окопов на расстоянии 2 – 5 км друг от друга. Блиндажей было мало, проволочные заграждения опоясывали лишь первую линию, а тыловые – на отдельных участках. Занимали их дивизии 10-го и 9-го корпусов. Резерв – 63-я пехотная и 7-я кавдивизия – располагался далеко в тылу.

А Макензен 29.4 отдал приказ на наступление. Он представлял собой подробнейшую инструкцию, кому и как действовать. Требовал быстрого и безостановочного продвижения, глубокого расчленения русских боевых порядков, четкого взаимодействия артиллерии с атаками пехоты и неотступного следования батарей за наступающими войсками. В 21 час 1.5 началась мощнейшая артподготовка. Длилась она 13 часов, причем в нескольких режимах. Вечером – ливень снарядов, ночью огонь продолжался периодически, с паузами для резки проволоки саперами. Утром артиллерия открыла шквальный огонь на поражение, а в 9.00 вдруг замолчала, и неожиданно для русских с коротких дистанций заговорили минометы, накрывая окопы навесным огнем. Потом снова ударили пушки – фланкирующим огнем, наискосок, вдоль позиций, затем перенесли обстрел в глубину, и в 10.00 в атаку ринулась пехота, выдвинувшаяся к этому моменту на 800 м от русских…

В западной литературе обычно дается весьма упрощенное описание Горлицкого прорыва. Дескать, после такого артобстрела (5 снарядов на каждый метр фронта!) пехоте и делать было нечего, и дальнейшее изображают сплошным триумфальным маршем Макензена. На самом деле даже с точки зрения военной теории это безграмотно. Напомним, что во Второй мировой достигались гораздо большие плотности орудий, и мощность артиллерийских ударов была намного выше, чем в Первой – и все равно до “триумфальных маршей” было далеко. Не получилось такого и у Макензена. Наоборот, все детальные приказы и инструкции о быстром продвижении сразу же поехали насмарку. Потому что русская система огня оказалась… не подавленной. Атаку встретили сильным пулеметным огнем, цепи заставили залечь и прижали к земле. И немцы с венграми не только вынуждены были остановиться, но еще и отбивать контратаки русских в центре и на своем правом фланге. После чего подтянули артиллерию и начали повторную артподготовку. Вместо безостановочного рывка стали делать паузы, обстреливая и ожидая результатов. И снова атаковали, причем усвоением “новых приемов войны” у пехоты и не пахло – снова лезли в густых цепях, и потери несли соответствующие. Германская тяжелая артиллерия стала уже сосредотачивать огонь против отдельных объектов – подающих признаки жизни русских пулеметов, групп пехоты. Начали выделять орудия для непосредственного сопровождения атакующих. И в течение первого дня смогли овладеть лишь одной линией окопов.

3.5 при подходе ко второй линии окопов опять разгорелся упорный бой. Опять перемещали батареи поближе, месили снарядами, атаковали. И продержалась эта линия до вечера. 4.5, сдерживая врага контратаками и пытаясь зацепиться на третьей, самой слабой линии, части 3-й армии стали подаваться назад. И лишь к вечеру 5.5 противник ценой значительных потерь проломил наконец-то оборону 10-го русского корпуса, на который навалились сразу три – 41-й, гвардейский и 6-й венгерский, и вышли к р. Вислока. Таким образом, у русского командования было четверо суток для организации противодействия. Но увы, эта возможность осталась неиспользованной. Ставка еще не оценила всей опасности на этом участке. Впрочем, оно и понятно – как уже отмечалось, 2.5 враг нанес удары по всему фронту, и разобраться в ситуации было не так-то просто. А доклады Иванова и Драгомирова не давали повода для особого беспокойства – они и сами еще не обеспокоились. И можно даже предположить, по какой причине. Как ни горько – но очевилно, именно героизм 9-го и 10-го корпусов стал основанием грубейшей ошибки. Раз держатся, отбивают атаки, то ведь наверное, и силы неприятеля там сосредоточены не столь уж большие. Значит, это и впрямь может быть лишь демонстрацией… И как раз в это время на левом фланге 9-я и 11-я русские армии перешли в наступление! Против – как сочли в штабе фронта – главной группировки врага, которая сосредотачивается в Буковине.

Засуетились лишь тогда, когда войска Радко-Дмитриева были отброшены за Вислоку. Но и то восприняли прорыв скорее в качестве досадной помехи основным планам. Поэтому приказали контратаковать и восстановить положение. В состав 3-й армии передавались 24-й и 21-й корпуса Брусилова. А из резерва фронта Радко-Дмитриеву все же решили перебросить 3-й Кавказский и кавалерийские соединения. Однако и сам Радко-Дмитриев начал вводить имевшиеся у него резервы лишь на рубеже Вислоки. Когда было уже поздно. Потому что два его корпуса были совершенно разбиты, и их остатки отступали в беспорядке, перемешавшимися батальонами и ротами, не представляя больше практически никакой боевой силы. Немцы хлынули в прорыв и начали расширять его, громя отступающих. И получили возможность бить по очереди остальные соединения 3-й армии, выставленные им навстречу только сейчас.

3-й Кавказский корпус был расквартирован на большой территории, и чтобы быстрее перебросить его к месту прорыва, Иванов распорядился отправлять по частям. Но и вступали в сражение эти части разрозненно, по мере перевозки, и перелома в боевых действиях не создали. С 7.5 войска 3-й армии пытались контратаковать, на отдельных участках добивались успеха. Так, подошел кавалерийский корпус Хана Нахичеванского и на глазах отступающей пехоты под бешеным огнем ринулся в конную атаку. Сам вид несущейся на врага массы всадников настолько воодушевил пехотинцев, что они повернули, поднимались с земли даже раненые, и вместе с конницей ударили на немцев, отбросив их к Вислоке. На другом участке, у деревни Ольховчик, 13-й германский полк наткнулся на выдвигаемый к фронту 12-й казачий полк. Казаки спешились, встретили врага огнем пулеметов и орудий, потом ударили в рукопашную, обратив неприятеля в бегство и взяв пленных.

Но в целом обстановка продолжала ухудшаться. Где-то немцев отбивали, но в это время они углубляли прорыв по соседству, и успех сводился к нулю. Те же самые дивизии и корпуса могли бы быть использованы куда более разумно – для создания сильной группировки и удара во фланг прорыва. А вместо этого свежие соединения по одиночке бросались в лобовые контратаки, подпирая отступающих. И подставляясь под новые таранные удары немцев. Сдерживали их на короткое время, затем “подпорка” тоже ломалась, и следовал очередной откат. Радко-Дмитриев молил уже о разрешении уходить за Сан. Однако Верховный Главнокомандующий требовал: “Я категорически приказываю вам не предпринимать никакого отступления без моего личного разрешения”. Что тоже можно понять. По донесениям штаба фронта войск в 3-й армии было уже предостаточно. А ее отход ставил под угрозу фланговых охватов соседние – 4-ю, которая как раз одержала блестящую победу, и 8-ю, удерживавшую стратегически важные перевалы.

Положение усугубилось тем, что в мешанине отступления Радко-Дмитриев потерял управление своими соединениями. И вместо того, чтобы любыми силами наладить связь, стал сам раскатывать по фронту на машине и через адъютантов рассылать приказы тем, кого получалось найти – командирам полков, дивизий, минуя прямых начальников. Которые отдавали другие приказы и тщетно искали командарма, чтобы доложить ему обстановку и получить указания. Пошла неразбериха, и вместо армии были уже какие-то импровизированные единицы, сборные отряды, а где и просто толпы, старающиеся выбраться на восток или сдающиеся. Но надо сказать, что и германское командование проявило себя далеко не блестящим образом. Несмотря на значительное превосходство и богатейшие возможности в связи с плачевным состоянием русских войск, о каком-либо искусстве маневрирования и речи не было. Части противника тоже бросались сугубо в лобовые атаки. И тоже несли очень серьезные потери. А встречая сопротивление, хотя порой – только штыками, останавливались. Ближнего боя не выдерживали. Пятились, подтягивали артиллерию, засыпали снарядами и только после этого предпринимали следующие атаки. И наступление развивалось крайне медленно, сводясь к фронтальному выталкиванию русских. Им по сути беспрепятственно позволяли отходить на следующие рубежи.

Но из-за утраты централизованного управления обстановка становилась все более хаотичной. Одни части уже не существовали, другие отступали, третьи еще держались, четвертые только выдвигались к бою. К 11.5 положение стало угрожающим не только для 3-й армии. Прорыв углубился, и 4-я австрийская армия, продвигавшаяся на левом крыле ударной группировки, вдоль Вислы, зашла за фланг 4-й русской армии, оборонявшейся севернее. А правое крыло 11-й германской угрожало охватом фланга 8-й армии Брусилова. И Ставка дала команду на отход. 4-я Эверта отводилась на 50 км назад, на фронт Ново-Място – Сандомир, 3-я и 8-я на линию р. Сан, 11-я на Стрый, 9-я к Днестру. Отступление не для всех прошло гладко. В тяжелое положение попала одна из лучших дивизий – 48-я генерала Корнилова, уже успевшая к этому времени заслужить неофициальное название “Стальной”. Она сражалась в горах в районе Дуклы. И при передаче 24-го корпуса Радко-Дмитриеву очутилась на крайнем левом фланге 3-й армии. Еще раз подтверждая репутацию “Стальной”, стойко отбивала все атаки. А в условиях неразберихи получила приказ отступать с запозданием.

Следом на ней двинулись части 3-й австрийской армии, а на равнине соседние соединения уже были отброшены назад, и выходы из гор перекрыли 11-я баварская и 20-я дивизии противника. 48-я оказалась в окружении. При ней находился санитарный отряд Николая Родзянко, сына председателя Думы. Работал тут отряд долго, персонал успел хорошо изучить здешние места, и Родзянко предложил Корнилову путь выхода из кольца окольными тропами. Но комдив не захотел оставлять войска, растянувшиеся на 20 км, и настоял на том, чтобы санитарный отряд уходил, а сам со штабом отправился к отставшим полкам. Родзянко удалось проскочить, он вывез до Сана не только всех раненых, но и часть тыловых подразделений и обозов дивизии, за что был награжден орденом Св. Владимира с мечами. Но за ним и оставшиеся дороги были перекрыты. А Корнилов организовал прорыв и сам прикрывал его с горстью храбрецов. И часть соединения пробилась, вынесла все знамена дивизии и ее полков. Но начдив был ранен осколком снаряда, значительная часть отряда, остававшегося с ним, погибла. Отстреливаясь, он вырвался со штабом чуть ли не из рук неприятеля и ушел в горы. Несколько дней прятались и лесами пробирались к своим. Изголодавшись, вышли к селению, чтобы достать продукты, и были захвачены австрийцами в плен.

На участке 8-й армии противник попытался не допустить отхода русских. Части 3-й и 2-й австрийских армий стали нажимать сильнее, чтобы задержать обороняющихся в горах, пока Макензен не зайдет им в тыл. Но Брусилов оказался предусмотрительнее Радко-Дмитриева. Еще в начале прорыва он заблаговременно отвел на восток склады и тылы. А отступление приказал произвести скрытно. Не показывать, что готовится отход, до последнего момента вести работы по усилению обороны. Потом оставить в окопах подвижные команды с пулеметами, которые какое-то время будут для видимости вести огонь, а остальным ночью сняться с позиций и уходить, стараясь подальше оторваться от врага. Пути и рубежи отступления были распределены и доведены до командиров тоже заранее. И маневр был осуществлен благополучно, кроме левого фланга. Здесь действовал сводный отряд Деникина из 4-й Железной дивизии с приданными частями, прикрывая стык 8-й и 11-й армий.

Наши рекомендации