Типологизация диктаторских систем
Диктатура, равно как и демократия, воплощается в жизнь в раа-личных формах, ее можно обнаружить во всех цивилизациях и исторических эпохах. Уже в древнейшие периоды истории как на Востоке, так и на Западе существовало множество форм тирании, деспотии, олигархии, которые являлись различными формами диктатуры.
В наши дни политические системы диктаторского типа существуют в двух формах: авторитаризма и тоталитаризма. Под последним, как правило, подразумеваются те политические режимы, которые существовали до конца Второй мировой войны в гитлеровской Германии и Италии, а также вплоть до последнего времени в СССР и странах Восточной Европы, Китае и ряде других стран третьего мира. Что касается авторитарных режимов, то диапазон их распространения весьма широк, а число их в настоящее время, особенно в третьем мире, весьма велико.
Обладая важнейшими характеристиками диктатуры, авторитаризм и тоталитаризм в ряде аспектов существенно отличают- 278
ся друг от друга. Так, для тоталитаризма, как будет показано ниже, характерны полное слияние в единое целое общества и государства; общества, государства и партии; их вместе и единой идеологии; экономики, политики и идеологии и т.д.
Авторитаризму также присущи доминирование государства над обществом; примат исполнительной власти над законодательной и судебной ветвями. Но здесь такое доминирование не приобретает ту жесткость и всеохватность, которые характерны для тоталитаризма. Авторитаризм использует слабость и неразвитость гражданского общества, но в отличие от тоталитаризма не уничтожает его. Экономика сохраняет значительную степень самостоятельности. Сохраняется плюрализм социальных сил. Авторитаризм может уживаться и сочетаться как с государственной, так и с рыночной экономикой. Допускается разграничение между светской и религиозной, личной и публичной сферами жизни. В ряде случаев формально функционируют парламент и политические партии, но их деятельность ограничена. Допускается «дозированное инакомыслие». Сохраняются классовые, сословные, клановые, племенные различия. Если средоточием власти при тоталитаризме является партия, поглощающая государство, то в авторитаризме таким средоточием является государство. Поэтому переход от авторитаризма к демократии нередко означает смену политического режима без радикального переустройства экономического строя. Переход же от тоталитаризма на рельсы демократизации предполагает коренное изменение всей общественной системы.
Существует множество типов авторитарных режимов. В основном эти режимы распространены в развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америке и реже в капиталистических странах (Испания, Португалия, Греция до антидиктаторских революций середины 70-х годов), но отстающих в своем развитии от главных индустриальных стран. Здесь, как правило, выделяют традиционные авторитарные режимы олигархического типа и гегемонистский авторитаризм новой олигархии. В первом случае власть сосредоточена в руках нескольких богатейших семейств, которые контролируют экономическую и политическую жизнь страны. Смена лидеров обычно происходит в результате переворотов, закулисных договоренностей или манипуляций с выборами. Такие режимы характерны прежде всего для Латинской Америки, где господствующая олигархия тесно связана с католической церковью и военной верхушкой. Авторитаризм 279
новой олигархии вырастает в результате выдвижения на госпо, ствующие позиции национальной компрадорской буржуазией зд которая устанавливает тесные связи с военными. Типичными п^ Ц мерами этого типа являются режимы Камеруна, Туниса, Алэйа- .? ра и др. В развивающихся странах большое распространение ЗЕ получил режим военной диктатуры, который, как правило,за- ^ хватывает власть путем военных переворотов. В большинстве сл^. .1 чаев армия служит главной опорой государства. Этот тип пред- ЦЦ ставлен военной диктатурой А.Пиночета в Чили, установленной Ц в сентябре 1971 г., и режимом «черных полковников» в Греци^ЗД в середине 60-х годов, существовавшим до 70-х годов. ||
В современном мире существуют также режимы, которые я». У ляются монархическими по форме, но авторитарными по содей- г| жанию. Они основаны на принципе наследования власти. Но в"о^.1й личие от европейских монархий, которые, по сути дйЙ!д'Ц превратились в демократические парламентские режимы, восто^.» ные монархии в большинстве своем придерживаются основнвйье? принципов авторитаризма. Различаются монархии теократией*'1 ские, такие как Саудовская Аравия, где король является о^нб-Д временно светским и религиозным главой государства, и светские^ монархии типа хашимитского королевства Иордания, где фор- ^ мально глава государства не ведает вопросами веры. а
В авторитаризме можно отличать также режимы с большей х или меньшей жесткостью или «либеральностью» в организа-Л ции властной вертикали. Например, военно-политическая ДЯЙ- 'I татура А.Пиночета в Чили отличалась от авторитарного режй-11 ма Чон ду Хвана в Южной Корее более откровенной опорой А Ц репрессивный аппарат, большей интенсивностью террора и подавления и др. и
Следует отметить также то, что во многих странах развивающегося мира политическая организация не достигла системней целостности и поэтому не имеет четко выраженной дифференцЬ-ации между различными режимами. Преобладают смешанные или промежуточные режимы, вроде тех, которые В.Г.Хор&с и М.А.Чешков называют демократическим авторитаризмом или авторитарной демократией. '"''1"'
В данном случае речь идет прежде всего о так называемом «авторитаризме развития» в странах Азии, Африки и Латинской Америки, где процесс разграничения гражданского общества и подсистемы политического отнюдь нельзя считать завершенйЫй-Политическая модернизация с уклоном на профессионализа 280
цию, демократизацию, разделение властей и т.д. идет очень медленно и с большими трудностями. Здесь «авторитаризм развития», который проявляется как закономерное национальное и региональное явление, постепенно эволюционирует в сторону демократии. Для него характерны тенденция к диктатуре и использование силовых методов и другие особенности политического авторитаризма. Вместе с тем, как отмечают В.Г.Хорос и М.А.Чешков, «он поддерживает институт частной собственности, опирается на определенные слои, нуждается в их поддержке и поэтому в известной степени готов их "выслушивать"». Таким образом, «авторитаризм развития» совместим с элементами либерализма: политическими партиями, правовыми нормами и даже относительно «вольной прессой». В то же время «экономическая политика, ориентированная на развитие, создает предпосылки для расширения этих тенденций: развиваются рыночные отношения, предпринимательские структуры, элементы гражданского общества и др.». Иначе говоря, «авторитаризм развития» содержит в себе потенции демократии, которые получают все более заметный импульс по мере экономической модернизации.
Выделяются также некие гибридные режимы, в которых органически сочетаются элементы как тоталитаризма, так и авторитаризма. К ним, как правило, относят франкистский режим в Испании и салазаровский в Португалии, просуществовавшие с 30-х годов до демократических революций середины 70-х годов.
Португальский режим, хотя не принимал парламентаризма, но тем не менее претендовал на обеспечение независимости различных групп общества, их представительство иными, нежели парламенскими, методами. Провозглашалось, что, не допуская соперничества партий за власть, правительство вместе с тем действует в рамках закона, нравственности и религии. Более того, этот режим стремился (во всяком случае на словах) избежать отождествления общества с государством. Здесь отсутствовала государственная партия. Признавались различия на уровне семей, профессиональных групп, регионов и т.д. Единство обеспечивалось сильным, но не безграничным в своих прерогативах государством.
Франкистский режим занимает промежуточное положение между португальским и чисто фашистским режимом в Германии и Италии. Подобно первому он опирался на традиционалистскую философию и поддержку церкви. В то же время ему присущи 281
некоторые элементы фашизма, такие, например, как фалав* гистское движение, сходное с фашистским движением в Италия;. Помимо фаланги режим Франко подчинил себе такие организЯ» ционные группы, как церковь, армию, профсоюзы. Но ни одна. из них не рассматривалась в качестве исключительной опоры го& сударства. Поэтому М.Дюверже совершенно справедливо называл португальский и испанский режимы псевдофашистскими.
Все это убедительно свидетельствует о том, что вXX в. важнейшие признаки политической системы диктаторского тивд( проявились в чисто тоталитарных режимах. Учитывая это, ниже анализируются важнейшие компоненты и сущностные харак^ теристики политической системы тоталитаризма.
Тоталитарные режимы
Термин «тоталитаризм» происходит от позднелатинского слова «1ю1,а1И;а8», означающего «цельность», «полнота». Он ваз* ник и получил распространение в 20—30-е годы и использовав» ся для обозначения политических систем в фашистской ИталайЩ;
нацистской Германии и большевистском СССР. Одним из первых этот термин использовал итальянский автор левой ориентации Дж.Амендола, который в своей речи 20 марта 1924 г. заявил, что фашизм, как и коммунизм, представляет собой «тоталитарную реакцию на либерализм и демократию». А в либеральном жур» нале «Ринашита либерале» от 5 января 1925 г. выборы, состоявшиеся в Италии в апреле 1924 г., были охарактеризованы ка|| «^о1;а1Иаге е ИЬег<;илае» (тоталитарные и губительные для свобо* ды). Чуть позже в том же году официальный фашистский теоретик Дж.Джентиле говорил о фашизме как о «тотальной коят цепции жизни». Часто использовал этот термин Б.Муссолини, который называл свой режим не иначе как «1о 81а1;о 1о1а\Иагулл (тоталитарное государство). Что касается А.Гитлера и его при* спешников, то они, во всяком случае первоначально, при харак» теристике своего режима предпочитали использовать термин «авторитарный».
Тем не менее в «Энциклопедии социальных наук»(1933)этого термина нет. Дополнительный том «Оксфордского слова* ря английского языка» (1933) впервые использует слово «тота* литарный» из апрельского номера журнала «Контемпорари ре* вью» (1928), где, в частности, говорилось: «фашизм отрицает, что 282
он выполняет свои функции как тоталитарный режим и вступает в избирательную сферу на равных со своими противниками». Постепенно в демократических странах Запада этот термин получает все более широкое применение для обозначения сначала фашистских режимов в Италии и Германии, а затем и большевистского режима в Советском Союзе.
Впервые этот термин был применен в отношении к СССР, по-видимому, в ноябре 1929 г. английской газетой «Тайме», которая в одной из своих передовых статей писала о «реакции против парламентаризма в пользу "тоталитарного" или унитарного государства как фашистского, так и коммунистического». Нападение же гитлеровской Германии на СССР и вступление последнего во Вторую мировую войну заставили западных авторов несколько смягчить свои оценки советского режима и направить острие своей критики главным образом против фашизма и нацизма. Во время войны «тоталитаризм» служил для них в качестве обобщающего понятия для характеристики фашистского и национал-социалистического режимов и их разграничения от советского социализма. После войны, особенно с началом холодной войны на Западе коммунизм снова стали рассматривать как разновидность тотальной идеологии, а советское государство — как тоталитарный режим.
Ныне в серьезной научной литературе большинство авторов придерживается тезиса, согласно которому в политической системе тоталитарного типа выделяются фашистский и национал-социалистический режимы в Италии и Германии на правом фланге идейно-политического спектра и большевистский в СССР — на его левом фланге. При этом необходимо отметить, что тоталитаризм отнюдь не является неким монолитом, между его отдельными режимами имелись существенные различия.
Такие различия прослеживаются как между большевизмом и фашизмом, так и внутри последнего. Так, фашистский режим в Италии руководствовался теорией верховенства государства, а национал-социалистический — теорией верховенства нации или нации-государства. Итальянский режим отличался стремлением сохранить традиционные структуры, показателем чего служат, например, так называемые Латеранские соглашения (1929), заключенные между Б.Муссолини и Ватиканом и регулировавшие отношения между католической церковью и фашистским режимом. Для режима Муссолини были характерны меньшая концентрация и абсолютизация власти. Наряду с фашистской партией 283
Многие авторы уже в 20—30-е годы отмечали определенные черты сходства в методах политической борьбы, захвата и реализации власти фашистов и большевиков. При всей сложности и спорности этой проблемы приходится констатировать, что фашизм и большевизм имеют точки как соприкосновения концептуального и типологического характера, так и расхождения.
При традиционной типологизации фашизм и марксизм-ленинизм располагаются по двум крайним полюсам идейно-политического спектра. Не случайно они вели между собой борьбу не на жизнь, а на смерть. В этом контексте бросается в глаза изначальная несовместимость их идеологий. И здесь достаточно упомянуть такие дихотомические пары, как интернационализм-национализм, теория классовой борьбы — национально-расовая идея, материализм-идеализм, с помощью которых определяется противостояние марксизма-ленинизма и фашизма. Если в марксизме-ленинизме в качестве главного теоретического и аналитического инструмента трактовки мировой истории брался класс, то в фашизме в качестве такового служила нация. Первый отдавал моральный и теоретический приоритет концепции класса, а второй — концепции нации и даже расы. В результате место марксистских понятий «прибавочная стоимость» и «классовая борьба» в национал-социализме заняли понятия «кровь» и «раса». Если марксизм-ленинизм придерживался материалистической (а зачастую экономико-детерминистской) интерпретации истории, то для фашизма с этой точки зрения характерны антиматериа- 284
дизм, иррационализм, мистицизм и убеждение в том, что духов-вые начала, честь, слава и престиж составляют могущественные цели и мотивы человеческого поведения.
фашисты и национал-социалисты, как в теории, так и на практике, придавая решающую роль политике и идеологии, -хранили частную собственность на средства производства и рыночные механизмы функционирования экономики. Большевики же, которые в теории определяющую роль отводили базису или экономике, пошли по пути полного обобществления средств производства. Если большевики уничтожили рынок, то национал-социалисты его оседлали, приручили. Если Гитлер считал более важным социализировать прежде всего человека, то большевики пошли по пути социализации сначала экономики, а потом уже человека.
Если национал-социализм начисто отвергал саму идею демократии и либерализма, советский режим декларировал намерение воплотить в жизнь истинно демократические принципы (разумеется, по-своему понимаемые), устранив партийное соперничество. Не случайно, его руководители и приверженцы оперировали понятиями «демократический централизм», «социалистическая демократия», «народная демократия», «демократические принципы» и т.д.
Марксизм-ленинизм в теории руководствовался благороднейшими из устремлений человечества — коммунистическим идеалом построения совершенного и справедливого общественного строя. С этой точки зрения советский режим вдохновлялся возвышенной гуманистической целью, составляющей вековую мечту многих поколений людей. Нельзя забывать и то, что в течение определенного, хотя по историческим меркам краткого периода коммунистический идеал стал руководством к жизни для почти 40% современного человечества. Однако немаловажная проблема состоит в том, что для реализации поставленной цели на вооружение были взяты безжалостные, антигуманные средства. В этом контексте смертный грех большевиков состоит в том, что они дискредитировали великий коммунистический идеал.
При всем том неоспорим факт близости и определенного род-'"гва фашизма и большевизма по целому ряду параметров. Преж-Де всего не может не обратить на себя внимание почти полная синхронность их появления на исторической арене. Своими истоками они восходят к самому началу нынешнего столетия, а в полный голос заявили о себе во втором и начале третьего де- 285
сятилетия, т.е. в период так называемой великой трансформации капитализма из свободно-предпринимательского в корпоративный (или, как его у нас до недавнего времени именовали, государственно-монополистический) капитализм. Не вдаваясь я подробности, отметим, что большевизм и фашизм выступили в качестве соответственно левой и правой альтернатив центристскому реформаторскому пути развития капитализма в социально-экономической сфере и либеральной демократии в политической сфере. Причем за короткий период из незначительных групп они превратились во влиятельные общественно-политические движения, которые сумели подчинить своему господству сотни миллионов людей многих стран и народов.
Важным объединяющим эти альтернативы началом было то, что они постулировали цель реализации социалистических принципов, разумеется, в собственном понимании: интернационального и националистического. Особенно в начальный период представители фашизма и большевизма склонны были открыто признавать эту близость. Так, Н.Бухарин на XII съезде РКП(б) в 1923 г. отмечал: «...характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни было другая партия, усвоили и применяют на практике опыт русской революции. Если их рассматривать с формальной точки зрения, то есть с тачки зрения техники их политических приемов, то это полное применение большевистской практики и специального русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия определенной системы бросания своих сил, "уч-распродав", мобилизаций и т.д. и беспощадного уничтожения противника, когда ято нужно и когда это вызывается обстоятельствами».
А. Гитлер же в беседах с Г.Раушнингом настойчиво подчеркивал, что он научился методам политической борьбы у марксизма и марксистов. Более того, он утверждал: «национал-социализм — это то, чем мог бы стать м.арксизм, если бы освободился от своей абсурдной искусственной связи с демокра-эти чс-ским устройством ».
И действительно, фашизм и большевизм имели ряд близких друг другу или общих по своему функциональному системооб-ра.чуэдщему, методологическому назначению элементов. Это, в частности, единая всеохватывающая цель (хотя у каждого из них ова существенно различается по своему содержанию); господство одной единственной революционной партии нового ти- 286
па; моноидеология, отвергающая другие идеологии; сходные средства и методы достижения идеальных целей; слияние в единое целое партии, государства и общества; политизация всех без ^рключения сфер жизни; физический и моральный террор и т.д. рЬ'енно эти характеристики, которые более или менее подробно будут проанализированы ниже, позволяют оценивать фа-д1изм в разных его вариантах и марксизм-ленинизм в его большевистской интерпретации как два противоположных проявления или два альтернативных (правый и левый) варианта особого об-щрственно-исторического феномена — тоталитаризма.
При этом необходимо подчеркнуть, что выделяемые ниже признаки и характеристики тоталитаризма надо понимать в идеально-типическом смысле, а не как точное отражение реальной ситу здии в обществе, поскольку в общем и целом как в гитлеровской Германии, так и в сталинском Советском Союзе даже в самом апогее тоталитаризма вряд ли можно говорить о всеобщей тотали-зации сознания. В реальной жизни все было значительно сложнее.
Естественно, если люди поставлены перед выбором — свобода или хлеб, что по сути зачастую означает выбор между свободой и голодной смертью, то большинство из них выберут хлеб. Но это при жестком, императивном выборе. Однако все же, как сказано в Святом Писании, «не хлебом единым жив человек». Если бы это было не так, то человек до сих пор не вышел бы из пещер каменного века или же царство самого Великого инквизитора было бы вечным. Спору нет, хлеб нужен человеку как воздух, и он приговорен к тому, чтобы в поте лица зарабатывать свой хлеб насущный. Но тем не менее опыт нашей страны убедительно показывает, что зло само по себе, в каких бы обличиях оно не выступало, неспособно окончательно ликвидировать божественного образа в человеке, возвратить его в тварное состояние, что неистребимо его стремление к свободе и утверждению истин-н •' человеческого начала. Поэтому неудивительно, что в самые ^пачные времена тоталитаризма при всех искажениях сознания, "оиоритетов, миропонимания и т.д. были миллионы и десятки миллионов людей, которые честно и зачастую самоотверженно ' "нули свою лямку, служили своей родине, людей, значимость к" горых всегда остается величиной постоянной, инвариантной. и<'этому было бы неправильно и непредусмотрительно вынести '^"^льный приговор всей семидесятилетней истории страны и всем ^м, кому выпала незавидная доля быть героями, персонажами " просто участниками этой истории. 287
К тому же нельзя забывать, что сами тоталитарные режимы были подвержены определенным изменениям. В Советском Союзе о более или менее чисто тоталитарном режиме, по-видимому, корректно говорить применительно к сталинскому периоду, охватывающему конеп 20-х—первую половину 50-х годов. В последующие же годы имела место постепенная «либерализация» режима в плане отказа от наиболее одиозных форм контроля над умами людей и террора.
Перейдем теперь к анализу важнейших элементов и характеристик тоталитаризма.
Аннигиляция традиции
Существует популярное мнение, согласно которому большевистский режим в СССР и нацистский рейх в Германии коренились в национально-исторических традициях двух стран и в сущности представляли собой продолжение их истории в новых условиях. Такое мнение, верное в принципе, нуждается в существенных оговорках. Разумеется, объективно ни один народ ве может убежать от своей историии, и в этом смысле на обоих режимах лежала родовая печать национально-исторических традиций немецкого и российского народов, их культуры, самосознания, религии и т.д. К тому же у руководителей и идеологов обоих вариантов тоталитаризма не было недостатка в заверениях о своей приверженности историческому началу. Более того, именно себя они выдавали за истинных наследников и продолжателей дела наиболее достойных, на их взгляд, предков и радетелей национальной культуры, величия и традиций. Гитлер и его приспешники любили выставлять свои идеи и планы как возврат к истории, как восстановление прерванной цепи времен. Так, рассматривая в качестве исходного рубежа период, когда германцы оттеснили славян к Востоку, Гитлер утверждал: «Таким образом, мы, национал-социалисты... начинаем там, где закончили битву шесть веков назад. Мы. приостановили бесконечную миграцию немцев на юг и запад и обратили наш взор на земли, расположенные на востоке». Что касается руководителей большевизма, то они претендовали на реализацию всего лучшего и прогрессивного в историческом наследии не только народов России, но и всего человечества.
При всем том общеизвестно, что оба варианта тоталитаризма, во всяком случае в идеологии и пропаганде, отстаивали пре- 288
тензии на разрушение старого мира «до основания» и построение на его обломках нового мира в соответствии со своими, по сути искусственно сконструированными моделями.
Сущностной характеристикой тоталитарной системы является ориентация на слитность, тотальное единство всех без исключения сфер жизни в обществе. Это, в частности, проявилось в отрицании тоталитаризмом важнейшего, можно сказать, центрального элемента современной западной цивилизации — гражданского общества и его институтов, составляющих фундаментальные аспекты человеческого бытия. Как выше говорилось, гражданское общество является средоточением множества разнообразных конкурирующих друг с другом центров и источников власти и влияния, обеспечивающих свободу реализации возможностей каждого отдельно взятого индивида, прежде всего свободу экономического выбора. Как показал исторический опыт демократических и тоталитарных систем, не может быть личной свободы там, где нет разнообразия источников жизнеобеспечения и свободы экономического выбора.
Очевидно, что контроль над важнейшими ресурсами общества, как материальными, так и нематериальными, будет находиться у тех, в чьих руках сосретоточен контроль над экономической властью. Как подчеркивал Ф. фон Хайек, «идея централизованного планирования заключается в том, что не человек, но общество решает экономические проблемы, и, следовательно, общество ! точнее, его представители) судит об относительной ценности пи'х или иных целей». Там, где нет свободы экономического вы-С"-<оа- а единственный работодатель — государство (или в случае
•; национал-социализмом — всецело преданные режиму или пол-.-чстью контролируемые им частные предприятия), не может ' ьггь и речи о свободном политическом, интеллектуальном и каком-либо ином волеизъявлении людей. Собственность, принадле-
-уггцая государству или жестко им контролируемая, неизбежно политизируется, поскольку она порождает монополию власти, подчиняющей себе все рычаги политики и экономики, сливающих-''я в единое целое. Что касается самой собственности, то она становится обезличенной, надындивидуальной, отчужденной. Более ч ого, и собственность, и экономика оказываются не просто политизированными, а политизированными при существенной милитаризации их важнейших компонентов и характеристик.
Человек — это абстракция, некая умственная конструкция, если пренебречь такими арактеристиками, как раса, пол, воз- 289
раст, нация, культура, вера и т.д. Не случайно идеологи и вож. ди тоталитаризма поставили своей целью трансформацию экономических, социальных, социокультурных, духовных отношений, убеждений, ценностей, установок людей. Больше того, ставилась задача сознательной и целенаправленной переделки самого человеческого бытия. С этой точки зрения тоталитаризм в отличие от всех форм традиционного деспотизма, абсолютизма и авторитаризма является феноменом XX столетия. Для последних при всех их различиях было характерно господство традиции, обычая, предания и т.д., власть занимала подчиненное по отношению к ним положение, она основывалась на традиции. Единство в традиционном обществе зиждилось на укорененности в общественных структурах — семье, общине, родственных связях, племени, этнонациональном сообществе, церкви и т.д. Люди, порой занимая чуть ли не рабское положение по отношению к власть имущим, все же находили опору в этих структурах.
Традиция представляет собой механизм воспроизводства социальных институтов и норм, при котором поддержание последних обосновывается, узаконивается самим фактом их существования в прошлом. Поэтому не приходится удивляться тому, что тоталитаризм ставит аннигиляцию традиций в качестве одной из своих главных целей. Эта установка выражалась в переименовании древних названий городов, улиц, проспектов, музеев и т.д., в ограничении доступа к определенным видам исторической и критической литературы, в отказе от некоторых «устаревших» традиций в области архитектуры, живописи, скульптуры, театра, от отдельных празднеств, обычаев народной жизни, которые будто бы противоречили новым культурным традициям, мешали им нормально складываться и развиваться. С этой точки зрения тоталитаризм отличает своеобразная амнезия исторической памяти, своебразный манкуртизм.
Одной из важнейших предпосылок и условий тоталитарной системы является размывание, а то и элиминация традиционной социальной стратификации, достижение культурной, социальной, нравственной даже этнонациональной (в теории) однородности путем уничтожения всех объединений, организаций, которые могли служить для человека референтными группами, таких как нация, соседская родственная община, церковь, реальные, а не официальные организации, союзы, ассоциации, сословия, классы и др. Такая однородность строится на подрубании всех органических 290
^орней, связывающих отдельного человека с обществом, на предельной унификации всех связей человека, выставлении на всеобщее обозрение самых неприкосновенных сторон и аспектов ча-дтной жизни. Единственной референтной группой для отдельного человека остается государство. Здесь, пожалуй, в наиболее наглядной форме и во вселенском масштабе был реализован принцип «разделяй и властвуй». «Религия и национализм,— писал Э.Фромм,— как и любые обычаи, любые предрассудки — даже самые нелепые и унизительные. — спасают человека, если связывают его с другими людьми, от самого страшного — изоляции». Идеологи и вожди тоталитаризма, сознавая это, сделали все для того, чтобы фрагментировать и атомизировать обществе, лишить человека унаследованных от прошлого социальных и иных связей и тем самым изолировать людей друг от друга. В результате каждый отдельно взятый индивид остается один на один с огромным всесильным аппаратом принуждения.
Тоталитарные перевоплощения интернационализма и национализма
Как известно, одной из важнейших традиционных опор, "а которых базируется личность, тем зеркалом, через которое ин-ливид сознает себя членом общества и приобретает чувство самости, является нация. Симптоматично, что правый и левый варианты тоталитаризма, подойдя к этой проблеме, казалось бы, '. прямо противоположных позиций, сумели использовать ее каждый по-своему для утверждения тотального господства государства.
С определенными оговорками можно сказать, что марксизм является ровесником национальной идеи и понимаемого широко о не только сугубо негативно) национализма. В этом контексте "н представляет собой не только вызов классической политической экономии и критику капиталистических производственных 'тношений, но и критику национализма и религии. Будучи программой освобождения людей от промежуточных образований, мешающих превращению отдельного индивида во «всемирную историческую личность», марксизм постулировал образование пролетариата в качестве силы, трансцендирующей национальные при-«йрженности и действующей на наднациональном уровне. Что-•'ы подчинить людей выполнению этой цели, ставилась задача 291
подорвать национально-культурные традиции и ценности, отс^? рвать их от национальных корней. Поэтому естественно, что с с^ мого начала марксизм рассматривал национализм, равно как и р». лигию, в качестве противника и врага, с которыми необходимо вести решительную и бескомпромиссную борьбу.
Оценивая национальный вопрос всецело с точки зрения целей классовой борьбы пролетариата, основоположники марксизма исходили из постулата, согласно которому любое общество строи», »| ся на горизонтальных классовых различиях, пересекающих в&- ^ циональные границы и приверженности, и поэтому классовые I различия играют более фундаментальную роль по сравнению со Щ всеми другими различиями, в том числе и национально-этичев»|| кими. Была сформулирована идея, согласно которой национализм Ц представляет собой продукт капиталистического развития и емц ^ суждено исчезнуть с исчезновением капитализма. К.Маря(|,д и Ф.Энгельс утверждали, что освобождение пролетариата от Щ»1Д питалистического ига приведет к ускоренному исчезновении^ национальных различий и антагонизмов. Предполагалось, что с у^ тановлением господства пролетариата и по мере утверждения при) ципов социализма разделение людей по национальному принц] пу потеряет всякий смысл и оно будет полностью заменех классовым разделением. При этом особо подчеркивалась мысд о том, что только пролетариат способен стать той силой, кот< рая может выполнить историческую задачу объединения нарЯ дов в единое целое. '"^'Щ
Следует отметить, что марксисты, в том числе и русские, М?;д ли ожесточенные споры о будущем нации и национальных ОЯ^Ц ношений в условиях перехода к социализму и в ходе социалЖИ тического строительства. Но при всех спорах о федерализме!»;;
автономизации, реализации права наций на самоопределение вплотаюЦ до полного отделения В.И.Ленин и его сподвижники в целом сохрани няли убежденность в том, что в процессе социалистической! щ строительства социально-экономические и национально-куЯ^-1 турные различия между регионами, национально-государствен ' ными образованиями постепенно будут сглажены и в конечно!? счете преодолены, что создаст условия для победы интернацив'-нального начала над национальным началом.
Марксизм-ленинизм по самой своей сути не мог принять национальную идею, национальное начало, тем более национализм, поскольку они рассматривались (собственно и были таковыми) как важнейшее препятствие на пути интернационального 292
единения народов на принципах классовой солидарности и классовой борьбы. Поэтому неудивительно, что предложенная коммунистами программа имела своей целью, по сути дела, сознательную, принудительную систематическую переделку самой природы этноса, этнонационального. Такая цель вытекала, собственно говоря, из самой установки на большевизм и советизацию всех аспектов жизни огромной многоликой империи, ее государственно-административной системы, культуры, социальной сферы, даже реалий быта. Как известно, правители Российской империи довольно терпимо относились (либо смотрели на это сквозь пальцы) к сохранению во многих этнонациональных образованиях традиционных форм и органов управления, вероисповедания. Большевизация и советизация предполагали уничтожение всего этого и жесткую унификацию и стандартизацию всего и вся по меркам, составленным в центре.
С этой точки зрения все нации и народности оказались действительно равны. Как бы игнорируя законы общественно-исторического развития, предписывающие каждому народу свой собственный путь и собственное место в обществе, называемом человеческим, была поставлена задача осчастливить многие народы, оставшиеся при феодализме, путем перенесения их в социализм, минуя капитализм, а те народы, которые «застряли» в родоплеменных отношениях, приобщить к благам социализма, минуя и феодализм, и капитализм. Широкомасштабные репрессии и выселение наиболее трудолюбивой прослойки населения из деревни под лозунгом ликвидации кулачества как класса, вынужденное переселение людей из деревни в город или отдаленные регионы страны вели к подрыву питательных корней, вековых устоев национального образа жизни, ослаблению приверженности к труду, родному очагу, национальной истории. В итоге советские люди были объявлены членами совершенно невероятного и парадоксального образования — интернационального народа, безнациональной нации — «новой исторической общности» в лице советского народа.
Еще более пародоксальным представлялось то, что идеология интернационализма приобрела уже в своеобразно перевернутой форме функции идеологии национализма. Этому в значительной степени способствовали интересы и потребности сохранения России как единого государства в условиях возрождения сепаратистских устремлений отдельных национальных регионов внутри стра-аы и постоянной угрозы внешней интервенции, создавшей 293
атмосферу осажденной крепости. Идеология интернационализма, по сути дела, оказалась поставленной на службу государственных инте